Попросив паспорт у учительницы соседнего села Хорошиловой, она с большим трудом пробирается в нейтральную зону.
Здесь, в партизанском лагере, мать напомнила сыну о своем давнем разговоре с Марком Григорьевичем. Она знала, через какие трудности шел ее муж, сын мужика, к учительству. Понимала, как он ценил достигнутое. Понимала почему он, не желая замечать особенностей сына, мечтал увидеть и его в куцем учительском вицмундирчике. А разве ее Виталий не педагог, не учит народ? Только муж своими уроками ведет людей к свету и знаниям, а Виталий ради этого света и этих знаний горячим ленинским словом зовет и к священной борьбе. Что ни день, то митинг!
Тяжело ныло сердце и за мужа, истерзанного плетьми оккупантов и гайдамаков в отместку за Виталия. Но она одобряла путь, избранный сыном. И что там домашние борщи шумановские пампушки в чесночном соку, которые она готовила для Виталия и его боевых товарищей! Теперь Варвара Николаевна, многосемейная мать, уважаемая учительша из Шуманов, сама включилась в борьбу.
Волнующие рассказы матери партизанского командира о народных страданиях, об издевательствах иноземцев и «хлеборобов-собственников», помещиков и кулаков, еще больше закаляли волю бойцов червонного казачества к борьбе.
Пройдет двенадцать лет, и Варвара Николаевна, осуществляя то, за что боролся ее старший сын с царскими судьями в здании киевских присутственных мест, с оккупантами в лесах нейтральной зоны, с деникинцами под Орлом, возглавит в Шуманах борьбу за создание первого колхоза. Народ единодушно назовет его славным именем «Червонный казак».
В декабре 1918 года червонные казаки, действуя совместно со 2-й Украинской Советской повстанческой дивизией, под командованием Примакова, освобождают Харьков, Полтаву, Кременчуг, а весной 1919 года совершают знаменитые рейды на Староконстантинов, Изяслав, Острог.
Радостная пора триумфального шествия молодой Красной Армии. Свободно вздохнув после немецко-гетманского ига, население встречало освободителей хлебом-солью, красными флагами, колокольным звоном. Как седой Днепр питается бегущими к нему водами Полесья, Слобожанщины, Южностепья, Таврии, так и закаленный в боях отряд примаковской конницы и полки бесстрашного Щорса на длинном пути от Унечи до Изяслава впитали в себя множество вольных сынов Украины, выросших на берегах Ворсклы, Сулы, Пела, Тетерева, Случа, Горыни.
И сейчас в Великих Крынках, за рекой Псел, которую весной 1919 года пересекал со своими боевыми сотнями Виталий Примаков, рассказывают молодежи о доблести червонного казачества его ветераны – братья Филипп Данилович и Антон Данилович Пархоменко.
Записка Н. Щорса В. Примакову. 1919 год.
Эти славные советские воины всю гражданскую войну сражались в рядах 2-го полка, возглавлявшегося сельским кузнецом Пантелеймоном Романовичем Потапенко.
Тогда, в начале 1919 года, всего лишь один полк червонных казаков насчитывал в своих рядах более двух тысяч отчаянных рубак, до мозга костей преданных делу Ленина и люто ненавидевших своих злейших врагов – оккупантов и их прислужников.
Вот эту грозную, неудержимую силу мне довелось увидеть впервые в родных местах…
Январь 1919 года. Наш партизанский отряд вместе с 8-м повстанческим полком вошел в Кобеляки, с боем выгнав из них кармелюцкий полк Петлюры. Командир отряда Василий Антонович Упырь дает мне задание отвезти в Вутенки пакет командира 8-го полка Ахметьева командиру 7-го Суджанского полка Шмидту.
Выехав на санях после обеда я уже в сумерках попал в штаб 7-го полка. Занимал он каменный дом скупщика зерна Савенко. В просторном зале разместились и командование, и сотрудники штаба, и узел связи с посыльными и ординарцами. Несколько месяцев назад я видел неразбериху в первых красных боевых отрядах, напоминавших своими шумными теплушками на железнодорожных путях цыганский табор. А теперь меня поразили четкий порядок и дисциплина молодой регулярной советской части.
В ее командире, хотя он для солидности отрастил бороду, я сразу узнал того человека, с которым летом столкнулся в Полтаве у Юрия Коцюбинского, «товарища Степана», на подпольной явке по Куракинской улице. Вход туда открывал пароль: «Продастся ли у вас семиструнная гитара?»
