Здесь выложена электронная книга Красные лошади автора по имени Погодин Радий Петрович. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Погодин Радий Петрович - Красные лошади.
Размер архива с книгой Красные лошади равняется 17.31 KB
Красные лошади - Погодин Радий Петрович => скачать бесплатную электронную книгу
Погодин Радий Петрович
Красные лошади
Радий Петрович ПОГОДИН
КРАСНЫЕ ЛОШАДИ
Повесть о рисованных лошадях и живой собаке
Лошади проходили сквозь стены домов и заводов, сквозь автомобили и сквозь людей. Головы жеребцов, поднявшихся на дыбы, заслоняли путь самолетам, хрупким, как детские стрелы. Лошадиное дыхание всасывало облака - и лошади становились уходящими облаками. Лошади шли по трамвайным рельсам, лошадиный навоз золотисто дымился на синем асфальте. Лошади шли по земле, и живая природа прорастала сквозь них.
Сережка наделял лошадей резвой силой, широким вздохом, большими глазами цвета дымчатой сливы - от этих глаз даже вздыбившиеся жеребцы выходили печальными: он рисовал печальных лошадей.
Работал Сережка одновременно акварелью, гуашью, цветными мелками и темперой, не подозревая, что такая техника в искусствоведении называется смешанной.
За этим занятием и застал его однажды начальник пионерского лагеря у стены монастыря, возле городка Турова - на краю новгородской земли.
Городок тот, Туров, был зыбкий от дряхлости, спрятанный в крапиве и раскоряченных яблонях. Яблони вымерзали в суровые зимы, но упрямо оттаивали, и яблоки год от года грубели. Чтобы древний город не пропал совсем, принялись строить в Турове от ленинградского завода-гиганта филиал, назвав его условно металлическим предприятием.
Появился в Турове рабочий класс. По профсоюзной заботе детей рабочих и служащих полагается вывозить на лето в пионерские лагеря, что совершенно естественно.
Сережка к пионерскому лагерю прямого отношения не имел: бабка его была сторожихой архитектурных памятников в монастыре, получала зарплату из Новгорода и состояла в конфликте с администрацией металлического предприятия, решившего разместить пионерлагерь в неохраняемых монастырских помещениях.
- Не жаль, в неохраняемой пускай живут. Жаль, по малолетнему неразумию и охраняемую красоту обезобразят и безнаказанные останутся. А чем их, дитенков, накажешь? Приучатся везде безобразить и фулиганить.
Бабка говорила мудрено, поскольку была давно и крепко оглохшей.
Вот сколько слов потребовалось, чтобы объяснить психологию встречи вольного художника Сережки и начальника пионерского лагеря.
Сережка сидел сгорбившись возле монастырской стены, в тени берез, искалеченных грозами. Сегодняшние Сережкины лошади были красными, они бежали вдоль железной дороги и проходили сквозь те старенькие паровозы, которые так по-живому, будто локтями, двигали шатунами и кривошипами.
- Откуда такой пессимизм? - спросил начальник лагеря бодрым голосом.
Сережка вздрогнул от неожиданности. Был начальник высок, размашисто костист, с седыми висками и большим острым кадыком, какой, по Сережкиным представлениям, указывал на профессию паровозного машиниста, потому что прочие машинисты могут и без кадыков быть - образ прочих расплывчат. Еще у сталевара кадык, у кузнецов хороших, короче, у небрежно побритых мужчин, связанных с огнем и железом.
- В твоем возрасте нужно иметь оптимизм! - Начальник вскинул голову, выпятил подбородок, будто прогудел привет встречному поезду. - Перед твоим взором ликует природа, а ты сгорбился и не видишь. Тебе сколько лет теперь? И не вздрагивай. Кажется, я не кусаюсь. Я тебе про оптимизм объясняю не из пустой эрудиции.
Значение высказанных начальником слов Сережка представил не очень отчетливо, но начальника застеснялся.
- Я больше не буду, - сказал Сережка.
- Нет, будешь! - сказал начальник. Затем, уяснив, что Сережка является внуком злокозненной сторожихи, начальник хотел было прекратить разговор с ним, но все же, не в силах перебороть свой долг педагога-наставника и втайне надеясь, что именно он явится тем изначальным толчком, который придаст скорость и нужное направление таланту, крепко стиснул Сережкины плечи и обнадеживающе потряс: - Так решим! Я беру тебя на довольствие. Снабжаю необходимыми материалами и темой, а ты разрисуешь мне пионерскую комнату и, если успеешь, столовую. Приходи завтра. К завтраку не опоздай... Желательно в красном галстуке.
* * *
Злодей жрал макароны.
