— Он коротко кивнул старшему из двух солдат. — Если бы вы не потревожили их, они наверняка торчали бы здесь целую неделю, дожидаясь, пока кончится вся эта заваруха. — Он обвел выстроенных в ряд мужчин презрительным взглядом. Рука Йестина Джонса была неестественно скрючена. Юноша старался удержать ее у живота, но похоже было, что это давалось ему с большим трудом.
Сержант кашлянул.
— Это ваши люди, сэр? — спросил он.
Алекс холодно оглядел его и надменно приподнял бровь.
— Крэйл, — поправил он. — Граф Крэйл. Хозяин Кембрана. Каждый час, что эти бездельники прохлаждаются здесь, приносит мне огромные убытки. Мне рекомендовали их как хорошо обученных констеблей. Я привел их в Ньюпорт, чтобы они собрали моих людей и вернули их на работу. Но эти мерзавцы, услышав выстрелы, в панике бросились бежать вместе с бунтовщиками.
Он закинул руки за спину и прошелся перед арестантами. — Джонс, — рявкнул он, поворачиваясь к Хью, — где ваше оружие?
С облегчением Алекс увидел проблеск понимания в глазах мужчины.
— Не знаю, сэр, — ответил он.
— А ваше, Рис? — спросил Алекс у его соседа.
— Я потерял его, сэр, — ответил Эмрис Рис. В его глазах было полное понимание.
— А ваше? — обратился Алекс к следующему.
— Солдаты отобрали у меня винтовку, сэр.
— Мы конфисковали три винтовки, милорд, — подтвердил сержант. — Мы даже не могли предполагать, что эти люди — констебли. Мы приняли их за беглецов. Прошу прощения, вышла ошибка, милорд.
— Три винтовки, — произнес Алекс с презрением. — Три винтовки на семерых. По-видимому, сержант, я вынужден буду просить вас забрать этих трусов с собой. За такое отношение к делу им прямая дорога в тюрьму.
Сержант кашлянул.
— Мне не хотелось бы вмешиваться, милорд, — сказал он, явно испытывая неловкость. — Если вы наняли этих людей, то вам лучше самому разобраться с ними.
— Ну что ж, — произнес Алекс с ледяной улыбкой. — Если я возьмусь за них, то они пожалеют о том, что не оказались в ньюпортской тюрьме.
Сержант снова кашлянул.
— А как насчет женщины, милорд? — спросил он. Алекс обернулся и увидел за своей спиной Шерон. Вот чертовка! Он холодно улыбнулся сержанту.
— Это моя… — сказал он, поспешно собираясь с мыслями. — Она со мной.
Сержант смущенно кашлянул еще раз.
— Тогда все в порядке, милорд, — сказал он. — И еще раз прошу простить за ошибку. — Он развернулся и, кивнув солдатам, поспешил в сторону дороги.
— Опустите руки, — устало вздохнув, сказал Алекс. — Вы же видите, я без оружия.
— Йестин! — Шерон подбежала к юноше. — Что с тобой? Что у тебя с рукой? Тебя ранили?
Парень слабо улыбнулся ей, но не успел ничего ответить. Шерон закрыла лицо руками и запричитала срывающимся голосом:
— Ох, чего я только не передумала за этот день! Мы искали вас целый день!..
Мужчины заговорили все сразу.
— Мы тоже искали тебя, — говорил Хьюэлл Рис. — Ты думаешь, почему мы все еще здесь? Мы тоже не знали, что и подумать.
— Йестин вывихнул руку, когда рвался навстречу бегущим, чтобы найти тебя, — сказал Хью. — Этот упрямец ни за что не соглашался пойти домой, пока не обшарит всю округу. Вот и сейчас — стоит бледный, как призрак, ему бы уже давно потерять сознание, а он все упрямится.
Алекс молча смотрел на них. Они говорили по-английски, как всегда в его присутствии, хотя он мог бы поклясться, что они напрочь забыли о нем. Эмрис Рис первым обратил на него внимание. Он повел рукой, и все затихли — тревожно и смущенно.
— Я не знаю, зачем вы сделали это, сэр, — резко сказал Эмрис. — Но все равно спасибо вам.
Алекс склонил голову, заметив, как остальные одобрительно закивали.
— Вам будет чем отплатить мне, — тихо ответил он. Все, в том числе и Шерон, настороженно посмотрели на него.
— Когда мы вернемся домой, я созову новое собрание, — продолжил Алекс. — Надеюсь, вы придете на него и приведете ваших жен и ваших родителей, братьев, сестер и взрослых детей — всех, кого сможете. Мы должны подумать о том, как улучшить жизнь в Кембране, мы все должны поработать над этим.