Широко раскрытыми глазами смотрел я, как пожилые дядьки-красноармейцы, получая от своего комполка задания или же отдавая рапорты, стояли перед ним навытяжку. Настоящая армия! В нашем партизанском отряде этого еще не было…
Идя в родной дом после длительной разлуки с матерью, я восхищенно глядел на старательных телефонистов, опутывавших сельские дворы густой паутиной полевой связи. Не хуже, чем было у недавно покинувших эти места пруссаков…
И, шагая в своих худых ботинках по свежевыпавшему снегу, я думал: ведь в тех «цыганских таборах», заполнявших шумные теплушки, и зрел зародыш вновь воскресших большевистских полков. А теперь думаю: в том первом регулярном советском полку, увиденном мною в январе 1919 года, и зрела та грозная сила, которая четверть века спустя разгромила созданную прусской военщиной и возглавленную Гитлером могущественнейшую армию.
О встрече с матерью распространяться не буду. Лишь с приходом полка Шмидта она впервые отважилась спать дома. Рано утром мы оба уже были на ногах. Пожалуй, мать поднялась раньше меня. Поднялась и сразу же засуетились у печи ее натруженные, искривленные нелегкой работой руки. И тут с улицы донеслась боевая песнь. С гармошками, бубнами, с лихими присвистами. Я выглянул в окно. Вдоль аллеи вековых тополей, направляясь к вокзальной площади, шла конница. Естественно, меня потянуло наружу. И то, что пришлось тогда увидеть, долго оставалось в моей памяти.
Видел я под теми же тополями страшные полки баварских кирасир. Грозные, могучие, но оболваненные муштрой вояки-автоматы. А эти – во всей первозданной силе, полные живого порыва, шли под боевыми знаменами вольные дети расправившего плечи народа… На сильных, с заиндевевшими храпами конях, с полной выкладкой вьюков, немного пестровато одетые, но все в смушковых, с красными верхами, лихо сдвинутых набекрень папахах. Лампасы, без конца и края лампасы. И алые ленты в гривах, челках. Ленты, ленты, ленты… То шел недавно уже показавший себя в боях за Харьков, Люботин и Полтаву полк червонных казаков. Во главе с очень юным, как мне показалось, атаманом.
Миновав вокзал, конница проследовала дальше к кобелякскому переезду, а потом прямо на запад к Козслыцине – Кременчугу. Вслед за конницей и я направился к переезду, а оттуда на север, в свой отряд. Наши пути разошлись. Ошеломленный недавним зрелищем, я не мог предполагать, что вскоре судьба снова сведет меня с этими всадниками, и теперь уж на долгие годы.
После того военная ситуация бросила червонных казаков к самой границе, к Шепетовке – Изяславу. Меня партия послала в шахтерскую дивизию к Старому Осколу, чтобы вместе с ней пройти тяжкий путь отступления к Ельцу и триумфальный марш к Перекопу, а там снова встретиться с героической дивизией червонных казаков и войти в ее славную семью.
Ну, а горемычная моя мать, с помощью добрых людей избежавшая мести махновцев, деникинцев, петлюровцев, не сумела спастись от хищной руки фашистов.
Не сберегли своей мы мамы,
Ее, старушку, не сберег
И старый бог ее упрямый,
Тот древний и бездушный бог…
Никто могилы не разыщет…
И оттого мне свет не мил.
По всей земле их сотни, тыщи,
Безвестных и святых могил!
Первая Украинская Советская повстанческая дивизия Локотоша, которого вскоре заменит Щорс, гонит петлюровцев и галицийских стрельцов к Шепетовке, вторая дивизия Барабаша сдерживает натиск врага у Проскурова. А червонные казаки вместе с конным полком Гребенки громят тылы жовтоблакитников.
В этом героическом рейде, выйдя к Староконстантинову, червонные казаки у берегов Кузьминского озера столкнулись на марше с мощной Херсонской дивизией противника. Полк Гребенки где-то отстал. Но дорога каждая минута, и Примаков, не дождавшись подмоги, атакует петлюровцев. На льду Кузьминского озера осталось множество изрубленных гайдамаков. В их числе доктор Луценко, командир Херсонской дивизии, личный друг Петлюры, член Генеральной рады «вольного казачества», сменивший клистирную кишку на булаву воеводы.
Наряду со старыми бойцами хорошо показали себя спартаковцы, бывшие солдаты Вильгельма, мадьяры и чехи, еще недавно воины «цисаря» Франца-Иосифа – всадники интернациональной сотни червонного казачества под командованием Маркутана и его комиссара венгра Вераша.
10. Героические рейды червонцев
В мае 1919 года обстановка на фронтах усложнилась. Измена Махно и восстание бывшего атамана Григорьева, командира 6-й советской дивизии, сыграли на руку генералу Деникину. Белогвардейцы захватили Донбасс. Ленин потребовал переброски войск с западной границы против нового, наиболее опасного врага. И вот червонные казаки из-под Шепетовки через Киев стремятся к Гришину, а главком Украины Антонов-Овсеенко шлет депешу в Москву: «Мы отправили против Деникина свою лучшую боевую единицу – полк червонных казаков Примакова».
В первых же боях с конницей Шкуро червонные казаки оправдали высокую оценку, данную им главкомом Украины.
Большевик Примаков не был из тех командиров, которые живут правилом: «Моя хата с краю, я ничего не знаю». Не благодушествовал в ожидании приказов свыше. Не благоденствовал в то время, когда враг нажимал на боевого соседа. Командуя полком, он, большевик ленинской школы, болел за весь фронт. Как настоящий коммунист, он чувствовал себя в ответе не только за то, что происходит на его участке, но и за то, что делается на участке соседа и на позициях всей армии. Это, помимо личной отваги и мастерства непревзойденного рейдиста, и выдвинуло молодого, двадцатилетнего конница Примакова в ряд самых блестящих военачальников ленинской эпохи.
Такова уж была его незаурядная натура – он смотрел на мир глазами державного мужа, настоящего коммуниста. И тогда, когда он носил высшие знаки различия – четыре ромба, и тогда, когда он, командуя всего лишь полком, не имел вовсе никаких внешних признаков воинской власти.
В архивах сохранился очень ценный и любопытный документ. Это докладная записка командира червонноказачьего полка В. Примакова от 5 июля 1919 года. Полная жгучей тревоги за судьбу революции и страны, она адресована Совету Обороны Республики в самое критическое для Красной Армии время. Двумя днями раньше, после захвата Царицына и Харькова, Деникин отдал свою знаменитую «московскую директиву». Днем раньше главком Вацетис был заменен Каменевым. В те же дни было опубликовано письмо ЦК ВКП(б) «Все на борьбу с Деникиным!».
Примаков писал Совету Обороны:
«Наступление белогвардейцев и паническое отступление наших войск, терроризированных частыми ударами во фланг и в тыл, измена генштабистов, растерянность младшего командного состава, не имеющего возможности предупредить измену, создали на фронте катастрофическое положение…
В войсках есть вера в победу, но она как-то пассивна, нет нужного порыва. Я должен, однако, отметить, что в добровольческих частях заметен подъем и инициатива. Добровольцы Советские полки, укомплектованные добровольцами.
одни задерживают наступление.
…Нужно сосредоточить в тылу, верстах в ста от фронта, свежие и непотрепанные войска, хотя бы силою в две дивизии пехоты и дивизию кавалерии. В то время дивизия состояла из 10–11 полков.
С этими силами начать наступление. Наступление ударным кулаком безусловно будет успешным, так как казаки Донские и кубанские казаки Деникина.
сильно распылили свои силы и крестьянство против них. Первая же победа увлечет в наступление и все остальные части…
…Лишь при таком командующем (Барабаш) и при частях, привыкших к маневрам и к полевой войне, не боящихся окружения, можно победить.
Нужно также принять экстренные меры к генеральной чистке наших штабов… Нужно упразднить штабы участков и групп. Вместо них создать штабы бригад, дивизий, корпусов.
