У него на шее висела много раз чиненная цепь, доходящая до колен. Его зубы ярко блестели.
Человек посмотрел на Парана снизу вверх водянистыми глазами.
– Остались гобелены.
– Простите?
– Конечно, стал старше, – привратник распахнул дверь пошире. – Но те же черты, прекрасная выправка, лицо и вообще все. Добро пожаловать домой, Ганоез.
Паран провел лошадь по узкому проходу между двумя хозяйственными постройками.
– Я не знаю тебя, солдат, – произнес Паран.
– Но, похоже, ты знаком с моим портретом. Что, он теперь служит у тебя каминным ковриком?
– Вроде того.
– Как тебя зовут?
– Гарнет, – ответил привратник; он запер дверь и шел теперь позади лошади. – Служу твоему отцу последние три года.
– А что ты делал до того, Гарнет?
– И не спрашивай.
Они вышли во двор. Паран остановился, глядя на охранника.
– Мой отец всегда все узнавал о людях, прежде чем принимать их на службу.
Гарнет широко улыбнулся, обнажив белоснежный ряд зубов.
– Да, так и было. И вот он я. Ничего бесчестного в моей жизни не было.
– Ты ветеран.
– Я возьму лошадь.
Паран передал ему поводья. Теперь двор показался ему значительно меньшим, чем раньше. Старый колодец, выкопанный безымянными людьми, жившими здесь сразу после завоевания Канизов, казалось, готов был рассыпаться в прах. Ни один мастер не возьмется перебирать эти древние камни, рискуя разбудить привидения и призвать их проклятия на свою голову. Под домом тоже встречались подобные камни, а многие комнаты и переходы из-за них вообще не использовались.
Слуги сновали по саду. Никто не заметил прибытия Парана.
Гарнет кашлянул.
– Твоих отца и матери здесь нет. Он кивнул. Они наверняка были в Эмало, в деревенском доме.
– А сестры здесь, – продолжал Гарнет. – Я послал слуг привести в порядок комнату.
– Там ничего не трогали? Гарнет опять ухмыльнулся.
– Ну да. Просто вынесли лишнюю мебель и бочки. Пространство важнее всего, знаешь ли…
– Как всегда, – вздохнул Паран и, ни слова больше не говоря, пошел к дому.
Шаги Парана отдавались гулким эхом, когда он подошел к длинному обеденному столу гостиной. Сидевшие на полу кошки бросились врассыпную. Паран снял дорожный плащ, бросил его на спинку стула. Потом сел на длинную скамью и устало прислонился к стене, завешенной гобеленом. Паран закрыл глаза.
Через несколько минут раздался женский голос:
– Я думала, ты в Итко Кане.
Он открыл глаза. Его сестра, Тавори, на год моложе, стояла в голове стола, положив руку на спинку отцовского стула. Сестра была как и прежде бледна, рыжеватые волосы подстрижены коротко, не по моде. Она стала выше ростом. Тавори больше уже не была неуклюжим подростком. Она безразлично разглядывала брата.
– Меня перераспределили, – ответил Паран.
– Сюда? Мы бы знали.
«Ах да, вы бы знали, неужели? Все бы только об этом и сплетничали», – подумал Паран.
– Все произошло внезапно, – сказал он вслух, – но произошло. Но я не останусь в Унте. Я здесь на несколько дней.
– Кто-то замолвил за тебя словечко? Он улыбнулся.
– К чему этот допрос? Или мы по-прежнему должны думать о нашем влиянии?
– Но ведь на тебе не лежит ответственность за семью, брат.
– Ах да, она лежит на тебе. Отец выздоровел?
– Он медленно выздоравливает. Здоровье у него слабое. Даже в Итко Кане ты…
Паран вздохнул.
– Все никак не оставишь меня в покое, Тавори? Все припоминаешь мой грехи? Я здесь всего на несколько дней, запомни. В любом случае, теперь семейство в надежных руках…
Ее бесцветные глаза сузились, но гордость не позволила ей ничего ответить.
– А как Фелисин? – спросил он.
– Занимается. Она не слышала о твоем возвращении. Она очень обрадуется и огорчится, что ты ненадолго.
– Она по-прежнему соперница тебе, Тавори?
– Фелисин? – фыркнула она, отворачиваясь. – Oна слишком мягка для этого мира. Для любого мира. Я полагаю, она не изменилась. Она будет счастлива видеть тебя.
Он посмотрел на ее удаляющуюся спину.
От него пахло потом, его собственным и конским, – дорога, грязь и все остальное…«Старая кровь и старый страх, – подумал Паран, оглядываясь. – Гораздо меньше, чем то, что я помню».