— Я приду, сэр, — слабым голосом сказал Йестин, — и приведу своих стариков.
— Я тоже, сэр, — подхватил Эмрис. Остальные одобрительно загудели.
— Ну что, юноша, — предложил Алекс Йестину, — надо бы вправить вам руку. Пойдемте в гостиницу. Там вы обсохнете, поедите и выпьете по стаканчику — если, конечно, добрые христиане могут себе позволить такое.
Последовал взрыв хохота — и каким же странным показался им всем этот смех после пережитых волнений!
— Нет, сэр. Нам нельзя туда. — Хьюэлл Рис, кивнул на гостиницу. — Нас не пустят.
— Мои констебли могут пройти везде, если я их туда посылаю, — ответил Алекс. — И кроме того, парню нужно вправить руку.
Шерон вцепилась в Йестина и держалась за него, пока они гурьбой шли к постоялому двору, и не отходила от него ни на шаг, когда Алекс вправлял ему руку и накладывал временную повязку. Она гладила его по голове и что-то лепетала ему по-валлийски, как младенцу, совершенно не замечая того, что перед ней не дитя, а отважный юноша. Алекс понимал, что, вправляя руку, он причиняет Йестину нестерпимую боль, но юноша даже не поморщился, только поглядывал с улыбкой на Шерон.
Алекс снял комнату наверху, где Шерон могла бы скинуть мокрую одежду и выкупаться, а мужчины разместились на кухне у огня в ожидании ужина, который он заказал для всех.
Он велел ей отправляться в комнату, и она повиновалась ему, но на лестнице остановилась.
— Оуэн погиб, — сказала она тихо, и те потрясенно смолкли. — Он получил выстрел в спину около Уэстгейтской гостиницы, прикрывая меня. Он умер у меня на руках.
Она повернулась и скрылась на втором этаже прежде, чем кто-нибудь смог заговорить.
Мужчины поели, выпили пива, отогрелись и обсохли у огня и вскоре засобирались домой. Казалось, они чувствовали себя неловко, испытывая такой комфорт.
— Женщины будут тревожиться, — сказал Хьюэлл Рис. — Если остальные возвратятся, а нас еще не будет, они просто с ума сойдут от тревоги. Грешно заставлять женщину беспокоиться без особой нужды. Уже два дня, как нас нет дома. Нам пора возвращаться. Тем более дождь уже перестал.
— Шерон останется здесь, — твердо сказал Алекс. — Она устала, ей нужно выспаться.
Хьюэлл Рис, Эмрис и Хью Джонс, суровый родственный триумвират, хмуро и молча смотрели на Алекса. Наконец Хьюэлл Рис кивнул и поднялся со стула.
— Завтра приведите ее домой, — вот и все, что он сказал. Даже Йестин Джонс настаивал на ночном походе.
— Теперь, когда я поел, мне просто необходимо прогуляться на свежем воздухе, — со смехом заявил он Алексу.
Алекс потребовал у хозяина бумагу, перо и чернила и написал сопроводительную записку, в которой перечислял всех мужчин поименно и объявил их специальными констеблями графа Крэйла из Кембрана.
Он постоял на крыльце, глядя им вслед, пока они не исчезли в темноте, потом поднялся на второй этаж и открыл дверь.
Шерон сидела у огня, закутавшись в одеяло. Ее влажные после купания волосы рассыпались по плечам. Поднос, на котором ей принесли ужин, был пуст.
Она повернула к нему голову и улыбнулась. Алекс вошел в комнату и тихо закрыл дверь.
Глава 27
Сегодня они попрощаются друг с другом, думала Шерон. Она надеялась, вернее, какая-то ее частица, избежать встречи с ним в эти два месяца, остававшиеся до Рождества. Она надеялась без лишних объяснений уехать из Кембрана и начать новую жизнь. Ей очень хотелось начать новую жизнь.
Но, в конце концов, им необходимо сказать друг другу «прощай», сказать раз и навсегда. И не стоит жалеть о случившемся. Да и о чем жалеть? Ведь он пришел за ней, он спас ее — несмотря на ее глупость и безрассудство, несмотря на дождь и опасность.
Спас от неволи, от неизвестности и ужаса. Он освободил ее родных, он выручил их из беды, хотя они и не послушались его, игнорировали его предупреждения — все до одного, кроме Йестина. И он вправил Йестину вывихнутую руку, когда никто не решался даже притронуться к ней, и он накормил их всех ужином. И еще предложил по возвращении пригласить всех жителей Кембрана на собрание. Это его подарок ей, огромный и бесценный, какой мог сделать только он.
