— Недаром я был уверен, что кто-нибудь явится.
— Вот как! Вы были уверены в этом?
— Canarios! Конечно, я был уверен, и вот вы и подтвердили мою уверенность своим появлением.
— Будьте добры объяснить мне, что это значит, так как, признаюсь, я ничего не могу понять.
— Нет ничего проще. Я сам из Санта-Фе, города, который вы должны знать.
— Да, этот город известен производством медикаментов.
— Совершенно верно, но это нисколько не мешает Санта-Фе быть хорошим городом.
— Охотно верю, однако, продолжайте.
— Извольте. Надо вам сказать, что у нас в Санта-Фе существует некая пословица.
— Возможно, и в этом нет ничего удивительного.
— Это так, но вы не знаете этой пословицы, не правда ли?
— Нет. Я жду, чтобы вы мне ее сказали.
— Извольте, вот она: «Если у тебя нет компании, то сдай карты».
— Ничего не понимаю.
— Неужели?
— Честное слово.
— А между тем это так просто. Вы сейчас увидите.
— Жду с нетерпением, — отвечала молодая девушка, которую этот разговор в высшей степени занимал.
Незнакомец встал, спрятал карты в карман со свойственной игрокам бережливостью и, небрежно опершись на шею лошади, продолжал:
— По некоторым причинам, которые было бы слишком долго вам объяснять, я, честный обитатель города, совершенно незнакомый с нравами и обычаями здешних мест, внезапно очутился посреди этой бесконечной прерии, которой я не знаю, и вследствие этого, вполне естественно, подвергался опасности умереть с голоду…
— Простите, если я вас перебью. Я хочу сделать только одно замечание, а именно, что отсюда до ближайшего города не менее трехсот миль, а потому должно было пройти, во всяком случае, некоторое время с тех пор, как вы, цивилизованный человек, очутились в прерии.
— Совершенно верно, но сперва выслушайте меня до конца.
— Хорошо, продолжайте.
— Итак, поняв, что я заблудился, я вспомнил нашу пословицу, вытащил карты и, хотя и был один, стал играть, вполне уверенный, что откуда-нибудь да явится партнер — если и не для того, чтобы играть со мной, так для того, чтобы вывести меня из затруднительного положения.
Белая Газель внезапно стала серьезной и выпрямилась в седле.
— Вы играли наверняка, — сказала она, — ибо, как видите, дон Андрес Гарот, я явилась к вам.
Услышав свое имя, ранчеро — ибо это был действительно он — внезапно поднял голову и внимательно взглянул в лицо своей собеседницы.
— Кто же вы, — спросил он, — если вы меня знаете так хорошо, между тем как я не припомню, чтобы когда-нибудь встречал вас?
— Вот как! — со смехом воскликнула девушка. — Коротка же у вас память! Как, вы не помните Белой Газели?
При этом имени ранчеро отпрянул назад.
— О, я с ума сошел! — воскликнул он. — Но я был так далек от предположения… простите меня, сеньорита!
— Но как же это вы покинули Красного Кедра? — перебила его молодая девушка.
— Карамба! — воскликнул ранчеро. — Это он меня покинул, а не я его. Впрочем, мне до него нет дела — у меня зуб против другого из моих старых приятелей.
— Ага!
— Да, и мне тем более хотелось бы теперь отплатить ему, что у меня, кажется, есть в руках верное средство.
— Кто же этот ваш приятель?
— Вы знаете его так же хорошо, как и меня, сеньорита.
— Это возможно, но если его имя не секрет…
— Никоим образом, — с живостью перебил ранчеро. — Человек, о котором я говорю, это брат Амбросио.
Услышав это имя, молодая девушка еще больше заинтересовалась разговором.
Ранчеро снова взглянул в лицо молодой девушки, чтобы убедиться, серьезно ли она относится к этому разговору. Лицо Белой Газели имело холодное и суровое выражение. Ранчеро продолжал:
— У нас с ним счеты, и только Бог нас рассудит.
— Я не спрашиваю у вас объяснений. Ваши дела очень мало меня интересуют, тем более что у меня есть свои, а потому я прошу у вас позволения покинуть вас.
— Зачем? — с живостью возразил ранчеро. — Нам очень хорошо вместе, к чему нам расставаться?
— Потому что у нас, по всей вероятности, дороги разные.
— Кто знает? Раз уж мы повстречались, то, значит, должны ехать вместе.
— Не думаю. Я еду к человеку, встреча с которым едва ли будет вам приятна.