Вторая глава
С приходом Моранта беда
Постигла наши города.
Как корабли, что гибнут всем усильям вопреки,
Тяжелым камнем уходя под воду,
Так пали и они от императорской руки,
Теряя навсегда свою свободу…
В двенадцатый год той войны,
В год расколовшейся Луны,
Как страшный сон,
Как наважденье,
Ее явились порожденья.
Дождь смертоносный орошал
Край, некогда столь плодородный,
И жертв во тьме ночной искал
Ужасный нетопырь голодный.
Всего два города остались,
Что малазанцам не сдавались.
Один, исполненный отваги.
Вздымал врагу навстречу стяги,
Другой, союзников лишен,
Без помощи остался он.
Но вскоре весь народ узнал –
Кто был сильнее, первым пал.
Зов Тени.
Фелисин (род. 1146)
1163 год сна Огненной Богини (два года спустя). 105 год Малазанской империи. 9 год правления императрицы Лейсин
В столбах дыма вились вороны. Их крики сливались в единый хор и заглушали крики раненых и умирающих солдат. В неподвижном воздухе висело марево, пахло паленой плотью. На третьем по счету от павшего города Засеки холме в одиночестве стояла Порванный Парус.
Сквозь магический туман повсюду виднелись следы побоища: обломки доспехов, нагрудники, шлемы, оружие. Час назад здесь были мужчины и женщины, которые носили эти доспехи и это оружие, от них не осталось и следа. Тишина над мертвым местом тяжело гулко отдавалась в голове Порванного Паруса.
Она скрестила руки на груди. Малиновый плащ с серебряной оторочкой, указывавший на ее принадлежность к магам Второй армии, был теперь помят и разорван. На ее овальном лице, обычно свежем и полном лукавого юмора, появились глубокие морщины. Она была бледна.
Среди всех этих запахов и звуков, окружавших ее, Порванный Парус ощущала только тишину, которая просачивалась из пустых доспехов, разбросанных вокруг. В действительности же у тишины был иной источник. Магия, что бушевала здесь сегодня, вполне могла разрушить грань между мирами. Что бы ни таилось за Путями Хаоса, оно подкралось теперь совсем близко.
Волшебница думала, что после пережитого ужаса уже не сможет испытывать никаких эмоций, но когда она увидела ряды легионеров Черного Моранта, входящих в город, тьма пеленой застелила се глаза.
«Союзники. Они потребовали себе час в городе». К концу этого часа в городе останется на тысячу человек меньше. Долгое и яростное сосуществование двух народов должно было прийти к завершению. С помощью меча. «Милость».
Дюжина огней разом разгорелась в городе. Осада, наконец, после трех лет, окончена. Но Порванный Парус знала, что это не конец. Что-то будет еще, что-то, прячущееся и выжидающее в тишине. Она тоже подождет. Этот день опустошил ее, ей ничего не удалось.
Внизу на равнине тела мертвых малазанских солдат покрывали землю сплошным ковром. На человеческих останках сидели самодовольные вороны. Выжившие во время кровавой битвы солдаты бродили по полю в поисках убитых товарищей. Порванный Парус с болью во взгляде следила за ними.
– Они идут, – произнес голос слева от нее. Она медленно обернулась. Маг Хохолок лежал на дымящихся доспехах, его выбритый череп блестел на свету. Маг был поражен волной магии. Розоватые, заляпанные грязью внутренности выползли из его развороченного тела, подсыхая на воздухе. Бледная тень магии появилась от его усилий остаться в живых.
– Хотя они умерли, – пробормотала Порванный Парус.
– Они счастливы сегодня.
– Ты не видишь.
Хохолок усмехнулся, отчего из его грудной клетки выплеснулся густой фонтанчик крови.
– Они идут, – повторил он. – Ты еще не видишь их?
Она посмотрела на склон холма, ее глаза сузились. Приближалось четверо солдат.
– Кто они такие?
Маг не ответил.
Порванный Парус снова посмотрела на него и увидела устремленный на нее тяжелый взгляд, означающий то, что умирающий вплотную подошел к последней черте.
– Ты их нутром почуял, да? Похоже, отсюда можно уйти только одним способом. Его ответ удивил ее.
– Это выражение лица тебе совсем не идет. Парус всегда была… – Он не закончил фразу, сморщился и быстро заморгал, отгоняя подступающую тьму. – Всегда рискуешь узнать слишком много. Хорошо, что я и без тебя обошелся, – он улыбнулся, обнажая окровавленные зубы. – Подумай о хорошем. Плоть умирает.
