это ни что иное, как блин, имеющий четверти полторы в диаметре, приготовленный иной раз на сале, а большею частью на воде; поверхность его как бы вся в узорах от сальных пятен и прилипшего песку, а когда лепёшки эти зачерствеют, то они также удобосъедомы, как и всякая подошва. Несмотря на всё моё желание, я не мог проглотить куска этого местного продукта; барон же Каульбарс ест эти лепёшки с наслаждением.
У колодцев хотя, по-прежнему, много солдат, но уже не страждущих и жаждущих, а занятых выкачиванием воды и наливанием её в понтоны. Унылость и изнурение исчезли с лица всех. Сегодня, вечером, по всему биваку слышны были песни солдат, видно было, как они в палатках принялись за свои обычные хозяйственные занятия; кто чинил рубашку, кто сапоги, а кто прочищал ружьё от пыли и нанесённого песку. Когда жар немного спал, у ставки командующего войсками играла музыка 3-го стрелкового батальона; это чрезвычайно рассеивало офицеров и подбодряло солдат, которые устроили нечто в роде гулянья на музыке.
Вечером же приведены были с одного дальнего колодца два оконенных всадника, хорошо вооружённых. Они были приняты за хивинцев или туркмен, но потом оказалось, что это передовые люди каравана с ячменём, высланного бухарским эмиром командующему войсками. Мы все были чрезчычайно рады, не столько ячменю, сколько верблюдам; потому что, если бы от нас зависело, то, в этом случае, мы бы поступили как Осип в «Ревизоре», который, принимая подарки от купцов, не упускал брать и верёвочку, говоря, что в дороге и верёвочка пригодится; а нам-то как могли бы пригодиться верблюды для перехода к Аму-дарье!
6-е мая. Алты-кудук
Сегодня четвёртый день, как отряд генерала Бардовского выступил отсюда на Адам-крылган. В эти дни состояние оставшихся здесь войск значительно изменилось к лучшему: вернулась прежняя весёлость и уверенность в каждом человеке, и все ждали с нетерпением возвращения товарищей с [33] Адам-крылгана, чтобы скорее направиться к столь давно желанной великой реке Средней Азии. Тут же пришло и утшительное известие от генерала Бардовского о том, что кроме потери от изнурения одной артилерийской, двух казачьих лошадей и нескольких верблюдов, отряд его дошёл благополучно до Адам-крылгана; сапёры отрыли там ещё не малое число колодцев, люди, повидимому, поправляются, и все лошади и верблюды совершенно напоены. Всех колодцев на Адам-крылгане полагают вырыть около 60, так что воды будет вполне достаточно для тех частей войск и транспортов, которые должны будут прибыть вслед за нами из Хал-ата.
Между прочим, генерал-майор Бардовский уведомлял, что прибытия на Адам-крылган транспорта с провиантом он ожидает сегодня, к вечеру, а завтра 7-го числа, полагает принять его, и вечером выступить к нам на присоединение. Это несказанно обрадовало всех нас потому, что мы наверное рассчитывали, 8-го числа, в ночь, двинуться со всеми силами к Аму-дарье.
Вследствие этих предположений, командующий войсками признал необходимым командировать подполковника барона Аминова, с полусотнею казаков от сборной сотни, под начальством корнета Буренстама, по направлению к Аму-дарье, для разведывания предстоявшего нам пути и сделания лёгкой рекогносцировки местности. Барон Аминов выступил сегодня, в пять часов утра, и верстах в семи от нашего бивака, боковыми патрулями его встречен первоначально один туркмен, потом ещё несколько и, наконец, из-за бархана показалась кучка человек в пятьдесят.
