– Это так.
Подошли еще два джентльмена, за ними поспешал сенатор Петере. Вид у него был воинственный. Сэм очутился в окружении и сразу ощутил себя не столько в гостях, сколько при исполнении обязанностей.
– Кандидатура мистера Коди не была одобрена сенатом, – сообщил Петере, обращаясь к виконту Венду.
– Ну, что ж поделаешь! – миролюбиво заметил Сэм.
– Как могло случиться, что человек, которому сенат не доверил даже отдельно взятые переговоры, держит теперь в руках всю политику Америки в Англии? – осведомился Петере ледяным тоном.
– Временно держит, временно, – уточнил Сэм. – Вам хорошо известно, что Патерсону пришлось спешно оставить пост. Нельзя же просто закрыть посольство! Если это вас утешит, я просто подвернулся под руку. – Он повернулся к виконту. – Шутка, сэр. На самом деле я достаточно информирован об американских интересах за рубежом и даже приложил к ним руку на мирных переговорах в Париже. Короче, пока не найдется человек, чью кандидатуру всецело одобрит наш досточтимый сенат, вам придется иметь дело со мной.
– Значит, временно… – протянул один из неизвестных Сэму англичан и адресовал виконту взгляд, в котором
явно читалось, что Англия не обязана иметь дело с каким-то проходимцем и просто будет дожидаться постоянного посла.
– Больше всего меня занимает Панамский канал, – сказал Сэм. – Президент ждет, что я вернусь с новым проектом договора.
– Зачем, если существует соглашение, подписанное обеими сторонами?
– , Ему пятьдесят лет, за это время многое изменилось.
– Особенно за прошлый год! – уточнил Венд обвиняющим тоном.
Это был намек на беспрецедентную победу Соединенных Штатов над Испанией в недолгом конфликте двух крупных держав. В результате Америке достались Куба и Филиппины, а Пуэрто-Рико и Гуам попали в сферу ее влияния. В тот момент, о котором шла речь, эта омываемая двумя величайшими океанами держава посягала на мировое господство. Панамский канал мог его существенно приблизить.
– В наше время многое может измениться даже за четверть часа, – заметил Сэм спокойно. – У меня налажена прямая телеграфная связь с президентом, который только и говорит, что о будущем канале. Он, знаете ли, как бульдог – ухватит и не отпустит.
Он не упомянул о том, что было известно всем и каждому: что как раз в прошлом году, когда вопрос о вооруженном конфликте подступил вплотную, «бульдог» обратился к банкам с просьбой финансировать войну и немедленно получил пятьдесят миллионов долларов. В Европе это расценили как весьма ловкий ход, что не замедлило подтвердиться. Война принесла Америке не только новые территории, но и большее уважение.
– Позвольте узнать, каковы ваши полномочия? – осведомился Венд.
– По всем вопросам, касающимся переговоров о канале, – неограниченные. Я буду говорить от лица президента.
– Но к чему все это? Соглашение Клейтона-Булвера уравнивает наше влияние, и вы должны признать, что это разумно: ведь у англичан больше опыта. Вспомните Суэцкий канал!
– Суэц далеко, а Панама, можно сказать, у нас на заднем дворе. Вся внутренняя торговля будет зависеть от нового канала, и мы не можем вложить контроль над главной торговой артерией в чужие руки… – Сэм слегка улыбнулся, – даже если это руки друга.
Виконт и не подумал улыбнуться в ответ, наоборот, он нахмурился.
– Скажите прямо, вы надеетесь отобрать у Англии контроль над Панамским каналом?
– Совершенно верно, – подтвердил Сэм с простодушной улыбкой.
Все в молчании уставились на него. Здесь не привыкли слышать неприкрашенную правду. Потом, с забавной синхронностью, все три английских собеседника Сэма опустили глаза на бренди в своих рюмках. Ничего больше не было сказано, каждый ограничился неразборчивым бормотанием. Сенатор Петере смотрел на Сэма с откровенной неприязнью.
– Прошу меня извинить, – сказал Сэм, не дожидаясь, пока допрос возобновится, – я хочу немного прогуляться, до того как вернутся дамы.
– Вы остаетесь? – спросил виконт.
– Что, простите?
– Я спросил, намерены ли вы остаться в моем доме. Лично приглашаю вас провести здесь несколько дней. Надеюсь, вы охотитесь?
– Иногда, благодарю за приглашение и с радостью его принимаю.
– Никаких разговоров о политике. Обещаю.
