Конечно, никто из других литовских князей теперь и думать не мог о каком-либо соперничестве с Витовтом, и даже король Владислав старался не вмешиваться в его дела, понимая, что в польско-литовской унии ведущая роль фактически перешла к Литве.
Годы как будто бы не сказывались на жизнедеятельности Витовта, – бодрость, ясный ум и кипучую энергию он сохранил до конца жизни. Овдовев в шестидесятивосьмилетнем возрасте, он, едва миновал срок траура, женился на своей бывшей воспитаннице, вдове Карачевского князя Юлиане Ивановне, которая была на двадцать пять лет моложе его и еще сохранила свою редкую красоту.
Таким образом, все складывалось для Витовта удачно, Литва под его управлением превратилась в огромное и могущественное государство и теперь ему не хватало только королевской короны, о которой он давно мечтал. Наконец, в 1430 году он добился и этого: император Сигизмунд согласился короновать его и объявить Литву независимым королевством, на что король Владислав вынужден был дать свое согласие, ибо противиться можно было только опираясь на силу, а она была на стороне Витовта.
Итак, сговор состоялся и был назначен день коронации, который Витовт готовился отпраздновать с небывалой пышностью. По его приглашению в Вильну прибыли великие князья Московский, Рязанский и Тверской, гроссмейстеры Тевтонского и Ливонского орденов, татарские ханы, представитель византийского императора и другие высокопоставленные гости. Приехал и король Владислав, который, несомненно, знал, что произойдет.
А произошло следующее: польская шляхта, отнюдь не желавшая отделения Литвы, перехватила в пути императорского посла с короной, которую он должен был возложить на Витовта.
Коронация была сорвана, вместо нее получился грандиозный скандал. Владислав, делая вид, что возмущен больше всех и лицемерно утешая Витовта, предлагал ему свою корону, от которой последний, разумеется, отказался.
Конечно, все принятые решения оставались в силе, это происшествие вызвало лишь задержку, и коронация состоялась бы позже. Но восьмидесятилетний Витовт не выдержал пережитого потрясения, – с ним случился удар и вскоре он умер.
Ягайло–Владислав пережил его на четыре года.
Карач–мурза прожил долгую жизнь, и старость его была спокойной, он умер в возрасте восьмидесятипяти лет, почти в одно время с Витовтом. Семейные предания говорят, что после него осталась толстая тетрадь в зеленой сафьяновой обложке, листы которой были исписаны на каком-то незнакомом языке, вероятно, на арабском. Эта тетрадь долго хранилась в роду его потомков, но никто из них не мог ее прочесть и в конце концов она была утеряна.
В истории своей эпохи Карач-мурза оставил заметные следы, – имя его встречается во многих русских и восточных летописях.
Арсений участвовал после Грюнвальдской битвы почти во всех дальнейших походах Витовта и трех следующих за ним литовских государей – Свидригайла, Сигизмунда и Казимира, прославив себя новыми подвигами. Сын его и внук были литовскими воеводами, но об их жизни почти не сохранилось сведений, а правнука, воеводу
Степана Юрьевича, «за службу его за ратную» уже жалует великий князь Московский и всея Руси Василий Третий, ибо к началу его княжения бывшее Карачевское княжество отошло от Литвы к Москве и стало ее наместничеством.
Князья Хотетовские, уже во втором поколении утратив всякую связь с Карачевом, продолжали служить Московским государям, но боярства не выслужили и высоких постов никто из них не занимал. Лишь один из них имел звание окольничего.

Последний представитель их рода, князь Анисим Иванович, умер в 1711 году, в должности стольника царя Петра Первого. Единственная пережившая его племянница, княжна Ксения Гавриловна, вышла замуж за боярина Колычева.
Возвратимся, однако, к Арсению. Когда и при каких обстоятельствах он умер, – неизвестно. Но о нем сохранилась любопытная легенда:
За свою воинскую доблесть и прямой, бескорыстный нрав Арсений особенно полюбился небесному покровителю рода, архангелу Михаилу. И однажды, когда стар уже был Арсений и готовился к смерти, явился ему Архангел и сказал:
– Ты прожил славную жизнь и как воин, не знавший страха и ничем не запятнавший ни руки своей, ни совести, достоин награды. Но о душе своей и о будущей жизни ты мало думал, и потому награда тебе будет земная, а не небесная, – так рассудил Господь. Проси, чего хочешь, я исполню твое желание.
