4. Моисей, желая увековечить себя в памяти иудеев, дал им новую религию, враждебную всем тем, что исповедуют остальные смертные. Иудеи считают богопротивным все, что мы признаем священным, и, наоборот, все, что у нас запрещено как преступное и безнравственное, у них разрешается. В своих святилищах они поклоняются изображениям животного, которое вывело их из пустыни и спасло от мук жажды; при этом режут баранов, будто нарочно, чтобы оскорбить бога Аммона; убивают быков, потому что египтяне чтут бога Аписа. Они не употребляют в пищу мясо свиней, ибо животные эти подвержены той самой болезни, что некогда поразила народ иудеев. О перенесенном ими в древние времена страшном голоде доныне напоминают соблюдаемые иудеями частые посты, а привычка их замешивать хлеб без дрожжей связана с тем, что некогда они питались наспех сорванными сухими колосьями. Они и отдыхать любят в седьмой день, как говорят, потому, что на седьмой день кончились их муки; со временем безделье стало казаться им все более привлекательным, и теперь они проводят в праздности каждый седьмой год. Некоторые, правда, полагают, будто этот обычай они ввели у себя во славу Сатурна, потому ли, что вера их и народ пошли от идеев, удалившихся в изгнание вслед за Сатурном, но, может быть, и потому, что из семи звезд, правящих судьбами смертных, самая высокая и самая могучая — звезда, называемая Сатурновой, а путь, проходимый многими небесными светилами, и время, за которое они этот путь совершают, выражаются числами, кратными семи.
5. Но каково бы ни было происхождение всех описанных обычаев, они сильны своей глубокой древностью; прочие же установления, отвратительные и гнусные, держатся на нечестии, царящем у иудеев: самые низкие негодяи, презревшие веру отцов, издавна приносили им ценности и деньги, отчего и выросло могущество этого народа; увеличилось оно еще и потому, что иудеи охотно помогают друг другу, зато ко всем прочим людям относятся враждебно и с ненавистью. Они ни с кем не делят ни пищу, ни ложе, избегают чужих женщин, хотя до крайности преданы разврату и в общении друг с другом позволяют себе решительно все; они и обрезание ввели, чтобы отличать своих от всех прочих. Те, что сами перешли к ним, тоже соблюдают все эти законы, но считаются принятыми в число иудеев лишь после того, как исполнятся презрения к своим богам, отрекутся от родины, откажутся от родителей, детей и братьев. При всем том иудеи весьма заботятся о росте своего народа, — на убийство детей, родившихся после смерти отца, смотрят как на преступление, души погибших в бою или казненных почитают бессмертными и по этим причинам любят детей и презирают смерть. Тела умерших они не сжигают, а подобно египтянам зарывают в землю; большую роль играет в их религии учение о подземном мире, тоже совпадающее с египетским; зато совсем по-другому, чем египтяне, представляют они себе небесные силы. В Египте божеские почести воздаются различным животным и статуям, нарочно созданным для этой цели, иудеи же верят в единое божественное начало, постигаемое только разумом, высшее, вечное, непреходящее, не поддающееся изображению, и считают безумцами всех, кто делает себе богов из тлена, по человеческому образу и подобию. Поэтому ни в городах у них, ни тем более в храмах нет никаких кумиров, и они не ставят статуй ни в угоду царям, ни во славу цезарей. На том основании, что их жрецы издавна пели хором под звуки флейт и тимпанов, опутывали себя гирляндами из хмеля, а в храме были найдены золотые лозы, кое-кто решил, будто иудеи поклоняются отцу Либеру, который некогда подчинил себе страны Востока и вывел их из состояния дикости. Религии эти, однако, ничуть не сходны: обряды, введенные Либером, торжественны и радостны, обычаи же иудеев бессмысленны и нечисты.
6. Страна их простирается на восток до границ Арабии, на юг — до Египта, на запад — до земель, заселенных финикийцами, и моря; на север от нее широко раскинулась Сирия. Люди здесь крепки телом и выносливы в труде. Дожди выпадают редко, плодоносная почва родит то же, что у нас, а сверх того, тут произрастают пальмы и бальзамовое дерево. Пальмы высоки и прекрасны, бальзамовое дерево на вид невзрачно. Когда какая-нибудь из его веток вздуется, ее нельзя взрезать железом, ибо древесные жилы цепенеют от страха; вскрыть их можно только острым камнем или черепком; жидкость, из них вытекающая, используется врачами для лечения больных. Из гор самая высокая — Ливан; дивно сказать, но снег лежит на ней густым и плотным слоем даже при здешней невозможной жаре, Ливан дает начало реке Иордан и питает ее своими снегами. Иордан не изливается в море, а проходит нетронутым через одно озеро, потом через другое и лишь в третьем остается навсегда. Озеро, в которое впадает Иордан, огромно, почти как море, лишь вода его более отвратительна на вкус; над ним подымаются тяжелые испарения, которые несут чуму людям, живущим по его берегам. Ветер не волнует поверхности озера, рыбы не живут в нем, и не приближаются к нему привыкшие плавать птицы; неподвижные воды, словно покрытые твердой корою, удерживают на своей глади любой предмет и не дают утонуть ни опытному пловцу, ни новичку, едва умеющему плавать. В определенное время года озеро извергает из своих глубин смолу, и люди постепенно научились ее вылавливать, руководствуясь в этом промысле, как и во всех других полезных ремеслах, исподволь накопленным опытом. Это черное вещество в обычном состоянии представляет собой жидкость, но если налить на него уксусу, оно густеет и всплывает на поверхность; тут его берут руками, втягивают на палубу, и тогда оно само по себе, без всякой помощи, начинает изливаться в глубь корабля до тех пор, пока не перережут струю. Перерезать же ее нельзя ни медью, ни железом; она прерывается только от крови, — если поднести к ней одежды, смоченные в той крови, что каждый месяц выделяют женщины. Так по крайней мере рассказывают об этом промысле старинные писатели. Люди же, хорошо знающие тамошние места, говорят, что смола плавает на поверхности озера, ее хватают руками и вытаскивают на берег, а потом, когда она высохнет от испарений земли и солнечных лучей, рубят на куски топорами и клиньями, наподобие того как раскалывают бревна или камни.
7. Неподалеку от этих мест расстилаются равнины, которые, как рассказывают, были некогда плодородны и покрыты многолюдными городами, а после выжжены небесным огнем. Говорят, что остатки этих городов видны и поныне, земля же с тех пор как бы навеки обуглилась и утратила способность плодоносить. Всякое растение, посаженное здесь рукой человека или само по себе пробившееся из земли, тонкий ли у него стебель и бледные цветы или, наоборот, оно кажется поначалу вполне здоровым и крепким, — все равно в конце концов вянет, чернеет и рассыпается в прах. Что касается рассказов о гибели некогда славных и великих городов, уничтоженных небесным огнем, я готов допустить, будто так оно и было на самом деле. Но когда речь заходит о бесплодии здешней земли, о стоящем над ней зараженном воздухе, я полагаю, что лучше объяснять это действием испарений озера; растения же и посевы гибнут от вредоносного дыхания, которое исходит тут от земли и неба. Есть здесь еще и река Бел, впадающая в Иудейское море. В устье ее добывается песок, из которого, если варить его с содой, можно получить стекло; место это очень небольшое, однако сколько ни берут отсюда песка, запасы его не иссякают.
8. Большая часть Иудеи занята деревнями, но есть у них также и города, среди которых столица племени — Иеросолима. Именно здесь находился их храм, в котором были собраны огромные богатства. За первой линией укреплений шел город, дальше — дворец, а храм стоял в самой глубине, за внутренней оградой. Только иудеям разрешалось приближаться к его дверям; внутрь допускались одни лишь жрецы. Пока Востоком правили ассирийцы, мидяне и персы, иудеи были самым жалким из подвластных им народов. Во время господства македонян царь Антиох попытался было искоренить столь распространенные среди них суеверия и ввести греческие обычаи, чтобы хоть немного улучшить нравы этого мерзкого племени, но тут начался мятеж Аршакидов, и вспыхнувшая парфянская война не дала ему довести до конца начатое дело. Позже, когда власть македонян пришла в упадок, парфяне еще не сделались тем могучим народом, в какой они превратились впоследствии, а римляне были далеко, иудеями стали управлять их собственные цари. Затем непостоянная чернь изгнала этих деспотов; но они вернулись, с помощью оружия вновь захватили власть и стали править так, как обычно правят цари: ссылали граждан, уничтожали целые города, убивали братьев, жен, родителей. Полагая, что это поможет укрепить их власть, они приняли также жреческое достоинство и стали еще больше поощрять иудеев в их суевериях.
9. Из римлян Гней Помпей первым покорил Иудею и по праву победителя вступил в иеросолимский храм. Только тогда выяснилось, что храм этот пуст, что изображений богов в нем нет и таинственность, его окружавшая, — плод нелепых фантазий. Стены города были срыты, но святилище осталось стоять по-прежнему. Вскоре у нас у самих вспыхнула гражданская война, восточные провинции оказались в руках Марка Антония, власть в Иудее захватил парфянский царевич Пакор, но Публий Вентидий вскоре убил его и оттеснил парфян на другую сторону Евфрата, а Гай Созий привел иудеев в покорность Риму. Антоний поставил над ними царем Ирода, и Август после своей победы еще больше расширил и укрепил его власть. Когда Ирод умер, некий Симон, не дожидаясь приказаний от Цезаря, сам объявил себя царем. Правивший тогда Сирией Квинтилий Вар покарал его за это, народ был приведен в повиновение, а власть разделена между тремя сыновьями Ирода. При Тиберии в Иудее царило спокойствие, когда же Гай Цезарь велел поставить в храме свое изображение, народ взялся за оружие; правда, вскоре, со смертью Цезаря, движение это улеглось. Из царей, правивших страной, одни умерли, другие впали в ничтожество; Клавдий превратил Иудею в провинцию и поручил управлять ею римским всадникам или вольноотпущенникам. Среди последних особой жестокостью и сластолюбием отличался Антоний Феликс — раб на троне. Он женился на внучке Клеопатры и Антония Друзилле и стал внучатным зятем того самого Антония, внуком которого был Клавдий.
10. Иудеи терпеливо сносили все, но, когда прокуратором сделался Гессий Флор, они подняли мятеж. Легат Сирии Цестий Галл двинулся на его подавление, но вел дело с переменным успехом и проиграл большинство сражений. То ли так ему было суждено судьбой, то ли овладело им невыносимое отвращение к жизни, но он вскоре умер, и Нерон прислал на его место Веспасиана. Веспасиан был в то время в расцвете славы, удача сопутствовала ему повсюду, он опирался на талантливых командиров, и за два лета его победоносная армия овладела всей иудейской равниной и всеми городами страны, кроме Иеросолимы. В следующем году, заполненном событиями гражданской войны, в Иудее ничего важного не произошло, но едва в Италии был восстановлен мир, как снова пришлось думать о положении на границах. Иудеи были единственным народом, отказывавшимся подчиниться Риму, и это особенно возмущало всех. Веспасиан учитывал и то, что новому режиму придется на первых порах столкнуться со всевозможными неожиданностями и случайностями, и считал в этих условиях полезным сохранить руководство армией в руках Тита.
11. Тит, как мы уже говорили, разбил лагерь возле Иеросолимы и развернул строем свои легионы, дабы показать их жителям города. Иудеи выстроились под самыми стенами, рассчитывая продвинуться вперед, если победа начнет клониться на их сторону, или скрыться в городе в случае поражения. Римляне бросили на врага конницу и легковооруженные когорты, но начавшееся сражение не принесло победы ни той, ни другой стороне. Иудеи очистили поле боя; в течение последующих дней они много раз вступали возле ворот в схватки с нашими солдатами, но, видя, что эти столкновения неизменно кончаются для них неудачей, заперлись в стенах города. Римляне склонялись к тому, чтобы брать Иеросолиму штурмом: им казалось недостойным выжидать, пока осажденные ослабеют от голода, они стремились к риску и опасностям, некоторые — движимые воинской доблестью, большинство же — алчностью и жестокостью. Титу виделись Рим, наслаждения, роскошь, и стоять под стенами Иеросолимы казалось ему бессмысленной потерей времени. Иеросолима была расположена в труднодоступном месте и укреплена насыпями и крепостными сооружениями, достаточными, чтобы защитить ее, даже если бы она находилась среди ровного поля. Два высоких холма были окружены стеной, образовывавшей ломаную линию, кое-где резко вдававшуюся внутрь, так что фланги нападающих оказывались открытыми; и холмы, и стены располагались на скале, края которой круто обрывались вниз. Там, где помогала гористая местность, городские башни имели высоту шестьдесят ступней, другие, построенные в низинах, — сто двадцать ступней, так что издали они казались одной высоты и производили самое удивительное впечатление. Еще одна стена проходила внутри города и окружала дворец; за ней вздымалась высоко в небо Антониева башня, названная так Иродом в честь Марка Антония.
12. Храм тоже представлял собой своеобразную крепость; его окружала особая стена, сооруженная с еще большим искусством, чем остальные, постройка которой стоила еще большего труда; даже портики, шедшие вокруг всего храма, могли быть использованы при обороне как опорные пункты. Тут же бил неиссякающий родник, в горе были вырыты подземные помещения, устроены бассейны и цистерны для хранения дождевой воды. Основатели Иеросолимы, когда еще только закладывали ее, понимали, что резкие различия между иудеями и окружающими их народами не раз будут приводить к войнам, и потому приняли все меры, дабы город мог выдержать любую, самую долгую осаду. Недостатки в обороне города, обнаружившиеся при взятии его Помпеем, и боязнь, что случившееся может повториться, научили иудеев многому. Во время правления Клавдия они, воспользовавшись всеобщей алчностью, за деньги приобрели себе право возводить оборонительные сооружения и стали строить стены, как бы готовясь к войне, хотя вокруг царил мир. Теперь, после взятия всех окружающих поселений, чернь отовсюду хлынула в Иеросолиму; сюда сбежались самые отъявленные смутьяны, и распри стали еще пуще раздирать город. Во главе обороны Иеросолимы стояли три полководца, каждый со своей армией. Внешнюю, самую длинную стену, защищал Симон, среднюю — Иоанн, известный также под именем Баргиора, за оборону храма отвечал Елеазар. Симон и Иоанн были сильны численностью и вооружением своих армий, Елеазар — неприступным положением храма. Между ними царила вражда, толкавшая их на военные столкновения, на интриги и даже поджоги, так что в пламени погибли большие запасы зерна. Наконец, Иоанн послал к Елеазару своих людей, как будто для совершения жертвоприношения; они убили самого Елеазара, перебили его солдат и захватили храм. Город разделился на две борющиеся партии, и лишь когда римляне подошли к Иеросолиме, надвигающаяся война заставила жителей забыть о своих распрях.
13. Над городом стали являться знамения, которые народ этот, погрязший в суевериях, но не знающий религии, не умеет отводить ни с помощью жертвоприношений, ни очистительными обетами. На небе бились враждующие рати, багровым пламенем пылали мечи, низвергавшийся из туч огонь кольцом охватывал храм. Внезапно двери святилища распахнулись, громовый, нечеловеческой силы голос возгласил: «Боги уходят», — и послышались шаги, удалявшиеся из храма. Но лишь немногим эти знамения внушали ужас; большинство полагалось на пророчество, записанное, как они верили, еще в древности их жрецами в священных книгах: как раз около этого времени Востоку предстояло якобы добиться могущества, а из Иудеи должны были выйти люди, предназначенные господствовать над миром. Это туманное предсказание относилось к Веспасиану и Титу, но жители, как вообще свойственно людям, толковали пророчество в свою пользу, говорили, что это иудеям предстоит быть вознесенными на вершину славы и могущества, и никакие несчастья не могли заставить их увидеть правду. Всего осажденных, считая людей обоего пола и всех возрастов, было, как сообщают, около шестисот тысяч. Оружие роздали всем, кто был в состоянии его носить, и необычно большое по отношению ко всему населению города число людей решилось им воспользоваться. Равное упорство владело мужчинами и женщинами, и жизнь вдали от Иеросолимы казалась им не менее страшной, чем смерть. Вот против какого города и какого народа начал борьбу Цезарь Тит; убедившись, что местоположение Иеросолимы не дает возможности взять ее штурмом или внезапным налетом, он решил действовать с помощью осадных сооружений и насыпей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35