– Виталий Алексеевич, перестаньте шутить! Вы же сами предложили… в долг. Я могу эти деньги сейчас же вернуть…
– Хорошо, мой друг. Шутки в сторону. Слушайте меня внимательно. Сейчас вы услышите самое главное. С вами сейчас разговаривает посланец могущественной державы. Если хотите яснее – разведчик…
Искусно изобразив ужас, Аксенчук отшатнулся от Окаемова, пытаясь встать. Резким движением Окаемов прижал его к стулу.
– Спокойно, мой друг. Давайте говорить, как положено мужчинам, – спокойно и мужественно. Я не подлец и не разбойник с большой дороги. Я тайно представляю здесь державу не только могущественную, но и благородную. Вот почему военной коллегии не удастся отправить вас на расстрел. И вы не станете вечным безработным. Вы вместе со мной уедете далеко-далеко от всех этих неприятностей. Вы уедете туда, где ваша услуга моей державе будет оценена по достоинству, а это означает, что вы будете жить там прекрасно. Ну что вы на это скажете, мой друг?
– Я не верю… я… – Аксенчук дрожал, как от озноба. – Я все думаю, что вы шутите…
– Шутки давно оставлены! – с мрачной усмешкой сказал Окаемов. – Знаете, когда мы будем с вами шутить? Когда минуем рубежи вашей страны. Решайте. Или вы со мной, и это для вас означает жизнь со всеми ее радостями… Или… – Окаемов не договорил, упершись в глаза Аксенчуку ледяным злобным взглядом. – Конечно, я сам марать руки не стану. Это за меня охотно сделают ваши товарищи чекисты. Я им только помогу немного… Ну! Решайте!
Аксенчук долго не отвечал, погруженный в тяжкое раздумье.
– Я с вами, – сказал он наконец.
– Молодец! – Окаемов порывисто обнял Аксенчука за плечи. – Вы не представляете, что я пережил, пока вы думали! Видите? У меня пот на лбу выступил. Ну, теперь мы друзья на всю нашу жизнь! – Он дрожащей рукой налил коньяк в рюмки. – За успех нашего дела и нашего путешествия! За нового гражданина моей великой державы!
Они выпили. Аксенчук спросил:
– Когда мы уедем? И как? Это же так трудно! Граница…
– Мы уедем завтра ночью. На морском побережье нас возьмут на борт подводной лодки. И прощай, советская земля!..
– И вы… не бросите меня?
Окаемов встал:
– Послушайте, мой друг: не верьте тому, что о нас плетут крикуны. Через несколько дней вы сами убедитесь, какая это ложь. О вас уже сообщено, и мне просто приказано взять вас с собой. Мы люди слова и дела. И мы умеем работать. И мы ненавидим вашу страну. И прежде чем покинуть ее, мы с вами очень громко хлопнем дверью. Хлопнем, мой друг?
– Можно, конечно. Но как?
– Атак, например, чтобы от всего вашего института вместе с Вольским осталась одна каменная пыль. Неплохо? И мы сделаем это как дважды два – четыре.
– Как? – Это «как» у Аксенчука не получилось – оно прозвучало весьма неестественно.
Окаемов пристально посмотрел на него и сказал:
– В вашей записной книжке есть три телефонных номера Вольского. Среди них есть квартирный?
– Да. Три семнадцать ноль один.
– Вы сейчас позвоните по этому телефону.
– Уже поздно. Он не станет разговаривать.
Окаемов поднял руку:
– Прекратите дискуссию! Надо действовать, а не болтать! Вы позвоните ему и скажете, что устраиваетесь на работу. Он же обещал вам поддержку? Извинитесь за поздний звонок, скажите: речь идет о вашей жизни и смерти. Умоляйте его, чтобы он принял вас завтра на пять минут. Мол, в связи с вашим устройством возникли такие обстоятельства, которые вы можете объяснить ему только лично. Умоляйте! Если нужно, пустите слезу… Звоните! – Окаемов показал на телефон.
Аксенчук подошел к телефону и снял трубку. Окаемов стал за его спиной.
Разговор с Вольским Аксенчук провел очень искусно. Профессор остановил его причитания и сказал:
– Хорошо, товарищ Аксенчук, можете прийти ко мне завтра в два часа сорок минут…
Аксенчук положил трубку и оглянулся на Окаемова:
– Завтра в два сорок…
– О’кей, мой друг! – Окаемов снова утирал со лба пот. – Считайте свой подвиг уже совершенным. Где мой сверток?
– В моей комнате в шкафу, где вы положили его.
– Тащите его сюда!..
