А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Черт возьми, и кого только они ставят работать в кухне, – проворчал один.
– Теперь все свалили на меня... шутки на десерт. Герцогу приходится экономить.
– Да уж. Раз он послал тебя, то, должно быть, совсем обнищал, – заметил второй.
К счастью, никаких вопросов задавать не стали. Один из стражников открыл тяжелую дверь.
– Будь у тебя зад покруглей да сиськи побольше, я бы с тобой спустился, – ухмыльнулся он.
Дверь захлопнулась, и я облегченно вздохнул.
Передо мной протянулся узкий каменный коридор, освещенный лишь свечами. Еще более узкая лестница в конце его уходила куда-то вниз.
Сначала потянуло сквозняком. Потом до меня донеслись звуки – лязг железа... крик... долгий, протяжный вопль... Я осторожно сделал первый шаг вниз. Сердце едва не выскакивало из груди, лоб покрылся холодным потом...
Я медленно, шаг за шагом спускался по неудобной, зажатой с обеих сторон стенами лестнице, держа в руках котел и прижимая к груди кувшин с вином.
Жуткие звуки становились все слышнее, запахи все отвратительнее – пахло горелым мясом. Вспомнился Киботос.
Бедняжка Софи. Я понимал, что если найду ее, то должен буду обязательно вытащить отсюда. Сегодня же.
Спуск наконец закончился. Я оказался в подземной тюрьме, в самом низу башни. Отовсюду воняло человеческими отходами. Я услышал крики лишившихся рассудка, ужасные стоны и пронзительные, душераздирающие вопли. Возле горящего очага лежали раскаленные добела железные инструменты.
В животе у меня свился тугой комок страха. Я вдруг понял, что не знаю, как поступлю... если найду Софи.
За деревянным столом сидели, раздевшись до туник, два солдата. Один из них, смуглый, с мощными плечами, при виде меня усмехнулся.
– Что за хрень! Ты только посмотри, кто принес нам ужин.
Я подтащил к столу котел.
– Ты Арман?
Он пожал плечами.
– Если ты наш новый повар, то герцог точно свихнулся. Где Бетт?
– Слегла, голова у нее разболелась. Прислала меня вместо себя.
– Ладно. Оставь все здесь и забери грязный котел.
Я кивнул.
– Много ли гостей сегодня в Таверне?
– А тебе-то что? – спросил второй солдат.
– Никогда здесь не бывал. – Я огляделся. – Весело тут у вас. Ничего, если я пройдусь?
– Ты не на рынке, шут. Сделал свое дело и проваливай, не задерживайся.
Уйти, так ничего и не узнав? Нет. Я понимал, что любой ценой должен задержаться и увидеть пленников.
– Перестань. Лучше позволь мне самому раздать им похлебку. Целый день рассыпал глупые шуточки да вертелся как волчок. Хочется взглянуть, как тут... – Я поставил перед ними кувшин с вином. – Неужели вам действительно так хочется возиться со всем этим дерьмом?
Арман тут же подтащил кувшин к себе и, сделав добрый глоток, передал его товарищу.
– Какого черта... – Он пожал плечами и подмигнул напарнику. – Пусть дурак получит удовольствие. Иди и бери все что хочешь. У нас тут бесплатно – только попроси.