Барон Аминов поручил тотчас же некольким казакам захватить живьём, хотя бы одного туркмена; казаки бросились в догонку за неприятельскими всадниками. Корнет Буренстам, имея под собой хорошую лошадь, первым наскакал на туркмена и нанёс ему удар саблей, который тот, впрочем, успел отпарировать, и во весь опор помчался на своём борзом аргамаке, преследуя его, корнет Буренстам выстрелить по нём три раза из револьвера, но неудачно. Скакавший в это время, на перерз туркмену казак, хотел его остановить, но получил лёгкий удар шашкою, что, однако, ещё более подзадорило казака, который всё с большею настойчивостью стал задерживать своего противника. Не надеясь спастись бегством, туркмен выстрелил из ружья в бок казаку, но пуля только скользнула по коже, сделав одну царапину; в свою очередь и казак, раздражённый упорством [34] туркмена, и видя, что захватить его живым ему не удастся пустил в него свой заряд и положил туркмена на месте. …
Во время этого же преследования шайки, один урядник так лихо наскакал на туркмена, что, не дав ему опомниться, мигом выхватил у него ружьё из рук. Остальные казаки, в свою очередь, гнались за туркменами, но не могли их настигнуть, так как казачьи лошади, изнурённые походом и лишениями, далеко уступали в быстроте свежим туркменским аргамакам; притом же, барону Аминову было приказано не увлекаться преследованием и не удаляться от лагеря.
После этого маленького эпизода, рассказы о котором несколько рассеяли нашу монотонную бивачную жизнь, остальной день прошёл совершенно спокойно. Ложась спать, мы утешали себя надеждою, что, с небольшим через сутки, к нам вернётся отряд Бардовского и мы, наконец, распрощаемся с Алты-кудуком.
7-е мая. Алты-кудук
Вчерашняя ночь служила некоторым отдохновением после дневных страданий от страшной духоты и 45° зноя….
С раннего утра начинается жизнь в лагере. Солдатики наши уже забыли о перенесённых ими муках, и идут на работы весело и бодро: в их групах слышится бойкий говор и хохот, перемешанный иногда с тихою русскою песнею, которая как-то особенно многозначительно звучит в этой мёртвой средне-азиятской глуши. Утренняя прохлада, если только можно назвать прохладою одну духоту без убийственного действия солнечных лучей, продолжается недолго; в песчаной пустыне солнце не медлит вступать во все свои права, чтобы расслабляющим образом действовать на организм человека. Но, не смотря на изнурительный жар, работы идут безостановочно; я называю работами продолжение выкачивания воды из колодцев и наливания её в понтоны.
В течение сегодняшнего числа, получено было с нарочным донесение генерала Бардовского, которое немного смутило нас и заставило опасаться, что его отряд не соединится с нами завтра, вследствие происшедшего с ним случая. Дело было так:
Вчера, 6-го числа, на утренней заре, часов около четырех, пикетами генерала Бардовского замечено было приближение неприятеля двумя партиями, каждая, примерно, человек в 200. Начальник отряда не велел даже трубить тревоги, а прямо выстроил отряд и выслал против каждой партии по одному взводу. Вскоре к двум туркменским шайкам присоединилась ещё третья, также [35] человек в 200, а потому, в промежуток между обоими взводами, выдвинут был ещё один, так что из трёх взводов составилась густая цепь, Туркмены, как сказано в донесении, начали очень смело бросаться на цепь, но были отражаемы выстрелами стрелков; видно было как у них падали люди и лошади, и как туркмены живо подхватывали своих убитых и раненых. Наконец, против неприятеля высланы были ракетная батарея и кавалерия; пущенными тремя ракетами вся эта нестройная толпа мгновенно рассеялась, так что кавалерии нашей не удалось ударить на неё сомкнутым строем. Однако казаки, растянувшись сами в длинную линию, пустились преследовать туркмен и гнали их на расстоянии четырех вёрст, по ужасному песку. Дело это, как доносит генерал Бардовский, продолжалось 2 1/2 часа, что более, или менее доказывает упорство туркмен. Пленными было взято два человека, из которых один раненый; убитых туркменских лошадей насчитано до 47, но человеческих трупов не найдено, все, вероятно, были увезены.
Когда подвели пленных, первыми словами их была просьба дать им напиться, так как они уже три дня были без воды, потому что все колодцы в этой страшной степи были заняты нами. В этом и заключалась причина, почему они, зная, что отряд наш разделился, решились так храбро атаковать занимаемые нами колодцы; здесь, следовательно, шла борьба за существование. По словам пленных, нападавшая партия была под начальством известного своей отвагою и злейшего врага русских, киргиза Садыка; беспокоившие же нас прежде партии были не под его начальством. Разстояние от Адам-крылгана до Аму-дарьи, как уверяют туркмены, не более семидесяти вёрст, так что от нашей собственно стоянки, Алты-кудука, остаётся до реки с небольшим сорок вёрст, что было для нас весьма утешительно. Далее, пленные показали, что, не доходя Аму-дарьи, на урочище Уч-чучак, находилось недавно до 4,500 человек хивинского войска. Но когда хан узнал о приближении оренбургского отряда к Кунграду, то одна тысяча была отделена от них и послана на усиление войск, защищающих северную часть ханства, так что собственно нас ожидают только 3,500 человек, готовых дать нам отпор. Мы же ждём лишь прибытия генерала Бардовского, чтобы выбраться из этой песчаной, безводной местности, а там, будь хивинцев хоть 30,000.
