А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Лицо убитой девушки было совершенно белым; “отвратительно белым, как сама смерть”, — добавил Чиун.
Римо поежился.
— И тут Пак заметил дым, струящийся из-за гребня горы, и подумал, что же могло там гореть, и пошел туда, и подойдя ближе, услышал радостные крики, и узнал язык, на котором говорили в этих местах.
А те, кто собрался там, видели за день до этого, как покидали их края слуги Пака, и подумали, что вместе с ним ушел и он, отступив, и это спасло ему жизнь, они не видели, как он подошел к их лагерю, ведь всем известно — не видишь того, за кем не следишь.
Пак же к тому времени превзошел искусство оставаться недвижимым, и замер меж деревьев, а дым плыл мимо него, и Пак пошел на дым, не зная, с чем ему предстоит там встретиться, но понимая, что там, где дым, могут быть и люди.
— Нам, значит, предстоит сражаться с этими самыми дымными ребятами? — снова перебил его Римо. — Они что же, всегда прячутся за дымовой завесой?
— Нет, они сами часто превращаются в дым, — тихо ответил Чиун. — На Западе многие люди верят, что вампиры сосут кровь из горла жертвы, но это вовсе не так. Белые люди исказили древние легенды, которые принесли в Европу воины Чингисхана; а он, как знаешь ты, дошел только до Восточной Европы, и именно там распространились сказания о вурдалаках, сосущих кровь.
Ибо поглощение крови есть не что иное, как религиозный ритуал. И те, кто совершает его, никогда не едят мяса, но лишь пьют кровь, а для этого вскрывают сердце жертвы и подвешивают тело над огромным медным сосудом, пока оно не становится отвратительно белым, белым, как сама смерть.
— Про “отвратительно белых” предлагаю закончить, — нахмурился Римо.
— Но ведь не я избрал белый цвет цветом смерти — это сделала сама природа, — безучастно отозвался Чиун.
Римо решил не замечать этой фразы, а Чиун принялся рассказывать, как все собравшиеся — сначала мужчины, потом мальчики, затем девочки, женщины — по очереди пили кровь из сосуда. После чего тело вываривали, пока мясо и жилы не отделялись от костей, и бросали мясо на съедение диким псам, жившим в этом лесу близ Шанхая.
— И Пак увидел, что кости лежали внутри выдолбленного ствола дерева — и понял, что это жертва, дар предкам. И Пак понял, что эти... эти звери считали, что их предки, живущие в загробном мире, нуждаются в таких подношениях, и вскоре понадобится еще больше жертв, ведь умерших предков тоже с каждым годом становится больше.
— И Пак продолжал за ними следить — а тем временем в лагере его дядя, обеспокоенный тем, что племянника долго нет, решил отправиться на его поиски. И Пак увидел, как его почтенный родственник вышел из-за деревьев, — и в ту же минуту плечи его окутал дым, и Пак хотел предупредить дядю, но тут дым заговорил человеческим голосом, и голос спросил: “Могу ли войти?”, и дядя, пораженный, лишь сказал “да”, и тут дым превратился в человека, который нанес удар — у этих людей были уже тогда эти их длинные смертоносные ногти.
— Но удар был не так силен и лишь ранил почтенного родственника Мастера, и тот, ибо он тоже владел Синанджу, возобладал над противником и немедленно уничтожил этого пожирателя крови. Но новое облако дыма возникло перед ним, и он пал жертвой множества смертельных ударов, разделивших его шейные позвонки.
— На следующий день у леса разбили свой лагерь еще двое храбрецов — и это были брат и отец Пака. Пак, встретившись с ними, рассказал об увиденном и предложил всем троим атаковать врага. Но отец его, Ванг, — конечно, не тот, великий — настаивал на том, чтобы Пак лишь наблюдал за их борьбой с людьми дыма, ибо, даже если они проиграют, Пак будет знать все способы, которыми те могут убивать. Врага, известного тебе, победить вдвое легче. Атака же противника с флангов именуется окружением, а в центр расположения его — прорывом.
— Бог мой, Чиун, ты до сих пор уверен, что я не знаю этого? — вспылил Римо.
— Никогда и никому еще не могло повредить повторение основ мудрости.
— Да сколько же можно!
— И потому Пак вернулся в лес, и на следующий день отец и брат его пришли к тому месту и увидели дым, и осторожно приблизились, и отец его небрежно, словно отрабатывая удар, рассек мечом облако дыма. И тут воины Синанджу поняли, что пьющие кровь неуязвимы для оружия, когда превращаются в дым.
— И тогда они пошли дальше и увидели огромное дымное облако; и в один миг оно превратилось в вооруженных людей, числом семнадцать, и они приблизились к воинам Синанджу и спросили: “Можем ли войти?”. И оба Мастера лишь кивнули, и враги напали на них, и каждый действовал мечом и смертоносным ногтем, и воины Синанджу поразили десятерых, но пали сами; а мы ассасины, а не солдаты, Римо, и смерть для нас — не почет, и смертью не накормишь голодных детей Синанджу.
И Пак теперь знал многое о том, как убивают пожиратели крови, но понимал, что еще больше ему предстоит узнать. Но на следующий день той же дорогой пришел к лесу его единственный сын, и хотя с невыносимой болью в сердце Пак заставил себя смотреть, как умирают его дядя, его брат и отец, он не смог бы вынести смерть на его глазах единственного сына.
И тогда Пак вышел в самый центр сборища пожирателей крови, и рассмеялся им в лицо, и объявил, что он Мастер Синанджу, и настал их черед встретить смерть. Те же сказали, что им приходилось уже убивать мастеров Синанджу, но Пак возразил: то были лишь их слуги, и ваших убили они вдесятеро. И Пак сказал, что воины Синанджу знают давно все их хитрости с дымом и мерзкий обычай пить кровь, и потребовал, чтобы они тотчас же оставили лес и искали пристанища среди белых варваров на Западе или черных дикарей в жарких землях.
Но они оспорили то, что он им сказал, и напали на него, и он убил многих, они же смогли лишь ранить его. И Пак не давал, невзирая на великую боль, жизни уйти из его тела — и те поняли, что побеждены, и, взяв с собой свой медный сосуд и оружие, навсегда оставили лес, и, проходя мимо сына Мастера, низко кланялись ему, ибо Пак сказал им, что юноша, идущий по его следам — наследник великих Мастеров Синанджу.
И так в том лесу около города, который ныне именуют Шанхай, воины Синанджу получили знание о пожирателях крови — как те движутся, как убивают, как справляют свой культ и как превращаются в дым, и еще о том, что ни один из них не может убить, пока не получит приглашения войти от своей жертвы. И тогда установилось перемирие.
Такую вот историю рассказал Чиун Римо, и добавил, что с давних времен повелось считать, будто вскоре после того пожиратели крови вымерли.
Но, продолжал он, смертельно раненый Пак успел рассказать своему сыну все, что Чиун передал сейчас Римо, — но еще и предупредил юношу, что пожиратели крови не ведают страха смерти.
— Мы бы им могли устроить хорошую взбучку, — хмыкнул Римо.
— Что?! — возопил Чиун. — Значит ли это, что я потерял полжизни, воспитывая футболиста, жонглера, клоуна?! Ты ассасин, а не шут, ты, комок белой грязи со свиными мозгами!
— Прости, — Римо не на шутку пожалел о сказанном.
— Тебе нет прощения... Вот, теперь мы встретились с этими кровососами вновь. И сейчас у них наверняка есть такие новые способы, о которых мы еще ничего не знаем.
— Сделаем все от нас зависящее. И приглашать их войти уж точно не будем. Кстати, а что случилось с наместником императора? Ну, с тем, которого должен был освободить Пак?
Чиун пожал плечами.
— Кто может уследить за всеми этими китайцами? Их так много.
* * *
Виктория Вирджиния Энгус сидела на высоком табурете, напряженно вглядываясь в рабочую панель высившейся перед ней башни, состоявшей из миниатюрной телефонной станции.
“Рай, штат Нью-Йорк”. Цифры 914 были просто-напросто кодом этого региона.
Наклонившись, Вики перевела переключатель в нижнее положение. Стерла записанное на дисках “Ханивелла”. Встала и отправилась в столовую.
Сев за столик, она заказала холодный сэндвич с ростбифом и горчицей; подумав, попросила полить его еще и кетчупом. И в ожидании заказа не переставая думала о том загадочном человеке, которого Чиун называл “императором”. Он ведь был из города Рай, Нью-Йорк.
Смерть отца... Чиун и Римо... Оказавшись дома. Вики начала поспешно укладывать рюкзак.
Дверь открыл Римо, поскольку Чиун, сидевший прямо посреди их номера в мотеле на окраине города Фэйрфилд, штат Коннектикут, был занят сочинением очередной части своей великолепнейшей драмы, с невозмутимостью, мало напоминавшей о событиях минувшего вечера.
