Когда помощники тренера разняли их, двоих мальчиков пришлось отправить в отделение «Скорой помощи», одного со сломанным носом, а другого с разорванной губой, которую требовалось зашить. Разбитые носы и синяки на теле у трех остальных не требовали госпитализации.
Грифф, инициатор этой неспровоцированной драки, отделался лишь несколькими царапинами и подбитым глазом.
– У нас не было выбора, Коуч Миллер, – сказал директор школы, передавав ему Гриффа. – Радуйтесь, что родители тех мальчиков не стали предъявлять обвинение в нападении. А они могли бы, – добавил он, пристально глядя на Гриффа.
Коуч забрал его домой, провел мимо удрученной Элли и запретил все три дня выходить из комнаты. Вечером второго дня он неожиданно вошел к нему в комнату. Грифф лежал на кровати и лениво подбрасывал футбольный мяч.
Коуч отодвинул от письменного стола стул и уселся на него верхом.
– Сегодня я услышал кое-что интересное.
Грифф продолжал подбрасывать мяч, не отводя взгляда от мяча и от потолка над своей головой. Он скорее проглотил бы язык, чем заговорил.
– От Робби Ланселота.
Грифф прижал мяч к груди и повернул голову к Коучу.
– Робби просил поблагодарить тебя за то, что ты сделал. И особенно за то, что никому не проболтался.
Грифф молчал.
– Он думал, что я знаю, о чем это ты не рассказываешь. Теперь я прошу рассказать.
Грифф стиснул футбольный мяч своими сильными пальцами, изучая его швы и стараясь не смотреть на Коуча.
– Грифф.
Он выронил мяч. Вздохнул.
– Сколько весит Ланселот? Фунтов сто двадцать пять, наверное. Он ботаник, чудак. Чокнутый, понимаешь? У него списывают на контрольных по химии, но в остальном… – Он посмотрел на Коуча, и тот понимающе кивнул. – Я закончил силовую тренировку и пошел в раздевалку. И услышал шум в душевой. Эти пятеро парней загнали Робби в угол. Они отобрали у него белье. Он стоял перед ними без ничего, и они заставляли его… ты понимаешь. Делать это. И говорили: «Ты правда Ланселот? Большое Копье? Посмотрим на твое большое копье. Жаль, что твое копье не такое большое, как твои мозги». Что-то в этом роде.
Он взглянул на Коуча и снова отвел глаза.
– Он плакал. Из носа текли сопли. Его член был… он яростно теребил его, но… ничего не получалось.
– Понятно.
– Эти парни здорово его достали. Я растолкал их, оторвал его от стены, подвел к его шкафчику, сказал, чтобы он оделся, вытер нос и убирался оттуда.
– А затем вернулся и вышиб дух из его мучителей.
– По крайней мере, попытался, – пробормотал Грифф.
Коуч долго смотрел на него, затем встал, задвинул стул на место и пошел к двери.
– Элли говорит, что обед будет готов через полчаса. Ты бы умылся.
– Коуч? – Тот повернулся. – Не говори никому, ладно? Мне остался всего один день, и… и я обещал Ланселоту.
– Я никому не скажу, Грифф.
– Спасибо.
Грифф навсегда запомнил выражение лица Коуча, когда он в тот вечер выходил из его комнаты. Он не смог бы точно определить его, но понимал, что произошло что-то важное, что они в чем-то поняли друг друга. Насколько он знал, Коуч не нарушил своего обещания и никому ничего не сказал.
Он сделал круг по кварталу и вновь подъехал к дому с белыми цветами по обе стороны от парадной двери и бассейном с горкой на заднем дворе. Он и так уже потерял слишком много времени. Пан или пропал.
Двое мальчишек по-прежнему перебрасывались футбольным мячом, когда Грифф остановил машину у тротуара и вышел.
8
Мальчики прервали игру и внимательно наблюдали за его приближением.
– Привет, – первым поздоровался он.
– Привет, – в один голос с опаской ответили они.
– Это дом Болли Рича?
– Он дома, – ответил тот, что повыше. – Это мой папа.
– Как тебя зовут?
– Джейсон.
– Играешь в футбол?
Джейсон кивнул.
– На какой позиции?
– Куортербек.
– Ну да?
– Во втором составе, – стесняясь, признался Джейсон.
– Хочешь играть в первом?
Джейсон перевел взгляд на друга, а затем обратно на Гриффа.
– Конечно.
– Дай мне мяч.
Джейсон вновь как бы посоветовался взглядом с товарищем, а затем протянул мяч Гриффу, держась от него на расстоянии вытянутой руки.
– Я бросаю «уток», – сказал мальчик.