8-е мая. Алты кудук
С самого раннего утра хотя солнце [36] и подпекало по обыкновению, но дул ветер и довольно свежий. К полудню же погода стала пасмурною, небо покрылось тучами, но без всякого результата: а как мы все жаждали дождя и какое бы это было для нас благодеяние! Как мы жалели, что до сих пор не возвращается отряд генерала Бардовского и мы упускаем такое великолепное время для марша.
Среди дня, наконец, получилось донесение генерала Бардовского, что завтра, 9-го числа, к восьми часам утра, он присоединится к нам с отрядом и приведёт с собою транспорт провианта, которого ждал на Адам-крылгане. После полудня, погода нисколько не изменилась, но ветер стал всё усиливаться и скоро поднялась мятель. Наконец, по старой памяти, хватил такой ураган, что лагерь, палатки, тюки, ружья в козлах и весь люд, всё покрылось песчаным, густым туманом, как будто кисеёю. Не придумаешь выражений, которыми можно было бы достаточно ярко изобразить картину песчаной мятели в степи. Если, как повествуют, караваны бывали засыпаемы грудами песку, и погибали под ними, то этому, по истине, можно верить.
Испечённые ежедневно солнечным жаром, истомлённые духотою, засыпанные песком, мы провели всю ночь среди невообразимого хаоса, лёжа не трогаясь с мест, накрытые кошмами и чем только попало, оставаясь с самого полдня без еды; так как не только невозможно было развести огня или что либо приготовить, но решительно ни за что нельзя было взяться.
9-е мая. Выступление с Алты-кудука
Утро 9-го числа было свежее и хотя ветер дул, но урагана не предвещало. Мы встали, обсыпанные песком, которым, в особенности, занесены были глаза, что не мало тревожило меня. Я хотел было умыться, но Семён мой объявил мне, с каким-то особенно решительным тоном: «Нет-с, воля ваша, нельзя; воды потом не хватит». Мог ли я воображать, что мне придётся испытывать когда либо нечто подобное: дрожать из за стакана воды, да ведь какой? которую всякий дворянин у нас принял бы за помои. Я всё-таки велел намочить себе полотенце и отёр глаза.
Чай, который в это утро подали мне с бароном Каульбарсом, был жёлто-бурый и смахивал на какой-то кофе, солёно-кисловатого вкуса. Мы спросили человека, отчего бы это было? Он отвечал, что сегодня, после урагана, вся вода такая, и никак не может отстояться.
Часов около восьми утра, прибыл к нам в лагерь и [37] генерал Бардовский, с отрядом и с транспортом провианта; посланные с ним верблюды, артилерийские и офицерские лошади вернулись также с отрядом. К сожалению, несколько лошадей не могли оправиться от долговременного изнурения и погибли; в том числе пала и моя лошадь. Верблюдов же, в эти пять дней, погибло значительное количество. Те же из них, которые, прибыли к нам, хотя отчасти оправились от данного им отдыха и были вдоволь напоены, но всё ещё были слабы и число их оказывалось уже недостаточным для поднятия тяжестей всего отряда.
Теперь нам уже нечего было терять ни минуты и с заготовленным запасом воды надо было скорее спасаться из этих песков и идти к Аму-дарье. Командующий войсками, первоначально, полагал двинуться всеми силами, но, по получении от начальников частей сведений, о количестве и состоянии верблюдов, решил оставить на Алты-кудуке две роты пехоты, дивизион конной артилерии и большое количество тяжестей. Мера эта была чрезвычайно полезною в том отношении, что выступающий отряд, за ослаблением его только двумя ротами и одним дивизионом артилерии, был, всё-таки, на столько силён, чтобы не опасаться встречи с каким-бы то ни было противником, а, между тем, верблюды, взятые от остающихся на Алты-кудуке частей войск и тяжестей, служили большим подспорьем для действующего отряда, и, на случай падежа вьючных животных, представляли достаточный запас для замещения их.