Он зарывался в них по грудь, и, когда поднимал морду, чтобы набрать воздуха, макароны свисали с его ушей, сползали по мелко наморщенному носу. Злодей оглядывался по сторонам и обнажал клыки. Низко летящий утробный звук оповещал всех, что Злодей лют, бесстрашен и беспощаден, что он намерен жить вопреки той морали, которая к бездомным собакам относится категорически.
В синей ольховой тени макароны казались живыми: жирные, в красных пятнах свиной тушенки, они шевелились, источая густой теплый запах. Запах этот как бы делился на две волны: крутую, головокружительно сытую, и другую, послабее; вторая была похожа на эхо или далекий зов, нежная и печальная, словно запах забытого материнского молока. Улавливая эту вторую волну, Злодей рычал и конфузился, опасаясь, подняв глаза, увидеть набухшие молоком сосцы. И все же поднимал голову и видел небо, темнеющее к дождю. И странно, слабый нежный запах был сильнее реального мира. Злодеев набитый макаронами живот расслаблялся, брови печально приподнимались, хвост подрагивал, поджимался к брюху. Злодей не желал этого, скреб когтями умилившиеся глаза, рычал, и выл, и вдруг подпрыгивал на прямых растопыренных лапах, затем начинал крутиться, ловя собственный хвост на зуб. Поначалу он лишь слабо прищемлял его, но, случайно цапнув как следует, принимался крутиться быстрее, и рычать, и звереть соответственно нарастающей скорости.
Его озарило: "ХВОСТ!" Именно хвост мешает ему, Злодею, стать окончательно взрослым и беспардонным. Именно эта бесполезная часть организма чувствительна к расслабляющим, нежелательным в его положении чувствам. Недаром же у людей нет хвоста, даже крохотного.
Небо над головой мокрело. Внизу медленно и бесконечно текла река. Не откашлявшись от налипшей во рту вражьей шерсти хвоста, Злодей бросился на теплые макароны. Он жрал их, и внутри у него екало.
* * *
Сережка пришел к начальнику лагеря на следующий день в обеденное время. Спросил, оглядывая без интереса тесное начальниково жилье:
- Когда пионеры прибудут?
- Когда закончим ремонт. А когда закончим? Это же не ремонт, археология, понимаешь. Мумию оживить легче! - Начальник пододвинул Сережке макароны, сваренные прямо в комнате на электрической плитке. - Завтракай.
- Куда еще завтракать, я уже обедавши. Время-то...
Начальник его приструнил:
- Обедавши... Сиволапые вы, новгородские. Завтрак - красивое слово. Он пододвинул макароны Сережке, поставил перед ним компот вишневый консервный.
- Итак, тема! Тема обыкновенная...
Начальник привел Сережку в пустой беленый подклет, где он выгородил сырыми досками пионерскую комнату.
- Помещение, видишь, не Эрмитаж. В самом храме охрана не разрешает. Фрески там, понимаешь, да и неудобно для пионерской работы. Предрассудки в нас еще крепкие. А подцерковье не охраняется. Мы отсюда столько... выгребли. - Поймав себя на выражении антипедагогическом, начальник пояснил сурово: - В смысле всякого мусора. - Затем начальник оглядел беленые стены, бугристые от наслоившейся за века штукатурки. На какую-то секунду в голосе его появилась неуверенность. - У нас тут две разнородные организации: мы и "охрана памятников" с ружьем. Совместим, как ты думаешь?
- "Охрана памятников" без ружья, - поправил его Сережка. - У бабушки характер строгий, ей ружье не дают.
Лицо начальника сделалось меланхолически добрым, даже мечтательным, даже острый кадык обвис.
- Скоро нам лагерь построят хороший по замечательному проекту ленинградского архитектора Маслова. Так что мы здесь временно. Столовую в бывшей трапезной соорудили, ну а пионерскую комнату - тут, в подклете. Светло и чисто, а что касается предрассудков, мы, дорогой, не таковские. Пионеры - ребята сознательные. Хорошие ребята! - Голос начальника вознесся, посуровел, кадык снова выпер, как у паровозного машиниста, глядящего вдаль. - Так. На этой стороне изобрази природу и лагерный сбор у костра. На этой - линейку. Тут пионеры помогают совхозникам. В радостных, понимаешь, тонах. Все ясно?
- Ясно. Красок нужно побольше. - Имея характер застенчивый, Сережка поглядел в потолок, поискал глазами по углам и добавил со вздохом: - И еще... Чтобы никто пока не совался.
- Значит, вперед! - согласился начальник. - Как говорится, поехали!
- Можно, чтобы и вы покамест не приходили? - попросил Сережка, глядя в свеженастланный пол.
- Ясно. - Начальник лагеря потрепал Сережку по голове, принес ему ящик с гуашью, акварелями и другими порошковыми и уже разведенными красками. Карандаши дал и кисти. - Ясно, - повторил он, - не робей, делай! - И ушел, поощрительно подмигивая.