Она пристально глядела на него, удивляясь его внезапной… человечности. Может быть, смерть заставила отвергнуть принятые при жизни ухищрения и условности. Может, она была просто не готова встретиться с обычным смертным, который все это время жил в Хохолке. Порванный Парус опустила руки и прерывисто вздохнула.
– Ты прав. Сейчас не время заботиться о хорошей мине. Я никогда не любила тебя, Хохолок, но никогда не ставила под сомнение твою храбрость. И не собираюсь этого делать, – она внимательно оглядела его, удивляясь тому, что его ужасная рана ее не пугает. – Думаю, даже искусство Тайскренна не спасет тебя, Хохолок.
Хитрое выражение промелькнуло в его глазах, он разразился болезненным смехом.
– Милая девочка, – простонал он, – твоя наивность не перестает меня восхищать.
– Разумеется, – фыркнула она, неожиданно уязвленная его заявлением. – В последний раз подшутить надо мной на правах старого знакомства.
– Ты не поняла…
– Ты так считаешь? Ты говоришь, что еще не все кончено. Ты так хочешь добраться до верховного мага, что готов ускользнуть из холодных объятий Худа, не так ли? Месть с того света, да?
– Ты могла бы уже раскусить меня за эти годы. Я всегда готовлю черный ход.
– Ты даже пошевелиться не можешь. Как ты собираешься делать что-то?
Маг облизнул пересохшие губы.
– Главное – начать, – тихо сказал он.
Беспокойство змеиным клубком свилось внутри нее. У себя за спиной она услышала звон доспехов и бряцание оружия, эти звуки заставили ее похолодеть. Она повернулась: на вершине холма появилось четверо солдат. Трое мужчин и женщина, все в заляпанных грязью малиновых плащах, с бледными лицами. Чародейка не сводила глаз с незнакомки. Женщина была молода, от нее веяло холодом, глаза же горели огнем. «Что-то не так. Будь осторожна», – подумала чародейка.
Шедший впереди человек (судя по нашивке на рукаве, сержант) приблизился к Порванному Парусу. Глубоко посаженные усталые серые глаза бесстрастно изучали ее.
– Эта? – спросил он, оборачиваясь к высокому темнокожему человеку, который шел за ним следом. Тот отрицательно помотал головой.
– Нет, тот, кто нам нужен, находится у нее за спиной, – хотя темнокожий говорил по-малазански, в его речи слышался акцент жителя Семи Городов.
Третий из подошедших, тоже темнокожий, обошел сержанта слева и уставился на Хохолка. Порванный Парус задело то, что он совершенно ее проигнорировал. Она собиралась сказать ему пару слов, но это оказалось нелегко.
– Что ж, – обратилась она к сержанту, – если вы погребальная команда, то вы слишком рано. Он еще жив. Только, – продолжила она, – вы не погребальная команда. Это ясно. Хохолок затеял что-то; он полагает, что сможет жить и с половиной тела.
– Сержант поджал губы.
– А что скажешь ты, чародей?
Черный человек рядом с ним оглянулся на девушку, которая все еще стояла поодаль. Он, казалось, дрожал от холода, но его худое лицо было лишено всякого выражения, когда он загадочно пожал плечами, проходя рядом с Порванным Парусом.
Она невольно вздрогнула, почувствовав исходящую от него силу. Потом глубоко вдохнула воздух. Он маг. Девушка проследила, как он подходил к своему товарищу, который стоял рядом с Хохолком, пытаясь разглядеть его форму под слоем грязи и крови.
– Кто вы такие?
– Девятый взвод, Вторая армия.
– Девятый? – задохнулась она. – Вы – Разрушители Мостов, – она прищурилась, глядя на сержанта. – Девятый. Значит, ты – Вискиджак.
Он чуть вздрогнул.
У Порванного Паруса пересохло во рту. Она кашлянула.
– Разумеется, я слышала о вас. Слышала, что…
– Это неважно, – сурово перебил он, – Слухи множатся как кролики.
Она провела рукой по лицу. Разрушители Мостов. Они были элитными войсками императора, его любимцами, но после того, как девять лет назад Лейсин убила императора, их посылали на любую, даже самую грязную работу. Из десятка взводов выжил один. Выжившие, в основном сержанты, были известны в Малазанской армии на побережье, и даже за се пределами. Их имена стали легендарными. Надоеда, Старьевщица, Вискиджак… Имена, овеянные славой и циничными комментариями, как это часто происходит в армии. Они были гордо реющим стягом, символом всей этой безумной бесконечной кампании.
