А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Так гремело, будто бы оружие и не встречало полного алой кровью мягкого тела…
Не нашлось прорех в нурманнских полках. Как тын. И не обойдешь, куда ни метнись: повсюду перед тобой нурманны.
Гюрята один из всех старшин остался сзади левого крыла с малым запасом воинов. Он глядел на великое мастерство нурманнского боя. Слыхивал Гюрята, как старые греки-спартанцы мелкими отрядами побеждали величайшие скопища персов, как все жаркие страны с малыми, но всегда победоносными войсками прошел Александр. Но кто же помнил геометрические тайны македонской фаланги и древнего римского легиона, где все воины умели ударять, как одна рука!
Земские не имели того строя, не имели такого оружия, как нурманны. Город мог бы лучше вооружить войско, но его кузницы, мастерские, купеческие склады воинских запасов были в руках самозваного князя Ставра. Да, куда меньше половины земских были укрыты шлемами, кольчугами, бахтерцами, и помочь бездоспешным, Гюрята знал, никто не мог. Нурманны сызмальства учились биться и другого дела не знали, земское же войско собралось из разных людей, спешно ополчившихся для защиты вольности. Гюрята ждал последнего часа, – решение боя будет зависеть от земского запаса.
Оба нурманнских полка не сомкнулись. Построенные с точным расчетом мест и числа викингов, они не нуждались во взаимной поддержке и двигались в поле, как два самостоятельных тела, объединяемых лишь общностью цели.
Они разошлись еще шире. Левый полк вестфольдингов подавался вперед и вперед и выставлял уже не одну голову, а три, как три зуба. Ими он жевал и молол земское войско. А правый полк отходил, пятился, ведя звуками рогов разговор с левым. Гюрята смотрел, как внутри строя искусно двигались нурманны и пропускали вперед один другого, сменяясь в привычной кровавой работе.
В строе чередовались разновооруженные викинги. Копейщики с тяжелыми копьями, окованными вдоль по древку, чтобы не перерубили дерево, шли в рядах с меченосцами и вооруженными железными дубинами или топорами. Копейщик ворочал копьем обеими руками, а меченосец прикрывал щитом и его и себя, ожидая минуты для удара. Нурманнские полки казались Гюряте стеной, на которую свои плескали оружием, как водой.
Левый нурманнский полк обозначал свой путь кучами тех, кто только что был земскими воинами. Такие же следы оставлял, отходя, правый полк. Между телами бегали живые новгородцы в поисках чего-то. Гюрята догадался: это подбирают оружие воины, потерявшие или сломавшие свое, – кто из рассыпанных передовых полков, кто из крыльев – теперь не поймешь…
Левый полк викингов теснил, мял и рвал правый новгородский полк. Викинги выгнали далеко вперед своего строя крайний зуб и загибали его, чтобы еще и еще разрезать новгородцев, повернуть их лицом к солнцу, а спиной к Городу, нагнать на свой правый полк, смешать, иссечь, исколоть, размозжить.
Задыхаясь, враз заверещали нурманнские рога. Отходивший правый полк нурманнов уперся, на миг остановился и надавил на земских, охватывая их и отсюда клином, который наливался, рос и выпячивался, расправляясь толстой, железочешуйной остроголовой удавом-змеей.
Вестфольдинги бились обдуманно и точно. Они давно научились бою, как ремеслу, подобно старым спартанцам, и еще долго будут, не зная дымной горечи поражений, сражаться за доли в добыче во франкских, саксонских и во всех прочих землях и на островах обширного Запада…
Забыв о том, что человеку как будто бы жизнь дороже всего, что человек живет на свете один раз и, потеряв жизнь, ее не вернет, бесполезно метал иной новгородец свою легкую сулицу-копье в железных нурманнов.
Безоружный, он голыми руками ловил острие длинного нурманнского копья и, упираясь, тянул к себе, как на пожаре тянут бадью из колодца, страстно вцеплялся в железо, будто волк в шею соперника в злые дни зимнего волчьего гона. И успевал выхватить копейщика из строя!
В щель врывались новгородцы, топор дровосека увязал в жестких хрящах вестфольдинга. По толстому нурманнскому мечу скользил длинный новгородский меч и уже доставал до налитого натугой и злостью глаза викинга в глубокой прорези железного наличья.
Не темная злоба обиженного, – высокие мысли и высокие чувства, для которых у него еще не было слов, железопламенно калили душу сермяжного воина. Он бездоспешный, в одной посконной рубахе, просунулся между латниками первых новгородских рядов, собой пробил строй вестфольдингов и умирал. Не напрасной смертью!