И Арсений ответил:
– Истину рек ты, пресветлый Архангел, – не столько я о душе своей пекся, сколько о чести рыцарской да о том, чтобы не осрамить ничем своего славного рода. Сделай же так, чтобы я мог увидеть своими глазами всех предков своих и всех потомков, дабы знать, умирая, занял ли я среди них достойное место.
– Хорошо, – сказал Архангел, – да будет так. Ты не умрешь, доколе не увидишь последнего из своих потомков. И если захочешь, можешь общаться с ними, но жить должен в бедности •и в смирении, ни словом ни делом не выдавая, кто ты. Никому из потомков ни в чем не указывай и в судьбы их не мешайся, – ты только зритель. И коли эти мои запреты порушишь, в тот же год умрут все, в ком будет хоть капля твоей крови, и ты сам тоже. Раз в сто лет, в ночь, которую тебе укажу, будут к тебе приходить семеро твоих предков, доколе не увидишь и не узнаешь их всех. На эту ночь веление бедности и смирения с тебя снимаю, – можешь принимать гостей как знатный витязь, каким был ты доселе. И о душе своей помни, ибо когда свершится все это, предстанет она перед судом Господним, – добавил Архангел и исчез.
А Арсений вскоре принял схиму и ушел в далекую лесную обитель, где его никто не знал.
Когда родилась эта легенда – трудно сказать. Может быть, только в прошлом столетии, когда появился тот повод к ее созданию, который памятен еще и ныне живущим. А может быть, такие поводы бывали и раньше, и легенда насчитывает сотни лет. Никто этого не знает. Наши предки были «ленивы и нелюбопытны», и многие интереснейшие детали прошлого и тайны истории никогда не будут раскрыты только потому, что в свое время никто не проявил к ним должного интереса и знавшие поленились их записать.
Лет сто тому назад в Карачеевку, остатками которой еще владели потомки Карач-мурзы, явился странник, высокий и крепкий старик с белой бородой, которому на вид можно было дать лет восемьдесят. Сказал, что он монах-одиночка и просил дозволения поселиться в лесу, недалеко от усадьбы, где он нашел на берегу реки небольшую пещеру.
Разрешение ему было дано, и старец Амвросий, – так звали отшельника, – прочно обосновался в Карачеевке.
Он расширил свою пещеру, привел ее в жилой вид, соорудил себе стол, скамью и постель, в углу повесил потемневший образ Архангела. Был молчалив и нелюдим, на вопросы о своем прошлом не отвечал. Но по всей округе о нем поползли самые фантастические слухи и толки. Старики из дворни и из окрестных крестьян божились, что его знают. Будто бы, когда были они детьми, уже приходил сюда этот старец, пожил тут какое-то время, а потом исчез. Только звался он тогда не Амвросием, а Арсением, выглядел же как и сейчас – лет на восемьдесят.
Конечно, за полвека можно было забыть черты лица и это был, наверное, другой старик. Но вера в сверхъестественное в людях неистребима, ибо она расширяет тесные рамки жизни и приобщает к вечности, – с нею краше жить и легче умирать. И народ верил, что это не простой старец и что живет он уже многие сотни лет. Может быть, отсюда и родилась легенда, но возможно и обратное: легенда существовала раньше и под нее теперь окрашивали события.
К старцу Амвросию все относились с огромным уважением и приписывали ему всевозможные чудеса, но его суеверно боялись, и без крайней нужды к пещере его никто не приближался. Сам он тоже не любил показываться на людях и в усадьбу, откуда ему посылали все необходимое для жизни, приходил редко, только в тех случаях, когда что-нибудь ему было нужно. При этом он не просил смиренно, а говорил голосом властным, как хозяин, словно и мысли не допускал, что ему могут в чем-либо отказать. И ему не отказывали, тем более что потребности его были очень скромны.