Сержант Вискиджак изучал следы побоища на холме, пытаясь воссоздать полную картину произошедшего. На его лице ходили желваки. Он понимающе взглянул на Порванный Парус, его серые глаза потеплели. Порванный Парус едва не разрыдалась.
– Ты единственная, кто уцелел? – спросил он. Она отвернулась, пытаясь взять себя в руки.
– Единственная, удержавшаяся на ногах. Но дело тут не в умении. Просто повезло.
Если он и услышал горечь в ее голосе, то ничем не выдал этого. Он замолчал, наблюдая за своими людьми, склонившимися над Хохолком.
Порванный Парус с трудом провела языком по пересохшим губам. Она взглянула на солдат Вискиджака, о чем-то негромко беседовавших с Хохолком. Она услышала смех Хохолка и звук мягкого удара, который заставил ее вздрогнуть.
– Тот высокий, – обратилась она к сержанту, – он ведь маг?
Вискиджак кивнул, затем добавил:
– Его зовут Быстрый Бен.
– Это не то имя, с которым он родился.
– Верно.
Она повела плечами под тяжелым плащом. Тупая боль внизу спины прошла.
– Я должна с ним познакомиться, сержант. Такую силу, как у него, трудно не заметить. Он не новичок.
– Да, именно так, – ответил Вискиджак.
Она начала злиться.
– Я жду объяснений. Что там происходит?
Вискиджак поморщился.
– Ничего особенного, если просто смотреть со стороны, – он громко позвал: – Быстрый Бен! Маг обернулся.
– Мы уже почти договорились, сержант, – сказал он, сверкая белоснежной улыбкой.
– Дыхание Худа, – вздохнула Порванный Парус, отворачиваясь. Девушка по-прежнему стояла на гребне холма и, казалось, со вниманием изучала колонну Морантов, входящих в город. Она обернулась, будто почувствовав взгляд Порванного Паруса. Ее лицо поразило чародейку. Она отвела глаза. – Это все, что осталось от твоего отряда, сержант? Два потрепанных мародера и новобранец, жадный до крови?
– Их осталось только семеро, – холодно ответил Вискиджак.
– А сколько их было утром?
– Пятнадцать.
«Что-то здесь не так». Чувствуя необходимость что-нибудь сказать, она произнесла:
– Лучше меньше, да лучше, – и тут же мысленно обругала себя, заметив, как кровь отхлынула от лица сержанта. – Нет, – добавила она, – я уверена, что погибшие были отличные воины.
– Погибли они достойно, – сказал он торжественно.
Его слова потрясли ее. Она закрыла глаза, пытаясь побороть слезы недоумения и отчаяния. «Слишком много всего произошло. Я не готова к этому, – подумала она в смятении. – Я не готова к встрече с Вискиджаком, человеком, ставшим легендой, который столько раз уходил от верной смерти, служа империи».
За последние три года Разрушителей Мостов никто не видел. С начала осады Засеки они были брошены на минирование массивных городских стен. Приказ пришел прямо из столицы, это было либо жестокой шуткой, либо результатом полного невежества: под долиной залегала сплошная скальная порода, в которой был глубокий разрыв и даже с помощью магии было сложно увидеть его дно. «Они три года шли под землей. Когда они в последний раз видели солнце?»
– Сержант, – Порванный Парус, вздрогнув, открыла глаза. – Вы до этого самого утра были в туннелях?
Теперь она отчетливо поняла, откуда на его лице такая боль.
– Каких туннелях? – мягко спросил он, отступив от нее на шаг.
Порванный Парус подалась вперед и взяла его руки в свои. Его руки дрожали.
– Вискиджак, – прошептала она, – ты все правильно угадал. О… обо мне, обо всем, что творилось на холмах, что случилось со всеми этими солдатами, – она помолчала и добавила: – Мы можем разделить только неудачу. Мне жаль.
Он отнял руки и отвел глаза.
– Не надо, чародейка, – он снова посмотрел на нее. – Сожаление – это не то чувство, которое мы можем себе позволить.
И он вернулся к солдатам.
– Этим утром нас было тысяча четыреста человек, – услышала Порванный Парус голос молодой женщины.
Порванный Парус обернулась. С такого близкого расстояния она увидела, что девушке не больше пятнадцати лет. Лишь ее глаза цвета старого оникса казались древними.
– А теперь?
Девушка пожала плечами почти беззаботно.
– Тридцать, может быть, тридцать пять. Четыре из пяти туннелей обвалились. Мы были в пятом и сумели выкопать ход наружу. Скрипач и Еж продолжают искать остальных, но считают, что шансов нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
Человек посмотрел на Парана снизу вверх водянистыми глазами.