Грифф улыбнулся, услышав это словечко, обозначающее медленный и рыскающий пас.
– Такое иногда случается со всеми, но ты можешь избавиться от этого. – Он взял мяч правой рукой и сдавил шнуровку кончиками пальцев. – Видишь? – Он показал мяч Джейсону и его приятелю. – Нужно крепко прижимать подушечки пальцев к мячу, как будто пытаешься выдавить из него воздух. И когда ты его отпускаешь… – Он кивнул приятелю Джейсона, чтобы тот отбежал немного. Парень с готовностью откликнулся на его просьбу. – То получаешь контроль, прицел и скорость.
Он бросил мяч. Тот летел прямо и четко в цель. Мальчик поймал его и просиял. Грифф в знак одобрения поднял вверх большой палец и повернулся к Джейсону:
– Пуля, а не утка.
Джейсон поднял ладонь к глазам, прикрывая их от солнца.
– Вы Грифф Буркетт.
– Точно.
– У меня в комнате висел ваш плакат, но папа заставил снять его.
– Неудивительно, – усмехнулся Грифф.
– Грифф?
Он повернулся. Худощавый мужчина в поношенных шортах, дырявой футболке и старых кедах открыл входную дверь и стоял на крыльце между цветочными горшками. Он полысел, но его глаза остались такими же, какими их помнил Грифф, когда тот последний раз брал у Гриффа интервью.
– Привет, Болли. – Он взглянул на мальчика: – Тренируйся, Джейсон.
Мальчик уважительно кивнул.
Грифф подошел к стоящему в дверях Болли и протянул руку. К чести мужчины, он обменялся с ним рукопожатием – после секундного колебания. Но глаза за проволочными дужками очков явно не светились радостью при виде самого презираемого человека в Далласе, стоявшего у его порога.
– Думаю, у Джейсона большой потенциал.
Болли рассеянно кивнул, все еще изумленно рассматривая Гриффа.
– Что ты здесь делаешь, Грифф?
– Не уделишь мне минуту-другую?
– Зачем?
Грифф оглянулся на двух мальчиков, которые внимательно следили за их разговором, и уклонился от прямого ответа.
– Обещаю не покушаться на фамильное серебро.
Помедлив несколько секунд, спортивный журналист прошел в дом и жестом предложил Гриффу следовать за ним. Из передней Болли провел его по короткому коридору в тесную, обшитую панелями комнату. На полке громоздились спортивные трофеи. Почти все стены занимали фотографии Болли со звездами спорта. В углу стоял неряшливый письменный стол с телефоном и компьютером. Монитор был включен. На экранной заставке расцветали огни безмолвного фейерверка.
– Присаживайся, если найдешь куда, – сказал Болли, втискиваясь за письменный стол.
Грифф снял стопку газет со второго стула – больше в комнате стульев не было – и сел.
– Я позвонил в спортивный отдел «Ньюс». Парень, снявший трубку, ответил, что ты теперь работаешь дома.
– Почти все время. Приезжаю в офис пару раз в неделю, не чаще. Если у тебя есть электронная почта, почти любую работу можно делать дома.
– Сегодня утром я пользовался компьютером в библиотеке. Чувствовал себя пещерным человеком, который смотрит на приборную панель «Боинга-747».
– Они быстро устаревают. Приходится все время модернизировать.
– Да.
В комнате повисло неловкое молчание. Болли взял со стола неизвестно откуда взявшийся там теннисный мяч и покатал его между ладоней.
– Послушай, Грифф, я хочу, чтобы ты знал. Я не имею отношения к тому, что писали о тебе во время процесса.
– Я и не думал, что это ты.
– Хорошо. Но я хотел, чтобы ты знал. Тот репортер… Знаешь, он теперь в Чикаго.
– Скатертью дорога.
– Аминь. Вообще-то он пытался выудить у меня информацию о твоем прошлом. О родителях. О Коуче Миллере. Обо всем. Все, что я ему сказал, единственное, что я ему сказал, – что ты лучший куортербек из всех, кого я видел. Лучше Монтаны, Стаубаха, Фавра, Марино, Элвея, Юнитаса. Лучше любого. Вот что я хочу сказать.
– Спасибо.
– И от этого я еще больше ненавижу тебя за то, что ты сделал.
Болли Рич, спортивный комментатор «Dallas Morning News», всегда был справедлив к нему, даже когда он играл слабо, как в той игре против Питтсбурга, которая транслировалась в программе «Вечерний футбол по понедельникам». В тот год он был новичком и в первый раз играл со «Стилерс» на их поле. Он сыграл худшую игру в своей карьере. Колонка Болли была написана в критическом тоне, но часть вины за унизительное поражение он возложил на линию нападения, которая практически не оберегала своего нового куортербека. Он не смешивал Гриффа с грязью, как другие спортивные комментаторы. Это было не в привычках Болли.
