Дин позвонила мне, мы долго говорили по телефону. Она сказала, что не хочет давить на меня, но по ее убеждению, эта собака – моя.
Меня давно восхищали бордер-колли. Я с интересом читал о них, например, в книге Дженет Ларсон «Бордер-колли и их разносторонние таланты», просматривал сайты в Интернете, где можно найти сведения об их удивительном поведении. Это несомненно очень умные, но весьма необычные собаки. С кем бы я ни советовался на этот счет, все повторяли одно: не вздумайте заводить бордер-колли, если близ вашего дома нет сотни акров свободной земли. А у меня был только обычный дом в одном из пригородов Нью-Джерси. И кроме того – я ведь писал – у меня уже были две большие собаки!
Вот так я и колебался, не зная брать или не брать бордер-колли, да еще со столь необычной судьбой. Взять собаку очень хотелось, но голос разума твердил: Осторожно! Это опасно! Дин была терпелива, убедительна, настойчива, но не назойлива – ей как-то удавалось балансировать на очень тонкой грани. Чем дольше мы разговаривали друг с другом, тем обоснованнее казались мне ее доводы.
Девон, говорила она, это особый случай, он нуждается в особом обращении. Пес очень умен, своенравен и в эмоциональном смысле весьма непрост. Из моей книги, рассказывающей о Джулиусе, Стэнли и моем сельском пристанище на севере штата Нью-Йорк, она вынесла убеждение, что я как раз могу быть достаточно терпеливым с необычно ведущей себя собакой. А что Девон довольно необычен, в этом сомневаться не приходилось.
Наконец, после нескольких недель таких переговоров Дин посадила Девона в самолет, который должен был доставить его из Техаса к месту новой жизни.
Теплой весенней ночью нервничая в ожидании у багажного отделения терминала B ньюаркского аэропорта, я перебирал в уме предостережения, вычитанные в свое время в книге Дженет Ларсон. Она писала об этом вполне откровенно. «Для бордер-колли дикий тип (волчий нрав) – обычная вещь: по-видимому, он генетически сцеплен у этих собак с их пастушьими способностями. Поэтому в качестве домашних любимцев такие собаки не очень надежны, а некоторые могут быть даже опасны. Эту породу выводили, чтобы пасти овец, а значит они вовсе не были рассчитаны на то, чтобы дружелюбно встречать чужих где-нибудь в горах или на вересковых пустошах. Характер у них, как правило, осторожный и раздражительный».
Немного найдется гор и вересковых пустошей в моих густо заселенных местах в пятнадцати милях к западу от Нью-Йорка. Немного встретишь здесь и бордер-колли.
Мысль о домашних делах еще более усиливала мои опасения. Бордер-колли нужны большие пространства, где они могли бы бегать. Я об этом читал. В них колоссальная энергия… Они сойдут с ума, если обречь их на участь домашних собак, которые сидят весь день взаперти, лишенные всякого общения, пока их хозяева работают. Их ничему толком не учат, и с каждым днем они становятся все более нервными, меж тем дети, для чьей забавы их якобы завели, не обращают на них никакого внимания.
Еще я читал, что зачастую бордер-колли пытаются пасти детей, как овец, и покусывают их, если те не слушаются. У таких собак особые привычки, пристрастия и потребности, им свойственна резкая смена настроения. Это в полном смысле слова рабочие собаки, способные к тому же сами добывать себе пропитание. Одиночество и бездействие им ненавистны. Если вы не в состоянии придумать, чем их занять, они найдут себе занятие сами.
Нередко бордер-колли вступают в конфликт с другими собаками, преследуют их и гоняют. Они гоняются также за белками, кроликами, бурундуками, легковыми и грузовыми машинами, короче – за всем, что быстро движется. Они вечно ищут кого-то, кто станет от них убегать, и найдя, пускаются в погоню с бешеной скоростью. Мало что может замедлить их яростный бег – разве что кустарник на пути, забор или сигналы машин.

***

Аэропорт Ньюарка обычно весьма оживленное место. Здесь почти всегда толчея, суматоха, масса людей. Самолет, на котором должен был прибыть Девон, летел через Атланту и, как было объявлено, запаздывал, хотя пока не сказали насколько. Бедный Девон. Такой перелет – нелегкое испытание для любой собаки, не говоря уже о нервном, вечно напряженном бордер-колли с такой непростой судьбой. Я думал, каково ему там, в багажном отделении самолета. Он чувствует, что все это куда-то летит, а вещи вокруг него подрагивают под оглушающий рев двигателей. Да и место, где нам предстояло встретиться, – терминал В – тоже трудно было назвать приятным.