— Это еще неизвестно, сеньорита, — возразил ранчеро. — Мне надо отомстить этому проклятому монаху, брату Амбросио, и, признаюсь откровенно, я слишком труслив и слаб, чтобы сделать это в одиночку.
— Хорошо, — со смехом заметила девушка, — но как же, в таком случае, вы собираетесь действовать, чтобы ваша месть удалась?
— О, очень просто. Я знаю в прерии одного человека, который его смертельно ненавидит и дал бы многое, чтобы держать в руках улики против него, так как этот человек, к несчастью, имеет недостаток быть честным.
— Ага!
— Да. Что делать, у человека всегда найдется какой-нибудь недостаток.
— И кто же этот человек?
— О, вы никогда даже не слышали о нем!
— Откуда вы знаете? Скажите мне его имя.
— Извольте, если угодно. Его зовут Сыном Крови.
— Сын Крови?! — воскликнула молодая девушка в изумлении.
— Да. Вы его знаете?
— Немного. Но продолжайте.
— Вот его-то я и ищу,
— И вы говорите, что у вас в руках средство погубить этого брата Амбросио?
— Да, мне кажется.
— Почему вы так думаете?
В ответ ранчеро выразительно пожал плечами.
Белая Газель бросила на него один из тех взглядов, которые проникают в глубину души.
— Слушайте, — сказала она, положив ему на плечо руку, — я могу подсказать вам, где найти человека, которого вы ищете.
— Сына Крови?
— Да.
— Вы серьезно говорите это? — спросил ранчеро, сильно удивленный.
— Серьезнее некуда. Но только мне хотелось бы знать, правду ли вы говорили.
Андрес Гарот посмотрел на нее.
— Значит, вы тоже против этого брата Амбросио? — спросил он.
— Что вам за дело? — отвечала она. — Вы действительно имеете улики?
— Имею.
— Это правда?
— Честное слово!
— В таком случае следуйте за мной, и менее чем через два часа вы увидите Сына Крови.
Ранчеро вздохнул. Радостная улыбка осветила его загорелое лицо.
— Вы серьезно говорите это? — воскликнул он.
— Едем! — отвечала она.
Ранчеро вскочил на лошадь, и они отправились в путь.
День, между тем, сменился ночью. Солнце село, и небосвод покрылся бесчисленным множеством звезд. Путники молча ехали рядом.
— Скоро мы приедем? — спросил наконец Андрес Гарот.
Белая Газель протянула руку вперед и указала на огонек, светившийся невдалеке между деревьями.
— Он там! — сказала она.
ГЛАВА XV. Выздоровление
Красный Кедр поправлялся медленно, несмотря на неусыпные заботы о нем отца Серафима, Эллен и матери Валентина Гилуа.
Нравственное потрясение, испытанное им при внезапной встрече лицом к лицу с миссионером, оказалось для него слишком сильным.
Как только он оказался в состоянии встать и сделать несколько шагов по пещере, отец Серафим, все время опасавшийся прибытия Валентина, спросил его, какие у него намерения относительно будущего и какой образ жизни он думает отныне вести.
— Отец мой, — отвечал скваттер, — я всецело принадлежу вам. Что вы мне посоветуете, то я и буду делать. Но только я должен заметить вам, что я похож на дикое животное, вся жизнь которого протекла в прерии. На что буду годен я в городе, среди людей, ни нравов, ни обычаев которых я не понимаю?
— Это верно, — произнес священник. — Кроме того, вы уже старик, средств вы не имеете, работы никакой выполнять не умеете, и вам пришлось бы влачить в городе самое жалкое существование.
— Это не удержало бы меня, отец мой, если бы могло служить для меня искуплением. Но я слишком часто оскорблял людей, чтобы снова вернуться в их среду. Я должен жить и умереть в глуши, стараясь безупречной старостью искупить ошибки и преступления моей молодости, которых я теперь ужасаюсь.
— Вполне одобряю вас, ваше намерение прекрасно. Позвольте мне подумать несколько дней, и тогда, может быть, я посоветую, как вам обустроить жизнь, сообразуясь с вашими желаниями.
На этом их разговор прекратился.
Прошел месяц, но миссионер не возобновлял его, хотя не раз наставлял раскаявшегося бандита.
Красный Кедр всегда выказывал к Эллен большое расположение, хотя был груб и ворчлив, что вполне согласовалось с жестокостью его характера. Но с тех пор как ему пришлось убедиться в полной преданности и самоотверженности девушки, в нем произошла большая перемена. В его сердце проснулось новое для него чувство, и он всеми силами своей души полюбил это прекрасное создание.