Это сократит расход людей и денег и приблизит штабы к массам…»
Изумляет политическая и оперативная дальнозоркость двадцатидвухлетнего командира полка. Его аналитический ум в сложной фронтовой обстановке, в которой он сам является не сторонним наблюдателем, а активно действующим лицом, трезво оценивает следствия и находит их причины. Да, мы отступаем вовсю, а враг срывает одну победу за другой. Но Примакова, тонкого диалектика, не оглушают наши потери и не ослепляют успехи врага. Предвидя победу, учитывая веру в нее красноармейцев, не закрывая глаз на все наши беды, он хорошо видит, в чем сила Красной Армии и в чем слабость врага. Как воин, Примаков понимает: силы белых не соответствуют их целям, как политик – выученик ленинской школы, он сразу уловил главное: крестьянин против них. А с кем народ, с тем и победа…
И как не верить в конечную победу? Не мог он не знать, что там, на востоке, в корне реорганизованная Красная Армия уже погнала Колчака, освободила Пермь, Кунгур…
И то, что предложил Совету Обороны Республики юный командир полка, партия уже успела совершить там, на востоке…
Ясно – не одного Примакова тревожила тогда судьба революции и страны. Но мы знаем, что в октябрьских боях на полях Орловщины первую и ощутительную встряску офицерским дивизиям Деникина задала Ударная группа, куда вошли стрелковая дивизия латышей, бригада Павлова и кавалерийская дивизия украинской конницы – червонные казаки Примакова.
Это вызвало памятное высказывание Ленина: «Никогда не было еще таких кровопролитных, ожесточенных боев, как под Орлом…» В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 39, стр 244.
Под натиском белых советские силы отходили к Полтаве. Деникинцы – их ударная офицерская пехота, конные полки кавказцев – опьянены небывалыми успехами. У кое-кого из красных командиров на уме одно – отступать. А Примаков добивается позволения нанести удар по флангам врага – на Карловку. Удача! В связи с успешной атакой червонных казаков, под огнем белых производится полная эвакуация артиллерийских складов из Селещины. В этом бою героически сражалась пехота 46-й, бывшей 2-й Украинской повстанческой дивизии. Ее комиссар Исаак Минц, будущий комиссар корпуса червонных казаков, приободренный действиями примаковской конницы, возглавив батальон пехоты, отражал отчаянные атаки белогвардейских полков генерала Геймана.
В течение августа и сентября 1919 года Примаков с бригадой червонных казаков удерживает Чернигов, давая отпор деникинским войскам.
Не раз и под Перекопом и на полях Галиции мне приходилось наблюдать Примакова в бою – бесстрашного и рассудительного, спокойного в самой сложной обстановке.
Осенью 1919 года Деникин рвался к Москве.
В штаб ударной группы явились командарм Иероним Уборевич и член Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Примаков, теперь уже командир бригады, горячо доказывал своим начальникам:
– Готовя народ к революции, мы говорили, что самодержавие прогнило насквозь. А сейчас мы удираем от тех же царских генералов. В пятнадцатом году я с трудом доставал у солдат черниговского гарнизона винтовку, обойму патронов. Теперь у нас оружейные заводы в Туле, Сестрорецке, Ижевске. В пятом году восстали лишь Красная Пресня и киевские саперы, сейчас с нами весь трудовой народ. В восемнадцатом году у нас были небольшие отрядики, а теперь на одном лишь Южном фронте семь армий. Я убежден, что мы сильнее врага и мощью и духом. Наши казаки горят ненавистью к белякам. Так в чем же дело? Значит, мы сами делаем не то, что надо. Пустите меня в деникинские тылы. Латыши прорвут фронт. Я в этом не сомневаюсь. Что? Сложная обстановка? У врага много конницы? Зима, стужа, буран? Это то, что надо! Чем сложнее обстановка, тем больше шансов на успех. Пусть дрожат беляки! Сначала мы вызовем в их рядах панику, а затем ударим клинками. Мы лишим их связи, управления. А неизвестность будет бить по врагу похлеще наших клинков…
Орджоникидзе позже напишет В. И. Ленину: «Червонные казаки действуют выше всякой похвалы». А пока он с величайшим интересом слушал пылкую речь молодого кавалериста. План Примакова был одобрен.
Одно дело драться с крепким врагом на фронте, другое – двинуться зимой в его тылы. Всему штабу: начальнику Семену Туровскому, его помощникам – Журавлеву, Медянскому, Рубинову, Шильману – пришлось крепко поработать. Планы планами, а выполнять их людям. Вместе с комиссаром Евгением Петровским Примаков ускакал в полки. Завязались душевные беседы. Молодой комбриг говорил казакам и о Москве, которой угрожала страшная опасность, и о Туле, снабжавшей войска оружием… И вдруг вспомнил «Левшу» Лескова. Рассказал о нем бойцам:
– Царь спросил, пользовались ли тульские мастера микроскопом, когда подковывали английскую блоху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Здесь, в партизанском лагере, мать напомнила сыну о своем давнем разговоре с Марком Григорьевичем. Она знала, через какие трудности шел ее муж, сын мужика, к учительству. Понимала, как он ценил достигнутое. Понимала почему он, не желая замечать особенностей сына, мечтал увидеть и его в куцем учительском вицмундирчике. А разве ее Виталий не педагог, не учит народ? Только муж своими уроками ведет людей к свету и знаниям, а Виталий ради этого света и этих знаний горячим ленинским словом зовет и к священной борьбе. Что ни день, то митинг!
