— Счастливый путь, — сказал он мне, прощаясь, — я желаю также вам найти все дома благополучным.Может быть, я и ошибаюсь, но мне показалось, что в словах этого человека звучала насмешка: я предчувствовал несчастье.Предчувствие меня не обмануло: страшная картина представилась глазам моим, когда на двенадцатый день я вернулся домой. От хижины остался один лишь пепел; жена помешалась, двенадцатилетний сын был похищен. — Произнося эти последние слова, мексиканец закрыл лицо руками и горько заплакал.Оба охотника были глубоко взволнованны и с невыразимым прискорбием смотрели на этого человека, столь сильного духом, но который рыдал, как ребенок.Наконец, спустя несколько минут гамбусино приподнял голову.— На этот раз, — сказал он, — чаша горя переполнилась. Я поклялся исполнить завещанное мне умирающим отцом мщение и в то же время мое собственное; поручив несчастную жену попечениям одного из моих родственников, я сел на лошадь и прямо отправился в Сан-Бляс.Не помню, как я совершил этот переезд: горе затмевало мой рассудок.По приезде в порт первым делом моим было осведомиться о французском путешественнике, которому я служил проводником.Не знаю почему, но мне казалось все, что он был один из виновников моего несчастья.Иностранец, как я узнал, уехал еще накануне, не на корабле, а верхом на лошади.Не отдохнув даже часа, я пустился снова в путь — куда глаза глядят, и остановился лишь только поздно вечером у одинокой хижины.Не постучав в дверь, я поднял защелку и вошел.Два человека сидели перед тлеющим огнем и разговаривали, смеясь, между собой.Это были Матамас и мой француз.Я испустил крик радости, подобный реву тигра, когда он видит добычу.Не знаю, как это случилось, но, вероятно, бешенство удесятерило мои силы, так как спустя пять минут эти два человека лежали на земле, связанные по рукам и ногам, без всякой возможности пошевельнуться.— Теперь, — сказал я, вынимая нож, — покончим наши старые счеты. Сколько заплатили вам, сеньор, — обратился я к французу, — чтобы сжечь мою хижину, убить мою жену и похитить моего ребенка?— Убить жену вашу! — воскликнул тот с изумлением.— Правда, я ошибся, сказав — убить: она только помешалась.— О, так это вот какая шутка, сеньор Матамас, которую вы хотели сыграть с вашим кумом!Негодяй не отвечал на слова француза: он весь дрожал как в лихорадке.Этот же, сознавая очень хорошо, что находится в моей власти и что я буду к нему неумолим, без отговорок признался мне в своем участии в этом деле, которое было совершенно пассивное: он только от меня узнал, какого ужасного преступления был соучастником.Француз с Матамасом познакомились в одном трактире в Гермосилло. Там, сидя за вином, Матамас предложил ему под каким-либо предлогом удалить меня из дому, на что француз, будучи очень беден, с радостью согласился.Молчание Матамаса удостоверило меня, что этот человек говорит правду.Я развязал его, велел сесть ему на лошадь и, указав на виднеющуюся вдали дорогу, сказал:— Уезжайте скорей без оглядки и берегитесь еще раз встретиться со мной: я буду к вам тогда уж беспощаден.Затем, ударив сильно по крупу его лошади, которая помчалась галопом, я возвратился в хижину.Матамас не делал попыток освободиться; он лежал на том же месте, где я его оставил. Молча я положил большой камень подле своего пленника.— Друг Матамас, — сказал я, садясь около него, — вы ничего не имеете сказать мне?— Ничего, — отвечал он глухим голосом.— Очень хорошо.И, схватив правую руку его, одним ударом ножа отрубил большой палец, положа ее на камень.— Так вы ничего мне не скажете? — спросил я холодно.— Нет, — отвечал он задыхающимся голосом. Вторым ударом я отнял ему указательный палец. Этот раз боль превышала силу воли; он громко застонал.— Убей меня!— Пожалуй, но это мы успеем сделать; поговорим сперва,— Я ничего не скажу, изверг! — пробормотал он.— Как хочешь.И средний палец постигла участь его предшественников.— О, демон! Зачем ты так меня мучаешь. Ты все равно ничего не узнаешь, ничего, ничего, ничего! Слышишь? — прокричал он с яростью.— Милый друг, я сумею развязать тебе язык.— Ну, а если я буду говорить?— Это зависит от того, что скажешь.— Пощадишь ли ты меня?— Нет! — отвечал я коротко.