– Со своей стороны, не могу обещать вам того же, – усмехнулся Сэм. – Впрочем, к чему спешить, ведь мы непременно вернемся к вопросам политики позже, в Лондоне. Как я уже говорил, меня заботит в первую очередь канал, и я всерьез намерен увезти с собой если не готовое соглашение, то хотя бы его одобренный парламентом проект. – Он поставил пустую рюмку на поднос проходившего
мимо лакея и сделал общий кивок. – Джентльмены, я скоро вернусь.
Уходя, Сэм услышал за спиной возобновившийся разговор, причем на намеренно повышенных тонах.
– Наглый ублюдок!
– Мотмарш говорит, что в Париже он довел всех до белого каления.
– Надеюсь, надолго он здесь не задержится!
– Когда он не может сразу добиться своего, то переходит к оскорблениям.
– И это современный американский дипломат? Куда они катятся!
Сэм повернулся и снова предстал перед своими обвинителями. Он не мог удержаться от искушения.
– Я не просто дипломат, джентльмены, я еще и специальный и полномочный представитель и прибыл сюда делать дело, а не ублажать ваш утонченный вкус. Когда судьба сталкивает меня с хорошим человеком, я и веду себя по-человечески, а со свиньей – соответственно. Разбираться в людях – это большое искусство.
– Некоторые думают, что вы и есть самая большая..: – начал молодой человек, стоявший поодаль, это.он недавно беседовал с Лидией.
– Свинья? – благодушно осведомился Сэм. – Видите ли, хорошо это или плохо – зависит от того, кто производит оценку. Если это человек достойный, он имеет право судить других, хотя это его и не красит. Ну, а если он сам ничем не лучше, он может засунуть свое мнение… сами знаете куда.
Англичане переглянулись, виконт пригубил коньяк, пряча улыбку.
– Хорошо сказано, – заметил он вполголоса.
– Рад слышать, – ответил Сэм с коротким поклоном. – Вот видите, уже имеется кое-какой прогресс, так сказать, первое сходства мнений. Остается хорошенько обдумать, на чем стоять насмерть, а в чем можно и уступить.
На сей раз он пошел прочь быстрее, намеренно покачиваясь на ходу той пружинистой походкой, которую обычно приписывают ковбоям. Хоть и не часто, но он любил строить из себя стопроцентного ковбоя. В делах, и особенно в делах дипломатии, он практиковал тактику грубого напора, поэтому кое-кто видел в нем «наглого ублюдка». Однако в подобной манере был свой плюс: это давало ему громадное преимущество перед теми, кто боялся уронить свое достоинство и потому всегда действовал в строгих рамках собственных понятий о вежливости.
Как правило, сама судьба шла ему за это навстречу, так вышло и на сей раз. Уже у дверей Сэм услышал пронзительный голос сенатора Петерса:
– Не знаю, как он сумел пролезть в посольство, но вот что, Венд, – я не желаю оставаться с ним под одной крышей. Я повидаю ваш дом!
«Правильно, – подумал Сэм, – и не забудьте прихватить Гвен»..
Глава 16
Если вам нужна алая роза, создайте ее из звуков музыки, умойте в лунном свете и окрасьте собственной кровью.
Оскар Уайльд. «Соловей и Роза»
Лидия рано ушла к себе, но провела бессонную ночь, размышляя о том, что же все-таки затевает Сэм. Он мог погубить ее, открыв правду. Не то чтобы она ожидала от него столь низкого поступка, но само его присутствие, сама возможность случайной обмолвки повергали ее в трепет. Лидия уснула в надежде, что утром не обнаружит Сэма среди гостей, что все растает, как страшный сон.
Страшный сон. Она накликала его, воспользовавшись этой аналогией. Заря уже занималась, когда Лидня оказалась в каком-то колоссальном обветшалом сооружении – возможно, на развалинах замка. Там было сумрачно и промозгло, из каменных стен хорошо сохранилась только одна, и перед ней кто-то стоял. Лидия едва могла разглядеть его оттуда, где сидела в старом кресле, судорожно сжимая руками подлокотники. Почему-то ей было очень страшно. Страх сковывал ее, как невидимые путы, и не давал шевельнуться. Человек был чем-то занят… судя по звукам, он что-то смешивал в стеклянном сосуде. Что бы это ни было, оно предназначалось для Лидии.