– Погасите свет! – распаковывая сверток, тихо приказал Окаемов и включил рацию. В полумраке комнаты затеплились багровые светильнички радиоламп. – Сядьте, мой друг, и молчите. Я сейчас доложу обо всем начальству и уточню, когда приходит за нами подводная лодка…
Несколько минут Окаемов сидел неподвижно, в уме составляя текст радиограммы, а потом быстро застучал ключом:
«Работает „три икс“… „три икс“… Операцию выполню завтра по всем трем пунктам. Чертежи уже у меня. Подтвердите сейчас же время прихода за мной транспорта. Перехожу на прием…»
Окаемов переключил рацию и надел наушники. Аксенчук видел его напряженное лицо, чуть освещенное зыбким светом радиоламп. В эту минуту Окаемов словно видел, как Барч и начальник Центра читают его радиограмму. Вот они прочитали фразу о чертежах и переглянулись. Барч сказал: «Видите, я был прав, настояв на заблаговременной отправке лодки в тот район». Окаемов улыбнулся: «Я же отлично понимал, мистеры начальники, что моя диверсия для вас дороже сотни таких, как я. И когда я все сделаю, вы охотно мной пожертвуете. Но чертежи вам очень нужны, очень! Правда, я потом вас несколько разочарую, сообщив уже лично, что чертежи погибли, скажем, вместе с Аксенчуком, допустившим непростительную оплошность. Но дело будет сделано, и я буду стоять перед вами. И вам ничего не останется, как сказать мне спасибо…»
Окаемов вздрогнул и прижал рукой наушники – ему отвечали:
«Желаю успеха. Транспорт с двух часов ночи завтра в условленном месте. Барч».
Сорвав с головы наушники, Окаемов вскочил:
– Полный свет и налить рюмки! Дорогой Аксенчук! Мне и вам желают успеха. Нам предоставлен двухмесячный отдых. Это и есть моя страна! За нее! – Они выпили. – А теперь, мой друг, спать! Спать! Завтра у нас нелегкий денек!
– А все же, что мне надо завтра сделать? – тревожно спросил Аксенчук.
– Не волнуйтесь, мой друг. Сущую чепуху! Вам не придется ни стрелять, ни бросать бомбы, ни подливать яд. Сейчас мы ложимся спать. На рассвете я уйду. Вы знаете кафе на бульваре, наискосок от института?
– Знаю.
– Ровно в час тридцать вам надо прийти туда. Я буду вас ждать.
– И всё?
– Всё. – Окаемов захохотал. – Все, дорогой, делается очень просто в наш век атома. Да, все свои документы, вплоть до паспорта, ликвидируйте. Ваш диплом у меня, и там только этот документ вам понадобится, чтобы получить достойную вас работу. Давайте последнюю рюмку выпьем за храбрость мужчин! И держу пари, что там, далеко отсюда, вы еще не раз поднимете бокал за нашу с вами дружбу!
– Я за это хочу выпить уже сейчас. И за наш успех!
– Молодец! Аминь!..


Глава седьмая

1

– Ну, Потапов, что вы теперь скажете об Аксенчуке? – воскликнул полковник Астангов, когда была прослушана магнитофонная запись. – Какой молодец, а? Вы думаете, ему легко было провести такую беседу?
– Не думаю…
– И он после этой истории всю свою жизнь по-другому увидит.
– Вы генералу докладывали? – уклоняясь от этого разговора, спросил Потапов.
– Да. Решено Окаемова брать в последнюю минуту. Так сказать, с максимумом улик. Совершенно ясно, что в час тридцать он передаст Аксенчуку мину и прикажет положить ее в институте. Совершенно ясно также, что механизм взрыва будет установлен на такой срок, чтобы мина сработала, когда Аксенчук будет еще в институте. Аксенчук нужен ему и его начальству, как прошлогодний снег. И вот этот узелок со сроком взрыва нам надо развязать. Ведь он может поставить взрыватель и с таким расчетом, что взрыв произойдет в следующую минуту после того, как Аксенчук появится в институте. Об этом нам предстоит крепко подумать.
– А что, если мы возьмем его там, в кафе? – предложил Потапов.
– А разве он, будучи взятым, не будет доволен, если на мине подорвемся и мы и он? Механизм-то он установит с утра, в кафе он этим заниматься не станет. А нашу просьбу разрядить мину он может не выполнить.
– Но это сможет сделать наш инженер.
– Рискованно, Потапов. У инженера будет слишком мало времени, а мина может оказаться с новым секретом.
– Но у инженера окажется времени еще меньше, когда Аксенчук внесет мину в институт?