— Какую ж выгоду могу извлечь я из того, что буду говорить?— Ту, что я тебя убью одним ударом. Полагаю, что это не безделица.— Не буду говорить, — отвечал он мрачным голосом.— Дело твое.И я начал хладнокровно отрезать ему кисть руки. Хотя это было тяжело для меня, но я превозмог себя и достиг цели.Матамас лишился чувств.— Неужели вы, столь храбрый и великодушный, могли причинить так много страданий этому негодяю, — прервал грустно Валентин.— Этот негодяй, как вы назвали его, сеньор, — отвечал с ненавистью гамбусино, — этот негодяй — палач моего семейства. Но насколько он был подл душой, настолько ж трус, и со слезами на глазах признался мне во всех своих преступлениях.Только тогда я узнал, что его два сообщника, с которыми он рассчитывал сойтись в хижине, укрылись посреди им подобных разбойников в Скалистых горах и что это они заставили сына моего следовать за ними.Погрузив по самую рукоятку нож в сердце этого чудовища, я стащил труп его на добычу хищным зверям в саванну и сам немедленно отправился по направлению Скалистых гор.Месяц тому назад я случайно узнал от белого охотника по имени Кастор, который скоро намеревается присоединиться к вам, что вы находитесь в этих краях для предприятия, только вам одним известного.Этот охотник указал мне направление, по которому вы идете, и я тотчас же пустился по вашим следам, решившись просить вас помочь мне отыскать моего ребенка и взамен участия вашего предложить мои преданные услуги в предпринимаемой вами экспедиции.Теперь вы знаете все, сеньор, и я жду вашего решения.— Вы уже знаете его, сеньор: с этого времени ваши интересы — мои, точно так же, надеюсь, мои будут вашими. Дело ваше справедливо, и я буду защищать его. Вот моя рука — мы братья.— А вот и моя, — сказал, смеясь, Бальюмер. Таким образом, между этими тремя людьми был заключен договор. ГЛАВА IV. Ущелье Оставим пока охотников и возвратимся назад, на несколько часов ранее, к четырем путешественникам, за которыми так зорко следил Валентин.Эти путешественники, как мы уже сказали, были трое мужчин и одна женщина.Они одеты были в странное, полудикое платье, какое обыкновенно употребляют американцы, когда отправляются в луга торговать с краснокожими, для отличия от охотников и торговцев других стран, которые подобно им странствуют по степям.Двое из них имели на вид не более тридцати пяти лет и отличались высоким ростом и крепким телосложением.Третий, лет на пятнадцать старше своих товарищей, имел светлые волосы и бороду, низкий лоб, серые проницательные глаза и резкие черты лица. Одним словом, вся наружность его выражала хитрость, низость и злость.Все они были вооружены с головы до ног и могли бы дать хороший отпор тем смельчакам, которые решились бы преградить им дорогу.Ехавшая между ними женщина сопровождала, по-видимому, их против своей воли, так как они ни на минуту не спускали с нее глаз. Это была молодая девушка, еще почти ребенок: ей было не более 16 лет. Она была среднего роста, стройна и замечательно хорошо сложена. Ее ручки и ножки были необыкновенно малы и отличались прекрасными формами. На ней был костюм, какой обыкновенно носят мексиканки высшего круга. Шелковый платок закрывал часть ее лица и, скрещиваясь на груди, обхватывал ее тонкий и гибкий стан. Толстый с капюшоном плащ, накинутый на плечи, предохранял ее от холода. Порой из-под платка сверкали чудные голубые глаза, обрамленные бархатными ресницами; черные же, как смоль, брови представляли резкий контраст с матовой, прозрачной белизной ее кожи и заставляли предполагать, что она дивно хороша. Изредка крупные слезы падали на ее бледные от стужи щеки и тяжкий вздох вылетал из груди.Совершив несколько трудных переходов, маленький отряд достиг наконец широкой тропинки, которая круто вела в горы.Путешественники сошли с лошадей и, ведя их под уздцы, пошли друг за другом, смеясь и разговаривая между собой. Только одна молодая девушка оставалась на лошади, не обращая никакого внимания на своих стражей.— Черт возьми, мистер Корник, — сказал один, обращаясь к старшему из них, который, казалось, был начальником отряда, — вот отличное время для путешествия; но что это за печальная страна, ей-Богу.