А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А то — «сильно себе облегчишь в дальнейшем жизнь, если подъедешь…» Кто они?!
— Киллеры, Паша! Заодно отмывка грязных денег, обналичивание… Международная мафия… А сейчас у них заказ в твоем округе. Еще немного — и вы побегали бы…
Вагин взглянул на часы.
— Может, вернуться — копнуть глубже?!
Вернись. Только я уверен: их уже нет в кафе…
ЧИТАЮ СВОЙ ДЕТЕКТИВ
— Ужинать будешь? — Жена оторвалась от экрана. Очередной телесериал прервала реклама. Некий матрос на палубе рассматривал брошенные ему с берега маленькие девичьи трусики. А их владелица удалялась с пирса, улыбаясь, довольная собой. Это была реклама прокладок…
— Нет, пожалуй. Подожду тебя.
— Но у меня сразу начнется другой сериал. По первому каналу.
— Ничего. Я не голоден. Ничего не делал, а устал, как собака…
— Это бывает, — успокоила жена.
Я пошел к себе. Еще по дороге я решил, что мне следует сделать. На рукописи, которую я привез из издательства «Тамплиеры», карандашом бы записан телефон с пометкой «автоответчик». Я набрал номер. Один за другим потекли долгие гудки. Я настроился на магнитную запись автоответчика, но вдруг услышал живой женский голос:
— Слушаю… — Я узнал голос девушки.
И вслед дыхание.
От неожиданности я затянул паузу.
— Алло… — ободрила она.
Но я был уже готов к разговору:
—Здравствуйте. Я хотел сказать: вы забыли в квартире свою книгу… Мариан Бебсон «Очередь на убийство»…
—Да… — Она растерялась больше моего.
—Книга находится у меня… Я перешлю ее вам. Вместе с газетой. Вы знаете…
Снова затянувшееся молчание. И ответ:
— Спасибо. Книгу оставьте. На память…
На том конце провода положили трубку.
Еще я позвонил свояку:
— Привет. Чего делаешь?
— Да ничего такого. Телевизор… С утра на лыжонках собрались.
— Просьба к тебе. Мне нужна видеокассета. Подвези завтра по дороге. Сможешь?..
Я не стал доставать очередной детектив. Подсел к письменному столу.
Нижний ящик стола был приоткрыт. Набитый бумагами, папками, он давно уже открывался с трудом. Я вытащил папку, лежавшую в самом низу, освободил от тесемок…
Первой мне попала на глаза собственная трудовая книжка. Я полистал ее. Моя работа в уголовном розыске исчерпывалась двумя короткими записями, между которыми уместились все перемещения по службе, взлеты и падения, задержания, засады, стрельба, аресты, выговоры и поощрения…
«Принят на работу в качестве сотрудника в органы МВД СССР» тогда-то…
«Уволен из органов МВД России» тогда-то…
Семнадцать благодарностей, двадцать семь денежных и других поощрений за раскрытие особоопасных преступлений…
Я отложил трудовую книжку и начал дальше смотреть бумаги.
Удостоверения к милицейским медалям, авторское свидетельство покойной матери — «Способ получения графитно-глиняных масс для карандашей»… Тут же был мой литературный архив. Несколько рассказов и повесть.
Я открыл первую страницу, прочитал:
«Андрюха умер перед рассветом, не приходя в сознание. Ни операция, ни переливание крови результатов не дали. Права оказалась пожилая санитарка „скорой помощи“, которая еще ночью, взглянув на заострившееся бледное лицо Андрея, когда его заносили в машину, сказала громко и безапелляционно: „Этот до утра не дотянет!“
И Андрей не дотянул. Но еще пока он тянул, пока его большие сильные руки судорожно мяли шершавое серое одеяло, пока вокруг него суетились врачи и еще до того, как его койку выкатили в коридор — у белого приземистого здания приемного покоя собрались оперативники…»
Осенней ночью в Костроме на улице Галичской, на перекрестке убили старшего опера — Андрюху…
Неизвестный преступник бритвой взрезал ему сонную артерию.
Были ноябрьские праздники, нас вытащили из-за праздничных столов.
Холодный промозглый холод и дожди продолжались всю неделю, пока шел розыск.