– Так в этом, Потапов, узелок и состоит. Мы должны продумать, как получить дополнительное время на обезвреживание мины…
Вскоре в кабинете полковника Астангова собралась почти вся оперативная группа Потапова. Все старались держаться спокойно, но возбужденный блеск глаз выдавал большое волнение, переживаемое этими людьми.
– …Из квартиры Аксенчука он вышел без четверти пять утра, – продолжал докладывать Потапов. – Вот снимок, как он выходит из дому.
Полковник Астангов взял фотографию:
– Наглец! Он совершенно спокоен! – Полковник брезгливо бросил снимок на стол. – Дальше…
– Пешком и совершенно не прячась, он дошел до пригородного вокзала и сел на первую электричку. Сошел на дачной станции «Академический поселок». Мы уже испугались – не изменил ли он решение и не собрался ли атаковать дачу Вольского? Но он пошел в лес и провел там почти два часа. Работал над миной. Вот снимок, сделанный при помощи телеобъектива. Потом…
– Подождите… – перебил Потапова полковник. – Инженер Короленко, возьмите этот снимок. Посмотрите, что за мина у него? Может, вам уже знакомая?… Продолжайте, Потапов.
– Затем он вернулся на станцию. Час пробыл в буфете. Солидно позавтракал. Вот снимки… Позавтракав, он вернулся в город и пошел в кино на дневной сеанс. Сейчас он второй раз смотрит «Ушакова»… Наблюдение за ним продолжается.
– Прекрасно. Когда последний раз говорили с флотским начальством?
– Полчаса назад. Подводная лодка в погруженном состоянии продолжает курсировать в нейтральных водах. Изредка ложится на грунт.
– Прекрасно. Пусть отдыхает, ей тоже предстоят крупные неприятности… – Полковник Астангов обратился к инженеру Короленко. – Ну, как? Знакомая вам штука?
– Вроде нет, товарищ полковник. – Круглое, как луна, доброе лицо инженера залилось краской, как у школьника, пойманного на незнании урока. – В руках бы ее подержать…
– Придет время – подержите… – рассеянно сказал полковник и замолчал, что-то обдумывая.
– У меня есть предложение, – сказал Потапов. – Аксенчук приходит в кафе в час тридцать. Он приходит, когда в кармане Окаемова лежит мина с уже поставленным сроком взрыва. Скажем, этот срок – два сорок, то есть время приема Аксенчука Вольским…
– Ну-ну… – подгонял Потапова полковник.
– Так вот… Аксенчук приходит в кафе и сообщает Окаемову неприятную новость – Вольский перенес время приема: он должен быть у него без четверти два.
– Так-так… дальше…
– Перезарядить мину Окаемов уже не может, и мы выигрываем верных тридцать минут для обработки мины. Даже в случае, если инженер Короленко, находясь в институте и получив от Аксенчука мину, увидит, что загадка ему не по силам, у него будет время отвезти мину в безопасное для взрыва место.
– Что ж, Потапов, это выход! Сейчас же звоните Аксенчуку!

2

Окаемов действительно был совершенно спокоен. Он прекрасно знал это уже не раз пережитое им состояние непоколебимой уверенности в успехе, которое наступало в решающие часы операции. Все, что должно произойти, жило в нем точнейшим расчетом действий, которые совершались уже как бы помимо его воли и когда его мозг и нервы были свободны.
Он сидел в летнем кафе, с любопытством разглядывая окружающий его мир. Вот он посмотрел, как на полу кафе шевелятся солнечные блики, пробившиеся через листву деревьев. Потом с улыбкой наблюдал, как две школьницы, поставив потрепанные портфельчики к ножкам стола, сосредоточенно поглощали мороженое: съели по порции, переглянулись и заказали по второй. По песчаной дорожке возле веранды кафе важно разгуливали голуби. Он покрошил им печенья и смотрел, как они будто испуганно клевали каждую крошку. В углу кафе с очень серьезными лицами о чем-то сплетничали официантки. Белые наколочки на волосах делали их похожими на ромашки. На скамеечке перед кафе, уронив газету, дремал старичок, его соломенная шляпа сбилась набок, и оттого он выглядел лихим гулякой. А дальше, с рогаткой в руках, притаился мальчуган – он выслеживал на дереве воробьев…
Окаемов, наблюдая все это, вдруг подумал: что тут будет твориться, когда взрыв вскинет в воздух видневшуюся вдали каменную громаду института. Что станет с этими девчонками? Как шарахнутся голуби? Как скатится со скамейки спящий старичок… Окаемов тихо засмеялся и в это время увидел спешащего к кафе Аксенчука. «Ну, милейший Аксенчук, запоминайте эти минуты, они в вашей жизни последние!»
Аксенчук, не здороваясь, подсел к Окаемову.
– Беда, – сказал он тихо, – Вольский перенес прием.