— Да, — отозвался тот, который назывался Корником, — правда, местность не особенно красива; но так как переделать ее мы не имеем возможности, то и должны с нею примириться.— Но ведь мы уж не в Кентукки, — вмешался третий, — не так ли, Джоэл Смит?— Оставь меня в покое, Блудсон, разве ты знаешь Кентукки и способен оценить ее прелести?— Судя по одному из ее представителей, которого я вижу перед своими глазами, могу смело сказать, что жители ее не отличаются красотой.— Послушайте, мистер Блудсон, — отвечал, хмурясь, представитель Кентукки, — вы не более как неуч, и удивляюсь, как смеете со мной так говорить? Клянусь моим именем, что если вы тотчас не замолчите, то я переломаю вам ребра.— О, я вас не считаю, мистер Блудсон, таким сумасшедшим; но, впрочем, мне наплевать на вас, и я готов удовольствоваться вашим извинением; в противном же случае, предупреждаю, под вашим сюртуком не будет ни одной здоровой косточки. Кажется, ясно?— Да, я вас понял, и посмотрим, кто из нас двоих будет просить прощения.Говоря эти слова, он замахнулся кулаком на Блудсона.Противник его сделал то же самое.Все предвещало между товарищами крупную ссору, и потому Корник счел нужным вмешаться.— Смирно! — вскричал он грубо. — Что означает эта глупая ссора? Неужели вы пришли сюда только с целью браниться? Кажется, есть у нас поважнее дело.Но товарищи не обратили никакого внимания на его слова и продолжали ссориться.— Смирно, говорю я вам! — повторил он снова, топая с гневом ногой об землю. — Оба вы глупы и грубы. Берите с меня пример: я луизианец. Вот страна прекрасных манер! Довольно, отложите ссору хоть до тех пор, пока не достигнем лагеря. Разве вы не видите, что пугаете сеньору? Какое мнение она составит о нас?— Что касается до этого, — сказал с насмешкой Джоэл Смит, — то я спокоен. Оно составлено уже.— Что вы хотите этим сказать, мистер Джоэл Смит? Полагаю, вы не желаете и меня оскорбить?— Нисколько, — отвечал он, скаля зубы, — в этом случае, оскорбляя вас, я в то же время оскорбил бы и себя.— Без аллегорий, и объяснитесь, — перебил его Корник высокомерным тоном.— Извольте. Я полагаю, что сеньора составила о нас далеко не лестное мнение: она нас, вероятно, принимает за разбойников. Вот все, что я хотел сказать.— Не будьте так скоры на приговор, молодой человек, — заметил поучительно старик, — мы не более как орудия и слепые исполнители воли тех, кто нас послал; следовательно, если кого и можно осуждать, так это только наших начальников.— Ей-Богу, вы рассуждаете не хуже любого министра, мистер Корник; но все-таки вам будет трудно заставить сеньору переменить о нас мнение.— Да что за дело нам до мнения этой девушки?— Намерения наши честны, и совесть может быть спокойна, — вмешался Блудсон.— Это правда, — возразил, смеясь, Корник, — но в случае необходимости она бывает и не так щепетильна. Но вот мы и дошли до места, где можем ехать.— Живей, ребята — на лошадей и скачем! Менее чем через полчаса мы достигнем цели путешествия, и заботы о сеньоре не будут нас касаться.— Насколько я помню, мистер Корник, вы говорили, что несколько друзей наших должны выехать к нам навстречу.— Да, действительно, мне это обещал капитан Грифитс; но, вероятно, ему что-нибудь помешало сдержать слово.Все трое сели в седла и, окружив молодую девушку, пустились крупной рысью.В эту минуту наши путешественники пересекали одну из тех узких долин, которые встречаются только в горах. Горным ручьем они обыкновенно раздваиваются пополам и оканчиваются оврагом или ущельем.Всадники, проехав долину, собирались уже спуститься в довольно глубокое ущелье, как вдруг движением руки Корник приказал остановиться. Они быстро осадили лошадей.— Что там такое? — спросил Блудсон. — Зачем останавливаться?— Затем, любезный друг, — возразил угрюмым голосом старый авантюрист, — что я люблю все делать осторожно, и потому не мешало бы осмотреть это ущелье, прежде чем спуститься в него.— Ба! это для чего?— Сам не знаю — может, предчувствие. С самого утра мы ехали так спокойно, как будто делали переезд из Нового Орлеана в Батон-Руж. Это подозрительно.— Право, вы, кажется, с ума сошли, мистер Корник.— Может быть. Но что ж вы хотите, если это в моем характере! Ничто не пугает меня, как мертвая тишина.