Глава 50

Свернув за угол, я увидел наконец камеры, в которых держали узников. Вонь здесь стояла невероятная, почти невыносимая.
Бог мой, Софи...
Я поставил котел на пол и принялся за работу. Людей нужно было накормить, а заодно попытаться найти Софи.
Разливая но чашкам жидкую бурду, я всматривался в погруженные во мрак, схожие с пещерами камеры. Руки дрожали. Сердце гремело как тревожный колокол.
Я отнес две чаши к первой камере.
Сначала она показалась мне пустой – выбитое в скале углубление шириной в несколько футов. Ни света, ни звука. Только вонь. У меня на глазах из темноты выскользнула мокрая крыса.
Потом я увидел мерцающие во мраке глаза. Испуганные, дрожащие. Потом проступили очертания головы. И наконец я рассмотрел лицо: впалые, покрытые язвами щеки, безволосый череп, сухие бесцветные губы.
Узник подполз ко мне.
– Должно быть, я сдох, если ко мне прислали шута.
– Лучше встретиться с шутом, чем со святым Петром.
Я опустился на колени и просунул через решетку чашку с похлебкой.
Тонкие бледные руки жадно вцепились в деревянную миску. Я испытал острый приступ жалости, хотя и не имел ни малейшего представления о том, за что его бросили в подземелье. Впрочем, в Трейле, чтобы попасть в темницу, необязательно быть в чем-то виноватым.
Но я пришел сюда не ради него...
В следующей камере, свернувшись на голом каменном полу, лежал обнаженный грязный мавр, у ног которого ползали голодные крысы. Едва взглянув на меня остекленелыми глазами, он пробормотал что-то на своем языке и отвернулся.
– Крепись, старик, – сказал я, ставя перед ним чашку. – Твое время почти истекло.
Позабыв о похлебке, я двинулся к следующим камерам. Как и в первой, узники больше походили на посаженных в клетку зверей, чем на людей. Они стонали и настороженно наблюдали за мной измученными желтоватыми глазами. Несколько раз я отворачивался, сдерживая позыв к рвоте.
Потом откуда-то донесся жалобный вой. Женщина! Тело мое невольно напряглось. Софи? Я не знал, хватит ли сил подойти к ней.
– Вот и твоя подружка, шут, – крикнул со своего места Арманд. – Не стесняйся, залезай. Язычок у нее просто волшебный.
Сжав кулаки, я направился к дальней камере. За поясом у меня был заткнут нож. Если это Софи, я убью стражников. И Норкросса тоже.
Ее вопль эхом пронесся но узкому коридору.
– Живей, шут! Полезай к ней! Эта сучка не любит ждать, – прокричал Арманд.
Затаив дыхание, я остановился перед камерой. Запах здесь был совершенно нестерпимый. Почему?
Она лежала, сжавшись в клубок в глубине камеры. Луч света перечеркивал длинные спутанные волосы. Прижимая к себе какую-то игрушку, женщина хныкала, как брошенный ребенок.
– Мое дитя... мое дитя... Пожалуйста, моему ребенку нужно молоко.
Рассмотреть ее было трудно; я не мог ни определить возраст, ни взглянуть в лицо. Собравшись с силами, я спросил:
– Это ты, Софи?
На мгновение страх парализовал меня. Грудь как будто сжали тиски. Держать человека в таких условиях... ей было бы лучше умереть.
Женщина бормотала что-то себе под нос, но я разбирал только отдельные бессвязные фразы.
– Бедный малыш... малыш хочет молочка... – Потом что-то, прозвучавшее как... Филипп?
О Господи! Я замер, шагнул к решетке. Что они сделали с ней?
– Софи, – позвал я.
Язык едва повернулся, чтобы произнести это имя. Волосы, формы... ее? Пожалуйста, повернись ко мне. Дай мне взглянуть на тебя.
– Маленький хочет молочка... – снова пробормотала она. – Что же мне делать? Мои груди высохли.
Слезы навернулись на глаза.
– Софи! – позвал я уже чуть громче, настойчивее и прижался к решетке.
– Маленькому нужно молочко... – шептала и шептала она и вдруг издала пронзительный, раздирающий душу вопль, резанувший меня, как острое лезвие.
Я просунул руки через решетку, и женщина наконец увидела меня. Дыхание мое остановилось. Ее соломенные волосы падали на лицо, но глаза смотрели на меня. Желтые. С красными прожилками. Плоский, испещренный оспинами нос...
О Боже! Это не она...
Ноги у меня подкосились. Не она. Голова закружилась – радость смешалась с отчаянием...
– Мой маленький...
Ее голос звучал так умоляюще. Она протянула мне куклу.
Господи, это была не кукла. Ребенок был настоящий. Крошечный. Очевидно, только что рожденный. И мертвый.
– Чем я могу помочь тебе? – прошептал я. – Чем?
– Разве ты не видишь? – Она поднесла ребенка к решетке. – Ему нужно молоко.
– Позволь мне помочь тебе.
– Молока! Накорми его!
Я был бессилен. Несчастная мать сошла с ума от горя.
Еще мгновение я смотрел на нее, потом повернулся и бросился но коридору. К лестнице. К выходу.
Вдогонку мне летел громкий издевательский смех надзирателей.
– Что так рано уходишь? – кричал Арманд. – Эй, шут! Что, и не пошутишь на прощание?
Я взлетел по ступенькам и выскочил из темницы.