Мы, друзья и коллеги погибшего, опера, работали без роздыха, с короткими перерывами на сон. Мы тогда были юнцами и нам казалось важным найти убийцу до похорон, словно в этом случае Андрей может еще каким-то образом узнать, что он отомщен…
Сделать это не удалось. Убитого сотрудника уголовного розыска хоронили много людей. Тогда еще нечасто убивали ментов. В день похорон после дождей неожиданно ударил мороз. Мы шли без шапок через весь город. Было стыдно встречаться глазами с людьми. «Преступника так и не нашли…» Казалось, все вокруг смотрят на нас с укором, а кто-то даже злорадствует.
После похорон мы пришли в дом погибшего, и его маленький сын, услышав шаги на крыльце, кинулся в переднюю: «Папа вернулся!»
Даже спустя много лет я не мог вспоминать об этом спокойно…
Я был тогда среди них. И среди тех, кто все-таки нашел преступника.
И был в пустом здании Костромского горотдела в поздний час, когда привезли убийцу, провели к себе гулким ночным коридором второго этажа…
Поздно ночью в моем кабинете он рассказал, как все произошло. Пьяный, с ножом в руке он погнался за своим собутыльником и полоснул совсем другого человека — возвращавшегося вместе с женой из гостей, несшего на руках ребенка…
Во время этого признания мы сидели молча, никто ничего не сказал…
Потом я позвонил домой прокурору города. Он уже спал, я поднял его с постели, попросил приехать. Мы хотели прочнее закрепить показания убийцы. Допрос в присутствии прокурора был таким средством.
Прокурор действительно приехал, раздраженный, заносчивый. Он не любил ни нас, ни наше начальство. Извечная война спецслужб…
Войдя в кабинет, он оглядел нас, расположившихся вдоль стен, и с порога спросил задержанного, сидевшего на стуле в середине:
— Вы действительно совершили это убийство?
Стояла полная тишина.
«Неужели подтвердит?» — Убийце ничего не стоило отказаться от своих слов.
Но он кивнул:
— Да.
Прокурор вышел, чтобы взять в машине бланк протокола допроса…
Дальше произошло непредсказуемое. Андрюха был своим парнем, мы вместе стояли в оцеплениях, не спали ночами, ездили на задания. Мы отмечали свои дни рождения, благодарности и выговора в этом вот кабинете, запершись изнутри на ключ…
Непреодолимая сила взметнула нас с мест, швырнула на средину комнаты…
Когда прокурор возвратился с бланком допроса, лицо задержанного заплывало синевой свежих побоев.
Мы уже сидели на своих местах, ярость, владевшая нами еще минуту назад, исчезла. Приступ прошел внезапно, так же, как и начался. Прокурор оглядел нас. Настал его час. Он вышел на середину:
— Это они? — Он недобро кивнул в нашу сторону.
В глазах его вспыхнул злой огонек. — Одним махом он мог рассчитаться со своими конкурентами — руководством областного Управления внутренних дел…
С минуту наша судьба была в руках убийцы нашего товарища. Он посмотрел каждому из нас в глаза. Мы отводили взгляды, чтобы не встречаться глазами.
Это был момент истины.
— Нет! — Он покачал головой.
Он спас нас.
Все переплелось в этой жизни. «Кислое с пре сным…»
Прокурор с радостью арестовал бы каждого из нас. Своей свободой мы были обязаны убийце Андрея…
Прокурор замолчал и больше к этому не возвращался.
Может, он тоже что-то понял. Он был один в совершенно пустом по-ночному милицейском доме, а нас было пятеро, молодых, дерзких ментов, допускавших одну ошибку за другой и все-таки чистых в своих помыслах…
Моя повесть об убийстве Андрея не была напечатана, хотя у меня и был лестный отзыв известного педагога, драматурга и философа, ныне уже покойного.
Этот человек писал:
«Как все истории, взятые из жизни, история, рассказанная автором, сначала может показаться беднее придуманных, но зато в ней сохраняется то, что всего дороже автору рассказа, — правда… Автор, в частности, старался как можно ближе подойти к правде о будничной милицейской жизни, сохранитиь те мелкие точности в действиях и терминологии, без которой даже правдивая мысль кажется оскорбительно ложной…»
К рукописи была подколота и рецензия, сыгравшая решающую роль в том, что повесть была отвергнута. Рецензия была закрытой — с ней не принято было знакомить автора, она принадлежала писателю со странной фамилией Селейко и попала ко мне случайно.
