Я был бы вынужден продать необходимые ценные бумаги, чтобы купить эти акции. В голове у меня царил кавардак. Мое желание купить акции определяли мотивы, которые были не просто разными, но и взаимоисключающими. С одной стороны, бесовское желание творить зло во имя зла; с другой, — восторг школьника от секретности всей затеи; и, наконец, простая и откровенная жажда денег. И опять же моя ненависть к лицемерию обернулась очарованием. Я хотел насладиться вкусом такого утонченного и изысканного порока.
Но над всем этим возобладал мотив, действительно относившийся к категории безумных. Во-первых, я был сверх меры очарован возможностью стать обладателем безграничных запасов кокаина, а во-вторых гневался на человечество, которое изобрело вещества, погубившие мою жизнь, и хотел свершить отмщение, снабдив отравой как можно больше людей.
Все эти мотивы бултыхались в моем сознании, как куски мяса в кипящем супе. Пары, находившиеся в этом вареве, одурманили меня. Я пожал руку Платта и пообещал тотчас же отправиться в мой банк и сделать все необходимые приготовления.
Я раздувался от исступленной гордости, чувствуя себя крупным дельцом, увидевшим блестящую возможность и ухватившим ее за вихор. Но еще более бредовым образом, я наслаждался тем, что ощущал себя великодушным благодетелем своего собрата по несчастью.
Платт вытащил свои часы. «Мы можем поехать туда немедля и отобедать в городе. Господи помилуй! — воскликнул он внезапно. — Как я бестактен! Я же почти забыл о Леди Пендрагон и Миссис Вебстер!»
— О, они будут в восторге, — захихикал я. — У них будет ужасный ланч из сливочных кексов, кресс-салата, пирожков с мясом и шампанского, а после они отправятся по магазинам, как прелестные маленькие миллионерши.
— Да, разумеется, — сердечно и вполне искренно заметил Платт. — Именно для этого они и созданы. Что касается нас, мы отправимся на ланч в Суитинг, на устрицы и крепкий портер, и выпьем за процветание Парламентских Институтов.
Я засмеялся над этой шуточкой, как безумный, и громко воскликнул:
— Заходите, девушки, есть новости. Нас всех скоро примут в Клуб Алмазного Собачьего Ошейника.
В дверях появилась Гретель. На ее лице по непонятной мне причине застыло обеспокоенное выражение.
— Где Лу? — тут же спросила она, и ее пронзительный голос стал низким от волнения.
— А разве она не с вами? — переспросил я как идиот.
Неожиданный спазм тревоги заставил меня вздрогнуть. Что, черт возьми, могло случиться?
Платт, конечно, был удручен больше, чем любой из нас. Он успешно провернул опасную интригу деликатного свойства; но когда его усилия, казалось, увенчались успехом увидел, что его плану угрожает какая-то необъяснимая опасность. В подзорную трубу интуиции он уже узрел вид на Олд Бейли с высоты птичьего полета. Тот факт, что не было реальной причины для беспокойства, лишь усиливал чувство тревоги.
— Она, должно быть, разыгрывает нас, — сказала Гретель тяжелым, холодным голосом, преодолевая свое волнение с нарочитым усилием.
Мы обыскали все помещение, но Лу и след простыл, а в холле пропало ее меховое пальто и шляпка. Я повернулся к Миссис Вебстер.
— Что случилось? — спросил я резко.
Лицо этой женщины вновь превратилось в непроницаемую маску. Она бросила вызывающий взгляд на Платта, в чьих глазах застыл коварный вопрос.
— Я вообще ничего не могу понять, — сказала она задумчиво. — Все время, пока Лу была в спальне, она, казалось, испытывала крайнюю неловкость. Я думаю, что ей было плохо без порошка. Если бы у меня только был с собой, это бы немного встряхнуло ее. Dummer Ezel! Я никогда больше никуда не выйду без него, пока жива. Я забыла, под каким предлогом она ушла. Полагаю, что это была просто уловка, чтобы уйти и раздобыть героин.
Воцарилось молчание. Платт боялся сказать то, что вертелось у него на языке. Я был всерьез озадачен. Происшествие уничтожило эффект принятого мной кокаина. (Удивительно, как просто разрушить его заклятье!). Превозмогая Танталовы муки я налил три порции бренди, и бросил щепотку снежка в мой стакан, чтобы быть уверенным, что вернусь именно в то состояние, в котором находился.
Мисс Вебстер тем временем полностью овладела собой.