Этот грубый человек смягчался при виде девушки, в его суровых глазах светилось удовольствие, и его уста, привыкшие проклинать и браниться, произносили теперь только ласковые слова.
Часто, сидя у горного потока, протекавшего неподалеку от пещеры, он целыми часами разговаривал с ней, испытывая бесконечное наслаждение от мелодичных звуков ее голоса, которых он прежде не замечал вовсе.
Конечно, если кто-либо и имел теперь какое-нибудь влияние на душу старого бандита и мог привести его к Богу, то это была Эллен. Она знала это и осторожно пользовалась своим влиянием на того, кого считала своим отцом.
Однажды утром, когда Красный Кедр, почти совсем оправившийся от ран, совершал свою обычную прогулку, опираясь на руку Эллен, к ним подошел отец Серафим, который два дня находился в отсутствии.
— А, вот и вы, отец мой! — произнес скваттер, увидев его. — Я беспокоился, не видя вас, и счастлив, что вы к нам вернулись.
— Как вы себя чувствуете? — спросил миссионер.
— Хорошо. Я был бы совсем здоров, если бы ко мне вернулась моя сила; но я надеюсь, что и это скоро случится.
— Тем лучше, ибо если мое отсутствие было продолжительно, то отчасти причиной этому — вы сами.
— Правда? — с любопытством спросил скваттер.
— Вы помните, что некоторое время назад вы выразили желание жить в прерии?
— Конечно.
— Это, впрочем, и мне кажется самым благоразумным с вашей стороны, — продолжал миссионер, — и даст вам возможность избежать преследования врагов.
— Поверьте мне, отец мой, — торжественно произнес Красный Кедр, — что я не желаю скрываться от тех, кто обижен мною. Если моя смерть может искупить содеянные мною преступления, то я с величайшей радостью не задумываясь пожертвую своей жизнью.
— Я счастлив, друг мой, что слышу от вас это, но я думаю, что Богу, Который никогда не желает смерти грешника, угоднее будет, если вы примерной жизнью исправите, насколько будете в силах, причиненное вами зло.
— Я принадлежу вам, отец мой. То, что вы мне посоветуете, будет для меня приказанием, которое я счастлив буду исполнить. Всю чудовищность моих преступлений я понял только в тот момент, когда Провидение послало вас ко мне в последний раз. Увы! Не один я ответственен за них: видя перед собой только дурные примеры, я не сумел отличить добро от зла. Я думал, что все люди злы, и когда я поступал так, а не иначе, то считал, что лишь принимаю меры законной самообороны.
— Теперь уши ваши открыты для истины, ваша душа начинает понимать евангельское учение, ваш путь начертан перед вами, старайтесь только не нарушать добровольно данных вами обещаний.
— Увы! — со вздохом прошептал скваттер. — Я так недостоин прощения, что боюсь, Всемогущий не смилостивится надо мною.
— Слова эти оскорбляют Бога, — строго произнес священник. — Как бы ни был грешен человек, он никогда не должен отчаиваться в милосердии Божьем.
— Простите меня, отец мой.
— Хорошо, — сказал священник, снова меняя тон на ласковый, — вернемся к тому вопросу, который привел меня к вам. Я построил для вас в нескольких милях отсюда, в восхитительном месте, хакаль , в котором вы сможете спокойно жить с дочерью.
— Как вы добры, отец мой! — воскликнул скваттер. — Как многим я вам обязан!
— Не будем говорить об этом. Я буду вполне вознагражден, если увижу, что вы искренне раскаялись и не переменили своего намерения.
— О, отец мой, поверьте, что я ненавижу свою прежнюю жизнь!
— Хотелось бы, чтобы так было всегда. Этот хакаль, в который я вас отвезу, как только вы того пожелаете, расположен в таком месте, что его почти невозможно найти. Я сам завез туда все необходимое для вашего существования. Вы найдете в нем на несколько дней пищи, ружья и порох для защиты от диких зверей и для охоты и, кроме того, рыболовные сети и силки для бобров. Одним словом, все, что необходимо охотнику.
— О, как вы добры, отец мой! — воскликнула Эллен со слезами радости на глазах.
— Пустяки, не будем говорить об этом, — весело продолжал миссионер, — я только исполнил свой долг. Кроме того, для большей безопасности, чтобы никто не догадывался о существовании этого хакаля, я построил его сам, без привлечения посторонней помощи. Поэтому вы можете быть совершенно спокойны, никто не потревожит вас в вашем новом жилище.