О нет! Но он неожиданно оказался рядом. Она чувствовала близкое и зловещее присутствие, хотя и не могла уже видеть из-за холщового мешка, который надели ей на голову. Непонятная слабость не позволяла сбросить колпак. Человек обвил руками ее плечи и повлек к себе, собираясь совершить нечто ужасное. «Ваше превосходительство! – закричала Лидия. – Я ничего не вижу!» Почему она обратилась к нему таким образом? Ведь так обращаются к послу! Кто он – Сэм?
Человек не издал ни звука, просто сильнее потянул Лидию на себя. Она забилась в слепом ужасе, но он был гораздо сильнее. Она ощущала эту силу в руках, кольцом охвативших ее плечи, в каменной неуступчивости мышц груди, к которым была прижата. Он приподнял ее распущенные волосы, и по шее потекло что-то холодное. Нет, не потекло – впиталось, заполнило все тело, покалывая и пощипывая, словно сплошь состояло из колючих, ледяных серебряных звездочек…
Лидия рванулась изо всех сил и очнулась в своей постели. В окно заглядывало ясное летнее утро, но сон был еще свеж в ее памяти, и сердце тяжело колотилось в груди. Что за человек явился ей там, в руинах? Он был высок, широкоплеч и очень силен – как Сэм. Почему ее подсознание наделило его дурными намерениями? Неужели он представляет собой такую угрозу?
Лидия содрогнулась. Только что испытанный страх казался подлинным, он отталкивал и странно привлекал, гипнотизировал, как темная бездна. Она не подозревала в себе ничего подобного.
– Доброе утро, – сказала Роуз, входя с чашкой чая, с которой неизменно начинался день Лидии.
Это был ежедневный ритуал: держа в одной руке поднос, горничная на ходу захватила другой рукой бархатную гардину и потащила за собой, впуская в спальню свет. На паркет пола и постель легла кружевная тень тюлевой занавески.
– Вот ваш чай.
Лидия уселась, а Роуз направилась в обратное путешествие вдоль окна, на этот раз собирая в мягкие складки другую гардину. Вскоре в спальне уже хозяйничало солнце. Из-за ветвей, колеблемых ветром за окном, уютные пятнышки бегали по трельяжу с полкой для туалетных принадлежностей, узорчатой ширме и скамеечке для ног. За окном виднелась привычная и мирная картина: пруд, у берегов поросший лилиями, и парк, постепенно переходящий в лес.
– Ты уже знаешь, кто явился к нам на ужин? – спросила Лидия, помешивая чай.
– Как кто? Их королевские высочества, – весело ответила Роуз, отворяя первую створку тройного окна и впуская ветерок, напоенный ароматом цветущих роз. – Они уже отбыли.
– Правда? Никто не говорил, что они уедут так рано. Мне и в голову не пришло встать пораньше, чтобы проводить их. Но я не об этом. Ты видела мистера Коди?
– Ах, этого! – Роуз сразу перестала улыбаться. – Ну, видела. Хотя он теперь и посол, я от него не в восторге. Что это за джентльмен, у которого нет камердинера? – Она неодобрительно поцокала языком. – Я мало что о нем знаю, только сплетни горничных.
– Сплетни горничных? Значит, он остался?
– По крайней мере на одну ночь.
– Ну, рассказывай!
– Хм… мистеру Коди отвели комнату в северном крыле. С собой у него один чемодан, да и тот прибыл только сегодня утром из какой-то гостиницы. Двое других, что приехали с ним, вечером откланялись, а с ними и американский сенатор. Говорят, он не поладил с мистером Коди, который, кстати сказать, остался по личному приглашению его милости, но милорд виконт его не слишком жалует. Был у них какой-то разговор, но я не знаю подробностей. – Роуз подняла с кресла шаль, исчезла с ней в гардеробной и продолжала уже оттуда: – После разговора мистер Коди держался больше в стороне, пока мисс Пинкертон и мисс Вертер не уговорили его сыграть с ними в пикет.
Горничная появилась из гардеробной с халатом в руках, перебросила его через верх ширмы и помедлила, припоминая.
– Ну вот, в конце концов американец их обыграл, но вел себя при этом так любезно и отпускал такие шуточки, что лакеи все утро только и говорили, что об их заливистом хохоте. Один сказал: «Ну и шумели они!»
Лидия допила чай, поставила чашку на туалетный столик и подняла руки, позволяя облечь себя в халат.
– Он сильно переменился, этот мистер Коди, – задумчиво произнесла горничная. – Выглядит, как настоящий джентльмен. Вот уж не подумала бы!