— Мы просто очень глупые дети, — сказала она весело, сделав глоток бренди, — поднять столько шума из ничего. Можно найти тысячу и одну причину, почему она могла решить выйти. Здесь ужасно жарко, и она, наверное, решила прогуляться на свежем воздухе. В любом случае, вам не стоит беспокоиться обо мне. Вы, ребята, лучше отправляйтесь в город и делайте свои дела. А я подожду ее здесь, пока она не появится, и сильно отшлепаю ее за то, что она так напугала нас всех.
Платт и я надели пальто и шляпы. Мы уже прощались с Гретель, говорили ей, чтобы она заказала себе внизу хороший ланч, когда услышали, как в американском замке повернулся ключ.
— А вот и она, — радостно вскричала Гретель. — Мы вели себя совсем как дети!
Дверь открылась; но вошла в нее вовсе не Лу. Это была Мейзи Джекобс, и лицо ее было сурово и полно решимости. Она сухо кивнула остальным, взяла меня за руку и сказала глубоким, напряженным голосом.
— Вы должны тотчас же отправиться со мной, сэр Питер. Вы нужны леди Пендрагон.
Я побледнел. И вновь, вырвавшись из клубка противоречивых чувств, я вспомнил основополагающую истину, которую забывал так изощренно и так часто.
Самым моим глубоким чувством была любовь к жене. Я негодовал понимая это, и никак не мог смириться с этим. Я задал довольно глупый вопрос:
— Что-нибудь случилось? — словно лицо Мейзи, если не говорить ничего о ее неожиданном появлении, не было бы достаточным свидетельством серьезности ситуации.
— Пойдемте со мной, — повторила она.
Гретель наблюдала за диалогом как кошка. Она метала взглядом молнии в Платта, опасаясь, что от страха тот обронит какую-нибудь непоправимую глупость.
— Разумеется, при сложившихся обстоятельствах можно сделать только одно, — поспешно сказала она, блестяще оценив сложившуюся ситуацию. — Вы немедленно поедете с Мисс Джейкобс, сэр Питер. Не стоит говорить, как я обеспокоена, но я надеюсь, что на самом деле все не так уж плохо. Мы с Мистером Платтом заглянем позже, чтобы узнать новости; и если все в порядке — а я даже мысли не допускаю, что может быть как-нибудь иначе — мы назначим встречу на утро по всему, что касается наших дел. Не теряйте ни минуты времени.
Я второпях попрощался с ними, и взял Мейзи за руку. Она побежала со мной вниз по лестнице, оставив остальных дожидаться лифта.
ГЛАВА IV
ОТ ГРЕХА ПОДАЛЬШЕ
Машина Царя стояла у дверей. Мейзи уселась за руль и тронулась с места, не говоря ни слова. Я сидел, дрожа, сбоку от нее, и меня переполняли необъяснимые угрызения совести. От кокаиновых восторгов не осталось и следа. Кокаин как будто усугублял мою нервозность, но, тем не менее, я неоднократно прибегал к наркотику за время недолгой поездки.
Когда мы добрались до студии, там сидела на своем обычном месте, за столом, Лала, а Царь расхаживал по комнате из угла в угол, положив руки за спину и склонив голову, с таким глубокомысленным видом, что, казалось, и не заметил, как мы прибыли. Лу так и не сняла свои меха. Она стояла точно статуя, посреди комнаты. Она то заливалась краской, то бледнела, и это было единственным признаком того, что она еще жива. Глаза ее были закрыты. По какой-то причине она напомнила мне подсудимого, ожидающего приговора.
Царь резко остановился, и мы обменялись рукопожатиями.
— Снимайте шляпу и пальто, и присаживайтесь, сэр Питер, — сказал он резко.
Его обращение было совсем непохоже на прежнее. Он уселся в кресло, отыскал в кармане старую черную трубку и закурил ее, предварительно набив черным табаком. Казалось, что он чрезвычайно возбужден, что опять же было совершенно ему не свойственно. Затем он прокашлялся и поднялся, и поведение его полностью переменилось. Мне он предложил одну из своих миллионерских сигар, и жестом велел Лале подать мне выпить.
— Это новейшая мода у нас в студии, — сообщила Лала веселым тоном. Она явно старалась ослабить напряжение. — Бэзил изобрел этот коктейль прошлым вечером. Мы называем его Кубла Хан номер два. Как вы видите — это наполовину джин, наполовину кальвадос, чайная ложка мятного ликера и около двадцати капель лауданума. Пропускаете через колотый лед, и вот вам самая освежающая штука из всех, мне известных.