Да, они должны сказать друг другу последнее «прости». А потом она попросит отца ускорить ее отъезд. Может быть, ей позволят приехать в школу на месяц раньше, она могла бы поработать месяц и без жалованья. Ей просто необходимо уехать после этого прощания.
Она выкупалась, поела и уютно устроилась у огня. Хозяйка забрала ее платье, пообещав, что к утру оно будет выстирано и выглажено.
А может быть, он и не останется, мельком подумала Шерон. А если останется, то в другой комнате, тем более что рядом ее родственники. Но это была лишь мимолетная мысль. Она знала, и почти наверняка, что он придет и что у них будет целая ночь.
Целая ночь. В чистой комнате, в широкой постели, которая кажется такой уютной, хотя она еще и не пробовала прилечь на нее.
Она не испытывала никаких сомнений относительно того, что должно было произойти между ними. Это не казалось ей ни грязным, ни пошлым, наоборот — естественным и правильным. Она любит его. Она уезжает от него только потому, что между ними невозможны отношения, в которых они выступали бы как равные. Только эта ночь, прощальная ночь.
И вот он пришел. Она повернулась к нему с улыбкой. Он тихо закрыл за собой дверь. Итак, начинается их драгоценная ночь вместе, ночь любви и прощания, и она не будет думать ни о чем другом. Она окунется в нее с самозабвенным восторгом, и эта ночь навсегда останется в ее памяти.
— Я не смог их отговорить, они решили идти домой, невзирая на поздний час, — сказал Алекс. — Все, даже Йестин.
— Да, они такие. Они не хотят волновать своих женщин, — откликнулась Шерон. — Александр, спасибо тебе. — Она протянула ему обнаженную руку.
Он подошел, взял ее руку и поднес к своим губам.
— Ты такая домашняя, такая сонная, — сказал он. Она улыбнулась.
— Что это на тебе? — спросил он.
— Одеяло.
— Майор и его солдаты наверняка пришли бы в восторг, если бы им довелось увидеть эту сцену, — сказал он. — Единственное, что их смутило бы, — так это твоя покорность, Шерон.
— Да, я — сама покорность, — сказала она. Она услышала, как он медленно вдохнул.
— Вода, наверное, уже остыла, — сказал он.
— Наверное. — Она испугалась, что он надумает распорядиться согреть воды, мысль о задержке страшила ее.
— Что ж, какая есть, — сказал он, снимая плащ и бросая его на стул. — Иногда, чтобы почувствовать себя чистым, можно немного и померзнуть.
Пока он плескался за ширмой, Шерон забралась в постель. Она оставила одеяло на стуле у камина. Натягивая на себя прохладную простыню, она подумала, что во всей этой сцене было что-то соблазнительно-домашнее. Она лежит в постели, ждет мужчину и слушает плеск воды, стекающей по его телу. Сейчас между ними нет и не может быть никакой неловкости, стеснения. Сейчас он вытрется и придет к ней.
Ее сердце на секунду болезненно сжалось от осознания того, что все это только на одну ночь, что у этого нет будущего. Но она прогнала боль, запретила себе думать об этом. У них впереди целая ночь.
Никогда прежде она не спала обнаженной. Было что-то возбуждающее в гладкости и крахмальной хрусткости чистой простыни, касавшейся ее ног и грудей. «Ах, как я устала», — подумала Шерон, вспомнив, что не сомкнула глаз с позапрошлой ночи, вспомнив ужасное, кошмарное напряжение двух последних дней. Ей казалось, что она может спать неделю кряду. Но сначала любовь. Да, сначала любовь, а потом уж сон.
Алекс вышел из-за ширмы обнаженным. Он даже не обернул полотенцем бедра.
— Я думал, ты заснула, — сказал он. Она покачала головой:
— Нет.
Он склонился над ней, опершись руками с обеих сторон от ее головы.
— Ты чего-то ждала? Или кого-то? — Он улыбался, он был ослепительно, невозможно красив. Белокурые волосы, мокрые после купания, непослушными прядями спадали ему на лоб, его ясные синие глаза смотрели на нее.
— Тебя, — сказала она.
— Хочешь, чтобы я спел тебе колыбельную? — усмехнулся он.
— Ты, наверное, забыл, что на тебе ничего нет, — рассмеялась Шерон. — Я не верю, что ты не знаешь, чего я жду, и я вижу, что ты хочешь того же.
— Ай-я-яй, как не стыдно подглядывать, — сказал он с улыбкой и потерся носом о ее нос. — Где твоя скромность?
От его ласки у нее защемило сердце. Таким она его еще не видела. Он поддразнивал ее, и было в его поддразнивании столько теплоты и интимности, словно они давным-давно принадлежали друг другу и с полувзгляда, с полуслова понимали друг друга. Ах, сможет ли она когда-нибудь вспомнить об этой ночи без разрывающей душу боли?