Римо как раз ждал официанта, который должен был принести из ресторана заказанный рис, и, когда постучали в дверь, причин сомневаться в том, что это именно упомянутый официант, у него не было — заказ Римо сделал уже минут сорок назад, а на кухне вечно уродуют его, как Бог черепаху.
Либо они готовят рис с консервированным мясом, либо заливают его соусом, на девяносто процентов состоящим из двуокиси соды или какой-нибудь другой отравой, которую организм Римо просто не сможет вынести.
Но запаха пищи или скрипа колес ресторанной тележки по ту сторону двери не было, и Римо открыл дверь левой рукой, пряча за спиной порезанную правую.
Ворвавшись, словно вихрь, в комнату. Вики Энгус с разбега кинулась ему на шею.
— Римо, слава тебе, Господи, Римо, — всхлипывала она, плотно прижимая к нему свою пышную грудь, которую с трудом прикрывала — при отсутствии лифчика — сатиновая рубашка. Уронив голову ему на плечо. Вики разрыдалась.
— Ну, ну, давай-ка успокоимся, — приговаривал Римо, помогая Вик присесть на диван. — Что случилось?
Прикрыв лицо руками, Вики еще немножко поплакала, а затем, подняв голову, поглядела на дверь.
— Я... я была одна дома. И мне было так страшно одной, а потом я выглянула в окно и увидела... по-моему, я увидела... о, это было ужасно! — Вскочив, она вновь вцепилась в Римо. — Мне страшно даже подумать об этом!
— Успокойся же, — повторил Римо, в то время как Вики уже распласталась по его телу и терлась бедрами о перед его штанов. — Что там было такое? Тебе придется вспомнить, если хочешь, чтобы мы помогли тебе.
— Не оставляй меня, — Вики всхлипнула. — Не оставляй меня одну больше. — Ее груди снова, как бомбы, обрушились на грудную клетку Римо.
— Не волнуйся. Теперь все будет в порядке. Присядь, я принесу тебе воды.
Всхлипывания Вики начали понемногу стихать.
— Ну... ладно. — Она следила, как в ванной Римо наливает из-под крана воду в стакан.
А потом Вики заметила рядом с собой Чиуна — и ей потребовалось ровно две секунды, чтобы придать лицу скорбное выражение и опять начать всхлипывать.
— Когда ты вошла, — спросил Чиун, — ты сказала “Римо, Римо, хвала небесам” или “Римо, Римо, слава тебе, Господи”?
Вики беспомощно посмотрела на него.
— “Слава тебе, Господи”, по-моему.
— Благодарю тебя, юная дева, — снова сев на ковер, Чиун что-то вычеркнул в разостланном пергаменте и затем зацарапал по нему с удвоенной силой.
Римо вышел из ванной со стаканом воды в руке и сел на кровать рядом с Вики.
Взяв у него стакан. Вики пила воду маленькими глотками.
— Так что ты видела во дворе? — спросил Римо. — Или кого? Это были люди?
— Да, Римо. Люди. В нашем дворе.
— Их было много? Вида какого — восточного? Сколько их было там? Трое? Четверо?
— По-моему, четверо. Было уже темно. И они были именно восточного вида, я в этом совершенно уверена. Ой, это было так страшно!
Римо взглянул на Чиуна.
— Похоже, они теперь и за Вики охотятся.
Чиун пожал плечами.
— Придется взять ее с нами в Хьюстон.
Чиун повторил свой жест. В дверь постучали.
Вики вскрикнула. Римо посмотрел на дверь. Чиун по-прежнему скреб пером по пергаменту.
— Ваш заказ, — послышался из-за двери нерешительный голос.
— Скажи, чтобы они унесли его, — не поднимая головы, заявил Чиун. — Опять залили рис мясной подливкой.
Глава седьмая
Ровным, спокойным голосом главарь объяснял своим подчиненным, что им еще предстоит и что уже сделано.
Нападение, сказал он, не провалилось, отнюдь — оно было весьма успешным.
Трижды кашлянув, главарь, повернув голову, сплюнул в пепельницу, стоявшую на окне номера на восемнадцатом этаже отеля “Шератон” — Техас, город Хьюстон.
— Но мы потеряли троих наших лучших людей, — сказал один из сидевших перед ним. Он говорил по-китайски.
— Но приобрели знание, — возразил главный. — Теперь мы лучше понимаем врага. Утраты жаль, — добавил он, — но она была необходимой. Скажите же, что удалось нам узнать?
Молодой голос так же по-китайски доложил главному о нападении в “Митамейшн”, и как тот белый по очереди вывел из строя троих лучших бойцов Веры. На улице в машине его ожидал, продолжал тот же молодой голос, человек с желтой кожей.