Тогда я впервые познакомился с внутренним документом редакции, в нем, возможно, не было ничего необычного для литературных сотрудников, но мне, менту, привыкшему в служебных бумагах не допускать ничего, относящегося к себе лично, и всегда оставаться как бы за строкой, он показался, мягко говоря, странным.
В рецензии Селейко чистосердечно признавался, как нелегко дались ему последние недели. По заданию редакции ему пришлось отрецензировать подряд несколько детективных повестей Агаты Кристи и Жоржа Сименона. Теперь вот еще и мою… Случившейся незадаче было посвящено четыре страницы из пятистраничной рецензии.
Если чтение прославленных мастеров жанра не доставило ему радости и у Селейко не нашлось для них ни одного доброго слова, можно представить, как он разделался со мной…
Закончил же он и вовсе на душераздирающей ноте:
«Я мечтаю о минуте, когда после всего, что мне пришлось испытать, знакомясь с этой, с позволения сказать, литературой, смогу, наконец, подойти к книжной полке, взять в руки томик Тургенева или Гончарова и прильнуть к вечному животворному роднику классики…»
Когда я пришел в издательство, чтобы взять рукопись, мы случайно познакомились. Селейко — румяный, улыбчивый товарищ, узнав мою фамилию, первый подошел ко мне, крепко пожал руку:
«Поздравляю. Я с радостью рекомендовал вас к печати…»
Если бы, вернувшись на службу, я не прочитал приложенную по ошибке к рукописи рецензию, я бы оставался в счастливом неведении и сегодня…
«Ах ты, лицемер!..»
Я бросил папку с рассказом снова в ящик стола и взял с полки любимого Рафа Балле — «Прощай, полицейский!»:
«У тебя свой животворный родник, у меня — свой!»
На почте в высотном доме на площади Восстания, откуда я отсылал мои видеозаписи, девушка, что принимала меня за человека из мира кино, счастливо улыбнулась мне из-за стекла — похоже, она боялась, что я исчез навсегда и наше знакомство прекратится вместе с ее мечтой сниматься в моем фильме.
— Вас давно не было…
— Служба, — посетовал я грустно.
— Какая у вас интересная работа…
Вместе с кассетой я отослал Арзамасцеву и вырезку из «Нового русского слова» с напечатанным в ней рассказом и еще отдельно короткое письмо, которое обдумывал все утро.
Я напрочь отказался в нем от упоминаний таких терминов, как инсценировка несчастного случая и видеоза пись. Даже попав в чужие руки, моя корреспонденция не должна была скомпрометировать ни меня, ни генерала Арзамасцева. В то же время я хотел предупредить заказчика о грозящей ему опасности. Это была непростая задача.
По моим представлениям, текст предупреждения должен был быть дипломатичным, понятным лишь нам обоим. В качестве примера для подражания я выбрал послание, в котором умница Арамис, герой «Трех мушкетеров», предупреждает родственника коварной миледи о ее преступных намерениях по прибытию в Англию…
Я писал:
«Уважаемый имярек!
С благодарностью возвращаю использованный мною дляработы над новымроманом экземпляр газеты «Новое русское слово» с рассказом г-на Джалиля Шари-футдинова, иллюстрирующего увлекательные возможности нашего любимого жанра.
Отдавая должное изобретательности автора, я провел самостоятельную экспертизу обстоятельств, вынудивших главного героя прибегнуть к подобной необычной форме разрешения конфликта, и убедился в их действительной серьезности.
Исследуя тему грозящей герою опасности я неожиданно обнаружил появление на страницах романа некоего завезенного с Ближнего Востока киллера, персонаж, абсолютно не принятый в жанре классического детектива. На данный момент мне удалось удалить эту мрачную фигуру из повествования.
Возвращаясь к рассказу г-на Джалиля Шарифутди-нова, хочу заметить, что мне интересно Ваше мнение по поводу действий Энди Киршоу, который познакомил с результатами своей деятельности бывших коллег. Не одобряя данную линию поведения, я тем не менее готов последовать такому развитию сюжета.
А что Вы об этом думаете?
Я надеюсь, Вы сможете в короткий срок сообщить мне свое мнение способом, который найдете для себя удобным, с тем, чтобы не вступать в переписку, требующую много сил и времени.
С добрыми пожеланиями.