* * *
В льняной древней местности, где суждено было родиться Злодею, собаки плодились обильно, как бы возмещая своей многоликостью почти исчезнувшее лесное зверье.
Злодей был безобразен. На высоких прямых ногах, с беззастенчиво ухмыляющейся медвежьей мордой, с бородой, с почти голым хвостом проследить родословную в его удивительном облике отчаялся бы самый упорный кинолог. Козлиная клочкастая шерсть Злодея отливала зеленым.
Известно, что даже в терпеливом собачьем племени, лишенном воображения, потому долговечном и многочисленном, являются иногда особи аморальные. Злодей не понимал собачьих законов: наделенный разбойничьим нравом, он уже в годовалом возрасте контролировал обширный участок реки. Бесстрашный, верткий и независимый, он возникал из кустов, как оборотень. В собачьи драки летел беззвучно, не дрался - кромсал. Но после быстрой победы тоскливо выл. На людей, пытавшихся подойти к нему, он рычал, как бы предупреждая: я к вам не лезу, не лезьте и вы ко мне.
Иногда в снах обдавало его холодной черной водой. Он сучил лапами, судорожно тянул шею к спасительному глотку воздуха. Вода забивала ему ноздри, сжимала глотку, ломала его и засасывала в пучину. Видение кончалось всегда одинаково: Злодей вскакивал, дрожа, обнюхивал себя, потом укладывал морду меж вытянутых передних лап и, не мигая, затаив свой страх, вслушивался в голос реки, которая в его сновидениях объединяла и небо, и землю, и ту черноту, что за ними.
В тот уже далекий злополучный час он все-таки выбрался на песчаный берег и упал в жесткую прошлогоднюю осоку.
Случилось это первого мая. Щенка уронили с нарядного белого теплохода, на котором играла музыка. Уронили из пахнущих духами объятий. Нашла его сука Сильва. Долго дышала над ним и кашляла, потом принялась подталкивать носом, пока щенок не поднялся на дрожащие ноги, и, подталкивая, повела вверх по откосу; нести его в зубах она не могла щенок был грузный, трехмесячный. Щенок уставал, ложился на брюхо, по-лягушачьи распластав лапы и слезно скуля; она стояла над ним, понимая его усталость и страх, затем снова подталкивала.
Жила Сильва в Туровом монастыре, за сараем, в поваленной набок бочке.
Щенок отогрелся на соломе, вжимаясь всем телом в мягкое Сильвино брюхо. Когда он обсох, Сильва вылизала его и повела на задворки городской столовой добывать еду.
Сильва была слабой, застенчивой собакой с рыжеватой волнистой шерстью, словно расчесанной на прямой пробор от кончика носа до кисточки хвоста. Псы, сбегавшиеся к помоям, похожие благодаря смешению кровей на опереточных пиратов, рыкали на нее. Сильва стояла в сторонке, переступая с лапы на лапу.
Щенок поднял брови домиком, поглядывая то на них, то на Сильву. Потом вдруг ринулся к своре. Протиснулся, извиваясь, между разномастных напряженных ног, ухватил большой мосол из-под носа двух самых крупных и самых лохматых псов, столкнувшихся в постоянном соперничестве, и вылез обратно. Псы, заметив пропажу, сцепились друг с другом. Остальные, не обращая внимания ни на что, чавкали и лакали. Щенок улегся на мосол грудью, порычал немного, воображая, как с хрустом и ликованием раздробит мосол в порошок.
К нему подошла Сильва, почтительно и печально. Он и на нее рыкнул, но оставил ей недоглодыши и снова полез к помоям.
В этот день щенок получил трепку от поджарого полупинчера, но не пищал, не просил пощады, наоборот, оскалил зубы полупинчеру вслед. Потом ушел на реку, долго лежал один и плакал от злости и от обиды, накапливая в себе месть. Вечером он пришел к Сильве. Возле бочки стояла миска - щи с накрошенным хлебом. Сильва лежала, отворотясь от еды, и в глазах ее слезился материнский укор. Насупившись, ворча, щенок подошел к ней, толкнул ее носом, как бы пообещав: не тужи, я еще выпотрошу кое-кого, дай срок, - и принялся жрать Сильвины щи. Сильва дышала со свистом и хрипами. Печально помахивая хвостом, смотрела, как щенок пожирает пищу, как скачет по огороду пустая миска, словно этот разлапистый рахитичный бандит придумал вылизать ее до дырок.