– Когда ты видела его последний раз, нос у него был свернут, а глаз подбит. – Лидия тоже призадумалась. – К тому же он подстригся. М-да… в тот день мы были похожи на два огородных пугала. – Она рискнула бросить взгляд на горничную и спросила: – Как по-твоему, мистер Коди красив?
Она и сама прекрасно знала ответ на этот вопрос: о да, Сэм был красив, особенно в обнаженном виде. Роуз выглядела озадаченной.
– Можно сказать и так, мисс Лидия, но красота красоте рознь. Ходят слухи, что этот мистер Коди дал кому-то от ворот поворот прямо у алтаря. Дочери какой-то важной персоны, вот только не знаю, какой именно. – Вид у нее при этом был такой, словно ее в равной мере задевали недостойное поведение мистера Коди и невозможность разузнать о нем побольше. – У джентльмена должен быть камердинер, иначе ему грош цена. Кто-кто, а посол должен вести себя соответственно!
«Если бы Сэм только мог», – подумала Лидия. Увы, по всему выходило, что он не растаял, как страшный сон. Отныне ей предстояло вольно или невольно выискивать в нем черты человека из ночного кошмара, сумасшедшего аптекаря с его пузырьками и склянками, персонажа недавно увиденной пьесы. Вполне возможно, что этот образ, смешавшись в глубинах памяти с образом Сэма, породил нечто новое и жуткое. Что касается реального мистера Коди, своим превращением в джентльмена он был обязан отчасти одежде. На сей раз он надел все английское, кроме своих ковбойских сапог, да и те не каждый мог заметить под брюками. Интересно, кто посоветовал ему остепениться?
В этот день из Лондона наконец вернулся ее брат. За завтраком Клив сидел в дальнем конце стола, на своем обычном месте, и развлекал гостей анекдотами. Он, Мередит, ее жених Фредерик, Джулиана Вертер и Сэм дружно смеялись над его шуточками, словно были одной компанией, давними друзьями. Постепенно Лидии стало казаться, что Сэм превосходно себя чувствует в ее родном доме.
Буфет в виде исключения состоял из десятка длинных судков с подогревом, откуда гости по желанию брали себе угощение. Насколько Лидия знала, отцу пришлось выдержать долгий разговор с матерью, чтобы завтрак мог обойтись без неизменного присутствия лакеев. Виконт находил такую атмосферу более доверительной и уютной, она располагала его к предстоящей охоте. Подобные вольности допускались только в сезон охоты на лис, поэтому виконтесса Венд покинула замок, чтобы в ближайшее время вообще не спускаться к завтраку. Теперь, когда их королевские высочества отбыли, у нее не было причины терпеть провинциальную скуку. Хотя об этом не говорилось вслух, Клив выбрал время для приезда так, чтобы не столкнуться с матерью.
Двери на террасу были распахнуты, и кое-кто из гостей предпочел завтракать на свежем воздухе. Терраса шла вдоль боковой стены дома и открывалась на обильно цветущий розарий. Утренний ветерок не спешил уняться и весело теребил раздвинутые тюлевые занавеси.
Войдя, Лидия сразу отыскала глазами Сэма. Почувствовав это, он поднял взгляд от стола. Несколько мгновений они смотрели другу на друга. Он сделал движение подняться – она тотчас отвернулась.
«Не смей вести себя так! – думала она сердито. – Не подходи ко мне и не смотри с таким видом, словно хочешь сообщить всему свету, что мы любовники!» Новый приступ страха овладел ею, но она заставила себя держаться как ни в чем не бывало. Лидия положила себе омлета, запеченных тостов с сыром, помидоров, остро ощущая на щеках виноватый румянец. Что, если кто-нибудь догадается по одному ее виду? А если уже догадался? И не кто-то один, а многие? Если она вообще не станет смотреть на Сэма, это покажется подозрительным, а если посмотрит, то может выдать себя. Как же это трудно – хранить тайну в присутствии того, кто имеет к ней прямое отношение!
Краем глаза Лидия видела, что Сэм все-таки поднялся и стоит в нерешительности, ероша волосы знакомым жестом, к которому бессознательно прибегал, если был озадачен или огорчен. Память ее против воли всколыхнулась, напоминая о ему одному присущих привычках. Как он поводит плечами, как наклоняется и выпрямляется, как тянется к ней. Она вспомнила запах Сэма и его излюбленную привычку тереться об нее.
Довольно! Заметив с краю блюдо с ломтиками ананаса, Лидия положила себе такую щедрую порцию, что едва сумела удержать тарелку в руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41