– Я облажался, – сказал Грифф. – Причем здорово.
– Как ты мог решиться на такое, Грифф? Особенно после такого потрясающего сезона. Вы были в одной игре от Суперкубка. Оставалось только выиграть тот матч против Вашингтона.
– Да.
– В тот год Окленд ни за что бы не победил «Ковбоев». Игра за Суперкубок против них была бы легкой прогулкой.
– Я это знаю.
– Тебе только нужно было отдать мяч Уайтхорну, который стоял на втором номере. Втором! И рядом никого не было.
Болли не стоило напоминать ему ту игру. Он тысячу раз прокручивал ее в голове после того паса на последних секундах игры.
Четвертый розыгрыш на 10-ярдовой линии «Рэдскинз» – это были проклятые «Рэдскинз». «Ковбои» отставали на четыре очка. Филд-гол здесь не помог бы.
Центр отпасовал мяч в руки Гриффа.
Уайтхорн рванул вперед, за линию скримиджа.
Крайний полузащитник «Рэдскинз» поскользнулся и не смог блокировать его. Уайтхорн оказался на пятом номере.
Защитники «Рэдскинз», пытавшиеся контратаковать, были остановлены. Они не могли преодолеть или прорвать линию Далласа, которую в этом сезоне называли «каменной стеной».
Защитник «Рэдскинз» бежал к Уайтхорну, который теперь находился на втором номере, а вокруг него было пусто. Команда была в одном шаге от гола, от победы, от Суперкубка.
Гриффу оставалось сделать лишь короткий точный пас в руки Уайтхорна.
Или промахнуться и получить целых два миллиона от парней «Висты».
«Ковбои» проиграли 14:10.
– Это было сокрушительное поражение, – говорил Болли, – но я помню, как в тот день болельщики приветствовали тебя, когда ты уходил с поля. Они не винили тебя до тех пор, пока не выяснилось, что ты промахнулся намеренно. Кто может их винить! Их звезда, которой они прочили Суперкубок, оказалась жуликом, мошенником.
По прошествии пяти лет Болли все еще злился. Он уронил теннисный мяч, который отскочил от стола и упал на пол. Затем он снял очки, взволнованно потер глаза и отрывисто спросил:
– Что тебе нужно, Грифф?
– Работа.
Болли вернул очки на место и посмотрел на него, как будто ждал завершения шутки. В конце концов до него дошло, что Грифф говорит серьезно.
– Что?
– Ты не ошибся.
– Работа? Какая?
– Я подумал, что могу пристроиться в газете. Ты не мог бы замолвить за меня словечко в своем отделе? – Болли не мигая, смотрел на него, но Грифф не улыбнулся. – Это была шутка, Болли.
– Неужели? Потому что в противном случае я не понимаю, почему ты пришел за работой именно ко мне. Если ты окажешься поблизости от спортивного отдела газеты, тебя вымажут дегтем и вываляют в перьях. В лучшем случае.
– Мне необязательно приближаться к спортивному отделу. Я могу работать непосредственно на тебя.
– Что ты имеешь в виду? – Болли нахмурился. – Не подумай, что я верю, что у тебя есть хоть малейший шанс. Мне просто интересно, как работает твой мозг.
– Ты не можешь находиться сразу в нескольких местах, Болли. Ты не можешь вести репортаж больше чем с одной игры. Я знаю, что ты нанимаешь людей, которые снабжают тебя репортажами об играх.
– Да, я пользуюсь услугами внештатных корреспондентов.
– Позволь мне стать одним из них. У меня хорошо подвешен язык. Как и у всех в Техасе. – Мелькнувшая на его губах улыбка осталась без ответа. – По крайней мере, я могу набросать пару связных предложений. Но самое главное, я разбираюсь в игре. Я жил игрой. Я могу дать тебе такой репортаж с места событий, какого не даст никто, а также уникальный анализ, основанный на личном опыте. На многолетнем опыте.
Грифф попытался представить себя со стороны и решил, что выглядит убедительно.
– Я могу описать, какие чувства испытывает победитель. И как несчастен проигравший. Но еще хуже выигрывать, когда ты знаешь, что играл дерьмово, а победа была случайностью. – Он немного помолчал, а затем спросил: – Что ты об этом думаешь?
Болли внимательно рассматривал его.