Я машинально принял эту шикарную смесь, с трудом сдерживая свое нетерпение. Мне хотелось сразу перейти к делу. Я ощущал близость чего-то не терпящего отлагательств. И еще мне не нравилось, как ведет себя Лу. Она оставалась абсолютно неподвижной и безмолвной; это навевало таинственную жуть.
Царю понадобилось три спички, чтобы раскурить свою трубку, и она продолжала гаснуть чуть ли не перед каждой затяжкой. Вскоре он со злостью швырнул ее на ковер и закурил сигару. Камин был огражден решеткой, на ее перекладине сидела Мейзи, в нетерпении болтая ножками. Создавалось впечатление, что мы ожидаем чего-то, и никто не знает, с чего начать.
— Расскажите ему, Лу, — внезапно скомандовал Царь.
Она встрепенулась, будто от удара. Затем повернулась ко мне лицом к лицу. Первый раз в жизни я обратил внимание, какого она высокого роста.
— Петушок, — вымолвила Лу. — Я стою на распутье.
Она сглотнула, попыталась продолжить речь и не смогла.
Царь сел в свое кресло. Он целиком пришел в себя и наблюдал эту сцену с объективным любопытством профессионала. Лала перегнулась через спинку кресла и что-то долго и серьезно шептала ему на ухо. Он кивнул.
Лам еще раз прокашлялся, и только тогда заговорил напряженным голосом.
— Я думаю, что всего проще будет, если леди Пендрагон расскажет сэру Питеру, как она уже рассказала нам, в точности все, что произошло, как если бы она свидетелем в суде.
Лу беспокойно повела плечами.
— Я сыта по горло, — наконец выпалила она.
— Свидетель, будьте любезны контролировать себя, — сделал замечание голосом судьи Царь Лестригонов.
Суровость его тона не просто привела Лу в чувство; возможно, она стала на миг такой, какой была еще до нашего с ней знакомства.
— Когда эти люди явились сегодня днем, — начала она вполне спокойно, — я сразу же поняла, что они затевают какую-то игру. Я знала, зачем Гретель нужно удалить меня из комнаты, и я напрямую ей в этом препятствовала. Она, полагаю, была правдивой настолько, насколько может быть такая женщина. Что-то относительно покупки акций химического завода?
— Да, именно, — сказал я в ответ, и ощутил, как в моем голосе прозвучала враждебность. — А почему бы и нет? Раз в жизни подворачивается возможность сделать такое удачное вложение, и я не понимаю, почему женщины должны совать свой нос в мужские дела, которые они не понимают и никогда не поймут. Между прочим, я, наверное, уже упустил свой шанс. И все из-за тебя! Если бы я знал, где искать Платта, я бы пошел туда и подписал контракт сию минуту. А пока что я могу пойти в банк и заняться получением денег.
Я вытащил часы.
— Я даже и пообедать уже не успею, — продолжал я, умышленно доводя себя до бешенства.
Лу отступила на несколько шагов, затем вернулась назад и посмотрела мне в лицо.
— Примите мои извинения, Сэр Питер, — произнесла она ледяным, нарочитым тоном. — Я не имею никакого права вмешиваться в ваши планы. В конце концов, они меня более не касаются.
Я вскочил на ноги и отбросил наполовину выкуренную сигару в камин.
— На что ты намекаешь? — спросил я с чувством.
Кажется, я собирался сказать ей что-то еще, но неожиданно во мне что-то будто сломалось. Ощутив слабость, я, задыхаясь, опустился в кресло. Полузакрытыми глазами я смог увидеть, как импульсивно было метнулась ко мне Лу; но затем, овладев собой, отшатнулась, точно человек, обнаруживший, что красиво изогнутая ветка на земле на самом деле оказалась гремучей змеей.
Мой мозг пульсировал вяло и медленно, но она продолжала говорить с безжалостной страстью. Я был сметен бурным порывом ее презрения.
— Я извинилась и зашла посмотреть, что же у вас все-таки происходит. Как оказалось, вы были весьма далеки от действительности. Вы нюхали кокаин, но не в виде эксперимента, и не потому, что это вам было физически нужно, а просто так, из порочности. Вы уже приняли его столько, что были невменяемы. Это я бы еще могла снести, потому что любила вас. Но то, что вы планировали стать партнером этого злодея-убийцы, этого набожного ханжи, это уже совсем другое дело. Это дело чести. Не знаю, как долго простояла я там. Я прожила целую жизнь за секунду, и приняла решение порвать раз и навсегда с этой грязью. Я улизнула и примчалась сюда. Я и сама сейчас полубезумна от жажды Г.; но я не хочу принимать его, пока не будет покончено со всем этим. Боль моего тела помогает мне стойко переносить смертельную муку моей души. О, я знаю разницу между геройством и истерией — можешь называть меня, как тебе нравится, все, что ты скажешь, больше не играет роли. Я не хочу умирать, и поэтому я попросила Бэзиля забрать меня, как он обещал однажды, задолго до нашей с тобой встречи. Он пообещал вылечить меня, и я ловлю его на слове. Он обещал меня забрать, и я напоминаю ему об этом. А ты можешь получить развод. Тебе же лучше. Потому что я не желаю снова видеть твое лицо. Никогда.