— А когда можем мы переселиться туда, отец мой?
— Когда вам будет угодно — все готово.
— О, если бы я не боялся показаться вам неблагодарным, я попросил бы позволения отправиться сейчас же.
— Вы думаете, что у вас уже хватило бы сил проехать миль пятнадцать?
— В настоящую минуту я чувствую необычайный прилив силы и энергии, отец мой.
— В таком случае, отправляемся, потому что если бы вы сами не высказали этого желания, то я предложил бы вам то же самое.
— Значит, все к лучшему, отец мой! Вы не будете обижены, что я так тороплюсь уйти от вас?
— Нисколько, будьте уверены.
Разговаривая таким образом, все трое спустились с горы в лощину.
Там их ожидали три лошади, которых держал на поводу индеец.
— В прерии, — сказал миссионер, — по причине огромных расстояний почти невозможно обходиться без лошадей, поэтому вы доставите мне удовольствие, если согласитесь взять себе этих коней.
— Но, отец мой, — воскликнул Красный Кедр, — это чересчур, вы слишком добры к нам!
Отец Серафим покачал головой.
— Вы не понимаете, — сказал он, — что во всем, что я делаю для вас, гораздо больше расчета.
— О! — произнес Красный Кедр.
— Расчет с вашей стороны, в столь добром и бескорыстном деле? — с недоверием воскликнула Эллен. — Вы, наверное, шутите, отец мой!
— Нет, дитя мое, я говорю серьезно, и вы сейчас поймете это: я постарался так хорошо устроить жизнь вашему отцу, помочь ему стать хорошим и честным человеком, чтобы он не мог найти ни малейшего предлога вернуться к прежним заблуждениям и был бы тверд в своем решении исправиться.
— Это верно, — заметил Красный Кедр. — Ну что же, отец мой, благодарю вас за ваш расчет, который делает меня счастливейшим из людей и доказывает мне, что вы испытываете ко мне доверие.
— Хорошо, хорошо! Едем!
— Но, — возразила Эллен, — мне кажется, мы не имеем права так уехать.
— Правильно, — подтвердил скваттер. — И как это я не подумал об этом?
— В чем дело?
— Боже мой, но ведь в гроте находится особа, которая была так добра, что помогала вам ухаживать за мной. Участие этой особы ко мне за все время пребывания здесь не иссякало. Я очень благодарен моей дочери за то, что она не допустила меня оказаться неблагодарным и уехать отсюда, не выразив…
— Этого совсем не надо, — с живостью перебил его миссионер. — Дама, о которой вы ведете речь, чувствует себя неважно, поэтому она поручила мне передать вам от нее привет и пожелание поскорее очутиться в полной безопасности.
Красный Кедр и его дочь поняли, что у миссионера есть свои основания не желать, чтобы они прощались с его спутницей, а потому они, не настаивая, беспрекословно сели на лошадей.
Скваттер не знал, что старая женщина, заботливо ухаживавшая за ним во время его болезни, была матерью Валентина Гилуа, его смертельного врага. Отец Серафим взял с Эллен слово, что она не откроет отцу этой тайны, и молодая девушка исполнила свое обещание, хотя и не знала, для чего это было нужно.
Движимая милосердием и благородством, которые были основными чертами ее характера, мать охотника с полным самоотвержением ходила за бандитом, пока его жизнь была в опасности, и для этого подавила в себе чувство отвращения, внушаемое ей смертельным врагом ее сына. Но по мере того как здоровье понемногу возвращалось к скваттеру и ее заботы перестали быть ему необходимы, достойная женщина отстранилась и видела выздоравливающего только изредка.
Невольно мать пересиливала в ней христианку — трепет ужаса и тяжелые предчувствия овладевали ею по мере того, как возвращалась жизнь к человеку, которого она имела полное основание считать врагом.
С другой стороны, она не могла не поставить ему в вину того, что он своим присутствием в пещере так или иначе мешает ее встречи с сыном. Поэтому, когда отец Серафим возвестил ей об отъезде скваттера, она почувствовала живейшую радость и только попросила миссионера не заставлять ее прощаться с отъезжающими, так как это было бы для нее тяжело.
Отец Серафим вполне согласился с ней, и мы видели, как он закончил разговор об этом с Красным Кедром и его дочерью.
Итак, они уехали втроем.
Красный Кедр дышал полной грудью. Для него было неизъяснимым наслаждением чувствовать, как свежий и чистый воздух прерии вливается в его легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
— Вот как! Вы были уверены в этом?