– Да, думаю, ты можешь дать точное описание побед и поражений, с оригинальной трактовкой. Вероятно, у тебя это хорошо получится. Но даже в совершенстве владея языком, ты не сможешь описать, что значит быть командным игроком, Грифф. Потому что ты этого не знаешь.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Грифф, но это было необязательно. Он прекрасно знал, что хочет сказать Болли.
– Ты одиночка, Грифф. И всегда им был. Еще со средней школы, когда ты привлек внимание вербовщиков из колледжа, так вот уже тогда на первом плане был ты, а не команда. Ты вел команды от победы к победе благодаря своим выдающимся игровым качествам, но ты был никаким лидером. Насколько мне известно, тебя никогда не выбирали капитаном команды, и меня это нисколько не удивляет. Потому что единственное, что делало тебя членом команды, – это футболка того же цвета. У тебя не было друзей. Товарищи по команде восхищались твоей игрой. Те, кто не завидовал, боготворили тебя. Но они не любили тебя, и тебя это устраивало. Плевать ты на это хотел, пока на поле они делали то, что ты задумал. Я никогда не видел, чтобы ты подбадривал игрока, совершившего ошибку, или хвалил кого-то за хорошую игру. Я никогда не видел, чтобы ты протягивал руку дружбы или помощи. Но я видел, что ты даже не распаковал рождественский подарок Дорси, бросив: «Я этим дерьмом не занимаюсь». Я видел, как ты отшил Честера, когда он пригласил тебя на молитвенный завтрак в честь его жены, которая проходила этот ужасный курс химиотерапии и облучения. Когда невеста Ламберта погибла в автомобильной аварии, ты единственный из команды не присутствовал на похоронах. Ты был выдающимся спортсменом, Грифф, но никудышным товарищем. Наверно, именно поэтому я удивлен и немного обижен тем, что теперь ты пришел ко мне, как будто мы были добрыми друзьями, и попросил о помощи.
Нелегко выслушивать такое о себе, особенно если понимаешь, что это правда.
– Мне нужна работа, Болли, – тихо и покорно сказал Грифф.
Болли снова снял очки, и Грифф понял, что он ему откажет.
– Мне отвратительно то, что ты сделал, но всякий может оступиться, и ему нужно дать еще один шанс. Просто… Черт возьми, Грифф, я не могу посадить тебя ни в одну ложу для прессы в лиге.
– Я могу освещать матчи команд колледжей. Или школ.
– Там ты столкнешься с такой же враждебностью. Или даже с большей. Ты смошенничал. Сначала ты нарушил правила, делая ставки на тотализаторе. Потом ты сдал игру. Ты сдал игру, черт возьми! – со злостью повторил он. – За деньги. Ты лишил собственную команду гарантированной победы в Суперкубке. Ты якшался с… гангстерами. И ты думаешь, тебе позволят приблизиться к детям, к молодым игрокам? – Он покачал головой и встал. – Извини, Грифф. Я не могу тебе помочь.
Он перекусил в автокафе «Соник», где клиентам приносят еду прямо в машины. Сидя в чужой «Хонде», он с жадностью проглотил чизбургер с острым перцем, пирог «Фрито», две порции картофельной запеканки и клубничное желе. Пять лет он не пробовал такой вредной пищи. Но, рассудил он, презираемый всеми изгой должен быть жирным.
По дороге к дому Болли и до того момента, как Болли не просто отказал, а решительно отказал ему, Грифф гордился тем, что у него хватило силы воли искать работу, когда в два тридцать пополудни его финансовые проблемы будут решены. Он искал работу до того, как проверит содержимое банковского сейфа. Он полагал, что так будет гораздо честнее – смирить гордыню и просить о работе, если учесть, что завтра он сможет попросту ничего не делать, если захочет. Он даже стерпел проповедь Болли, хотя журналист был безжалостен к его ошибкам.
Грифф был вынужден признать, что с памятью у Болли все в порядке. Кроме того, парень хорошо понял его характер. Именно поэтому он не стал просить прощения или оправдываться. Он всегда скрывал свои эмоции. Ему никогда не хотелось хлопнуть по плечу товарищей по команде после хорошей игры, и он точно знал, что ему не понравится, если кто-то из них проделает это с ним. Он оставлял всю эту восторженную чушь тем, кто сидел на скамейке запасных, пока он на поле делал тяжелую и кровавую работу, избиваемый защитниками, которые рисовали отметки на своих шлемах, если им удавалось повалить его на землю.
Но почему он продолжает размышлять о том, что ему сказал Болли? Сейчас все это уже не имеет значения. Теперь в его команде только два человека, и для того, чтобы их осчастливить, достаточно сделать ребенка одному из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43