Тяжело ныло сердце и за мужа, истерзанного плетьми оккупантов и гайдамаков в отместку за Виталия. Но она одобряла путь, избранный сыном. И что там домашние борщи шумановские пампушки в чесночном соку, которые она готовила для Виталия и его боевых товарищей! Теперь Варвара Николаевна, многосемейная мать, уважаемая учительша из Шуманов, сама включилась в борьбу.
Волнующие рассказы матери партизанского командира о народных страданиях, об издевательствах иноземцев и «хлеборобов-собственников», помещиков и кулаков, еще больше закаляли волю бойцов червонного казачества к борьбе.
Пройдет двенадцать лет, и Варвара Николаевна, осуществляя то, за что боролся ее старший сын с царскими судьями в здании киевских присутственных мест, с оккупантами в лесах нейтральной зоны, с деникинцами под Орлом, возглавит в Шуманах борьбу за создание первого колхоза. Народ единодушно назовет его славным именем «Червонный казак».
В декабре 1918 года червонные казаки, действуя совместно со 2-й Украинской Советской повстанческой дивизией, под командованием Примакова, освобождают Харьков, Полтаву, Кременчуг, а весной 1919 года совершают знаменитые рейды на Староконстантинов, Изяслав, Острог.
Радостная пора триумфального шествия молодой Красной Армии. Свободно вздохнув после немецко-гетманского ига, население встречало освободителей хлебом-солью, красными флагами, колокольным звоном. Как седой Днепр питается бегущими к нему водами Полесья, Слобожанщины, Южностепья, Таврии, так и закаленный в боях отряд примаковской конницы и полки бесстрашного Щорса на длинном пути от Унечи до Изяслава впитали в себя множество вольных сынов Украины, выросших на берегах Ворсклы, Сулы, Пела, Тетерева, Случа, Горыни.
И сейчас в Великих Крынках, за рекой Псел, которую весной 1919 года пересекал со своими боевыми сотнями Виталий Примаков, рассказывают молодежи о доблести червонного казачества его ветераны – братья Филипп Данилович и Антон Данилович Пархоменко.
Записка Н. Щорса В. Примакову. 1919 год.
Эти славные советские воины всю гражданскую войну сражались в рядах 2-го полка, возглавлявшегося сельским кузнецом Пантелеймоном Романовичем Потапенко.
Тогда, в начале 1919 года, всего лишь один полк червонных казаков насчитывал в своих рядах более двух тысяч отчаянных рубак, до мозга костей преданных делу Ленина и люто ненавидевших своих злейших врагов – оккупантов и их прислужников.
Вот эту грозную, неудержимую силу мне довелось увидеть впервые в родных местах…
Январь 1919 года. Наш партизанский отряд вместе с 8-м повстанческим полком вошел в Кобеляки, с боем выгнав из них кармелюцкий полк Петлюры. Командир отряда Василий Антонович Упырь дает мне задание отвезти в Вутенки пакет командира 8-го полка Ахметьева командиру 7-го Суджанского полка Шмидту.
Выехав на санях после обеда я уже в сумерках попал в штаб 7-го полка. Занимал он каменный дом скупщика зерна Савенко. В просторном зале разместились и командование, и сотрудники штаба, и узел связи с посыльными и ординарцами. Несколько месяцев назад я видел неразбериху в первых красных боевых отрядах, напоминавших своими шумными теплушками на железнодорожных путях цыганский табор. А теперь меня поразили четкий порядок и дисциплина молодой регулярной советской части.
В ее командире, хотя он для солидности отрастил бороду, я сразу узнал того человека, с которым летом столкнулся в Полтаве у Юрия Коцюбинского, «товарища Степана», на подпольной явке по Куракинской улице. Вход туда открывал пароль: «Продастся ли у вас семиструнная гитара?»