– Остались гобелены.
– Простите?
– Конечно, стал старше, – привратник распахнул дверь пошире. – Но те же черты, прекрасная выправка, лицо и вообще все. Добро пожаловать домой, Ганоез.
Паран провел лошадь по узкому проходу между двумя хозяйственными постройками.
– Я не знаю тебя, солдат, – произнес Паран.
– Но, похоже, ты знаком с моим портретом. Что, он теперь служит у тебя каминным ковриком?
– Вроде того.
– Как тебя зовут?
– Гарнет, – ответил привратник; он запер дверь и шел теперь позади лошади. – Служу твоему отцу последние три года.
– А что ты делал до того, Гарнет?
– И не спрашивай.
Они вышли во двор. Паран остановился, глядя на охранника.
– Мой отец всегда все узнавал о людях, прежде чем принимать их на службу.
Гарнет широко улыбнулся, обнажив белоснежный ряд зубов.
– Да, так и было. И вот он я. Ничего бесчестного в моей жизни не было.
– Ты ветеран.
– Я возьму лошадь.
Паран передал ему поводья. Теперь двор показался ему значительно меньшим, чем раньше. Старый колодец, выкопанный безымянными людьми, жившими здесь сразу после завоевания Канизов, казалось, готов был рассыпаться в прах. Ни один мастер не возьмется перебирать эти древние камни, рискуя разбудить привидения и призвать их проклятия на свою голову. Под домом тоже встречались подобные камни, а многие комнаты и переходы из-за них вообще не использовались.
Слуги сновали по саду. Никто не заметил прибытия Парана.
Гарнет кашлянул.
– Твоих отца и матери здесь нет. Он кивнул. Они наверняка были в Эмало, в деревенском доме.
– А сестры здесь, – продолжал Гарнет. – Я послал слуг привести в порядок комнату.
– Там ничего не трогали? Гарнет опять ухмыльнулся.
– Ну да. Просто вынесли лишнюю мебель и бочки. Пространство важнее всего, знаешь ли…
– Как всегда, – вздохнул Паран и, ни слова больше не говоря, пошел к дому.
Шаги Парана отдавались гулким эхом, когда он подошел к длинному обеденному столу гостиной. Сидевшие на полу кошки бросились врассыпную. Паран снял дорожный плащ, бросил его на спинку стула. Потом сел на длинную скамью и устало прислонился к стене, завешенной гобеленом. Паран закрыл глаза.
Через несколько минут раздался женский голос:
– Я думала, ты в Итко Кане.
Он открыл глаза. Его сестра, Тавори, на год моложе, стояла в голове стола, положив руку на спинку отцовского стула. Сестра была как и прежде бледна, рыжеватые волосы подстрижены коротко, не по моде. Она стала выше ростом. Тавори больше уже не была неуклюжим подростком. Она безразлично разглядывала брата.
– Меня перераспределили, – ответил Паран.
– Сюда? Мы бы знали.
«Ах да, вы бы знали, неужели? Все бы только об этом и сплетничали», – подумал Паран.
– Все произошло внезапно, – сказал он вслух, – но произошло. Но я не останусь в Унте. Я здесь на несколько дней.
– Кто-то замолвил за тебя словечко? Он улыбнулся.
– К чему этот допрос? Или мы по-прежнему должны думать о нашем влиянии?
– Но ведь на тебе не лежит ответственность за семью, брат.
– Ах да, она лежит на тебе. Отец выздоровел?
– Он медленно выздоравливает. Здоровье у него слабое. Даже в Итко Кане ты…
Паран вздохнул.
– Все никак не оставишь меня в покое, Тавори? Все припоминаешь мой грехи? Я здесь всего на несколько дней, запомни. В любом случае, теперь семейство в надежных руках…
Ее бесцветные глаза сузились, но гордость не позволила ей ничего ответить.
– А как Фелисин? – спросил он.
– Занимается. Она не слышала о твоем возвращении. Она очень обрадуется и огорчится, что ты ненадолго.
– Она по-прежнему соперница тебе, Тавори?
– Фелисин? – фыркнула она, отворачиваясь. – Oна слишком мягка для этого мира. Для любого мира. Я полагаю, она не изменилась. Она будет счастлива видеть тебя.
Он посмотрел на ее удаляющуюся спину.
От него пахло потом, его собственным и конским, – дорога, грязь и все остальное…«Старая кровь и старый страх, – подумал Паран, оглядываясь. – Гораздо меньше, чем то, что я помню».