Как выглядит Девон, я не знал. Дин предлагала прислать мне фото, но я отказался, мне не хотелось принимать решение на основании внешности собаки; по-моему, это плохой способ.
Не все в прошлом Девона было для меня ясно. Он никогда не жил долго в чьем-либо доме и вряд ли имел возможность привязаться к какому-нибудь человеку. Первый хозяин кастрировал его недели за две перед тем, как вернул в питомник. Эта вообще-то рутинная операция прошла плохо: ветеринарам не удалось усыпить его, дозу анестетика пришлось увеличить, так что потом они едва смогли его добудиться. Он был крепким и сильным.
«С Девоном не все просто», – сказала мне Дин. Я понял это так, что Девона готовили для состязания служебных собак, но он на чем-то споткнулся, и тогда его заменили. Это не так уж редко случается со служебными собаками. Но ведь их не готовят на роль домашних любимцев. Если они терпят неудачу, – а они это понимают, – то реальных шансов на успех у них больше нет.
Итак, Девон тосковал. «Ему нужен кто-то, с кем он мог бы общаться, – сказала Дин. – Он обескуражен».
Еще она сказала, что я могу сменить ему кличку. По мне, она и впрямь была не совсем удачной, но я решил, хватит с него перемен, ему и так придется слишком ко многому привыкать.
Те, кто разводит бордер-колли, весьма осторожны в выборе потенциальных клиентов, поскольку очень часто этих умных и энергичных собак бросают. Мне кажется, заводчики приглядываются к владельцам ранчо, где имеются отары овец, или к работающим на дому «свободным художникам», например писателям, в надежде именно им пристроить своих отвергнутых питомцев.
Когда я упомянул – в бесконечных переговорах, от которых не избавлен ни один потенциальный хозяин бордер-колли, – что Стэнли покусывает меня, заставляя играть с ним в мяч, это оказалось важным для Дин. «Мне кажется, у вас то незаурядное чувство юмора, – сказала она, – которое позволит должным образом оценить бордер-колли». И теперь Девон был в пути. Сам я, впрочем, так до конца и не понял, почему согласился.
Что это будет означать для Джулиуса и Стэнли, которые вели до сих пор безмятежную собачью жизнь с их «косточками», которые можно часами грызть, с мягкими игрушками, прогулками в парке и частыми поездками в мою хижину на севере, – в те места, где Стэнли любил плавать, а Джулиус часами в блаженном покое глядел на вершины гор. Они наслаждались лучшей собачьей едой, летним отдыхом на Кэйп Код, четырьмя или даже пятью прогулками ежедневно, а обществом друг друга – круглые сутки. За все это они платили мне своей любовью и преданностью.
Уезжая, я оставил собак во дворе, чтобы они могли встретить Девона именно там. Места во дворе хватает, значит, не будет повода для территориальных ссор.
«Ребята, – объявил я торжественно, – сегодня привезу вам другую собаку, Девона. Он, может быть, слегка чокнутый. Будьте терпеливыми». Джулиус и Стэнли с любовью смотрели на меня, помахивая хвостами. Казалось, ничего, кроме терпенья, от них нельзя было и ожидать.
Я положил в машину бутылку с водой и пачку печенья. Взял новый поводок и ошейник, к которому прикрепил жетон с кличкой Девона и моим телефонным номером.
Я нервничал, волновался, колебался, чувствовал, как втягиваюсь во что-то, но не мог понять во что. Заверение Дин, что можно будет отослать Девона обратно, если тот у меня не приживется, нисколько меня не успокаивало.

***

Примерно через час после моего приезда в аэропорт, самолет, наконец, приземлился. Я чуть не каждые пять минут спрашивал, есть ли на борту собака. Наконец, позвонил по мобильнику Дин и сообщил ей, что Девон уже здесь. Потом позвонил своей жене Пауле, чтобы успокоить ее. Она была твердо убеждена, что третья собака это чересчур, поэтому немногое могла сказать в ответ. Я позвонил также дочери в колледж: «Он уже почти тут!» И услышал привычный вздох. «Перезвони мне, когда увидишь его, – сказала дочь, – расскажешь, на что он похож».