Широко раскрытыми глазами смотрел я, как пожилые дядьки-красноармейцы, получая от своего комполка задания или же отдавая рапорты, стояли перед ним навытяжку. Настоящая армия! В нашем партизанском отряде этого еще не было…
Идя в родной дом после длительной разлуки с матерью, я восхищенно глядел на старательных телефонистов, опутывавших сельские дворы густой паутиной полевой связи. Не хуже, чем было у недавно покинувших эти места пруссаков…
И, шагая в своих худых ботинках по свежевыпавшему снегу, я думал: ведь в тех «цыганских таборах», заполнявших шумные теплушки, и зрел зародыш вновь воскресших большевистских полков. А теперь думаю: в том первом регулярном советском полку, увиденном мною в январе 1919 года, и зрела та грозная сила, которая четверть века спустя разгромила созданную прусской военщиной и возглавленную Гитлером могущественнейшую армию.
О встрече с матерью распространяться не буду. Лишь с приходом полка Шмидта она впервые отважилась спать дома. Рано утром мы оба уже были на ногах. Пожалуй, мать поднялась раньше меня. Поднялась и сразу же засуетились у печи ее натруженные, искривленные нелегкой работой руки. И тут с улицы донеслась боевая песнь. С гармошками, бубнами, с лихими присвистами. Я выглянул в окно. Вдоль аллеи вековых тополей, направляясь к вокзальной площади, шла конница. Естественно, меня потянуло наружу. И то, что пришлось тогда увидеть, долго оставалось в моей памяти.
Видел я под теми же тополями страшные полки баварских кирасир. Грозные, могучие, но оболваненные муштрой вояки-автоматы. А эти – во всей первозданной силе, полные живого порыва, шли под боевыми знаменами вольные дети расправившего плечи народа… На сильных, с заиндевевшими храпами конях, с полной выкладкой вьюков, немного пестровато одетые, но все в смушковых, с красными верхами, лихо сдвинутых набекрень папахах. Лампасы, без конца и края лампасы. И алые ленты в гривах, челках. Ленты, ленты, ленты… То шел недавно уже показавший себя в боях за Харьков, Люботин и Полтаву полк червонных казаков. Во главе с очень юным, как мне показалось, атаманом.
Миновав вокзал, конница проследовала дальше к кобелякскому переезду, а потом прямо на запад к Козслыцине – Кременчугу. Вслед за конницей и я направился к переезду, а оттуда на север, в свой отряд. Наши пути разошлись. Ошеломленный недавним зрелищем, я не мог предполагать, что вскоре судьба снова сведет меня с этими всадниками, и теперь уж на долгие годы.
После того военная ситуация бросила червонных казаков к самой границе, к Шепетовке – Изяславу. Меня партия послала в шахтерскую дивизию к Старому Осколу, чтобы вместе с ней пройти тяжкий путь отступления к Ельцу и триумфальный марш к Перекопу, а там снова встретиться с героической дивизией червонных казаков и войти в ее славную семью.
Ну, а горемычная моя мать, с помощью добрых людей избежавшая мести махновцев, деникинцев, петлюровцев, не сумела спастись от хищной руки фашистов.
Не сберегли своей мы мамы,
Ее, старушку, не сберег
И старый бог ее упрямый,
Тот древний и бездушный бог…
Никто могилы не разыщет…
И оттого мне свет не мил.
По всей земле их сотни, тыщи,
Безвестных и святых могил!
Первая Украинская Советская повстанческая дивизия Локотоша, которого вскоре заменит Щорс, гонит петлюровцев и галицийских стрельцов к Шепетовке, вторая дивизия Барабаша сдерживает натиск врага у Проскурова. А червонные казаки вместе с конным полком Гребенки громят тылы жовтоблакитников.
В этом героическом рейде, выйдя к Староконстантинову, червонные казаки у берегов Кузьминского озера столкнулись на марше с мощной Херсонской дивизией противника. Полк Гребенки где-то отстал. Но дорога каждая минута, и Примаков, не дождавшись подмоги, атакует петлюровцев. На льду Кузьминского озера осталось множество изрубленных гайдамаков. В их числе доктор Луценко, командир Херсонской дивизии, личный друг Петлюры, член Генеральной рады «вольного казачества», сменивший клистирную кишку на булаву воеводы.