Итак, кроме двух рот пехоты и дивизиона артилерии, мы, в три часа пополудни, сего 9-го числа, снялись с бивака на Алты-кудуке и двинулись по направлению к Уч-чучаку и Аму-дарье. Как только подошёл час к выступлению, погода совершенно разъяснилась, солнце начало жечь и воздух, по прежнему, сделался удушливым. Следование отряда, в особенности артилерии, по глубочайшему песку, пересекаемому бесчисленными барханами, спусками и подъёмами, было невообразимо тяжёлое: люди и лошади еле тащились. Видны были неимоверные усилия, которые напрягали бедные животные, чтобы освободиться, вырваться из этого вязкого, раскалённого грунта. Солдаты тянулись с весьма бодрым духом; видно было общее усердие и рвение скорее добраться до Хивы. Идя подле орудий, чуть только замнутся лошади, все, не ожидая приказаний, и передавая ружья товарищам, бросались помогать и тащить за лямки. Верблюды, однако, крайне уставали и их опять перепадало не малое количество, но, на этот раз, падающие заменялись тотчас [38] свежими верблюдами из запаса, почему ни одного тюка не было брошено. Взамен падших моих двух верблюдов, по приказанию начальника отряда, выдали мне одного казённого, на котором и дотащились все мои пожитки.
С заходом солнца, следование наше несравненно облегчилось и, к девяти часам вечера, мы благополучно прибыли на ночлег, сделав 17 вёрст с трёх часов по полудни.
Истомлённый жарой, я совершенно потерял апетит и меня ежеминутно позывало к питью, тем более, что рот, горло, язык совершенно пересохли. Но теперь я имел при себе спасительное средство, к седлу моей лошади привязана была бутылка, обтянутая кошмой и наполненная холодным чаем, без сахара, с кислотою, к ней-то я, то и дело, прикладывался во всё время перехода. По приходе на ночлег, я всё таки велел поставить чайник и выпил две чашки чаю; более этого ни я, ни барон Каульбарс не смели выпить, потому что надо было поделиться из того же чайника с нашими людьми. Вода у всех нас была по определённому заранее рассчету, так что и наши бедные лошади не могли быть напоены, и лишь на другой день, по сделанию нового перехода, они, наравне со всеми казёнными лошадьми в отряде, получили в награду за своё долготерпение по ведру воды.
10-е мая. Ночлег на пути к Уч-чучаку
С рассветом, мы тронулись вперёд. Идти было лучше потому, что не было ещё ни жары, ни духоты, когда мы выступили; но с другой стороны, глубочайший песок представлял страшные трудности для следования войск. Мы шли с четырех до девяти часов утра и под конец стали чувствовать порядочную усталость, вследствие усилившейся духоты. В девять часов командующий войсками остановил движение, стянул все части, и отряд расположился на отдых, сделав 11 вёрст. Мы составили каре, в средину которого помещены были развьюченные верблюды; здесь нам дали шестичасовой привал, в продолжение которого люди отдохнули, поглодали сухарей, запивая отмеренною дозою воды и, на сколько было возможно, покормили животных.
В третьем часу по полудни, мы выступили с привала, напоив предварительно лошадей из турсуков, а верблюдов оставив без пойла, по неимению для них воды, и рассчитывая, что они могут обойтись без неё до выхода на Аму-дарью. Пройдя около пяти вёрст, отряд наш был остановлен для ночлега, хотя в первоначальные предположения командующего войсками и не входило [39] делать такой малый переход. Причина же нашей преждевременной остановки в этот день заключалась в следующем: вскоре после выступления с привала стали замечать частое появление одиночных неприятелей в разных направлениях. Начальник отряда, генерал Головачев, первый, заметивший близость неприятеля, подъехал к командующему войсками, и вслед за тем мы увидали как он понёсся со своею свитою вперёд. Версты через две, генерал Головачев остановился с своим штабом и конвоем на довольно большой возвышенности и значек последнего был, как будто с намерением, выставлен к нашей стороне т. е. к стороне отряда.
Командующий войсками, заметив начальника отряда, остановившегося на возвышении, неожиданно для всех нас и в первый раз за всё время похода, вдруг пустил свою лошадь большою рысью, за ним, конечно, пустились и мы, но так как он ехал крупною рысью, то нам, но большей части, пришлось гнаться за ним вскачь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
У колодцев хотя, по-прежнему, много солдат, но уже не страждущих и жаждущих, а занятых выкачиванием воды и наливанием её в понтоны. Унылость и изнурение исчезли с лица всех. Сегодня, вечером, по всему биваку слышны были песни солдат, видно было, как они в палатках принялись за свои обычные хозяйственные занятия; кто чинил рубашку, кто сапоги, а кто прочищал ружьё от пыли и нанесённого песку. Когда жар немного спал, у ставки командующего войсками играла музыка 3-го стрелкового батальона; это чрезвычайно рассеивало офицеров и подбодряло солдат, которые устроили нечто в роде гулянья на музыке.
Вечером же приведены были с одного дальнего колодца два оконенных всадника, хорошо вооружённых. Они были приняты за хивинцев или туркмен, но потом оказалось, что это передовые люди каравана с ячменём, высланного бухарским эмиром командующему войсками. Мы все были чрезчычайно рады, не столько ячменю, сколько верблюдам; потому что, если бы от нас зависело, то, в этом случае, мы бы поступили как Осип в «Ревизоре», который, принимая подарки от купцов, не упускал брать и верёвочку, говоря, что в дороге и верёвочка пригодится; а нам-то как могли бы пригодиться верблюды для перехода к Аму-дарье!
6-е мая. Алты-кудук
Сегодня четвёртый день, как отряд генерала Бардовского выступил отсюда на Адам-крылган. В эти дни состояние оставшихся здесь войск значительно изменилось к лучшему: вернулась прежняя весёлость и уверенность в каждом человеке, и все ждали с нетерпением возвращения товарищей с [33] Адам-крылгана, чтобы скорее направиться к столь давно желанной великой реке Средней Азии. Тут же пришло и утшительное известие от генерала Бардовского о том, что кроме потери от изнурения одной артилерийской, двух казачьих лошадей и нескольких верблюдов, отряд его дошёл благополучно до Адам-крылгана; сапёры отрыли там ещё не малое число колодцев, люди, повидимому, поправляются, и все лошади и верблюды совершенно напоены. Всех колодцев на Адам-крылгане полагают вырыть около 60, так что воды будет вполне достаточно для тех частей войск и транспортов, которые должны будут прибыть вслед за нами из Хал-ата.
Между прочим, генерал-майор Бардовский уведомлял, что прибытия на Адам-крылган транспорта с провиантом он ожидает сегодня, к вечеру, а завтра 7-го числа, полагает принять его, и вечером выступить к нам на присоединение. Это несказанно обрадовало всех нас потому, что мы наверное рассчитывали, 8-го числа, в ночь, двинуться со всеми силами к Аму-дарье.
Вследствие этих предположений, командующий войсками признал необходимым командировать подполковника барона Аминова, с полусотнею казаков от сборной сотни, под начальством корнета Буренстама, по направлению к Аму-дарье, для разведывания предстоявшего нам пути и сделания лёгкой рекогносцировки местности. Барон Аминов выступил сегодня, в пять часов утра, и верстах в семи от нашего бивака, боковыми патрулями его встречен первоначально один туркмен, потом ещё несколько и, наконец, из-за бархана показалась кучка человек в пятьдесят.
Барон Аминов поручил тотчас же некольким казакам захватить живьём, хотя бы одного туркмена; казаки бросились в догонку за неприятельскими всадниками. Корнет Буренстам, имея под собой хорошую лошадь, первым наскакал на туркмена и нанёс ему удар саблей, который тот, впрочем, успел отпарировать, и во весь опор помчался на своём борзом аргамаке, преследуя его, корнет Буренстам выстрелить по нём три раза из револьвера, но неудачно. Скакавший в это время, на перерз туркмену казак, хотел его остановить, но получил лёгкий удар шашкою, что, однако, ещё более подзадорило казака, который всё с большею настойчивостью стал задерживать своего противника. Не надеясь спастись бегством, туркмен выстрелил из ружья в бок казаку, но пуля только скользнула по коже, сделав одну царапину; в свою очередь и казак, раздражённый упорством [34] туркмена, и видя, что захватить его живым ему не удастся пустил в него свой заряд и положил туркмена на месте. …
Во время этого же преследования шайки, один урядник так лихо наскакал на туркмена, что, не дав ему опомниться, мигом выхватил у него ружьё из рук. Остальные казаки, в свою очередь, гнались за туркменами, но не могли их настигнуть, так как казачьи лошади, изнурённые походом и лишениями, далеко уступали в быстроте свежим туркменским аргамакам; притом же, барону Аминову было приказано не увлекаться преследованием и не удаляться от лагеря.
После этого маленького эпизода, рассказы о котором несколько рассеяли нашу монотонную бивачную жизнь, остальной день прошёл совершенно спокойно. Ложась спать, мы утешали себя надеждою, что, с небольшим через сутки, к нам вернётся отряд Бардовского и мы, наконец, распрощаемся с Алты-кудуком.
7-е мая. Алты-кудук
Вчерашняя ночь служила некоторым отдохновением после дневных страданий от страшной духоты и 45° зноя….
С раннего утра начинается жизнь в лагере. Солдатики наши уже забыли о перенесённых ими муках, и идут на работы весело и бодро: в их групах слышится бойкий говор и хохот, перемешанный иногда с тихою русскою песнею, которая как-то особенно многозначительно звучит в этой мёртвой средне-азиятской глуши. Утренняя прохлада, если только можно назвать прохладою одну духоту без убийственного действия солнечных лучей, продолжается недолго; в песчаной пустыне солнце не медлит вступать во все свои права, чтобы расслабляющим образом действовать на организм человека. Но, не смотря на изнурительный жар, работы идут безостановочно; я называю работами продолжение выкачивания воды из колодцев и наливания её в понтоны.
В течение сегодняшнего числа, получено было с нарочным донесение генерала Бардовского, которое немного смутило нас и заставило опасаться, что его отряд не соединится с нами завтра, вследствие происшедшего с ним случая. Дело было так:
Вчера, 6-го числа, на утренней заре, часов около четырех, пикетами генерала Бардовского замечено было приближение неприятеля двумя партиями, каждая, примерно, человек в 200. Начальник отряда не велел даже трубить тревоги, а прямо выстроил отряд и выслал против каждой партии по одному взводу. Вскоре к двум туркменским шайкам присоединилась ещё третья, также [35] человек в 200, а потому, в промежуток между обоими взводами, выдвинут был ещё один, так что из трёх взводов составилась густая цепь, Туркмены, как сказано в донесении, начали очень смело бросаться на цепь, но были отражаемы выстрелами стрелков; видно было как у них падали люди и лошади, и как туркмены живо подхватывали своих убитых и раненых. Наконец, против неприятеля высланы были ракетная батарея и кавалерия; пущенными тремя ракетами вся эта нестройная толпа мгновенно рассеялась, так что кавалерии нашей не удалось ударить на неё сомкнутым строем. Однако казаки, растянувшись сами в длинную линию, пустились преследовать туркмен и гнали их на расстоянии четырех вёрст, по ужасному песку. Дело это, как доносит генерал Бардовский, продолжалось 2 1/2 часа, что более, или менее доказывает упорство туркмен. Пленными было взято два человека, из которых один раненый; убитых туркменских лошадей насчитано до 47, но человеческих трупов не найдено, все, вероятно, были увезены.
Когда подвели пленных, первыми словами их была просьба дать им напиться, так как они уже три дня были без воды, потому что все колодцы в этой страшной степи были заняты нами. В этом и заключалась причина, почему они, зная, что отряд наш разделился, решились так храбро атаковать занимаемые нами колодцы; здесь, следовательно, шла борьба за существование. По словам пленных, нападавшая партия была под начальством известного своей отвагою и злейшего врага русских, киргиза Садыка; беспокоившие же нас прежде партии были не под его начальством. Разстояние от Адам-крылгана до Аму-дарьи, как уверяют туркмены, не более семидесяти вёрст, так что от нашей собственно стоянки, Алты-кудука, остаётся до реки с небольшим сорок вёрст, что было для нас весьма утешительно. Далее, пленные показали, что, не доходя Аму-дарьи, на урочище Уч-чучак, находилось недавно до 4,500 человек хивинского войска. Но когда хан узнал о приближении оренбургского отряда к Кунграду, то одна тысяча была отделена от них и послана на усиление войск, защищающих северную часть ханства, так что собственно нас ожидают только 3,500 человек, готовых дать нам отпор. Мы же ждём лишь прибытия генерала Бардовского, чтобы выбраться из этой песчаной, безводной местности, а там, будь хивинцев хоть 30,000.