— Canarios! Конечно, я был уверен, и вот вы и подтвердили мою уверенность своим появлением.
— Будьте добры объяснить мне, что это значит, так как, признаюсь, я ничего не могу понять.
— Нет ничего проще. Я сам из Санта-Фе, города, который вы должны знать.
— Да, этот город известен производством медикаментов.
— Совершенно верно, но это нисколько не мешает Санта-Фе быть хорошим городом.
— Охотно верю, однако, продолжайте.
— Извольте. Надо вам сказать, что у нас в Санта-Фе существует некая пословица.
— Возможно, и в этом нет ничего удивительного.
— Это так, но вы не знаете этой пословицы, не правда ли?
— Нет. Я жду, чтобы вы мне ее сказали.
— Извольте, вот она: «Если у тебя нет компании, то сдай карты».
— Ничего не понимаю.
— Неужели?
— Честное слово.
— А между тем это так просто. Вы сейчас увидите.
— Жду с нетерпением, — отвечала молодая девушка, которую этот разговор в высшей степени занимал.
Незнакомец встал, спрятал карты в карман со свойственной игрокам бережливостью и, небрежно опершись на шею лошади, продолжал:
— По некоторым причинам, которые было бы слишком долго вам объяснять, я, честный обитатель города, совершенно незнакомый с нравами и обычаями здешних мест, внезапно очутился посреди этой бесконечной прерии, которой я не знаю, и вследствие этого, вполне естественно, подвергался опасности умереть с голоду…
— Простите, если я вас перебью. Я хочу сделать только одно замечание, а именно, что отсюда до ближайшего города не менее трехсот миль, а потому должно было пройти, во всяком случае, некоторое время с тех пор, как вы, цивилизованный человек, очутились в прерии.
— Совершенно верно, но сперва выслушайте меня до конца.
— Хорошо, продолжайте.
— Итак, поняв, что я заблудился, я вспомнил нашу пословицу, вытащил карты и, хотя и был один, стал играть, вполне уверенный, что откуда-нибудь да явится партнер — если и не для того, чтобы играть со мной, так для того, чтобы вывести меня из затруднительного положения.
Белая Газель внезапно стала серьезной и выпрямилась в седле.
— Вы играли наверняка, — сказала она, — ибо, как видите, дон Андрес Гарот, я явилась к вам.
Услышав свое имя, ранчеро — ибо это был действительно он — внезапно поднял голову и внимательно взглянул в лицо своей собеседницы.
— Кто же вы, — спросил он, — если вы меня знаете так хорошо, между тем как я не припомню, чтобы когда-нибудь встречал вас?
— Вот как! — со смехом воскликнула девушка. — Коротка же у вас память! Как, вы не помните Белой Газели?
При этом имени ранчеро отпрянул назад.
— О, я с ума сошел! — воскликнул он. — Но я был так далек от предположения… простите меня, сеньорита!
— Но как же это вы покинули Красного Кедра? — перебила его молодая девушка.
— Карамба! — воскликнул ранчеро. — Это он меня покинул, а не я его. Впрочем, мне до него нет дела — у меня зуб против другого из моих старых приятелей.
— Ага!
— Да, и мне тем более хотелось бы теперь отплатить ему, что у меня, кажется, есть в руках верное средство.
— Кто же этот ваш приятель?
— Вы знаете его так же хорошо, как и меня, сеньорита.
— Это возможно, но если его имя не секрет…
— Никоим образом, — с живостью перебил ранчеро. — Человек, о котором я говорю, это брат Амбросио.
Услышав это имя, молодая девушка еще больше заинтересовалась разговором.
Ранчеро снова взглянул в лицо молодой девушки, чтобы убедиться, серьезно ли она относится к этому разговору. Лицо Белой Газели имело холодное и суровое выражение. Ранчеро продолжал:
— У нас с ним счеты, и только Бог нас рассудит.
— Я не спрашиваю у вас объяснений. Ваши дела очень мало меня интересуют, тем более что у меня есть свои, а потому я прошу у вас позволения покинуть вас.
— Зачем? — с живостью возразил ранчеро. — Нам очень хорошо вместе, к чему нам расставаться?
— Потому что у нас, по всей вероятности, дороги разные.
— Кто знает? Раз уж мы повстречались, то, значит, должны ехать вместе.
— Не думаю. Я еду к человеку, встреча с которым едва ли будет вам приятна.