Окаемов побледнел, лицо его перекосилось от бешенства:
– Что-что?
– Перенес, и всё. Сам позвонил. Нужно идти сейчас. Он ждет меня без четверти два.
Окаемов быстро пересчитал время и успокоился.
– Ну что ж, без четверти два так без четверти два… – Он замолчал, обдумывая, как бы, не вызвав подозрения у Аксенчука, сказать ему, чтобы он любыми способами задержался в институте подольше – словом, до взрыва. – Слушайте, дорогой друг. Говорите с Вольским неторопливо, иначе он может почувствовать недоброе. Сперва расскажите ему, какие мытарства вы пережили, пока нашли работу. Наворотите ему короб переживаний. Затем… затем попросите у него совета – как вам, молодому ученому, найти правильный путь жизни в науке. Эти ученые светила страсть как любят поучать молодежь. Затем – старая просьба о поддержке. В общем, у меня все так рассчитано, что вы должны расстаться с Вольским не раньше, как в два часа сорок пять минут. Ясно?
– Ясно. А если он не поддержит разговор и все произойдет быстрее?
– Ну что ж, не выйдет так не выйдет. Немножко нарушится мой план. Но все остальное неизменно. Знаете вон ту стоянку такси возле булочной?
– Знаю.
– Выйдя из института, быстро – туда. Я буду там ждать вас уже в машине. Понятно?
– Понятно.
– Не волнуетесь?
– Нисколько. Сам удивляюсь.
– Вы – настоящий мужчина. Теперь так… – Окаемов вынул из кармана плоский предмет, похожий на детскую палитру акварельных красок. – Это надо незаметно оставить там… Бросьте в урну для мусора. Или забудьте в гардеробе. Можно уронить уже в тамбуре парадного подъезда, когда будете уходить. В общем, это должно остаться.
– Понимаю…
– Ну, вперед, мой друг! Идите! – Окаемов подтолкнул Аксенчука, и тот быстро пошел через бульвар к институту. Окаемов смотрел ему в спину и непроизвольно считал его шаги: «…Шестнадцать… девятнадцать… тридцать…» Вот он перешел улицу и исчез в подъезде института.
Окаемов позвал официантку, расплатился и медленно направился к стоянке такси.
В тамбуре института Аксенчука встретил инженер Короленко.
– Скорее давайте! – шепнул он и, взяв мину, здесь же в тамбуре вскрыл ее и, вставив в глаз лупу часовщика, начал рассматривать механизм взрывателя.
– Так, так… – шептал он, и лоб его в это время покрывался испариной. – Контакт химический… новинка не очень новая… Так, так… Где же входной канал? Вот он, любезный!.. – Короленко сделал что-то в мине и, приоткрыв дверь в вестибюль, крикнул: – Порядок!
Короленко и Аксенчук прошли в вестибюль. Полковник Астангов пожал руку Аксенчуку:
– Все идет прекрасно, Николай Евгеньевич!.. Короленко, спасибо вам!..
Окаемов, соблюдая все правила уличного движения, кругом обошел перекресток и подошел к такси. За ним из ворот дома, чуть подальше стоянки машин, наблюдал Потапов.
Окаемов сел в такси рядом с шофером:
– По западному шоссе!
– Далеко ли? – спросил шофер. – У меня бензина маловато.
Окаемов выругался, вылез из машины и подошел к следующей:
– А у вас бензин есть?
– Полный бак! – весело ответил шофер. – До того света хватит! Садитесь!
Вырулив со стоянки, машина помчалась в сторону западного шоссе.
И тотчас же из глубины двора в туннель ворот, где стоял Потапов, въехала «победа», в нее вскочил Потапов:
– Быстро! Вон за тем такси!
В это время из других ворот выехали еще две машины, пристроившиеся вслед за потаповской…
Такси вырвалось на простор шоссе, и вот только здесь Окаемов обнаружил погоню. Он поверил в это не сразу.
– Прибавь скорости, – спокойно сказал он шоферу.
– Это можно, шоссе мировое!..
Окаемов через заднее окно видел, что три «победы» отстали, и вскоре их скрыл поворот шоссе. Прошла минута, другая, и вот из-за поворота вылетели все три «победы», они неумолимо приближались.
– Скорость! – хрипло крикнул Окаемов.
– Даю на всю железку, – хмуро отозвался шофер, который уже сообразил, что происходит что-то неладное.
Впереди виднелся лес. Этот лес был теперь для Окаемова единственным шансом спасения. Домчаться до лесу и скрыться в нем…
– Прибавляй скорость! – бешено прохрипел он и, выхватив из кармана пистолет, прижал его к боку шофера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15