«Хохулята!» - мелькнуло у Тимки, и он бросился вперед, размахивая руками и крича:
- Кыш! Кыш! Не смей! Прочь!
Только Тимкино вмешательство и спасло жизнь кому-то из выхухолей: почти коснувшись высокой травы, птица резко взмыла вверх.
«Киу-киу!» - недовольно прокричал коршун. Разочарование и угроза послышались в этом крике.
К вечеру семья выхухолей снова отправилась на охоту, теперь уже в своем озере.
«Впрочем, какая же это охота? Все, что копошится на дне или в зарослях водорослей, они отправляют себе в рот. Это просто собирательство, как у пигмеев в Африке», - подумал Тимка. Пигмеев он видел по телевизору, в «Клубе кинопутешественников». Тимка любил смотреть эту передачу.
Сначала выхухоли плавали, как и обычно, почти у самого берега, где был Тимкин шалаш; потом их мордочки стали показываться все дальше и дальше. Наконец их уже трудно было рассмотреть вдали, только изредка белел выныривающий Беленький.
Две тени пробежали по лугу около озера. Тимка вскинул голову и снова увидел двух черных коршунов. На этот раз коршуны настойчиво кружили над озером и опускались все ниже и ниже, как раз там, где плавали выхухоли.
«Эх, шугануть бы их так, чтобы они дорогу сюда забыли! - размышлял Тимка, с тревогой наблюдая маневры птиц. - Видно по всему, специально прилетели сюда, выбрав время, когда выхухоли вышли на кормежку».
Коршуны летали совсем низко над водой, стараясь определить, где же должна появиться для вдоха выхухоль. Но хитрые зверьки тоже почувствовали опасность. Они затаивались под водой на несколько минут, потом тихонечко поднимались к поверхности воды около какой-нибудь травки и высовывали лишь самый кончик носа, так, что никто не смог бы увидеть их со стороны. Сверху их тоже не было видно: темная спинка спасала их от глаз коршунов.
Но вот одна из птиц, выбросив вперед когтистые лапы, бросилась к воде. Там еще никого не было, но из глубины к поверхности медленно поднимался Беленький: у него кончился воздух. Его-то сверху и разглядел коршун и, точно рассчитав место, заранее бросился вниз.
…Легкий всплеск воды, тяжелый удар крыльями о воду, и вот Беленький извивается в лапах коршуна, тяжело поднимающегося над озером.
- Убийца! Вор! Бандит! - Слезы брызнули из глаз Тимки. Чувствуя свое полное бессилие, Тимка упал в траву и горько заплакал.
- Сейчас пойду в лес, - сквозь слезы кричал он вслед птице, - и задушу всех твоих голых, безобразных, кровожадных птенцов!
- Задушишь? - раздался спокойный шамкающий голос. - И тебе их не будет жалко? Не будет жалко? Быстро же ты забыл мой первый закон. Жизнь тяжела для всех. У черного коршуна и без тебя почти все дети погибнут. Да, да, погибнут. И не жалей Беленького. Не коршун, так лиса съели бы его, такого заметного. Он не приспособлен к жизни, не приспособлен! Вспомни, какие все разные родились выхухолята. Что бы ни случилось, кто-нибудь из них выживет. Не из этой, так из другой семьи.
- Так, значит. Беленький обязательно должен был погибнуть? - все еще всхлипывая, но уже успокоившись, спросил Тимка Хранителя Вита, который в своем обычном берестяном плаще и деревянных башмаках стоял рядом, опершись на сучковатую палку.
- Обязательно! Да ты сам подумай, - терпеливо растолковывал ему старикашка, - сам подумай, что получилось, если бы Беленький выжил? Завел бы свою семью и оставил после себя таких же белых выхухолят? Не одну, а всех бы выхухолей тогда было очень хорошо видно хищникам, и съели бы тогда их всех… Вот так-то, милый. У меня уж такое правило в моем природном царстве: чуть-чуть не подходит для жизни - смерть тебе! Думаешь, кровожадное и беспощадное правило? Нет! Это только когда посмотришь сверху. А заглянешь подальше вперед - очень доброе, заботливое и нужное правило. Да, доброе и заботливое! Доброе не для твоего ненаглядного, единственного Беленького, а для всех выхухолей, для всех коршунов, для всех стрекоз, для всех живых! Ну да хватит тебя учить! - прервал себя Хранитель Вит. - Лучше сам смотри да мотай на ус, пока в моем царстве находишься да понимать язык моих жителей можешь. Давай-ка ищи другую дверцу, а я, пожалуй, пойду…
- Подождите, дедушка! - вспомнил Тимка про свои вопросы. - Подождите, пожалуйста! Мне очень хочется узнать, откуда взялись эти противные ондатры в наших озерах. Оказывается, раньше их не было здесь? И еще я не успел спросить, как же все-таки из больших стрекоз получились маленькие? И еще: почему в доисторические времена папоротники и хвощи были деревьями, а теперь стали травой? И еще: как…
- Подожди, подожди! Не тараторь понапрасну! - прервал его Хранитель Вит. - Про ондатру сразу же скажу: завезли ее люди к нам в озера да реки из далеких стран. А охранить от нее выхухоль - нашего исконного русского зверя и мех-то у которого получше, чем у ондатры, - не подумали. И мне-то с этой ондатрой мучение. И как они уживутся дальше, не знаю… Ну, а на остальные вопросы потом, сейчас мне некогда. Пошел я, пошел…
Старик стал уменьшаться, уменьшаться, его плащ из белого стал серым, спина покрылась густой шерстью, руки и ноги превратились в короткие лапки. И вот перед Тимкой уже не старик, а обыкновенная выхухоль. Она приветливо махнула Тимке хвостом, тихонько фыркнула и без всплеска погрузилась в воду.