Через полчаса после того, как самолет сел, – было девять часов вечера, – я увидел, как два работника аэропорта тащат по полу голубую собачью клетку, глухо стукавшуюся о плитки пола. Это был большой пластиковый контейнер с прорезями для воздуха по бокам и зарешеченным отверстием в передней стенке. К крышке контейнера был прикреплен конверт с документами Девона. Сквозь металлическую решетку виднелось сбитое одеяло – единственное, что осталось от его прежней жизни, – пустая бутылка и клочки газет, устилавшие дно клетки.
Больше ничего разглядеть не удавалось. Только что-то белое с черным бешено крутилось внутри, ударяясь о стенки контейнера. Я вздрагивал от этих громких ударов; Девон рвался наружу.
Контейнер подтащили ко мне. «Эй, Девон!» – окликнул я, адресуясь к контейнеру. Никакого ответа. Я подписал счет за провоз и оттащил контейнер на свободное место.
В ньюаркском аэропорту и всегда-то царит бедлам, но в этот вечер здесь было еще хуже обычного, поскольку из-за плохой погоды самолеты запаздывали. Везде громоздился багаж; в раскрытые двери было слышно, как полицейские орут на нерасторопных водителей; кричали носильщики; по радио объявляли один рейс за другим, в небе ревели двигатели самолетов.
Мой фургон был припаркован в нескольких сотнях метров от выхода. Я рассчитывал прямо в контейнере надеть на Девона поводок и затем отвести его к фургону, держа поводок в одной руке, а другой толкая контейнер. Мы таким образом оторвались бы от всего этого сумасшедшего дома и добрались до тихой темной парковки. Секция 3-A терминала B вместе с автомобильной стоянкой вряд ли могли вызвать в воображении пасторальные картины в духе Джеймса Хэрриота, но тут уж ничего не поделаешь.
Девон в контейнере все еще бешено крутился. Нам нужно было, наконец, взглянуть друг на друга.
«Девон, смотри, сейчас я открою дверцу. Все будет хорошо». Я всегда разговариваю со своими собаками, хотя вовсе не думаю, что они понимают мои слова, зато вполне могут по тону почувствовать настроение. У меня это почти рефлекс.
Глухие удары и верчение в контейнере прекратились, оттуда на меня глядела пара диких угольно-черных глаз. В них читались сила и ярость их обладателя, но также и его страх. Ничего мудреного. Утром – дома в Техасе, в спокойном безлюдном месте. Потом аэропорт, клетка, багажное отделение самолета. Взлет и посадка, да не один раз, а дважды. Все время вокруг темно, бесконечные часы в полете. Опустили куда-то вниз, быстро провезли, потом протащили по полу, – а вокруг гул толпы, – и вот теперь стоит перед ним какой-то огромный незнакомец да еще окликает по имени.
Я опустился на колени перед дверцей и чуть только приподнял защелку, как дверца резко распахнулась. Не успел я шевельнуться, как что-то неясное промчалось мимо и, сбив меня с ног, скрылось в толпе. Девон исчез раньше, чем мне удалось встать. Только крики в толпе указывали направление, куда он помчался.
Двум работникам багажного отделения, трем крайне недовольным полицейским из управления аэропорта и мне потребовалось почти полчаса, чтобы отыскать и изловить Девона, который метался по забитому людьми терминалу, распугивая всех на своем пути. У него не было никаких ориентиров, никакой определенной цели, он мчался куда глаза глядят, просто чтобы убежать.
Полицейские, как выяснилось, отнюдь не являлись любителями собак. «Послушайте, он же чемпион среди бордер-колли», – попробовал я умилостивить одного из них, когда тот взялся за свою рацию. Он намеревался вызвать по тревоге ньюаркскую команду, в чью обязанность входит следить за животными в аэропорту.
«Мы здесь не ловцы бродячих собак», – возразил полицейский. Впрочем, вовсе равнодушным к моей беде он не был. И в конце концов, полицейские согласились попытаться поймать Девона, прежде чем звонить в специальное подразделение полиции, занимающееся животными. Но предупредили, что не будут нести ответственность, если пес укусит ребенка или собьет с ног какую-нибудь старушку. «Нам случалось видеть, как людей кусали гораздо более спокойные собаки», – заверили они меня.
За любую неприятность отвечать предстояло мне. Полицейский был прав. Собака, обезумевшая от страха в незнакомом месте, может быть очень опасной. Вдруг кто-нибудь попытается схватить его? Но при одной мысли о том, что Девона могут запереть в клетку, меня охватывало отчаяние. И мы продолжали гоняться за ним.