Его топтали чьи-то ноги, он не знал, – то ему знать не нужно. Он закрылся, одетый в льняную домотканую пестрядь, молчаливо-славным отчаянием тверже лучших доспехов.
У него в кулаке оказался источенный нож, которым он годами кромсал хлебушко, острил колышек для бороны, свежевал дичину, резал ложку. И для этого жала он, с грубой мужицкой побранкой, находил место в горле поверженного им копейщика-нурманна.
А с последним вздохом он еще ловил железную ступню какого-нибудь сына Вотана, великолепного ярла Мезанга, и валил его под братское новгородское оружие.
Он умирал молча и сам того не заметив. Не чувствуя смерти, он щедро отдавал своей земле всю кровь, щедро поил Мать драгоценнейшим красным семенем, из которого, держи – не удержишь, а поднимется к Свету великая поросль.
Слава!
2
Как в разливы на полузатопленном острове голые ветки тальника ловят плавучий валежник, так запасной отряд Гюряты тянул к себе уцелевших воинов из разбитых нурманнами головных полков земского войска. Слабый боевой запас случайного воеводы Гюряты разросся. И подходил новый полк – заильменские чудины. Они нашли пустой лагерь земских, узнали нужное от обозных и поспешили вдогонку.
Долгоногие, долгорукие, белоглазые, беловолосые, упорные в пахотном труде, с длинногласной, как сами чудины, речью, вот и они! А не более ли тысячи их прибежало, братьев? Со старшиной Эстемайненом, с подстаршинками Кааром, Луусайненом и Тоолом они не отказались обкосить свою делянку на железном лугу. Кто обут в лычницы, но многие босы. Эти, разувшись, побросали тяжеленные сапожищи, чтобы им и догонять и биться было поспособнее. Эх, родимые!..
Непривычно сладко, дико и для него как-то томительно шевельнулось кремнежесткое сердце грубого Гюряты. А не бабья ли вода у тебя в глазах, старшина? Не признается. Если и плакал до этого Гюрята, то лишь в люльке, жадно требуя безотказную материнскую грудь.
Нацеливаясь на зловеще смертельную игру решающего боя, от которого зависело быть или не быть новгородской вольности, Гюрята строил запасный полк не одним, не тремя, а шестью клиньями. В клиньях и по бокам ставил латных, в середине – бездоспешных. Хотелось бы закрыться латными сзади, кругом, как нурманны, но не хватало. Воевода бросал в бой всех, никого не оставив. Железная змея левого полка вестфольдингов растянулась и прижимала к правому полку смятые новгородские крылья, готовя им неизбежное и полное истребление. Но пробил страшную змею запасный полк. Да, со злого размаха Гюрята пробил несокрушимый строй, викинги потеряли порядок и свои боевые места. Копейщики смешались с меченосцами, и левый полк рассыпался. Не просто рассыпался: вестфольдинги ощетинились железными ершами, упирались спина со спиной. Но – тонули.
Теперь-то их уже доставали длинные новгородские мечи в длинных руках чудинов, кололи рогатины, захватывали крючкастые гарпуны, рубили топоры на двухаршинных топорищах, крошили железноголовые дубины.
На помощь своим приливной волной полился первый, правый нурманнский полк, но его, как медведя за гачи, остановили новгородцы, вырвавшиеся из смертных объятий разгромленного левого полка.
И впервые за весь долгий бой замялся оставшийся неразбитым полк вестфольдингов. Несокрушенный, убавившийся в числе, но еще могучий, он отбился со всех сторон, сохранил строй, набросал новгородских тел и замер, как в раздумье. Откатились и новгородцы, чтобы опомниться, оглядеться и разобраться по полкам. Боевые крики гасли, сменяясь стонами.
3
Лишь верстах в полутора от уцелевшего полка вестфольдингов еще ревел рог викинга, еще звал и о чем-то просил.
Погибшим полком вестфольдингов управлял ярл Зигфрид Неуязвимый, владетель Расваг-фиорда, и его друг Гангуар Молчальник из Брекснехольм-фиорда. С несколькими десятками викингов они успешно отходили к Городу; сильная кучка, огрызаясь и теряя бойцов, наконец вырвалась в чистое поле. Неожиданно они уперлись в преграду. В овражке широко разливалась речка, ее топкие берега растоптал скот, а следов брода не находилось. Вооруженный викинг тонет в воде, как камень и вестфольдинги замялись.