Сильвина хозяйка, старая и согнувшаяся, опираясь на костылик, несла на спине ношу ольховых сучьев для топлива. Она перебросила ношу через изгородь, пролезла между жердями и, только выпрямившись и растерев поясницу, заголосила:
- Ах ты, Сильва ты окаянная! Ишь смотрит, зажравши. Я твоих щенков не успеваю топить, а ты пащенка завела! - Выкрикивая эти безжалостные слова, хозяйка половчее ухватила костылик и, кряхтя и хромая, бойко бросилась на щенка. - Не хватало мне еще тебя, лешего! А ну пошел прочь! - И, глядя, как неспешно он убегает, оглядываясь и показывая клыки, ворчала: - Ну злодей, ну зверь! Не то что моя Сильва - дура. - И не сердито, а, скорее, жалеючи ткнула прижавшуюся к земле суку костыликом, - Ишь глаза проливает, небось опять щенки будут.
* * *
Сережка сидел в солнечном, медленно кипящем пятне посреди отгороженного помещения. Неровные белые стены смыкались над его головой. Арки уходили куда-то, пренебрегая дощатой перегородкой, перегородка для них была как временная кисея или вековая, но тоже непрочная паутина.
Он сидел долго, вглядываясь в трещины, в бугры штукатурки и неожиданные карнизы выступающей плинфы - древнего новгородского кирпича. И странно, дощатая запруда, дивно пахнувшая сосной, вдруг придала движению стен и каменных сводов иллюзию бесконечности. Тени текли перед Сережкиными глазами, отдаляя видимые горизонты и предметы, отбрасывающие тень, словно он поднимался к некой вершине, откуда дано ему все узреть. Тени переливались по неровным лепным стенам, то сгущаясь, то ослабляя тон, то голубые, то сиреневые, то розовые, то в неожиданно светлую желтизну. Сережка смотрел и смотрел на них, пока не увидал гривы и мускулы. Он вздохнул, обмакнул кисть в жидко разведенную красную гуашь и принялся обрисовывать контуры лошадей. Иногда он ошибался, стена ломала, казалось бы, пластичные линии, не соглашалась с ним - их приходилось соскребать, забеливать и искать новые.
Уходя, Сережка замыкал пионерскую комнату на висячий замок и уносил ключ. К начальнику на довольствие не появлялся, а встречаясь с ним, опускал голову. На бодрый вопрос: "Как дела?" - отвечал:
- Кисти слабые, по известке быстро истираются. Я от конского хвоста нарезал. Вот. - И показал самодельные флейцы.
Лошади шли по одной, парами, объединялись в табуны, образуя цветные подвижные плоскости. Тонконогие жеребята пили воду в озерах. Жеребцы, встав на дыбы, сплетали гривы с гривами твердо стоящих кобыл. И золотистый навоз дымился, как некогда дымились золоченые купола сквозь туман на заре.
Роспись Сережка закончил через неделю, и так же, не поднимая головы, позвал начальника посмотреть.
Если бы начальник, как и Сережка, долго сидел посредине солнечного пятна, вглядываясь в движение стен и теней, уходящих в некую бесконечность, если бы он смотрел роспись в своем настоящем, подлинном звании, о котором читатель узнает позже, разговор между ними вышел бы по-иному. Но начальник пришел педагогом, поэтому скор был и громок.
- Конный завод! - закричал он. - При чем тут пионерская организация?
Лошади уходили туда, за дощатую стену. Невесомо скакали по бледной земле. Просвечивали сквозь монастырские стены и стены новых силикатных домов. Вздымались над лесом. Перешагивали через пионеров, помогающих совхозникам на уборке. Огненногривые, стояли в костре, и пионер, трубящий побудку, сливался с лошадиной ногой.
- Она ведь жеребая, - уныло сказал начальник, ткнув пальцем в красную кобылицу. - Я спрашиваю, почему?
- Наверное, срок ей пришел, - не поднимая головы, ответил Сережка.
- Я о другом. Я тебе тему давал? Давал. А ты?.. Почему везде лошади?
Сережка не ответил, он счел этот вопрос лишенным смысла. Более того, любую тему без лошадей Сережка чувствовал как пустую и недостойную красок.
- А пионеры? Почему пионеры квадратные?
- Они же в трусах, - ответил Сережка.
- А пионерки? Почему треугольные?
- Они же в юбках, - ответил Сережка.
Начальник лагеря ударил кулаком по испачканному красками столу.
- Я прошел путь от рядового пионера до начальника лагеря!
Красные лошади - Погодин Радий Петрович => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Красные лошади автора Погодин Радий Петрович дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Красные лошади у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Красные лошади своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Погодин Радий Петрович - Красные лошади.
Если после завершения чтения книги Красные лошади вы захотите почитать и другие книги Погодин Радий Петрович, тогда зайдите на страницу писателя Погодин Радий Петрович - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Красные лошади, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Погодин Радий Петрович, написавшего книгу Красные лошади, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Красные лошади; Погодин Радий Петрович, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн