Что там говорить, конечно «старики» были гордостью полка. Из уст в уста, как легенду, передавали летчикам, например, эпизод из боевой биографии летчика Меркулова. Однажды он вместе со штурманом капитаном А.И. Рензаевым и стрелком-радистом старшиной Ю.А. Волковым вылетел ночью для постановки мин на входных фарватерах порта Таллинн. Над целью самолет попал под сильный зенитный огонь. Машина получила прямое попадание. Снаряд пробил центроплан, повредил бензобак и масляный бак, но, к счастью разорвался в воздухе. Внутри самолета все заволокло парами бензина. Стало нечем дышать, полностью исчезла видимость. Самолет плохо слушался рулей, катастрофически терял высоту.
Казалось, гибель неминуема. Но Меркулов сумел, выровнял самолет уже почти у самой воды и, воспользовавшись тем, что через пробоины в обшивке и открытый Рензаевым нижний люк вытянуло часть паров бензина и стало хоть что-то видно, мастерски посадил машину на «пятачке» крошечного острова Лавенсари. В обычных условиях никому бы и в голову не пришло сажать тяжелый самолет на эту слишком маленькую, не приспособленную площадку. А он посадил! «Бостон» остановился в четырех метрах от края обрыва… Уверен, что молодые летчики, слушая эту историю, невольно задавались вопросом: «А доведись мне, сумел бы я так же?…»

* * *

Постановка магнитных мин – эффективное средство борьбы с кораблями противника. Мы производили вылет одиночным самолетом, парой, а то и звеном с таким расчетом, чтобы появиться над целью в наиболее темное время. Все зависело от условий на маршруте и, главным образом, в районе цели. Чтобы отвлечь от самолетов-миноносцев внимание ПВО противника, одновременно наносили бомбовые удары по важным объектам в непосредственной близости от мест постановки мин. Это давало положительные результаты. Естественно, что и для ночного бомбометания подбирались не только хорошо подготовленные, но и необычайно храбрые, поистине неустрашимые летчики. Ведь задача бомбардировщика была ничуть не легче, если не сложнее, чем у миноносцев. Он вызывал на себя лучи прожекторов и огонь зенитной артиллерии и находился вблизи района постановки мин, служил живой мишенью до тех пор, пока все миноносцы не уходили от цели.
В летний период, используя белые ночи, командование полка привлекало на минные постановки и молодые экипажи. В этом виделась известная доля риска, но иного выхода не было – «стариков» не всегда хватало. Впрочем, риск оказался оправданным – наиболее способные из молодых летчиков и штурманов постепенно втягивались в ночные полеты, быстро овладевали навыками самолетовождения в полной темноте.
Минные постановки заставляли противника уменьшать морские перевозки. И хотя гитлеровское командование значительные силы и средства для траления, вражеские потери на минных заграждениях оказывались очень ощутимыми. Примечательно, что на Балтике потери немцев от минного оружия в два с лишним раза превысили аналогичные потери на других морских театрах. Подсчитано, что из шести уничтоженных кораблей и транспортов один погибал на минах *.
4 сентября 1944 года Финляндия заявила о выходе из войны, а позже, 19 сентября, в Москве было подписано с ней соглашение о перемирии. Таким образом, к моменту нашего перебазирования на аэродром Клопицы театр боевых действий 51 МТАП значительно сузился. Это позволило уделить больше внимания выучке экипажей, достижению высокой слетанности, отработке четкого взаимодействия по родившейся в полку схеме: два торпедоносца – два топмачтовика.
В те дни можно было слышать такие сводки Совинформбюро: «За истекшие сутки на Ленинградском фронте ничего существенного не произошло. Активно действовали разведчики. Отдельные бои носили местный характер». Но это было затишье перед бурей. Готовилось грандиозное наступление Советской Армии для освобождения всей Прибалтики: по ночам к переднему краю подтягивались дивизии и полки, прибывала новая техника. Решалась судьба Советской Эстонии и ее столицы города-порта Таллинна – главной базы Краснознаменного Балтийского флота.
Перед решительными боями следовало досконально изучить обстановку и местность в районе действий полка в западной части Финского залива и, главное, на коммуникациях Рига-Таллинн, Виндава-Таллинн. С этой целью 13 сентября вылетел на боевое задание командир полка майор Ситяков. В экипаж входили флагштурман майор Заварин и начальник связи полка старший лейтенант П.М. Черкашин. А 14 сентября вылетел и я со штурманом капитаном Рензаевым и стрелком-радистом старшиной Ю.В. Волковым.

* * *

В тот же день воздушная разведка обнаружила на дальних подступах к Таллинну транспорты противника в сопровождении боевых кораблей. Майор Ситяков принял решение: двумя самолетами провести доразведку, уточнить координаты и затем вызвать по радио основную группу самолетов для нанесения решающего удара. В воздух подняли экипажи заместителя командира 3-ей эскадрильи младшего лейтенанта В.М. Соколова – торпедоносец и командира звена младшего лейтенанта М.В. Николаева – топмачтовик. Это был их первый боевой вылет, первая встреча лицом к лицу с врагом. Увы, она кончилась трагически…
Напрасно на аэродроме экипажи томились возле самолетов в ожидании сигнала к старту – взлетевшая пара как в воду канула. И когда тревога и беспокойство за товарищей достигла верхней точки, появился самолет Николаева. Он как-то неловко приземлился, зарулил на стоянку и все увидели, что на нем буквально нет живого места – так он был изрешечен пулями и осколками зенитных снарядов. Из задней кабины вынесли раненых штурмана Н.И. Конько и стрелка-радиста И.Ф. Иванова.
Позже по рассказу Николаева удалось воспроизвести картину боя. Соколов, обнаружив конвой, забыл о том, что его главная задача – вызвать основные силы, ринулся в атаку. Николаеву ничего не оставалось, как последовать за ним. В запале, свойственном молодости, Соколов начисто отбросил все, чему его так старательно учили, не удосужился даже как следует оценить обстановку, не пропустил вперед топмачтовик и атаковал первым, прямолинейно, причем против солнца, усложнив тем самым задачу себе и облегчив ее противнику. На глазах у Николаева самолет Соколова взорвался в воздухе от прямого попадания зенитного снаряда. Николаев бомбами потопил крупный транспорт, но при этом машина получила столько повреждений, что летчик едва дотянул до аэродрома.
Нелепая, ничем не оправданная гибель нашего младшего товарища болью отозвалась в сердце. Майор Добрицкий потом рассказывал, что незадолго до вылета Соколов в кругу товарищей бравировал своим мужеством, говорил, что кланяться пулям не будет и каким бы ни был огонь в сторону не отвернет…
Пустая мальчишеская бравада! Как дорого она обошлась она ему! Но этот случай словно отрезвил нас, старших, еще раз напомнил, что за штурвалами торпедоносцев – вчерашние мальчишки, многим из которых едва перевалило за двадцать, что нам, именно нам, необходимо убедить их в том, что бесшабашная удаль ничего общего не имеет с настоящим мужеством. Испугавшись зенитного огня, отвернуть в сторону, не выполнить боевого задания – это трусость, малодушие, граничащее с преступлением. Но если летчик, отворачивая от летящих навстречу огненных трасс, выполняет противозенитный маневр, никто не усомнится в его храбрости. Несмотря ни на что он упрямо сближается с кораблем и наносит торпедный или бомбовый удар – вот это и есть воинская доблесть, подлинное мужество.
Мы старались находить простые слова, делать беседы не формальными, чаще разговаривать с глазу на глаз. И, надо сказать, наши зерна попадали на благодатную почву. Большинство молодых летчиков прошли хорошую школу в комсомоле, а кое-кто из них уже носил в карманах синих флотских кителей кандидатские карточки, а то и партийные билеты. И за всю историю полка я не припомню больше случая проявления бесшабашного мальчишества, лихой удали, не говоря уже о трусости. Наоборот!