— Это еще неизвестно, сеньорита, — возразил ранчеро. — Мне надо отомстить этому проклятому монаху, брату Амбросио, и, признаюсь откровенно, я слишком труслив и слаб, чтобы сделать это в одиночку.
— Хорошо, — со смехом заметила девушка, — но как же, в таком случае, вы собираетесь действовать, чтобы ваша месть удалась?
— О, очень просто. Я знаю в прерии одного человека, который его смертельно ненавидит и дал бы многое, чтобы держать в руках улики против него, так как этот человек, к несчастью, имеет недостаток быть честным.
— Ага!
— Да. Что делать, у человека всегда найдется какой-нибудь недостаток.
— И кто же этот человек?
— О, вы никогда даже не слышали о нем!
— Откуда вы знаете? Скажите мне его имя.
— Извольте, если угодно. Его зовут Сыном Крови.
— Сын Крови?! — воскликнула молодая девушка в изумлении.
— Да. Вы его знаете?
— Немного. Но продолжайте.
— Вот его-то я и ищу,
— И вы говорите, что у вас в руках средство погубить этого брата Амбросио?
— Да, мне кажется.
— Почему вы так думаете?
В ответ ранчеро выразительно пожал плечами.
Белая Газель бросила на него один из тех взглядов, которые проникают в глубину души.
— Слушайте, — сказала она, положив ему на плечо руку, — я могу подсказать вам, где найти человека, которого вы ищете.
— Сына Крови?
— Да.
— Вы серьезно говорите это? — спросил ранчеро, сильно удивленный.
— Серьезнее некуда. Но только мне хотелось бы знать, правду ли вы говорили.
Андрес Гарот посмотрел на нее.
— Значит, вы тоже против этого брата Амбросио? — спросил он.
— Что вам за дело? — отвечала она. — Вы действительно имеете улики?
— Имею.
— Это правда?
— Честное слово!
— В таком случае следуйте за мной, и менее чем через два часа вы увидите Сына Крови.
Ранчеро вздохнул. Радостная улыбка осветила его загорелое лицо.
— Вы серьезно говорите это? — воскликнул он.
— Едем! — отвечала она.
Ранчеро вскочил на лошадь, и они отправились в путь.
День, между тем, сменился ночью. Солнце село, и небосвод покрылся бесчисленным множеством звезд. Путники молча ехали рядом.
— Скоро мы приедем? — спросил наконец Андрес Гарот.
Белая Газель протянула руку вперед и указала на огонек, светившийся невдалеке между деревьями.
— Он там! — сказала она.
ГЛАВА XV. Выздоровление
Красный Кедр поправлялся медленно, несмотря на неусыпные заботы о нем отца Серафима, Эллен и матери Валентина Гилуа.
Нравственное потрясение, испытанное им при внезапной встрече лицом к лицу с миссионером, оказалось для него слишком сильным.
Как только он оказался в состоянии встать и сделать несколько шагов по пещере, отец Серафим, все время опасавшийся прибытия Валентина, спросил его, какие у него намерения относительно будущего и какой образ жизни он думает отныне вести.
— Отец мой, — отвечал скваттер, — я всецело принадлежу вам. Что вы мне посоветуете, то я и буду делать. Но только я должен заметить вам, что я похож на дикое животное, вся жизнь которого протекла в прерии. На что буду годен я в городе, среди людей, ни нравов, ни обычаев которых я не понимаю?
— Это верно, — произнес священник. — Кроме того, вы уже старик, средств вы не имеете, работы никакой выполнять не умеете, и вам пришлось бы влачить в городе самое жалкое существование.
— Это не удержало бы меня, отец мой, если бы могло служить для меня искуплением. Но я слишком часто оскорблял людей, чтобы снова вернуться в их среду. Я должен жить и умереть в глуши, стараясь безупречной старостью искупить ошибки и преступления моей молодости, которых я теперь ужасаюсь.
— Вполне одобряю вас, ваше намерение прекрасно. Позвольте мне подумать несколько дней, и тогда, может быть, я посоветую, как вам обустроить жизнь, сообразуясь с вашими желаниями.
На этом их разговор прекратился.
Прошел месяц, но миссионер не возобновлял его, хотя не раз наставлял раскаявшегося бандита.
Красный Кедр всегда выказывал к Эллен большое расположение, хотя был груб и ворчлив, что вполне согласовалось с жестокостью его характера. Но с тех пор как ему пришлось убедиться в полной преданности и самоотверженности девушки, в нем произошла большая перемена. В его сердце проснулось новое для него чувство, и он всеми силами своей души полюбил это прекрасное создание.