Вторая глава
С приходом Моранта беда
Постигла наши города.
Как корабли, что гибнут всем усильям вопреки,
Тяжелым камнем уходя под воду,
Так пали и они от императорской руки,
Теряя навсегда свою свободу…
В двенадцатый год той войны,
В год расколовшейся Луны,
Как страшный сон,
Как наважденье,
Ее явились порожденья.
Дождь смертоносный орошал
Край, некогда столь плодородный,
И жертв во тьме ночной искал
Ужасный нетопырь голодный.
Всего два города остались,
Что малазанцам не сдавались.
Один, исполненный отваги.
Вздымал врагу навстречу стяги,
Другой, союзников лишен,
Без помощи остался он.
Но вскоре весь народ узнал –
Кто был сильнее, первым пал.
Зов Тени.
Фелисин (род. 1146)
1163 год сна Огненной Богини (два года спустя). 105 год Малазанской империи. 9 год правления императрицы Лейсин
В столбах дыма вились вороны. Их крики сливались в единый хор и заглушали крики раненых и умирающих солдат. В неподвижном воздухе висело марево, пахло паленой плотью. На третьем по счету от павшего города Засеки холме в одиночестве стояла Порванный Парус.
Сквозь магический туман повсюду виднелись следы побоища: обломки доспехов, нагрудники, шлемы, оружие. Час назад здесь были мужчины и женщины, которые носили эти доспехи и это оружие, от них не осталось и следа. Тишина над мертвым местом тяжело гулко отдавалась в голове Порванного Паруса.
Она скрестила руки на груди. Малиновый плащ с серебряной оторочкой, указывавший на ее принадлежность к магам Второй армии, был теперь помят и разорван. На ее овальном лице, обычно свежем и полном лукавого юмора, появились глубокие морщины. Она была бледна.
Среди всех этих запахов и звуков, окружавших ее, Порванный Парус ощущала только тишину, которая просачивалась из пустых доспехов, разбросанных вокруг. В действительности же у тишины был иной источник. Магия, что бушевала здесь сегодня, вполне могла разрушить грань между мирами. Что бы ни таилось за Путями Хаоса, оно подкралось теперь совсем близко.
Волшебница думала, что после пережитого ужаса уже не сможет испытывать никаких эмоций, но когда она увидела ряды легионеров Черного Моранта, входящих в город, тьма пеленой застелила се глаза.
«Союзники. Они потребовали себе час в городе». К концу этого часа в городе останется на тысячу человек меньше. Долгое и яростное сосуществование двух народов должно было прийти к завершению. С помощью меча. «Милость».
Дюжина огней разом разгорелась в городе. Осада, наконец, после трех лет, окончена. Но Порванный Парус знала, что это не конец. Что-то будет еще, что-то, прячущееся и выжидающее в тишине. Она тоже подождет. Этот день опустошил ее, ей ничего не удалось.
Внизу на равнине тела мертвых малазанских солдат покрывали землю сплошным ковром. На человеческих останках сидели самодовольные вороны. Выжившие во время кровавой битвы солдаты бродили по полю в поисках убитых товарищей. Порванный Парус с болью во взгляде следила за ними.
– Они идут, – произнес голос слева от нее. Она медленно обернулась. Маг Хохолок лежал на дымящихся доспехах, его выбритый череп блестел на свету. Маг был поражен волной магии. Розоватые, заляпанные грязью внутренности выползли из его развороченного тела, подсыхая на воздухе. Бледная тень магии появилась от его усилий остаться в живых.
– Хотя они умерли, – пробормотала Порванный Парус.
– Они счастливы сегодня.
– Ты не видишь.
Хохолок усмехнулся, отчего из его грудной клетки выплеснулся густой фонтанчик крови.
– Они идут, – повторил он. – Ты еще не видишь их?
Она посмотрела на склон холма, ее глаза сузились. Приближалось четверо солдат.
– Кто они такие?
Маг не ответил.
Порванный Парус снова посмотрела на него и увидела устремленный на нее тяжелый взгляд, означающий то, что умирающий вплотную подошел к последней черте.
– Ты их нутром почуял, да? Похоже, отсюда можно уйти только одним способом. Его ответ удивил ее.
– Это выражение лица тебе совсем не идет. Парус всегда была… – Он не закончил фразу, сморщился и быстро заморгал, отгоняя подступающую тьму. – Всегда рискуешь узнать слишком много. Хорошо, что я и без тебя обошелся, – он улыбнулся, обнажая окровавленные зубы. – Подумай о хорошем. Плоть умирает.