Оглянулся Тимка, а он уж сидит в Пещере Времен Года и смотрит на озеро, что в уголке летней стены.

ЗНАКОМСТВО С ЛИСАМИ

Еще несколько минут вглядывался Тимка в озеро: не покажется ли там хоботок выхухоли, но оно было спокойно и неподвижно. Постепенно его снова охватила гнетущая тишина пещеры. Надо было действовать.
Тимка еще раз внимательно перебрал камни браслета. В глубине горного хрусталя он с радостью увидел четкий силуэт Хоха. Тот куда-то деловито плыл, гребя всеми лапками и подруливая хвостом.
Рядом с празднично сверкающим ожившим горным хрусталем был скромный непрозрачный камень. Овальной формы, без огранки, сильно выпуклый, он напоминал половинку спелого желудя и был почти того же цвета - золотисто-желтый. Особая прелесть камня заключалась в темно-коричневой узкой полоске, которая пересекала его вдоль, проходя по самой высокой его кривизне. Эта полоска придавала камню загадочность.
- Как точно назвали его тигровым глазом, - пробормотал Тимка вслух, и голос его гулко раздался под сводами пещеры. - Ума не приложу, где же искать такую глазастую дверку в пещере?
Немного помедлив, Тимка решительно направился к осенней стенке и принялся внимательно осматривать ворох красочных листьев.
- Нет, нет… и здесь нет… - ворчал он, но не терял надежды найти именно здесь нужную дверцу.
Чтобы удобнее было искать, он раздобыл небольшую палку и, как заправский грибник, стал разгребать все подозрительные кучки.
- Ага, попалась! - обрадовался было Тимка, почувствовав что-то круглое и твердое.
Он быстро присел на корточки и разгреб листья руками. Прямо перед ним торчала огромная коричневая шляпка белого гриба.
- Вот это гриб! - восхитился Тимка. - Но ты-то мне сейчас совсем не нужен… Вот если бы ты был дверкой из тигрового глаза… - И Тимка снова настойчиво принялся разгребать листья. - Ну, кажется, опять гриб! - решил он, почувствовав под листьями что-то твердое и круглое, но на всякий случай снова разгреб листья вокруг.
Там, как будто ехидно подмигивая, торчал большой каменный тигровый глаз, влажно поблескивая среди листьев. Найти маленькое углубление, вставить туда камень из браслета было минутным делом. Тимка чуть-чуть нажал камешек браслета в углублении дверки и…
«Рр-тяв! Тяв! Тяв!» - только и успел разобрать Тимка в обрушившемся на него шквале ударов и пинков.
Чьи-то когти полосовали ему спину и плечи, а острые зубы рвали рубашку, добираясь до шеи. В Тимке проснулся звериный инстинкт - он принялся в свою очередь рвать зубами кого-то мягкого, шерстистого и упругого, царапать ногтями горячую острую морду, стараясь оторвать от себя это сумасшедшее создание.
- Я Тим…! Тьфу! Тьпу! - отплевывался Тимка, не успевая что-нибудь сказать. - Я Тимка из Пещеры! Тьп, тьф! Меня послал… Тьпу!.. Хранитель Вит!
Наконец ему удалось с большим усилием оторвать от себя это существо. Не удержавшись, Тимка потерял равновесие и покатился по крутому склону вниз, увлекая за собой песок и царапаясь о колючие кустики.