— С желтой кожей, — прошептал главарь, поднося к лицу правую руку. Фаланга правого мизинца оказалась на уровне его груди, в то время как конец ногтя на указательном пальце — в восемь дюймов длиной — почти касался левой щеки говорившего. — С желтой кожей и глазами стального цвета?
— Именно так, — ответил голос.
— Я боялся этого, — главарь опустил голову. — Он пришел. Он все же пришел. — Он опустил руку, и губы его зашевелились в беззвучной молитве. В такой позе он оставался несколько секунд — затем резко вскинул седую голову. — Вы заплатили остальным?
— Пикетчикам? Да, заплатили.
— Кто-нибудь из них знает о нас?
— Нет.
— Наши потери восполнены?
— То есть, наняли ли мы новых? Да, наняли.
— Зови остальных, — приказал главарь. — Час приближается. Откладывать больше нельзя. Мы должны сделать это.
Молодой китаец вышел из комнаты, и главарь поднялся с кресла. Движения были медленными, как и его речь. Выпрямившись во весь рост — чуть больше четырех футов — он зашаркал по цветастому нейлоновому ковру, устилавшему пол номера, к окну; худая, покрытая пергаментной кожей рука отдернула тяжелые зеленые шторы.
Комнату заполнил яркий солнечный свет. Хьюстон за окном словно висел в воздухе всей своей светло-серой громадой, невыносимо сверкавшей, как будто невидимая рука натерла сияющие квадраты небоскребов вазелином.
Огромные машины, словно только что сошедшие с конвейера, подмигивали выстроившимся вдоль тротуаров угрюмым пыльным грузовикам; рабочие убирали с улиц разноцветные украшения — праздник только что прошел, и в магазинах заканчивалась новогодняя распродажа.
И жарко. В Техасе всегда жарко. Поэтому главарю это место нравилось больше, чем Коннектикут. Жара — и ночью, и днем. Именно жара и нравилась ему, он мог ощущать ее. Почти видеть.
Светло-голубой цвет оболочки его глаз резко контрастировал со зрачками — большими, темными и совершенно неподвижными. Главарь был абсолютно слеп.
Он услышал, как отворилась дверь. Значит, все уже собрались.
— Садитесь, — главарь медленно произносил китайские слова.
— Садитесь, — повторил по-английски один из пришедших.
Главарь подождал, пока слух его не уловил звук движений двух тел, устраивавшихся в глубоких креслах. Задернув штору, он вернулся к месту, на котором сидел, отлично зная, что пути его не помешает ни неубранная вовремя чья-то нога, ни замешкавшееся в проходе тело.
Опершись о резные подлокотники кресла, главарь откинулся на спинку, обтянутую ярко-алой материей с изображением танцующих зеленых драконов.
— Итак, Синанджу все-таки здесь, — промолвил он. — После многих веков снова пересеклись наши с ними дороги.
— Придется убить еще нескольких человек, — английский вариант несколько отличался от сказанного.
— Мы не станем нападать первыми, — продолжал главарь. — Наша история говорит о множестве жертв, которые Вера понесла при попытке противостоять этим корейцам со стальными глазами. Этот же воин Синанджу опасен вдвойне — с ним белый человек, в жилах которого течет кровь тигра.
— Нападать не будем, — последовал перевод.
— Их можно уничтожить лишь поодиночке, — кивнул головой главарь.
— Уничтожим по одному, — повторил переводчик. Один из сидевших в креслах пошевелился и произнес:
— Без разницы.
Перевод этой реплики, выданный молодым китайцем по знаку главаря, гласил:
— Тысяча извинений, мудрейший. Не говорите ли вы об одновременной атаке?
— Дурак, — недовольно произнес главарь. — Ты можешь биться головой о стену хоть целый день — и она не дрогнет. Но вынь снизу один кирпич — и через миг стена будет лежать в развалинах.
— Дурак, — последовал перевод. — Есть разница.
Главарь услышал, как один из сидевших перед ним нетерпеливо заерзал в кресле. Затем раздался голос:
— Кончим их тем же способом? Новички вообще-то не понимают, для чего сдирать с каждого шкуру и вешать на дерево.
Переводчик приложил все усилия.
— О, невежды, невежды, невежды, — воздел руки главарь. — Не вам и не мне менять наши обычаи. В них — легенды. В них — наша сила и мощь. Ибо с их помощью несем мы не только смерть жертвам, но и смертельный страх тем, кто еще остался в живых.
Правая рука главаря мелко постукивала по подлокотнику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15