8-е мая. Алты кудук
С самого раннего утра хотя солнце [36] и подпекало по обыкновению, но дул ветер и довольно свежий. К полудню же погода стала пасмурною, небо покрылось тучами, но без всякого результата: а как мы все жаждали дождя и какое бы это было для нас благодеяние! Как мы жалели, что до сих пор не возвращается отряд генерала Бардовского и мы упускаем такое великолепное время для марша.
Среди дня, наконец, получилось донесение генерала Бардовского, что завтра, 9-го числа, к восьми часам утра, он присоединится к нам с отрядом и приведёт с собою транспорт провианта, которого ждал на Адам-крылгане. После полудня, погода нисколько не изменилась, но ветер стал всё усиливаться и скоро поднялась мятель. Наконец, по старой памяти, хватил такой ураган, что лагерь, палатки, тюки, ружья в козлах и весь люд, всё покрылось песчаным, густым туманом, как будто кисеёю. Не придумаешь выражений, которыми можно было бы достаточно ярко изобразить картину песчаной мятели в степи. Если, как повествуют, караваны бывали засыпаемы грудами песку, и погибали под ними, то этому, по истине, можно верить.
Испечённые ежедневно солнечным жаром, истомлённые духотою, засыпанные песком, мы провели всю ночь среди невообразимого хаоса, лёжа не трогаясь с мест, накрытые кошмами и чем только попало, оставаясь с самого полдня без еды; так как не только невозможно было развести огня или что либо приготовить, но решительно ни за что нельзя было взяться.
9-е мая. Выступление с Алты-кудука
Утро 9-го числа было свежее и хотя ветер дул, но урагана не предвещало. Мы встали, обсыпанные песком, которым, в особенности, занесены были глаза, что не мало тревожило меня. Я хотел было умыться, но Семён мой объявил мне, с каким-то особенно решительным тоном: «Нет-с, воля ваша, нельзя; воды потом не хватит». Мог ли я воображать, что мне придётся испытывать когда либо нечто подобное: дрожать из за стакана воды, да ведь какой? которую всякий дворянин у нас принял бы за помои. Я всё-таки велел намочить себе полотенце и отёр глаза.
Чай, который в это утро подали мне с бароном Каульбарсом, был жёлто-бурый и смахивал на какой-то кофе, солёно-кисловатого вкуса. Мы спросили человека, отчего бы это было? Он отвечал, что сегодня, после урагана, вся вода такая, и никак не может отстояться.
Часов около восьми утра, прибыл к нам в лагерь и [37] генерал Бардовский, с отрядом и с транспортом провианта; посланные с ним верблюды, артилерийские и офицерские лошади вернулись также с отрядом. К сожалению, несколько лошадей не могли оправиться от долговременного изнурения и погибли; в том числе пала и моя лошадь. Верблюдов же, в эти пять дней, погибло значительное количество. Те же из них, которые, прибыли к нам, хотя отчасти оправились от данного им отдыха и были вдоволь напоены, но всё ещё были слабы и число их оказывалось уже недостаточным для поднятия тяжестей всего отряда.
Теперь нам уже нечего было терять ни минуты и с заготовленным запасом воды надо было скорее спасаться из этих песков и идти к Аму-дарье. Командующий войсками, первоначально, полагал двинуться всеми силами, но, по получении от начальников частей сведений, о количестве и состоянии верблюдов, решил оставить на Алты-кудуке две роты пехоты, дивизион конной артилерии и большое количество тяжестей. Мера эта была чрезвычайно полезною в том отношении, что выступающий отряд, за ослаблением его только двумя ротами и одним дивизионом артилерии, был, всё-таки, на столько силён, чтобы не опасаться встречи с каким-бы то ни было противником, а, между тем, верблюды, взятые от остающихся на Алты-кудуке частей войск и тяжестей, служили большим подспорьем для действующего отряда, и, на случай падежа вьючных животных, представляли достаточный запас для замещения их.