В этом месте викингов настигли новгородцы с Изяславом и Тсаргом. Кузнец и мерянин не расставались в бою. Зигфрид звал на помощь звуками турьего, окованного серебром рога.
Выйдя из страшной битвы, новгородские воины хотели добить нурманнов и сохранить себя. Сражаясь осторожно, они теснили врагов в топь, загнали в грязь и сковали движения вестфольдингов. Прибежавшие с Тсаргом меряне метали ременные петли. Нурманны рубили это опасное оружие, но новгородцы валили нурманнов по очереди, вытаскивали и добивали.
Свои не шли на помощь к загрузшему в топи выше колен Зигфриду Неуязвимому. Расвагский ярл, прозванный Неуязвимым за то, что ему удавалось выйти из многих сражений и сотен стычек без малейшей царапины, не захотел умирать, умывшись грязью. Вместе с Гангуаром Молчальником он вырвался на твердое место. Новгородцы расступились и замкнули кольцо. Мелькало железо, змеями вились арканы.
Отчаяние сделало берсерком Неуязвимого Зигфрида. Военное безумие, свойственное вестфольдингам, удесятерило его силы. С двумя мечами, – он умел биться обеими руками, – Зигфрид прыгнул, разбил кольцо новгородцев и встретился с Изяславом.
Для боя под Новгородом знатный мастер выбрал несокрушимые, собственной ковки, латы-бахтерец из железных пластин, низкий шлем, надежные поручи с поножами. Изяслав сражался не мечом и не топором, а, как немногие, боевым цепным кистенем, состоящим из ручки с ременной петлей для запястья, цепи, длиной почти в два локтя, и кованого железного шара с шипами, весом в четыре фунта. Такое оружие требует не столько силы, сколько безупречно меткого глаза кузнеца.
Крутнув кистень, Изяслав послал шар, и смятый шлем вдавился в широкие плечи Неуязвимого Зигфрида.
Уцелевшие викинги бросили оружие. На что они надеялись? На немногое. Истомленные, избитые, в иссеченных латах, сто раз в этот день обнявшись со смертью, они, привычные к победам, были готовы надеть ошейник траллса…
Нет, дети Вотана были спасены от последнего позора. Их прирезали скорой и милостивой рукой, без ненужной гнусной потехи, не по-нурманнски…
На теле Гангуара Молчальника мерянин Тсарг нашел нож с рукояткой моржового зуба и с золотой насечкой священных рунир на клинке. Тсарг бережно спрятал находку. Старухе пригодится потрошить птицу кривым удобным железом.
Опять заревели рога, опять зашумело поле. Из Города вышел новый полк на помощь окруженным нурманнам. Земское войско отошло. Оставшиеся в живых старшины готовили новый бой. Но нурманны отступили, и новгородцы их не преследовали. Поле очищалось. Из Города доносились тревожные звуки кожаного била…
4
Город остался за князем Ставром и за нурманнами, а поле – за земским войском. Новгородцы разбирали тела, искали своих для подачи помощи. Бездоспешные жадно захватывали доспехи вестфольдингов, сетуя, что нурманны унесли много своих тел. Все собирали оружие, заменяя свое лучшим.
Искалеченного товарища поили крепким медом, крепко держали и просили:
– Сильнее вопи, будет легче.
Затянув жгут, знахари острым ножом рассекали жилы, отделяли в суставе руку или ногу, зашивали культю мягкой вареной жилкой и бинтовали холстинкой, пропитанной крепким отваром болотной сушеницы. Сломанные кости обкладывали чистой строганой щепой и закручивали лубом. Резаные раны и размочаленное под доспехами мясо заливали целебным нутряным жиром медведя.
По полю собирали и сносили для погребения бездыханные тела павших за Правду новгородских воинов. Сколько же их? Не больше ли, чем живых?..
Слеталось воронье. И откуда валились чернокрылые колдуны, проклятые вещуны! Вьются низко, опускаются, блестящие, круглоглазые, тяжелоклювые. Куда ни пойдешь, поднимешь стаю. Перелетают и садятся рядом без страха перед человеком.
Везде тела, тела… У топкой речки на нагой труп ярла Зигфрида, звавшегося при жизни Неуязвимым, разом пали два ворона. Матерые, сытые птицы будто бы спорили между собой, в их хриплом ворчании слышалась ненасытная жадность.
Смертное поле молчало. Кроме вороньего грая, не было больше другого голоса.