Все остальные в этой комнате не существовали для меня. Мне нужно было собраться с силами, чтобы отразить атаку Лу. Стояла абсолютная тишина, нарушаемая только моим сопением. Я снова овладел собой, и разразился оглушительным хохотом.
— Так вот в чем суть фокуса, да? — сумел я, наконец, ответить. — Ты продаешь меня, чтобы купить третью долю у этого хама!
Я запнулся, стараясь придумать какие-нибудь гнусные оскорбления; но мой мозг отказывался работать. Он подсовывал мне какую-то несносную ругань, которая обыкновенно ассоциируется с уличными хамами. Я изрыгнул целый фонтан грязной брани; но даже в тот момент я понимал, что это не делает мне чести. Мои замечания были восприняты с полным безразличием. Даже Лу едва пожала плечами и посмотрела на Царя Лестригонов, точно говоря: «Вы же видите, я была права».
Царь медленно покачал головой. Я, на самом деле, видел очень плохо. Мое зрение оказалось каким-то особым образом нарушено, а сердце переполняло негодование. Я еще раз угостился кокаином. К моему удивлению, Царь проворно встал с кресла и выхватил бутылочку у меня из рук. Я хотел подняться и прикончить его, но на меня нашла предсмертная обморочность. Комната поплыла. Царь вернулся в кресло, и студию опять окутало безмолвие.
По-моему, я ненадолго потерял сознание; ибо не помню, кто обернул мою голову ледяным полотенцем, или как так получилось, что у меня по позвоночнику струилась морозная испарина.
Я пришел в сознание, испустив тяжелый вздох. Все были в прежних позах, за исключением Лу, которая сняла свои меха и вернулась в кресло.
— Если вы чувствуете себя достаточно хорошо, — сказал Царь, — вы могли бы выслушать также и конец этой истории.
Внезапно Лу начали душить рыдания, и она зарылась головой в подушки. Царь подал знак, явно понятый Лалой. Она шагнула вперед, и встала передо мной, убрав руки за спину, как ребенок, повторяющий урок.
— Сэр Питер, — начала она нежным голосом, — Бэзил объяснил леди Пендрагон, что она следует неверному взгляду на данный вопрос. Он рассказал ей, что когда люди борются с наркотической зависимостью, им свойственно говорить и делать вещи, полностью чуждые их характеру. Всем нам известно, что вы с избытком продемонстрировали нам вашу храбрость и чувство чести. Нам известен ваш род, и нам известны ваши подвиги. Беседа с мистером Платтом не считается. Вы были больны. Этим все сказано. Мейзи вызвалась съездить и забрать вас; и, слава богу, она сделала это вовремя!
Лу резко развернулась и обрушилась на Царя Лестригонов.
— Помните, что вы обещали, — буйно кричала она. — Я поймала вас на слове.
— И это тоже, — спокойно ответил он, — происходит потому, что вы больны, равно как и он — болен.
— Значит это порядочно, нарушать слово, данное больной женщине? — она снова рванулась вперед, точно тигрица.
Странная улыбка изогнула губы Царя.
— Ну, а что скажет сэр Питер? — спросил он с некоторой ленивой игривостью.
Я внезапно остро представил себе, как я смехотворно выгляжу, точно больная обезьяна с полотенцем на голове. Я сорвал его и швырнул на пол.
Лала тотчас же его подняла. Я воспринял этот жест, как оскорбление. Со мной обращались, как с человеком, который вечно досаждает, создавая беспорядок в чужой студии. Это усугубило мою угрюмость.
— Неважно, что я скажу, — сердито ответил я. — Но поскольку вы спрашиваете, я скажу так: возьмите ее, держите ее и чтобы больше я о ней не слышал. И на том вам спасибо.
Звук моего голоса заставил меня скривиться. Неужели я настолько увлекся, что позволил себе говорить так вульгарно? Необычным образом все, что происходило, делало мою позицию все менее и менее достойной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40