Этот грубый человек смягчался при виде девушки, в его суровых глазах светилось удовольствие, и его уста, привыкшие проклинать и браниться, произносили теперь только ласковые слова.
Часто, сидя у горного потока, протекавшего неподалеку от пещеры, он целыми часами разговаривал с ней, испытывая бесконечное наслаждение от мелодичных звуков ее голоса, которых он прежде не замечал вовсе.
Конечно, если кто-либо и имел теперь какое-нибудь влияние на душу старого бандита и мог привести его к Богу, то это была Эллен. Она знала это и осторожно пользовалась своим влиянием на того, кого считала своим отцом.
Однажды утром, когда Красный Кедр, почти совсем оправившийся от ран, совершал свою обычную прогулку, опираясь на руку Эллен, к ним подошел отец Серафим, который два дня находился в отсутствии.
— А, вот и вы, отец мой! — произнес скваттер, увидев его. — Я беспокоился, не видя вас, и счастлив, что вы к нам вернулись.
— Как вы себя чувствуете? — спросил миссионер.
— Хорошо. Я был бы совсем здоров, если бы ко мне вернулась моя сила; но я надеюсь, что и это скоро случится.
— Тем лучше, ибо если мое отсутствие было продолжительно, то отчасти причиной этому — вы сами.
— Правда? — с любопытством спросил скваттер.
— Вы помните, что некоторое время назад вы выразили желание жить в прерии?
— Конечно.
— Это, впрочем, и мне кажется самым благоразумным с вашей стороны, — продолжал миссионер, — и даст вам возможность избежать преследования врагов.
— Поверьте мне, отец мой, — торжественно произнес Красный Кедр, — что я не желаю скрываться от тех, кто обижен мною. Если моя смерть может искупить содеянные мною преступления, то я с величайшей радостью не задумываясь пожертвую своей жизнью.
— Я счастлив, друг мой, что слышу от вас это, но я думаю, что Богу, Который никогда не желает смерти грешника, угоднее будет, если вы примерной жизнью исправите, насколько будете в силах, причиненное вами зло.
— Я принадлежу вам, отец мой. То, что вы мне посоветуете, будет для меня приказанием, которое я счастлив буду исполнить. Всю чудовищность моих преступлений я понял только в тот момент, когда Провидение послало вас ко мне в последний раз. Увы! Не один я ответственен за них: видя перед собой только дурные примеры, я не сумел отличить добро от зла. Я думал, что все люди злы, и когда я поступал так, а не иначе, то считал, что лишь принимаю меры законной самообороны.
— Теперь уши ваши открыты для истины, ваша душа начинает понимать евангельское учение, ваш путь начертан перед вами, старайтесь только не нарушать добровольно данных вами обещаний.
— Увы! — со вздохом прошептал скваттер. — Я так недостоин прощения, что боюсь, Всемогущий не смилостивится надо мною.
— Слова эти оскорбляют Бога, — строго произнес священник. — Как бы ни был грешен человек, он никогда не должен отчаиваться в милосердии Божьем.
— Простите меня, отец мой.
— Хорошо, — сказал священник, снова меняя тон на ласковый, — вернемся к тому вопросу, который привел меня к вам. Я построил для вас в нескольких милях отсюда, в восхитительном месте, хакаль , в котором вы сможете спокойно жить с дочерью.
— Как вы добры, отец мой! — воскликнул скваттер. — Как многим я вам обязан!
— Не будем говорить об этом. Я буду вполне вознагражден, если увижу, что вы искренне раскаялись и не переменили своего намерения.
— О, отец мой, поверьте, что я ненавижу свою прежнюю жизнь!
— Хотелось бы, чтобы так было всегда. Этот хакаль, в который я вас отвезу, как только вы того пожелаете, расположен в таком месте, что его почти невозможно найти. Я сам завез туда все необходимое для вашего существования. Вы найдете в нем на несколько дней пищи, ружья и порох для защиты от диких зверей и для охоты и, кроме того, рыболовные сети и силки для бобров. Одним словом, все, что необходимо охотнику.
— О, как вы добры, отец мой! — воскликнула Эллен со слезами радости на глазах.
— Пустяки, не будем говорить об этом, — весело продолжал миссионер, — я только исполнил свой долг. Кроме того, для большей безопасности, чтобы никто не догадывался о существовании этого хакаля, я построил его сам, без привлечения посторонней помощи. Поэтому вы можете быть совершенно спокойны, никто не потревожит вас в вашем новом жилище.