Шлеп! - туча брызг взвилась над ручейком, струившимся по дну глубоченного лесистого оврага. Ошарашенный происшедшим, Тимка заплескался, пытаясь встать, а сверху до него донеслось:
- Уходи! И не приходи больше сюда! Знаю я вас! Сначала заманите, а потом пристрелите или свору собак напустите! Уходи! Убирайся! Не пущу к своей норе! Так и передай своему Хранителю! Тяв, тяв!
Тимке захотелось заплакать от негодования и злости. Он не сделал этой лисе - а это была именно лиса, с роскошным красным хвостом, темно-красной, почти коричневой спиной и нежным белым брюхом, - ничего плохого да и не собирался ничего замышлять против нее! И вот такой прием! Ныли царапины на спине и плечах, горели укусы на шее и груди, струйки крови запеклись на руках, покусанных лисицей.
«Пожалуй, надо убираться отсюда подобру-поздорову! - решил было Тимка, но тут же спохватился: - А как же приказание Хранителя Вита увидеть и понять все? Нет, отсюда уходить нельзя! Ну, а оставаться с этой бешеной лисой тоже невозможно», - спорил он сам с собой.
Он вылез на большой валун, лежавший посредине ручейка, и медленно приходил в себя, осматриваясь. С той стороны, откуда он скатился в ручей, склон оврага был не таким лесистым. Густые кусты орешника переплетались с невысокими рябинками и шиповником. Пониже, совсем у воды, в самой глубине оврага густые заросли малины и крапивы были промяты широкой полосой - здесь прокатился Тимка. Верх оврага зарос большими дубами и соснами. С другой стороны весь склон был покрыт густым лесом.
Тимка сообразил, что, открыв дверцу, он очутился у самого входа в лисью нору, что виднелась у основания сосны, росшей посредине склона оврага. Там была небольшая песчаная площадка, на которой теперь сидела лиса и, позевывая, довольно морщила свою черную длинную мордочку. Спина у нее была огненно-красная, такого же цвета длинный пушистый хвост с белой кисточкой на конце сейчас спокойно свернулся колечком. Белая грудь переходила в такого же цвета чистенькое брюхо. Лапы, по крайней мере передние, которые были хорошо видны, совсем черные, будто обутые в сапожки.
«Ррр! Ти-уа-вв!» - мягко проворчала и тявкнула, совсем успокаиваясь, лиса. Это был, видимо, сигнал. В тот же момент из норы выглянули сразу пять маленьких черненьких мордочек.
- Придется пристроиться где-нибудь здесь, на безопасном расстоянии, и посмотреть, что будет дальше, - решил Тимка, осторожно поднимаясь с камня и карабкаясь на лесистый склон оврага.
Как он и рассчитывал, отсюда отлично был виден противоположный склон с лисьей норой.
- Сейчас вот найду удобное местечко, где тебя, злюка, будет видно как на ладони, а меня ты и не увидишь! - злорадно приговаривал он, оглядываясь кругом. - Вот это, кажется, то, что мне надо!
Ухватившись за обнаженные корни сосны, он ловко подтянулся вверх и оказался в небольшой песчаной яме, образованной под корнями старого дуба. Отсюда нора была хорошо видна, а Тимку прикрывали небольшие заросли малины. Чтобы получше видеть нору, раздвинул несколько кустиков и выглянул в получившееся окно.
Нарушенная Тимкиным вторжением, жизнь лисьей семьи потекла своим чередом. И снова время чудесным образом раздвоилось - одно, нормальное, время текло для Тимки, а другое, словно уплотненное, убыстренное, - для всего окружающего. Вечерами Тимка наблюдал, как лис и лисица отправлялись на охоту. Возвращались они только под утро. Лисица, утомленная, разваливалась на площадке около норы, а лисовин выбирал себе место для отдыха где-нибудь поблизости. В это время из норы вылезали лисята и принимались играть. Со звонким тявканьем, наскакивая друг на друга, прыгали по маме-лисице, кусали и тормошили ее за лапы, за уши, покусывали морду. Лиса как будто не обращала никакого внимания на эти игры, лежала, блаженно закрыв глаза и вытянувшись. Наконец, когда ей надоедала эта суматоха, она легко стряхивала малышей.
«Рр-тяв! Ррр-тявв!» Лисята замирали на месте, а лисица, тихонько ворча, уходила на два-три шага в сторону от площадки перед норой, ложилась под куст шиповника и продолжала сладко дремать. Тут наступало время игр лисят друг с другом.
«Урр! Урр! Тя-яяв! Аувв!» - кидались друг на друга, притворно сердито кусались, тявкали и злобно урчали лисята. Наигравшись досыта, они разбегались по сторонам площадки и, свесив языки и глубоко дыша, ложились отдыхать.