Глава 51

В холодном поту добежал я до замка и поспешил в свою каморку под лестницей, где сразу бросился на тюфяк. Сердце стучало, как будто за мной гнались призраки.
Ее там нет.
Моя возлюбленная Софи, должно быть, мертва.
Впервые я понял то, что уже давно поняли все остальные: жители нашего городка, брат Софи, даже Норберт, мой наставник. Надежды нет. Ее оторвали от сына, над ней надругались и оставили умирать у дороги. Теперь я знал это, получив самый жестокий в жизни урок.
Я опустил голову и закрыл лицо руками. Глупая игра закончилась. Я цеплялся за надежду, как за соломинку, и вот теперь надежда испарилась. Нужно уходить. Я сорвал с головы шутовской колпак и швырнул его на пол. Шута из меня не получилось. Я оказался глупцом. Величайшим из когда-либо живших дураков.
Еще долго я сидел в темноте, свыкаясь с открывшейся истиной.
Шаги. Кто-то осторожно шел к моей кровати. Затем голос...
– Ты здесь, Хью?
Я поднял голову и увидел... Эстеллу, жену управляющего.
Она часто подавала мне знаки внимания, подмигивала, улыбалась. Хватала за руку. Дразнила. Сейчас на ней была едва прикрывающая плечи, легкая свободная накидка; густые каштановые волосы, всегда собранные в пучок и заколотые, падали на шею. Круглые глазки проказливо поблескивали. И время – худшего нельзя было и представить!
– Уже поздно, госпожа. Я не на работе.
– А может, я пришла за другим?
Эстелла сделала еще шаг и оказалась совсем близко. Повела плечами, и накидка медленно поползла вниз, открывая свободный лиф.
– Какие поразительно рыжие волосы, – прошептала она. – И почему такой пылкий шут грустит и печалится?
– Пожалуйста, госпожа, я не настроен шутить. Потерпите до утра и увидите меня таким, как всегда, веселым и забавным.
– Мне нужен от тебя не смех, Хью. Я хочу почувствовать тебя по-другому.
Эстелла села рядом со мной. Ее тело распространяло запах свежей лаванды и лилий. Она протянула руку и погладила меня по щеке – я отпрянул.
– Никогда не видела таких волос. Они того же цвета, что и огонь. Какой ты на самом деле, Хью, когда свободен от всех этих шуток?
Она придвинулась еще ближе. Прижалась. Я чувствовал упругую полноту ее тяжелых грудей. Перекинула ногу через мои...
– Пожалуйста, госпожа...
Но Эстелла не унималась. Вслед за накидкой сполз к талии лиф. Ее груди подпрыгивали передо мной. Я отвернулся и почувствовал прикосновение горячего языка к щеке.
– Уверена, огонь у тебя не только в волосах, Хью. Дотронься до меня. Если не прикоснешься, я скажу герцогине, что ты пытался залезть мне под платье. Простолюдин лапает жену управляющего... Вряд ли тебе придется по вкусу такая роль.
Я понял, что попал в западню. Отвергни ее домогательства и будешь обвинен в домогательстве. Она ущипнула меня. Ее рука оказалась под туникой, пальцы сжали мой...
И в этот момент острие кинжала уткнулось в шею. Я замер. Мужской голос прогремел:
– Что это здесь, черт возьми, происходит?

Глава 52

Кинжал медленно отвели, и я повернулся. Норкросс! Негодяй усмехался, глядя на меня сверху вниз.
Он снова поднял клинок, и я почувствовал, как по шее побежала теплая струйка крови.
– В незавидном положении ты оказался, шут. Госпожа Эстелла – жена управляющего, члена двора. Надо быть сумасшедшим, чтобы делать с ней то, что ты делаешь.
Меня подставили! Я понял это слишком поздно.
Сердце бешено заколотилось.
– Нет! Я не виноват, господин.
– Даже не шевельнулось, – со вздохом объявила Эстелла. – Кажется, у него весь пыл в волосах.
Норкросс схватил меня за тунику и рванул на себя, держа кинжал у моего горла. Внезапно в глазах мерзавца вспыхнули огоньки. Он узнал меня.
– Волосы... Я видел тебя где-то раньше. Где? Отвечай!
Судьба моя решилась. Я пронзил его взглядом.
– Моя жена... Что ты сделал с Софи?
– Твоя жена? – Рыцарь ухмыльнулся. – Что я мог сделать с женой какого-то презренного шута? Разве что поимел.
Я рванулся к нему, но Норкросс схватил меня за волосы и, держа у горла нож, заставил опуститься на колени.
– Слушай меня, шут. Слушай хорошо. Я видел тебя. Но где? Где я видел тебя раньше?
– Вилль-дю-Пер, – выплюнул я ответ в его мерзкую физиономию.
– Дерьмовый городишко, – фыркнул Норкросс.
– Ты сжег мой дом. Ты убил мою жену и моего сына, Филиппа.
Он задумался, словно вспоминая что-то. Отвратительная усмешка тронула его губы.
– Да, припоминаю. Ты тот дурачок, который пытался помешать мне утопить сына мельника.
Усмешка расплылась по лицу.
– А как же хвастливый Хью? Шут из шутов, учившийся у самого Норберта из Боре? – Норкросс вдруг расхохотался. – Ты? Содержатель постоялого двора! Трактирщик! Мошенник.
Я снова рванулся к нему, но острие кинжала проткнуло кожу. Еще одно движение, и я был бы мертв.
– Ты забрал мою жену. Ты бросил в огонь моего сына.
– Что ж, если я это и сделал – тем веселее, ты, червяк. – Он пожал плечами и подмигнул Эстелле. – Вижу, госпожа, вы подверглись оскорблению. Ступайте и доложите о нападении.
Она поправила одежду и проскользнула к двери.
– Обязательно доложу. Спасибо, господин, вы появились вовремя. – Эстелла исчезла за дверью. – Стража! – Теперь ее крик разносился уже по коридору. – Помогите! Стража!
Норкросс повернулся ко мне. Он чувствовал себя победителем.
– Что скажешь, шут? Похоже, последним все-таки буду смеяться я.