— Пустяки!— Не отрицаю; но все-таки повторяю, не худо бы было, если б один из вас двоих отправился исследовать ущелье.— Разве только для вашего спокойствия, мистер Корник; извольте, я готов отправиться, — вызвался уроженец Кентукки.— Отправляйтесь, отправляйтесь, друг мой; но будьте осторожны. Поверьте, осторожность никогда не вредит. Да и на свете неизвестно, кто кого переживет.— О, мистер Корник, прошу вас так со мною не шутить: неужели вы думаете, что меня там могут задушить?— Совсем нет. Я только советовал вам быть осторожным.Джоэл Смит пристально посмотрел в его угрюмое лицо и остался, по-видимому, довольным; ударил плетью лошадь и, беспечно насвистывая, отделился от товарищей.— Вот смелый малый, — сказал вслед отъезжающему товарищу Блудсон.— Да, да, ветреник, но не трус, — сказал Корник, скаля по обыкновению зубы. — Я, кажется, сделал хорошо, отправив его в разведку.Уроженец Кентукки слишком хорошо был знаком с пустыней, чтобы не принять, когда того требуют обстоятельства, необходимые предосторожности.Слова и хитрый вид Корника послужили ему поводом подозревать опасность или, по крайней мере, допустить возможность ее. С отвращением и только приняв все возможные предосторожности, он решился войти в ущелье. Оно было настолько широко, что шесть всадников легко могли бы ехать рядом. Края его поросли густым кустарником и почти отвесно поднимались на значительную высоту. Авантюрист медленно подвигался вперед, тщательно озираясь кругом и готовый при первом шелесте в кустах стрелять.Но всюду царствовало безмолвие. Ущелье делало несколько изгибов. Пройдя их без малейшего препятствия, авантюрист вышел на громадную равнину, в конце которой виднелось облако дыма. Это был лагерь, до которого он и его товарищи так спешили добраться.— Черт возьми! — пробормотал про себя Джоэл Смит, — есть основание думать, что старик Корник или бредит, или совсем ослеп: здесь я не нашел ничего подозрительного… напротив! если б мы не обращали внимания на причуды этого старичишки, то подъезжали бы уже к лагерю, где, судя по этому облаку дыма, наши товарищи собираются хорошо поесть. Благодаря этому трусу мы потеряли много времени.Рассуждая в этом духе, уроженец Кентукки преспокойно повесил на плечо ружье и, сев верхом на свою лошадь, тихим шагом въехал снова в ущелье.Едва он проехал несколько саженей, как вдруг в воздухе засвистело лассо, и в одну секунду полузадушенный американец лежал на земле, не имев времени даже криком предостеречь своих товарищей.В ту же минуту из кустов высыпало несколько человек; одни спешили остановить лошадь авантюриста, которая хотела бежать; другие же набросились на своего пленника, сняли с него платье, связали крепко-накрепко и, вложив ему в рот кляп, бросили в кусты. Затем один из незнакомцев быстро переоделся в платье уроженца Кентукки и, сев на его же лошадь, направился по тому месту, где авантюристы ожидали возвращения своего разведчика.Товарищи же его как бы по волшебству исчезли.Как только мнимый Джоэл Смит достиг входа ущелья, он остановился, кругом осмотрелся и, подняв шляпу над головой, сделал знак путешественникам приближаться. Но они не трогались с места.Расстояние между ними и ущельем было слишком велико, чтобы им было возможно ясно разобрать черты лица того человека, который им делал знаки; но тем не менее можно было узнать платье Джоэл Смита.— А! — сказал Блудсон, — если не ошибаюсь, вот и наш друг Джоэл Смит. Он не замешкался и делает нам знаки к нему ехать.— Да, он возвратился даже слишком скоро, — озабоченно заметил Корник.— Что же вы стоите как пень, мистер Корник? Разве вы не видите нашего друга?— Напротив, я вижу его очень хорошо.— Ну, так почему ж нам не двинуться? Старый бродяга почесывал только себе затылок.— Почему? — переспросил он Блудсона.— Ну да, почему?— Да потому, что, кажется, это не он.— Как не он? Какой черт вам это сказал?— Джоэл Смит мне кажется больше ростом, — покачивая головой, отвечал Корник.— Вот это мило. Разве вы не видите, что он согнулся на седле? Смотрите, он опять нам машет шляпой.— Что за странное упорство? Не проще ли подъехать к нам?— Очень нужно даром делать конец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21