Трудно определить, в какой степени сами хозяева верили в то, что этот старец их отдаленный предок Арсений. Женщины верили. Мужчины стеснялись верить открыто, а в душе, – кто знает? – может быть, и допускали такую возможность. Ведь это происходило в прошлом столетии, когда мир чудесного не был окончательно разгромлен. Да многим из тех, кто еще чувствовал свою органическую связь с далеким прошлым, и не хотелось громить его.
Во всяком случае, к Амвросию относились с почтением, а легенду и все, что касалось его жизни в Карачеевке, записали, и это уже само по себе говорит о многом.
Был записан и такой случай: однажды утром хозяин имения, отставной майор и кавалер Василий Павлович, со всей семьей отправился к кому-то из соседей помещиков. Возвратиться он предполагал к вечеру вместе с этими соседями и потому, уезжая, велел повару Прошке приготовить хороший ужин и ждать гостей.
Все было исполнено. В положенный час ужин был готов, стол накрыт, на него поставлены бутылки с винами, настойки и ендовы с медом. Но уже стемнело, а хозяева не возвращались. Прошка вместе со своей женой, ключницей Саней, сидели на кухне, сюда же подошел и дворецкий, – все ждали появления господ. Но вместо них пришел старец Амвросий.
– Все, что у вас наготовлено, – сказал он, – несите в мою келью. Да стол там соберите на восемь человек.
– Я тебя, отец Амвросий, воистину как святого уважаю, – ответил озадаченный дворецкий, – и что хошь для тебя готов сделать, но этого не могу. Чай, сам понимаешь, что мне будет, коли вернется барин с гостями, а ужина нет.
– Сегодня не вернется никто, остались ночевать у соседей. Делай, что я тебе велю!
Амвросия так боялись, что перечить ему больше не посмели. В келье накрыли стол, отнесли туда все бутылки и блюда.
– Теперь уходите, – сказал он. – И когда взойдет солнце, не прежде, – придете забрать посуду.
Слуги ушли и долго толковали на кухне об этом удивительном случае и о том, кого бы мог ждать в гости старец? Потом, уже поздно ночью, снедаемые любопытством, которое пересилило страх, они подобрались к пещере Амвросия и, спрятавшись в кустах, стали смотреть и слушать.
Таинственные гости уже были в келье и вели себя шумно: всю ночь оттуда слышались громкие голоса, звон посуды и песни. Говорили и пели, будто, по-русски, но хотя и четко долетали до слуг многие слова, только два оказались им понятными: «архангел» и «воевода». И напевов таких они никогда прежде не слышали.
Перед рассветом огонь в келье погас, но было слышно, как отворилась дверь и вышли несколько человек. С того места, где затаилась ключница, в просвете неба между деревьями были видны промелькнувшие тени, она насчитала их семь. Затем все стихло. Утром, когда дворовые пришли за посудой, Амвросий, стоя на коленях перед ликом Архангела, молился и не обратил на них никакого внимания.
Хозяева, действительно, возвратились только на следующий день после обеда и о заказанном накануне ужине даже не вспомнили. Много позже слуги им поведали о случившемся, причем, все трое клялись, что говорят правду.
Говорят, что Амвросий дожил в Карачеевки до революции. В 1918 году имение, в котором хозяева уже давно не жили, было разграблено, усадьба сожжена, управляющий убит. На следующее утро после этого погрома из своей пещеры вышел с узелком и с посохом в руках Амвросий.
– Ухожу, – сказал он встретившим его крестьянам. – Но я еще вернусь сюда, когда снова наступит на Руси тишина.
Конечно, все это только «народный эпос». И многие скажут, что тут люди приврали, что слуги, съевши господский ужин, выдумали небылицу, чтобы оправдаться, или что дошлый старик, зная о существовании легенды, ловко ею пользовался.
Что же, – так, вероятно, и было. Но, все же, спасибо этим вольным или невольным выдумщикам, ибо в том, что они сочинили, заключается неповторимый аромат прошлого. Того прошлого, которое примиряет с настоящим и позволяет с надеждой смотреть в будущее.
И, вопреки разуму, хочется верить в эту легенду и особенно в то, что Арсений еще возвратится…



1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21