Очень скоро Тимка научился различать всех лисят. Особенно выделялся один крупный лисенок, который неизменно во время драк оказывался победителем. Он же отличался и особенно неугомонным нравом: когда другие лисята, лежа и высунув языки, млели на солнце, он всегда исследовал окрестности - то, навострив уши, разыскивал стрекочущего где-то рядом кузнечика, то выкапывал какой-то корешок на склоне, то до изнеможения пытался забраться на косо растущий ствол сосны. Не дожидаясь уроков матери, этот лисенок - Тимка назвал его Курносым за особенно вздернутый нос - первым бросался на полузадушенных землероек и полевок, которых приносили малышам, когда те немного подросли и их надо было учить охотиться.
«Что заметил Курносый на этот раз?» - спрашивал себя Тимка, внимательно наблюдая за затаившимся в траве лисенком.
А тот ловко прыгал и схватывал кузнечика, пытавшегося скакнуть подальше.
«Чамк!» - только облизнулся Курносый.
- Ага! Вкусный оказался кузнечик, - решил Тимка.
Потом уж, глядя на Курносого, принялись за ловлю кузнечиков и другие лисята. А Курносый тем временем опять придумал новую игру - ловить бабочек.
Скок - и мимо! Скок - и мимо! Но не унывает Курносый, упрямый оказался. Скок! Есть! Только крылья от крапивницы полетели в разные стороны. Однако бабочка не по вкусу пришлась лисенку. Перестал он за ними гоняться. Теперь сидит облизывается около цветущей таволги. А на ее белой шапке несколько пчел копошится, не боятся совсем Курносого.
Щелк! - сразу трех пчел зажал Курносый во рту.
- Ай! Тицай! Тицаф! Ай-ай! - Он завизжал, закрутился на месте, тряся головой с раскрытым ртом. - Тью! Тьфу! Ай-ай-ай! - Глаза вытаращил, по земле начал кататься. Больно ему, а кто обид чик - непонятно. Такие маленькие пчелки разве могут так кусаться?
Встревоженная стонами лисенка, мать-лисица поднялась со своего места.
- Тяв! Тяв! Что случилось? Пчела укусила? - И назидательно добавила: - Так тебе и надо! Учись уму-разуму. Тяв!
Но и тут Курносый не раскис. Катался-катался по земле, стонал-стонал да и обнаружил, что боль сразу же утихает, если нос в мягкую землю зарыть! Уж потом он вдоволь посмеялся над своими братцами и сестричками, мучавшимися от пчелиных укусов. А сам больше пчел без дела никогда не схватывал. Но что всего больше удивило Тимку, наблюдавшего за этим Курносым, так это то, что он всегда оказывался самым послушным из всех лисят. Стоило матери тревожно тявкнуть, как Курносый первым стрелой бросался к норе и первым скрывался в ее спасительной черноте; стоило матери призывно тявкнуть, как Курносый первым оказывался возле нее.
Старый лисовин не принимал участия в играх малышей, но Тимка видел, как он внимательно наблюдал издалека, со своей лежки, за ними, готовый броситься на всякого, кто посмеет нарушить их покой.
«Да, за такими беспечными лисятами нужно наблюдать внимательно!» - не раз думал Тимка, видя, как тот или другой лисенок бесстрашно носится по склону оврага, с каждым днем все дальше и дальше убегая из-под надзора родителей.
С особенной опаской наблюдал Тимка за появляющимся время от времени над оврагом большим ястребом-тетеревятником: он-то хорошо запомнил теперь, после нападения на выхухоленка Беленького, какими опасными могут быть хищные птицы. Но то, что знал Тимка, еще не знали маленькие лисята…
Темная тень пробежала по склону оврага и на мгновение остановилась над лисьим семейством, беспечно игравшим на солнышке.
- Урр! Урр! - Лисица едва успела тревожно зарычать.
И только Курносый метнулся стрелой к кусту шиповника. Остальные лисята испуганно прижались к земле, распластались и недоуменно глазели по сторонам. В воздухе послышалось легкое стремительное шуршание, темная тень как будто упала с неба и накрыла собою одного из лисят. Приглушенный визг, треск крыльев, яростное тявканье лисицы и злобное ворчание старого лиса слились для Тимки в один клубок звуков.
- Я так и знал, - прошептал Тимка, наблюдая, как громадная птица тяжело поднималась все выше и выше, держа в лапах безжизненное желтое тельце одного из лисят. Как это ни странно, но Тимка не особенно расстроился. - Сейчас в этой борьбе за жизнь победил ястреб, а завтра, кто знает, может быть, и лисица!
Четыре оставшихся лисенка сбились в кучу и поспешно залезли в нору, а разъяренная мать еще долго прыгала вверх и злобно тявкала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16