Итак, кроме двух рот пехоты и дивизиона артилерии, мы, в три часа пополудни, сего 9-го числа, снялись с бивака на Алты-кудуке и двинулись по направлению к Уч-чучаку и Аму-дарье. Как только подошёл час к выступлению, погода совершенно разъяснилась, солнце начало жечь и воздух, по прежнему, сделался удушливым. Следование отряда, в особенности артилерии, по глубочайшему песку, пересекаемому бесчисленными барханами, спусками и подъёмами, было невообразимо тяжёлое: люди и лошади еле тащились. Видны были неимоверные усилия, которые напрягали бедные животные, чтобы освободиться, вырваться из этого вязкого, раскалённого грунта. Солдаты тянулись с весьма бодрым духом; видно было общее усердие и рвение скорее добраться до Хивы. Идя подле орудий, чуть только замнутся лошади, все, не ожидая приказаний, и передавая ружья товарищам, бросались помогать и тащить за лямки. Верблюды, однако, крайне уставали и их опять перепадало не малое количество, но, на этот раз, падающие заменялись тотчас [38] свежими верблюдами из запаса, почему ни одного тюка не было брошено. Взамен падших моих двух верблюдов, по приказанию начальника отряда, выдали мне одного казённого, на котором и дотащились все мои пожитки.
С заходом солнца, следование наше несравненно облегчилось и, к девяти часам вечера, мы благополучно прибыли на ночлег, сделав 17 вёрст с трёх часов по полудни.
Истомлённый жарой, я совершенно потерял апетит и меня ежеминутно позывало к питью, тем более, что рот, горло, язык совершенно пересохли. Но теперь я имел при себе спасительное средство, к седлу моей лошади привязана была бутылка, обтянутая кошмой и наполненная холодным чаем, без сахара, с кислотою, к ней-то я, то и дело, прикладывался во всё время перехода. По приходе на ночлег, я всё таки велел поставить чайник и выпил две чашки чаю; более этого ни я, ни барон Каульбарс не смели выпить, потому что надо было поделиться из того же чайника с нашими людьми. Вода у всех нас была по определённому заранее рассчету, так что и наши бедные лошади не могли быть напоены, и лишь на другой день, по сделанию нового перехода, они, наравне со всеми казёнными лошадьми в отряде, получили в награду за своё долготерпение по ведру воды.
10-е мая. Ночлег на пути к Уч-чучаку
С рассветом, мы тронулись вперёд. Идти было лучше потому, что не было ещё ни жары, ни духоты, когда мы выступили; но с другой стороны, глубочайший песок представлял страшные трудности для следования войск. Мы шли с четырех до девяти часов утра и под конец стали чувствовать порядочную усталость, вследствие усилившейся духоты. В девять часов командующий войсками остановил движение, стянул все части, и отряд расположился на отдых, сделав 11 вёрст. Мы составили каре, в средину которого помещены были развьюченные верблюды; здесь нам дали шестичасовой привал, в продолжение которого люди отдохнули, поглодали сухарей, запивая отмеренною дозою воды и, на сколько было возможно, покормили животных.
В третьем часу по полудни, мы выступили с привала, напоив предварительно лошадей из турсуков, а верблюдов оставив без пойла, по неимению для них воды, и рассчитывая, что они могут обойтись без неё до выхода на Аму-дарью. Пройдя около пяти вёрст, отряд наш был остановлен для ночлега, хотя в первоначальные предположения командующего войсками и не входило [39] делать такой малый переход. Причина же нашей преждевременной остановки в этот день заключалась в следующем: вскоре после выступления с привала стали замечать частое появление одиночных неприятелей в разных направлениях. Начальник отряда, генерал Головачев, первый, заметивший близость неприятеля, подъехал к командующему войсками, и вслед за тем мы увидали как он понёсся со своею свитою вперёд. Версты через две, генерал Головачев остановился с своим штабом и конвоем на довольно большой возвышенности и значек последнего был, как будто с намерением, выставлен к нашей стороне т. е. к стороне отряда.
Командующий войсками, заметив начальника отряда, остановившегося на возвышении, неожиданно для всех нас и в первый раз за всё время похода, вдруг пустил свою лошадь большою рысью, за ним, конечно, пустились и мы, но так как он ехал крупною рысью, то нам, но большей части, пришлось гнаться за ним вскачь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10