Ваш…»
Здесь я не без лукавства поставил вместо своего имени псевдоним модного ныне автора широко раскрученного литературного проекта, предусматривающего создание многих детективных романов на исторические темы, фильмов и телесериалов…
В конце я сделал приписку:
«P.S. Экспертиза упомянутого литературного произведения вынудила меня прибегнуть к дополнительным расходам в сумме… »
Я включил в счет командировку в Израиль, гонорары иерусалимского адвоката и тамошнего частного сыщика, а также оплату услуг Ассоциации. Не зря же Рембо и детективы «Лайнса» столько времени отдали моему заказу…
Перечитав письмо, я заметил, что слегка переусердствовал по части витиеватости и моя корреспонденция не находится ни в каком сравнении со взятым мною в качестве образца тонким аристократическим посланием маркиза д'Эрве, скрывавшегося под личиной простого мушкетера по прозвищу Арамис…
Но переписывать мне не захотелось.
Я понадеялся, что Арзамасцев поймет мои намеки и намерения…
И что меры, принятые против него фондом, не явятся для него неожиданностью.
После отправления этого письма у меня больше не было никаких обязательств перед моим заказчиком. Я мог считать себя совершенно свободным…
В последующие дни ничего особенного не произошло.
В редакции «Интерпол-экспресс» мне сообщили фамилию известного писателя, опубликовавшего рассказ «Подстава» под псевдонимом Джалиль Шарафутдинов. Я позвонил ему, чтобы выразить искреннее восхищение прочитанным…
Через банк «Вестерн Юнион» поступила полностью запрошенная мною сумма и почти сразу по почте пришло вещественное доказательство того, что мы с Рембо правильно вычислили заказчика.
В бандероли на мое имя лежала уже знакомая зеленая лягушка из слоистого оникса, в которой я сразу опознал орудие несостоявшегося убийства. Одновременно тяжелый пресс в виде каменной жабы служил подтверждением желания заказчика переправить уличающую видеозапись в Криминальную милицию округа, на Северо-Запад, что я и не замедлил сделать.
Я переслал Пашке Вагину видеокассету вместе с ксерокопией «Нового русского слова». Дальнейшая судьба видеозаписи и газеты неизвестна.
Калиншевский и его гость, засвеченные Вагиным в армянском кафе, конечно, сразу исчезли и, скорее всего, снова надолго покинули родные пределы.
Что же касается Фонда Изучения Проблем Региональной Миграции, то скандал с исчезновением Исполнительного директора не принял космических масштабов, как можно было ожидать вначале. Слишком могущественные силы были заинтересованы в том, чтобы все прошло тихо и незаметно.
Срочная проверка, проведенная аудиторами Счетной Палаты, выявила большое число нарушений в финансовой сфере и многомиллионные нецелевые расходования средств, виновным в которых оказался непосредственно заместитель Исполнительного директора, действовавший за спиной своего босса.
Генерал Арзамасцев не был объявлен в розыск, и вся история не стала достоянием средств массовой информации. Исполнительному директору не было предъявлено никаких обвинений, и я не слышал о каких-либо злоупотреблениях служебным положением с его стороны.
В самом фонде тоже сделали правильные выводы. Кардинальное изменение кадрового состава руководства фонда последовало незамедлительно, к сожалению, способом, ставшим в последние годы в некотором смысле обычным.
На «Мерседес», в котором ехали генерал Хробыстов и несколько его ближайших подчиненных, и вторую машину с секьюрити в районе Бутово было совершено покушение, закончившееся для них трагически.
К слову сказать, прием, примененный против бывших сотрудников спецслужб, был относительно редким — из арсенала ныне почти забытых террористов «Фракции „Красная Армия“, захвативших таким способом известного западногерманского промышленника Ганса Шлейера. Последний знал о готовящемся нападении и никуда не выезжал без своих шести охранников, из которых четверо находились в машине сопровождения и еще двое непосредственно с ним…
Организаторы покушения на Хробыстова поставили одного из киллеров, переодетого женщиной, катившей перед собой детскую коляску, на Симферопольском шоссе, в районе поворота к железнодорожной станции Бутово.
В нескольких метрах перед летящим на огромной скорости «мерседесом» мамаша неожиданно направила каляску на проезжую часть.
Все дальнейшее заранее прогнозировалось.
От неожиданности водитель «мерседеса» резко затормозил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30