— Не осталось ни капли, — согласилась она. — Угадай, что на мне?
Он нахмурился, изображая озадаченность.
— Одеяло? — спросил он.
— Если ты оглянешься, — кокетливо сказала Шерон, — то увидишь его на стуле.
— Ты хочешь сказать, что ты лежишь обнаженная? — воскликнул он. Его глаза смеялись.
— Боюсь, что так, — сказала она.
— Ну, знаешь, — протянул Алекс, — я ума не приложу, что нам теперь делать. У меня нет меча или кинжала, чтобы положить его между нами в постели.
— Какая жалость, — вздохнула Шерон.
— Есть только один выход из этой ситуации, — продолжил он серьезным тоном. — Мне спать на полу. Но меня совсем не прельщает эта перспектива.
— Что же делать? — спросила Шерон.
— Выходит, нам остается только заниматься любовью, — сказал он.
Он впервые был так откровенен в речах, и Шерон почувствовала, что краснеет.
— Я могла бы лечь на полу, — сказала она, протягивая к нему руки и обнимая его за шею, — но я знаю, что ты настоящий джентльмен и не позволишь мне этого. Значит, нам действительно придется заниматься любовью.
Они улыбались, жадно вглядываясь в лицо друг другу. Потом он приблизил свои губы к ее и коснулся их кончиком языка, сначала верхней, затем нижней, пробуждая ноющее желание в ее сосках и между ног, — но не поцеловал ее.
— Шерон, — сказал он, приподнимая голову, чтобы видеть ее глаза. — Шерон, любимая. Мы будем не просто заниматься любовью. И ты знаешь это.
— Да, — прошептала она.
Да, она знала, хотя предпочла бы не говорить об этом. Но почему бы и нет? Почему не позволить себе на одну-единственную ночь сломать все барьеры между ними? На одну ночь — только на одну ночь! — осуществить все свои мечты.
— Да, это будет нечто большее, Александр. Кариад.
— Но вряд ли у нас что-нибудь получится, — сказал он с улыбкой, — если мы ничего не сделаем с этой простыней, которая разделяет нас.
Он встал и медленным движением стянул с нее простыню. Несколько мгновений он жадно пожирал глазами ее обнаженное тело, и у Шерон от его взгляда пересохло во рту.
— Если подумать, — проговорила она, — мы могли бы использовать простыню вместо того самого кинжала, который ты так хотел положить между нами.
— Беда в том, милая, — прошептал он, просовывая руку ей под шею и поворачивая ее к себе, — что мы с тобой, кажется, не в состоянии думать.
У Шерон перехватило дыхание.
— И слава Богу, — еле выговорила она.
— И горячий аминь, — хрипло проговорил он, уже не в силах продолжать дразнящую игру. — Шерон, ты так красива. Так красива, что я не могу это выразить словами. Я могу только ласкать тебя, ласкать руками, губами, телом.
Она застонала, почувствовав подтверждение его слов. Тело у него было теплым и мускулистым, восхитительным воплощением мужественности. Адам со своей Евой. Антоний со своей Клеопатрой. Ромео с Джульеттой. Александр. Ей так хотелось раствориться в нем. Отныне и навсегда.
— Если бы у меня была вечность, я все равно не смог бы полюбить тебя так, как заслуживает твоя красота, — шептал он ей в губы, в то время как его рука скользнула вниз, в потайные ложбинки ее тела, и коснулась пушистых кудряшек, вызывая у Шерон стон желания. — Будь моей, Шерон. Отдайся мне. Доверься мне.
И она отдала ему все, что больше всего ценила в жизни, — свою независимость, свое «я», всю себя и свою душу. Она вздрогнула и прильнула к нему, беспомощная, податливая, готовая к удовольствию.
Но он продолжал ласкать ее, обнажая перед ней свою душу и сердце, чтобы она возвратила ему сторицей. Несколько раз он доводил ее до состояния полного изнеможения, заставляя ее выгибаться всем телом, и вновь отступал, позволяя прочувствовать это мгновение восторга и изумления. А затем вновь его руки, его губы, его язык продолжали свою работу, превращая одно сладостное мгновение удовольствия и восторга в бесконечно цветущий сад восхищения.
И настал миг, когда она поняла, что для мужчины, для ее мужчины, тоже есть иное удовольствие, кроме желания извергнуться в нее. И она тоже ласкала его руками и губами, языком и зубами, ласкала так, как прежде еще не ласкала мужчину. Она удерживала жезл его желания в ладонях, гладила и тревожила его, с упоением ощущая его твердость и длину, ласкала пальцами нежную его мягкость, пока она не извергла капельку прозрачного сока.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43