Она пристально глядела на него, удивляясь его внезапной… человечности. Может быть, смерть заставила отвергнуть принятые при жизни ухищрения и условности. Может, она была просто не готова встретиться с обычным смертным, который все это время жил в Хохолке. Порванный Парус опустила руки и прерывисто вздохнула.
– Ты прав. Сейчас не время заботиться о хорошей мине. Я никогда не любила тебя, Хохолок, но никогда не ставила под сомнение твою храбрость. И не собираюсь этого делать, – она внимательно оглядела его, удивляясь тому, что его ужасная рана ее не пугает. – Думаю, даже искусство Тайскренна не спасет тебя, Хохолок.
Хитрое выражение промелькнуло в его глазах, он разразился болезненным смехом.
– Милая девочка, – простонал он, – твоя наивность не перестает меня восхищать.
– Разумеется, – фыркнула она, неожиданно уязвленная его заявлением. – В последний раз подшутить надо мной на правах старого знакомства.
– Ты не поняла…
– Ты так считаешь? Ты говоришь, что еще не все кончено. Ты так хочешь добраться до верховного мага, что готов ускользнуть из холодных объятий Худа, не так ли? Месть с того света, да?
– Ты могла бы уже раскусить меня за эти годы. Я всегда готовлю черный ход.
– Ты даже пошевелиться не можешь. Как ты собираешься делать что-то?
Маг облизнул пересохшие губы.
– Главное – начать, – тихо сказал он.
Беспокойство змеиным клубком свилось внутри нее. У себя за спиной она услышала звон доспехов и бряцание оружия, эти звуки заставили ее похолодеть. Она повернулась: на вершине холма появилось четверо солдат. Трое мужчин и женщина, все в заляпанных грязью малиновых плащах, с бледными лицами. Чародейка не сводила глаз с незнакомки. Женщина была молода, от нее веяло холодом, глаза же горели огнем. «Что-то не так. Будь осторожна», – подумала чародейка.
Шедший впереди человек (судя по нашивке на рукаве, сержант) приблизился к Порванному Парусу. Глубоко посаженные усталые серые глаза бесстрастно изучали ее.
– Эта? – спросил он, оборачиваясь к высокому темнокожему человеку, который шел за ним следом. Тот отрицательно помотал головой.
– Нет, тот, кто нам нужен, находится у нее за спиной, – хотя темнокожий говорил по-малазански, в его речи слышался акцент жителя Семи Городов.
Третий из подошедших, тоже темнокожий, обошел сержанта слева и уставился на Хохолка. Порванный Парус задело то, что он совершенно ее проигнорировал. Она собиралась сказать ему пару слов, но это оказалось нелегко.
– Что ж, – обратилась она к сержанту, – если вы погребальная команда, то вы слишком рано. Он еще жив. Только, – продолжила она, – вы не погребальная команда. Это ясно. Хохолок затеял что-то; он полагает, что сможет жить и с половиной тела.
– Сержант поджал губы.
– А что скажешь ты, чародей?
Черный человек рядом с ним оглянулся на девушку, которая все еще стояла поодаль. Он, казалось, дрожал от холода, но его худое лицо было лишено всякого выражения, когда он загадочно пожал плечами, проходя рядом с Порванным Парусом.
Она невольно вздрогнула, почувствовав исходящую от него силу. Потом глубоко вдохнула воздух. Он маг. Девушка проследила, как он подходил к своему товарищу, который стоял рядом с Хохолком, пытаясь разглядеть его форму под слоем грязи и крови.
– Кто вы такие?
– Девятый взвод, Вторая армия.
– Девятый? – задохнулась она. – Вы – Разрушители Мостов, – она прищурилась, глядя на сержанта. – Девятый. Значит, ты – Вискиджак.
Он чуть вздрогнул.
У Порванного Паруса пересохло во рту. Она кашлянула.
– Разумеется, я слышала о вас. Слышала, что…
– Это неважно, – сурово перебил он, – Слухи множатся как кролики.
Она провела рукой по лицу. Разрушители Мостов. Они были элитными войсками императора, его любимцами, но после того, как девять лет назад Лейсин убила императора, их посылали на любую, даже самую грязную работу. Из десятка взводов выжил один. Выжившие, в основном сержанты, были известны в Малазанской армии на побережье, и даже за се пределами. Их имена стали легендарными. Надоеда, Старьевщица, Вискиджак… Имена, овеянные славой и циничными комментариями, как это часто происходит в армии. Они были гордо реющим стягом, символом всей этой безумной бесконечной кампании.