Глава 53

Связанного по рукам и ногам, меня бросили в темную, пустую камеру на первом этаже замка.
Я знал – участь моя решена. Эстелла выступит в роли оскорбленной женщины. В той самой, которую она так успешно сыграла вечером. Норкросс предстанет в облике героя, вставшего на защиту чести благородной дамы от посягательств презренного шута. Кто поверит простолюдину в споре с такими знатными людьми? И смех меня больше не спасет.
От нерадостных мыслей отвлек громкий скрип двери. В камеру проник луч света. Наступил день. Три дюжих стражника переступили порог, капитан схватил меня за тунику и рывком поднял на ноги.
– Ну что, морковная голова, если у тебя еще остались хорошие шутки, сейчас самое время...
Меня бесцеремонно втолкнули в большой зал. Как и в мой первый день, помещение заполняли рыцари и придворные. Запыхавшийся посланец рассказывал окружившим его о некоем почтенном рыцаре, жестоко убитом разбойниками в соседнем герцогстве.
Болдуин, уже занявший место в своем кресле на возвышении, подозвал гонца к себе.
– Так ты говоришь, что почтенный Адемар убит в своем собственном доме?
– Не просто убит, мой господин... – Посланец явно чувствовал себя неуютно, сообщая такие новости. – Прибит к стене часовни... рядом с женой. Распят...
– Распят... – Болдуин медленно поднялся. – Значит, разбойники подняли его с постели?
– Да. Они были вооружены и в боевых доспехах, а лица скрывали за забралами шлемов. Никаких отметок, никаких знаков. За исключением черного креста.
– Черного креста? – удивленно переспросил Болдуин. Я так и не смог определить, было ли его удивление искренним или поддельным. – Норкросс, тебе известно что-нибудь о такой банде?
Из толпы выступил Норкросс. На нем была длинная красная туника, а на поясе висел меч.
– Нет, мой повелитель.
– Бедняга Адемар, – пробормотал, сглатывая, Болдуин. – Скажи, посланец, какое же сокровище искали эти трусы?
– Не знаю. – Посланец покачал головой. – Адемар лишь недавно вернулся из Святой земли, где был ранен. Говорили, что он привез с собой ценные трофеи. Я слышал, говорили о прахе самого святого Матфея.
– Прах святого Матфея, – снова повторил Болдуин. – Такая реликвия стоит целого королевства.
– Но есть еще более ценная, – заметил Норкросс.
Глаза Болдуина вспыхнули.
– Копье Лонгина! То самое, на котором осталась кровь Спасителя.
Таинственные всадники... поджоги... убийства... Я не сомневался, что за всеми этими преступлениями стоит Норкросс. И я был готов перерезать ему горло.
– Господин, – продолжал Норкросс, – Адемар уже в могиле, а у нас есть еще одно дело.
– Ах да, дело нашего шута. – Болдуин жестом отпустил посланца и, откинувшись на спинку, поманил меня пальцем. – Мне сообщили, шут, что ты позволяешь себе непозволительное. За короткое время ты успел оскорбить множество людей и нажить немало врагов.
Я посмотрел на Норкросса.
– Это мне нанесено величайшее оскорбление.
– Тебе? Как так? – усмехнулся герцог. – Может, жена Бримона не угодила?
Он взял из чаши горсть орехов и начал неспешно жевать.
– Я до нее не дотронулся.
– Однако ж свидетели утверждают противоположное. Твои слова противоречат показаниям члена моего двора. И разумеется, показаниям оскорбленной особы. Получается, слова шута, который, как выясняется, еще и не настоящий шут...
– Этот член вашего двора убил мою жену и ребенка...
Толпа затихла.
Норкросс покачал головой.
– Шут вбил себе в голову, что я таким образом наказал его за уклонение от обязательств перед вами, когда он сбежал в крестовый поход.
– И что же, рыцарь? Было такое? – спросил Болдуин.
Норкросс пожал плечами.
– Откровенно говоря, господин, я не помню.
По залу как будто рассыпался смех. Жестокий, беспощадный.
– Рыцарь не помнит, – развел руками Болдуин. – Так ты настаиваешь на своем, шут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35