— А когда можем мы переселиться туда, отец мой?
— Когда вам будет угодно — все готово.
— О, если бы я не боялся показаться вам неблагодарным, я попросил бы позволения отправиться сейчас же.
— Вы думаете, что у вас уже хватило бы сил проехать миль пятнадцать?
— В настоящую минуту я чувствую необычайный прилив силы и энергии, отец мой.
— В таком случае, отправляемся, потому что если бы вы сами не высказали этого желания, то я предложил бы вам то же самое.
— Значит, все к лучшему, отец мой! Вы не будете обижены, что я так тороплюсь уйти от вас?
— Нисколько, будьте уверены.
Разговаривая таким образом, все трое спустились с горы в лощину.
Там их ожидали три лошади, которых держал на поводу индеец.
— В прерии, — сказал миссионер, — по причине огромных расстояний почти невозможно обходиться без лошадей, поэтому вы доставите мне удовольствие, если согласитесь взять себе этих коней.
— Но, отец мой, — воскликнул Красный Кедр, — это чересчур, вы слишком добры к нам!
Отец Серафим покачал головой.
— Вы не понимаете, — сказал он, — что во всем, что я делаю для вас, гораздо больше расчета.
— О! — произнес Красный Кедр.
— Расчет с вашей стороны, в столь добром и бескорыстном деле? — с недоверием воскликнула Эллен. — Вы, наверное, шутите, отец мой!
— Нет, дитя мое, я говорю серьезно, и вы сейчас поймете это: я постарался так хорошо устроить жизнь вашему отцу, помочь ему стать хорошим и честным человеком, чтобы он не мог найти ни малейшего предлога вернуться к прежним заблуждениям и был бы тверд в своем решении исправиться.
— Это верно, — заметил Красный Кедр. — Ну что же, отец мой, благодарю вас за ваш расчет, который делает меня счастливейшим из людей и доказывает мне, что вы испытываете ко мне доверие.
— Хорошо, хорошо! Едем!
— Но, — возразила Эллен, — мне кажется, мы не имеем права так уехать.
— Правильно, — подтвердил скваттер. — И как это я не подумал об этом?
— В чем дело?
— Боже мой, но ведь в гроте находится особа, которая была так добра, что помогала вам ухаживать за мной. Участие этой особы ко мне за все время пребывания здесь не иссякало. Я очень благодарен моей дочери за то, что она не допустила меня оказаться неблагодарным и уехать отсюда, не выразив…
— Этого совсем не надо, — с живостью перебил его миссионер. — Дама, о которой вы ведете речь, чувствует себя неважно, поэтому она поручила мне передать вам от нее привет и пожелание поскорее очутиться в полной безопасности.
Красный Кедр и его дочь поняли, что у миссионера есть свои основания не желать, чтобы они прощались с его спутницей, а потому они, не настаивая, беспрекословно сели на лошадей.
Скваттер не знал, что старая женщина, заботливо ухаживавшая за ним во время его болезни, была матерью Валентина Гилуа, его смертельного врага. Отец Серафим взял с Эллен слово, что она не откроет отцу этой тайны, и молодая девушка исполнила свое обещание, хотя и не знала, для чего это было нужно.
Движимая милосердием и благородством, которые были основными чертами ее характера, мать охотника с полным самоотвержением ходила за бандитом, пока его жизнь была в опасности, и для этого подавила в себе чувство отвращения, внушаемое ей смертельным врагом ее сына. Но по мере того как здоровье понемногу возвращалось к скваттеру и ее заботы перестали быть ему необходимы, достойная женщина отстранилась и видела выздоравливающего только изредка.
Невольно мать пересиливала в ней христианку — трепет ужаса и тяжелые предчувствия овладевали ею по мере того, как возвращалась жизнь к человеку, которого она имела полное основание считать врагом.
С другой стороны, она не могла не поставить ему в вину того, что он своим присутствием в пещере так или иначе мешает ее встречи с сыном. Поэтому, когда отец Серафим возвестил ей об отъезде скваттера, она почувствовала живейшую радость и только попросила миссионера не заставлять ее прощаться с отъезжающими, так как это было бы для нее тяжело.
Отец Серафим вполне согласился с ней, и мы видели, как он закончил разговор об этом с Красным Кедром и его дочерью.
Итак, они уехали втроем.
Красный Кедр дышал полной грудью. Для него было неизъяснимым наслаждением чувствовать, как свежий и чистый воздух прерии вливается в его легкие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29