Он бегал от одного багажного транспортера к другому в тщетных попытках отыскать выход или хоть что-нибудь знакомое, но ничего не находил.
Как только мы подбирались к нему, пес стрелой уносился прочь и исчезал в толпе. Я с ужасом представлял себе, как он, в конце концов, вырвется в одну из дверей и домчится до шоссе, где его легко может сбить машина. А если уцелеет на дороге, то затеряется потом среди разных складов, стоянок для грузовиков и строений, окружающих аэропорт. Я звал его: «Девон, Девон!», но все было впустую.
Когда он промчался мимо в очередной раз, какие-то храбрецы потянулись было к нему, но пес оскалился и рявкнул. Люди похватали своих детей. Полицейские теряли терпение.
И все-таки нам как-то удалось загнать его в угол возле одного из прилавков. Мы медленно приближались к нему, – я впереди, а полицейские с двух сторон, чуть сзади меня.
На некотором расстоянии от него я опустился на колени и впервые смог как следует его разглядеть. Это была красивая собака, черная с белым пятном на лбу и белой грудью. Он, правда, был очень худ, его шерсть местами сбилась от долгого пребывания взаперти. На морде виднелись какие-то белесые пятна, возможно попала слюна, когда он метался в панике. Взгляд был неожиданно глубоким, мягким и грустным.
Дышал Девон тяжело, казался обессиленным и испуганным, а может быть, страдал от жажды. Я должен был обязательно заполучить его, иначе его поймают работники из управления аэропорта или – того хуже – он вырвется и окажется на шоссе.
Контакт глазами – очень важная вещь для бордер-колли. Об этом написано во всех книгах; оказывается, для них это один из способов подчинить себе скот. Возможно, Девон отреагирует на мой взгляд. Даже минутная приостановка в его сумасшедшем беге даст мне возможность схватить его. Я видел, как он оценивает расстояние между нами, полицейских позади меня, преграждающих ему путь, а за ними еще и столпившихся людей, привлеченных необычным зрелищем.
Он, видимо, был приучен к послушанию. «Жди, Девон! Жди!» – возможно спокойнее повторял я. «Все хорошо. Я твой новый друг. Все хорошо. Жди. Мы пойдем домой». Можно было надеяться, что это монотонное повторение успокоит его. Сам я дышал тяжело и обливался потом.
Я вытащил из кармана печенье, положил на пол и подтолкнул к нему. Он печенье проигнорировал с видом почти презрительным. Не думаю ли я, что его можно так легко купить? Пес выглядел оскорбленным.
Нетрудно было увидеть, как он прикидывает в уме: получится ли убежать? Нельзя ли прорваться сквозь всю эту толпу? Внимание его на мгновение привлек транспортер, который как раз включился: быть может, путь на свободу здесь? Внезапно он слегка расслабился, как будто отказавшись от каких-то намерений. Видимо, он решил, что терминал не ведет туда, куда ему хотелось бы попасть. Я потихоньку полз к нему на коленях, продолжая спокойно его уговаривать; так, вероятно, чувствует себя посредник на переговорах об освобождении заложников. Мое беспокойство усиливалось, – приближался самый трудный момент.
«Жди», – сказал я на этот раз более твердо, подняв руку. «Жди, Девон. Все хорошо». Видимо, это его слегка позабавило, и он, наконец, обратил на меня внимание. Теперь пес захотел понять, что я делаю, наклонил голову, с любопытством следя за моими жестами, стал вслушиваться в то, что говорю, явно пытаясь составить обо мне представление.
Я подполз ближе, так что смог почесать его за ухом. Он позволил мне это. Полицейские собрались уходить, но тут закричал какой-то ребенок, Девон испугался и опять ощетинился. Однако я снова почесал его за ухом и похлопал по плечу. Тут мне удалось нащупать его ошейник и пристегнуть поводок. Он не сопротивлялся, не пытался убежать; он просто, не отрываясь, смотрел на меня.
Видимо, поводок как-то успокоил его. Пес, наконец, понял, что от него требуется, понял, что должен идти со мной. Полицейские, ворча, но все же с облегчением вздохнули и удалились, чтобы заняться более важными делами.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Год собаки. Двенадцать месяцев, четыре собаки и я'


1 2 3