* * *

Помнится, на другой день после гибели Соколова обнаружила в море конвой другая наша пара из той же третьей эскадрильи: торпедоносец – командир звена младший лейтенант А.А. Богачев и топмачтовик – тоже командир звена младший лейтенант Д. Башаев. Транспорт шел под сильной охраной боевых кораблей. Гитлеровцы ощетинились лавиной заградительного огня. Тем не менее, Богачев решил атаковать транспорт. По его команде Башаев вышел вперед и сбросил бомбы на корабли охранения, изрядно пострадав при этом от пуль и осколков. Вслед за ним Богачев пошел в атаку с торпедой. Сблизившись на нужную дистанцию, он нажал на кнопку электросбрасывателя на штурвале и… не почувствовал обычного при этом рывка самолета, который в такие моменты словно подпрыгивает вверх, освободившись от тяжести.
– Командир, торпеда не пошла! – почти одновременно доложили по переговорному устройству (СПУ) штурман Г.П. Штефан и стрелок-радист В.И. Ванчугов. Очевидно, осколком перебило электропровод. Прибегнуть к помощи механического сброса уже не оставалось времени – транспорт густо дымил под самым крылом, явно прибавляя ход.
– Знаю, вижу, – пробубнил хмуро в ответ Богачев. С левым креном он по широкой дуге уходил от конвоя, усиленно выбивавшего винтами пенные усы. И ему стало не по себе от мысли, что транспорт может вот так просто и безнаказанно уйти. Далеко впереди за ним черным штришком у линии горизонта просматривался уходящий на восток самолет Богачева.
– Зайдем еще раз, – сказал он твердо, – Ванчугов, посматривай, как бы «мессеры» не нагрянули.
– Смотрю, командир.
Теперь он шел в атаку один. Топмачтовик уже не прикрывает его огнем своих пулеметов, не ослепит орудийные расчеты взрывами бомб. Тысячи огненных трасс протянулись к самолету со всех кораблей. Как их много! Как проскользнуть, как просочиться в этом смертельном потоке! Сильный удар потряс машину, левый мотор задымил, самолет потянуло влево. Доворотом рулей Богачев выровнял «Бостон», под прямым углом направляя к быстро приближающемуся серому борту низко сидящего на воде парохода. Пора! Он потянул рычаг механического сброса и вошел в левый вираж.
– Есть! – воскликнул вскоре радостно Ванчугов. – Есть, командир, попали!
При отходе от цели Штефан зафиксировал на фотопленке тонущий транспорт водоизмещением 7000 тонн. Он носом оседал в пучину, а на задравшейся вверх корме винты впустую молотили воздух.
Богачев все внимание сосредоточил на пилотировании самолета. Левый мотор заглох и, вслушиваясь, как натужно стучит правый, работающий за двоих, летчик думал только о том, чтобы тот не отказал. Рулями поворота он все время выправлял курс, и хотя машина все же «рыскала», они медленно, но верно. Тянули к своему аэродрому. Большая площадь хвостового оперения, казавшаяся помехой при скоростном маневрировании, сейчас сослужила добрую службу, сохраняя так необходимую теперь устойчивость самолета.
А вскоре после того, как приземлились Башаев и Богачев, возвратилась с боевого задания еще одна пара: торпедоносец лейтенант В.М. Борисов, ставший после гибели Соколова заместителем командира 3-й эскадрильи, и его ведомый топмачтовик лейтенант С.П. Пудов. В районе острова Гогланд они обнаружили и атаковали неприятельский тральщик. Отмечено попадание бомб в корабль, засчитано потопление «не вполне достоверно», т.к. зафиксировать это на фотопленке не удалось.
Тяжелыми были для нас первые после переформирования полка полеты. При таком сильном противодействии противника малейшая неточность или оплошность в действиях экипажа приводила к печальным последствиям. Но это была и хорошая школа. Школа боевой закалки, школа мужества.
17 сентября войска Ленинградского и 1-го Прибалтийского фронтов в тесном взаимодействии а Краснознаменным Балтийским флотом перешли в решительное наступление в общем направлении на Таллинн. Над аэродромом круглые сутки не утихал гул моторов. Если до этого на боевые задания вылетали только экипажи 3-й эскадрильи, бывшие перегонщики, то теперь приказом по полку были допущены к боевой работе и экипажи двух других эскадрилий. Летчики, техники, механики трудились с полной отдачей сил, каждый стремился внести свой личный вклад в победу над врагом. И среди многих событий тех дней было такое, о котором, право, следует рассказать подробней.
18 сентября не вернулся с боевого задания экипаж младшего лейтенанта Гусмана Мифтахутдинова.
В тот день два наших самолета: ведущий – торпедоносец А. Богачев и его ведомый – топмачтовик Г. Мифтахутдинов на коммуникации Виндава-Таллинн повстречали вражеский конвой и атаковали его. Как обычно, вперед вырвался топмачтовик, но тут же машина содрогнулась от сильного удара, левый мотор остановился. Чтобы облегчить машину, Мифтахутдинов сбросил бомбы, они упали с большим недолетом, не причинив судам никакого вреда. А когда, теряя скорость, подбитый самолет проходил мимо сторожевого корабля, послышался глухой удар с другой стороны и сразу заметно снизились обороты правого мотора. Машина плохо слушалась рулей, неумолимо снижалась к свинцово-серым волнам.
– Что делать? – лихорадочно размышлял летчик.-Идти к берегу? Но там – фашисты, это верный плен. Нет! Только не это. Значит, тянуть как можно мористей, попробовать посадить «Бостон» на воду. Мифтахутдинову приходилось слышать, что немецкие корабли после боя вылавливали плавающих людей и особенно охотились за нашими летчиками с подбитых машин. Поэтому – подальше, как можно подальше от вражеского конвоя!
– Приготовиться к посадке на воду, – распорядился по СПУ командир. А сам вдруг оробел – никогда не приходилось сажать на воду сухопутный самолет. Как будет вести себя машина, сколько времени продержится на воде? Он не знал этого. И никто никогда не говорил ему об этом, потому что в полку ни с кем такого не случалось. А стальные холодные волны, покрытые пенистыми барашками, неумолимо приближались. От резкого толчка летчик ударился о приборную доску и потерял сознание…
Александр Богачев тоже атаковал безрезультатно. Его, видно, сбила с панталыку неудачная атака топмачтовика и он не ожидал встретить такой интенсивный огонь со всех кораблей сразу, а может отвлекло беспокойство за подбитого ведомого, но в тот единственный раз сплоховал Александр, сбросил торпеду немного раньше, чем следовало. Капитан гитлеровского транспорта видел пенистый след мчавшейся к борту торпеды и успел отвернуть.
– Командир, наш ведомый сел на воду, – доложил штурман.
– Вижу, – недовольный собой, сухо отозвался летчик. – Пройдем над местом приводнения, но круг делать не будем, чтобы не насторожить фашистов.
Приземлившись на аэродроме, Богачев, как всегда коротко, без лишних слов доложил о результатах боевого вылета.
– В общем, день сплошных неудач, – махнул он рукой и, провожая взглядом взлетевшую пару самолетов, нервно теребил ремешок планшета. Штурман доложил точные координаты приводнения самолета Мифтахутдинова.
– Как раз на активных коммуникациях немецких конвоев, – глядя на оперативную карту, горько заметил начальник штаба капитан Иванов. – Вот смотрите: Рига-Таллинн, Виндава-Таллинн… Движение как на проспекте. Жаль, ни за что пропадут ребята. Как не хватает нам гидросамолета! Хотя бы один на весь полк, черт возьми, хоть какой-нибудь завалященький…