Наряду со старыми бойцами хорошо показали себя спартаковцы, бывшие солдаты Вильгельма, мадьяры и чехи, еще недавно воины «цисаря» Франца-Иосифа – всадники интернациональной сотни червонного казачества под командованием Маркутана и его комиссара венгра Вераша.
10. Героические рейды червонцев
В мае 1919 года обстановка на фронтах усложнилась. Измена Махно и восстание бывшего атамана Григорьева, командира 6-й советской дивизии, сыграли на руку генералу Деникину. Белогвардейцы захватили Донбасс. Ленин потребовал переброски войск с западной границы против нового, наиболее опасного врага. И вот червонные казаки из-под Шепетовки через Киев стремятся к Гришину, а главком Украины Антонов-Овсеенко шлет депешу в Москву: «Мы отправили против Деникина свою лучшую боевую единицу – полк червонных казаков Примакова».
В первых же боях с конницей Шкуро червонные казаки оправдали высокую оценку, данную им главкомом Украины.
Большевик Примаков не был из тех командиров, которые живут правилом: «Моя хата с краю, я ничего не знаю». Не благодушествовал в ожидании приказов свыше. Не благоденствовал в то время, когда враг нажимал на боевого соседа. Командуя полком, он, большевик ленинской школы, болел за весь фронт. Как настоящий коммунист, он чувствовал себя в ответе не только за то, что происходит на его участке, но и за то, что делается на участке соседа и на позициях всей армии. Это, помимо личной отваги и мастерства непревзойденного рейдиста, и выдвинуло молодого, двадцатилетнего конница Примакова в ряд самых блестящих военачальников ленинской эпохи.
Такова уж была его незаурядная натура – он смотрел на мир глазами державного мужа, настоящего коммуниста. И тогда, когда он носил высшие знаки различия – четыре ромба, и тогда, когда он, командуя всего лишь полком, не имел вовсе никаких внешних признаков воинской власти.
В архивах сохранился очень ценный и любопытный документ. Это докладная записка командира червонноказачьего полка В. Примакова от 5 июля 1919 года. Полная жгучей тревоги за судьбу революции и страны, она адресована Совету Обороны Республики в самое критическое для Красной Армии время. Двумя днями раньше, после захвата Царицына и Харькова, Деникин отдал свою знаменитую «московскую директиву». Днем раньше главком Вацетис был заменен Каменевым. В те же дни было опубликовано письмо ЦК ВКП(б) «Все на борьбу с Деникиным!».
Примаков писал Совету Обороны:
«Наступление белогвардейцев и паническое отступление наших войск, терроризированных частыми ударами во фланг и в тыл, измена генштабистов, растерянность младшего командного состава, не имеющего возможности предупредить измену, создали на фронте катастрофическое положение…
В войсках есть вера в победу, но она как-то пассивна, нет нужного порыва. Я должен, однако, отметить, что в добровольческих частях заметен подъем и инициатива. Добровольцы Советские полки, укомплектованные добровольцами.
одни задерживают наступление.
…Нужно сосредоточить в тылу, верстах в ста от фронта, свежие и непотрепанные войска, хотя бы силою в две дивизии пехоты и дивизию кавалерии. В то время дивизия состояла из 10–11 полков.
С этими силами начать наступление. Наступление ударным кулаком безусловно будет успешным, так как казаки Донские и кубанские казаки Деникина.
сильно распылили свои силы и крестьянство против них. Первая же победа увлечет в наступление и все остальные части…
…Лишь при таком командующем (Барабаш) и при частях, привыкших к маневрам и к полевой войне, не боящихся окружения, можно победить.
Нужно также принять экстренные меры к генеральной чистке наших штабов… Нужно упразднить штабы участков и групп. Вместо них создать штабы бригад, дивизий, корпусов.