Сержант Вискиджак изучал следы побоища на холме, пытаясь воссоздать полную картину произошедшего. На его лице ходили желваки. Он понимающе взглянул на Порванный Парус, его серые глаза потеплели. Порванный Парус едва не разрыдалась.
– Ты единственная, кто уцелел? – спросил он. Она отвернулась, пытаясь взять себя в руки.
– Единственная, удержавшаяся на ногах. Но дело тут не в умении. Просто повезло.
Если он и услышал горечь в ее голосе, то ничем не выдал этого. Он замолчал, наблюдая за своими людьми, склонившимися над Хохолком.
Порванный Парус с трудом провела языком по пересохшим губам. Она взглянула на солдат Вискиджака, о чем-то негромко беседовавших с Хохолком. Она услышала смех Хохолка и звук мягкого удара, который заставил ее вздрогнуть.
– Тот высокий, – обратилась она к сержанту, – он ведь маг?
Вискиджак кивнул, затем добавил:
– Его зовут Быстрый Бен.
– Это не то имя, с которым он родился.
– Верно.
Она повела плечами под тяжелым плащом. Тупая боль внизу спины прошла.
– Я должна с ним познакомиться, сержант. Такую силу, как у него, трудно не заметить. Он не новичок.
– Да, именно так, – ответил Вискиджак.
Она начала злиться.
– Я жду объяснений. Что там происходит?
Вискиджак поморщился.
– Ничего особенного, если просто смотреть со стороны, – он громко позвал: – Быстрый Бен! Маг обернулся.
– Мы уже почти договорились, сержант, – сказал он, сверкая белоснежной улыбкой.
– Дыхание Худа, – вздохнула Порванный Парус, отворачиваясь. Девушка по-прежнему стояла на гребне холма и, казалось, со вниманием изучала колонну Морантов, входящих в город. Она обернулась, будто почувствовав взгляд Порванного Паруса. Ее лицо поразило чародейку. Она отвела глаза. – Это все, что осталось от твоего отряда, сержант? Два потрепанных мародера и новобранец, жадный до крови?
– Их осталось только семеро, – холодно ответил Вискиджак.
– А сколько их было утром?
– Пятнадцать.
«Что-то здесь не так». Чувствуя необходимость что-нибудь сказать, она произнесла:
– Лучше меньше, да лучше, – и тут же мысленно обругала себя, заметив, как кровь отхлынула от лица сержанта. – Нет, – добавила она, – я уверена, что погибшие были отличные воины.
– Погибли они достойно, – сказал он торжественно.
Его слова потрясли ее. Она закрыла глаза, пытаясь побороть слезы недоумения и отчаяния. «Слишком много всего произошло. Я не готова к этому, – подумала она в смятении. – Я не готова к встрече с Вискиджаком, человеком, ставшим легендой, который столько раз уходил от верной смерти, служа империи».
За последние три года Разрушителей Мостов никто не видел. С начала осады Засеки они были брошены на минирование массивных городских стен. Приказ пришел прямо из столицы, это было либо жестокой шуткой, либо результатом полного невежества: под долиной залегала сплошная скальная порода, в которой был глубокий разрыв и даже с помощью магии было сложно увидеть его дно. «Они три года шли под землей. Когда они в последний раз видели солнце?»
– Сержант, – Порванный Парус, вздрогнув, открыла глаза. – Вы до этого самого утра были в туннелях?
Теперь она отчетливо поняла, откуда на его лице такая боль.
– Каких туннелях? – мягко спросил он, отступив от нее на шаг.
Порванный Парус подалась вперед и взяла его руки в свои. Его руки дрожали.
– Вискиджак, – прошептала она, – ты все правильно угадал. О… обо мне, обо всем, что творилось на холмах, что случилось со всеми этими солдатами, – она помолчала и добавила: – Мы можем разделить только неудачу. Мне жаль.
Он отнял руки и отвел глаза.
– Не надо, чародейка, – он снова посмотрел на нее. – Сожаление – это не то чувство, которое мы можем себе позволить.
И он вернулся к солдатам.
– Этим утром нас было тысяча четыреста человек, – услышала Порванный Парус голос молодой женщины.
Порванный Парус обернулась. С такого близкого расстояния она увидела, что девушке не больше пятнадцати лет. Лишь ее глаза цвета старого оникса казались древними.
– А теперь?
Девушка пожала плечами почти беззаботно.
– Тридцать, может быть, тридцать пять. Четыре из пяти туннелей обвалились. Мы были в пятом и сумели выкопать ход наружу. Скрипач и Еж продолжают искать остальных, но считают, что шансов нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11