* * *

А экипаж Мифтахутдинова в эти минуты боролся за жизнь. Получив приказ командира готовиться к посадке на воду, штурман младший лейтенант Глеб Локалов и стрелок-радист сержант Юрий Аксенов принялись разворачивать резиновую спасательную лодку. Резкий толчок бросил их на стенку кабины. Локалов больно ударился левой рукой и сильно повредил ее: то ли перелом, толи вывих – сразу было не определить. К счастью, Алексей отделался легкими ушибами и в эти минуты был самым деятельным. Он выбросил на плоскость резиновую лодку и помог выбраться стонавшему от боли Локалову. К ужасу обоих, у них на глазах баллончики автоматического заполнения лодки воздухом, оказавшиеся почему-то незакрепленными, соскользнули с плоскости и мгновенно скрылись в глубине. Юрий кинулся к мехам, подсоединил шланг к лодке, начал торопливо накачивать воздух вручную. Сколько еще продержится машина на плаву? Он чувствовал, как уходит из-под ног, неумолимо оседает самолет и качал из последних сил. Ему помогал Мифтахутдинов, который, окунувшись в холодную воду, пришел в себя.
– Ребята, скоро? – слабым голосом взывал время от времени Локалов, плавающий неподалеку. «Бостон», накренившись на нос, ушел под воду, и они остались без опоры, одни в открытом море. Благо, у всех троих спасательные жилеты сработали хорошо.
Надвигались сумерки, когда Мифтахутдинов и Аксенов, выбившись из сил, надули, наконец, лодку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19