Это сократит расход людей и денег и приблизит штабы к массам…»
Изумляет политическая и оперативная дальнозоркость двадцатидвухлетнего командира полка. Его аналитический ум в сложной фронтовой обстановке, в которой он сам является не сторонним наблюдателем, а активно действующим лицом, трезво оценивает следствия и находит их причины. Да, мы отступаем вовсю, а враг срывает одну победу за другой. Но Примакова, тонкого диалектика, не оглушают наши потери и не ослепляют успехи врага. Предвидя победу, учитывая веру в нее красноармейцев, не закрывая глаз на все наши беды, он хорошо видит, в чем сила Красной Армии и в чем слабость врага. Как воин, Примаков понимает: силы белых не соответствуют их целям, как политик – выученик ленинской школы, он сразу уловил главное: крестьянин против них. А с кем народ, с тем и победа…
И как не верить в конечную победу? Не мог он не знать, что там, на востоке, в корне реорганизованная Красная Армия уже погнала Колчака, освободила Пермь, Кунгур…
И то, что предложил Совету Обороны Республики юный командир полка, партия уже успела совершить там, на востоке…
Ясно – не одного Примакова тревожила тогда судьба революции и страны. Но мы знаем, что в октябрьских боях на полях Орловщины первую и ощутительную встряску офицерским дивизиям Деникина задала Ударная группа, куда вошли стрелковая дивизия латышей, бригада Павлова и кавалерийская дивизия украинской конницы – червонные казаки Примакова.
Это вызвало памятное высказывание Ленина: «Никогда не было еще таких кровопролитных, ожесточенных боев, как под Орлом…» В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 39, стр 244.
Под натиском белых советские силы отходили к Полтаве. Деникинцы – их ударная офицерская пехота, конные полки кавказцев – опьянены небывалыми успехами. У кое-кого из красных командиров на уме одно – отступать. А Примаков добивается позволения нанести удар по флангам врага – на Карловку. Удача! В связи с успешной атакой червонных казаков, под огнем белых производится полная эвакуация артиллерийских складов из Селещины. В этом бою героически сражалась пехота 46-й, бывшей 2-й Украинской повстанческой дивизии. Ее комиссар Исаак Минц, будущий комиссар корпуса червонных казаков, приободренный действиями примаковской конницы, возглавив батальон пехоты, отражал отчаянные атаки белогвардейских полков генерала Геймана.
В течение августа и сентября 1919 года Примаков с бригадой червонных казаков удерживает Чернигов, давая отпор деникинским войскам.
Не раз и под Перекопом и на полях Галиции мне приходилось наблюдать Примакова в бою – бесстрашного и рассудительного, спокойного в самой сложной обстановке.
Осенью 1919 года Деникин рвался к Москве.
В штаб ударной группы явились командарм Иероним Уборевич и член Реввоенсовета Серго Орджоникидзе. Примаков, теперь уже командир бригады, горячо доказывал своим начальникам:
– Готовя народ к революции, мы говорили, что самодержавие прогнило насквозь. А сейчас мы удираем от тех же царских генералов. В пятнадцатом году я с трудом доставал у солдат черниговского гарнизона винтовку, обойму патронов. Теперь у нас оружейные заводы в Туле, Сестрорецке, Ижевске. В пятом году восстали лишь Красная Пресня и киевские саперы, сейчас с нами весь трудовой народ. В восемнадцатом году у нас были небольшие отрядики, а теперь на одном лишь Южном фронте семь армий. Я убежден, что мы сильнее врага и мощью и духом. Наши казаки горят ненавистью к белякам. Так в чем же дело? Значит, мы сами делаем не то, что надо. Пустите меня в деникинские тылы. Латыши прорвут фронт. Я в этом не сомневаюсь. Что? Сложная обстановка? У врага много конницы? Зима, стужа, буран? Это то, что надо! Чем сложнее обстановка, тем больше шансов на успех. Пусть дрожат беляки! Сначала мы вызовем в их рядах панику, а затем ударим клинками. Мы лишим их связи, управления. А неизвестность будет бить по врагу похлеще наших клинков…
Орджоникидзе позже напишет В. И. Ленину: «Червонные казаки действуют выше всякой похвалы». А пока он с величайшим интересом слушал пылкую речь молодого кавалериста. План Примакова был одобрен.
Одно дело драться с крепким врагом на фронте, другое – двинуться зимой в его тылы. Всему штабу: начальнику Семену Туровскому, его помощникам – Журавлеву, Медянскому, Рубинову, Шильману – пришлось крепко поработать. Планы планами, а выполнять их людям. Вместе с комиссаром Евгением Петровским Примаков ускакал в полки. Завязались душевные беседы. Молодой комбриг говорил казакам и о Москве, которой угрожала страшная опасность, и о Туле, снабжавшей войска оружием… И вдруг вспомнил «Левшу» Лескова. Рассказал о нем бойцам:
– Царь спросил, пользовались ли тульские мастера микроскопом, когда подковывали английскую блоху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23