Часть вторая
ЦЕНА ВЛАСТИ


Глава первая
1
В поле за Новгородом обильно лилась кровь, а в самом Городе было тихо. Новгородские улицы пустовали, как ночью; не слышалось деловитого шума трудового людства и на волховском берегу.
Брошенные, как бесхозяйные, праздно лежали вытащенные рассыхающиеся лодьи и расшивы или скучно дремали в воде на привязках. И вправду – бесхозяйные. Кто из владельцев бежал из Города, иной сражается против своих в дружинниках князя Ставра.
Большая же часть горожан сидит по своим дворам, запершись на крепкие замки и засовы. Хотят отсидеться от лиховременья и ждут исхода боя, надеются, что свои сломают нурманнов в поле.
У пристаней и причалов, от которых отогнаны новгородские лодьи, греются на солнышке черные драккары вестфольдингов. Викинги бережливы, их драккары расчалены на два и на три якоря, а между бортами и обрезами пристаней подвешены мочальные жгуты.
Сторожевые викинги валяются на палубах, спят. Проснувшись, трясут в деревянных чарках меченые косточки-жеребья и бросают с клятвой, ставя на кон свои доли еще не деленной добычи.
По бережкам шатаются бродячие псы. Свыкнувшись с тяжелым запахом драккаров, бездомные кудлачи клянчат подачку и, не дождавшись куска, трусят дальше, поджав хвост и наставя нос по ветру. Безлюдье.
Черно от народа только у нижних причалов. Там, без проводов и без провожатых, собираются отплывать восвояси свободные ярлы Ролло, Гаук, Гаенг и Ингольф на восьми драккарах.
По сходням, переброшенным на борта с пристаней, проходили викинги и усаживались на румы. Кормчие с подручными становились на свои места у рулей, готовясь частой дробью бронзового диска приказать гребцам поднять весла и ждать первого полного удара – греби!
Оставалось поднять якоря и сбросить с колод пристаней причальные петли канатов, плетенных из китовой кожи.
Между пристанями и тыном берег был пуст. А с тына, затаившись как зверушки, глазели запуганные нурманнами ребятишки. Малые дожидались времени прибежать во двор с радостной вестью: «Иные нурманны уже уплыли!»
Дети не отрывались глазами от ярлов, которые одни стояли на берегу, и перешептывались:
– Этот, в светлом доспехе, серебряный, что ли?
– А рядом с серебряным, гляди, бородища во всю грудь, а лица нет, упрятано под шлемное наличье.
– Мне бы такой доспех да меч, как у бородатого, уж я бы…
Нурманны чего-то медлили, чего-то ждали, поглядывая на солнце, чтобы узнать время. Уж плыли бы…
Вдруг серебряный нурманн выхватил меч и махнул им раз, другой. И все нурманны с драккаров обратно побежали на берег!
Ребятишки покатились по дворам:
– Нурманны не ушли, раздумали!
А нурманны уже здесь, вышибают ворота и калитки топорами, врываются в избы и клети.
Молодой ярл Ингольф и братья Гаук и Гаенг, удовлетворившись полученным от князя Ставра выкупом за свою долю добычи в новгородских улицах, ушли бы попросту. Но Ролло предложил выждать, пока остающиеся в Хольмгарде ярлы ввяжутся в бой с непокорными новгородцами, и тогда быстрой рукой взять все, что попадется поблизости. Мысль понравилась.
В молодом владетеле Норангерского фиорда пробуждалось уменье использовать обстоятельства и находить подходящий час, так удачно примененное им в дальнейшем в землях королей франков.
В Городе находились конунг Скат, ярл Гаральд Прекрасный и ярл Арнэ-фиорда Ингуальд. Они и несколько сот дружинников князя Ставра, как уверенно предполагал Ролло, не смогут помешать быстрому грабежу.
Викинги разбежались мелкими отрядами по ближайшим улицам. Под угрозой немедленной смерти сами хозяева открывали двери клетей и указывали насильникам тайнички, о которых знали не все домашние. И на своих спинах, подгоняемые остриями мечей, тащили на берег собственное достояние.
Вестфольдингам было некогда давать излюбленные примеры устрашения, но все же дело не обошлось без крови. Кое-где горожане пытались оказать тщетное сопротивление. Всегда были и есть люди, не терпящие видимого глазами насилия, которые вдруг и как бы независимо от себя предпочитают гибель унижению.
На Сливной улице вестфольдингов встретили в топоры, копья, мечи и ослопы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52