..
— И они оставили жить одну Куримото… — опять вслух сказал Кикудзи. Сказал в лицо незримому врагу, исторгнув весь накопившийся в душе яд. И ушел. В тень деревьев парка Уэно.
Кулики на волнах
1
Машина, встретившая их на вокзале, обогнула гору Идзу, спустилась к морю и, описав круг, въехала в гостиничный двор. В ветровое стекло ударил сноп света, подъезд стремительно придвинулся и остановился.
Портье, ожидавший во дворе, распахнул дверцу машины и спросил:
— Митани-сан, если не ошибаюсь?
— Да, — негромко ответила Юкико.
Она сидела как раз у той дверцы, которую распахнул портье. Ей, только сегодня сочетавшейся браком с Кикудзи, наверно, было странно отзываться на фамилию Митани.
Чуть поколебавшись, она первой вышла из машины и, полуобернувшись, в нерешительности остановилась, словно ожидая Кикудзи.
Когда в передней Кикудзи уже собирался снять туфли, портье сказал:
— Для вас отвели «Чайный павильон», как распорядилась по телефону Куримото-сенсей.
— Да?..
Кикудзи вдруг сел на пол, прямо в передней. Горничная бросилась к нему с дзабутоном.
Перед глазами Кикудзи снова всплыло отвратительное родимое пятно, закрывавшее у Куримото половину левой груди, этот след дьявольской руки на ее теле. Казалось, стоит Кикудзи поднять глаза от туфель, которые он снимал, и перед ним возникнет эта черная рука.
Кикудзи не видел Тикако с прошлого года, с того дня, как он продал дом и всю чайную утварь. Отношения с этой женщиной прервались сами собой, во всяком случае так ему казалось. Неужели Тикако все-таки сыграла какую-то роль в его женитьбе на Юкико? Очевидно, да, если знала об их свадебном путешествии и даже о номере в гостинице позаботилась. Для Кикудзи это было полной неожиданностью.
Он бросил взгляд на жену, но Юкико, кажется, не обратила внимания на слова портье.
Их повели по длинному, похожему на туннель, постепенно спускавшемуся к морю коридору. Они шли уже долго, а коридор все не кончался. Время от времени попадались боковые проходы — несколько ступенек в сторону, — ведшие в номера. Номер, называвшийся «Чайный павильон», оказался в самом конце коридора.
Они вошли в комнату, довольно просторную, около восьми татами. Кикудзи разделся. Юкико тут же взяла у него пальто.
Он быстро обернулся к ней. Юкико, как видно, уже вступила в роль жены.
У стола лежало квадратное татами, прикрывавшее очаг.
— Главное помещение для чайной церемонии рядом, — сказал портье, внося в комнату чемоданы. — Я повесил котелок над очагом… Котелок, правда, не ахти какой, но…
— Как, — вновь удивился Кикудзи, — соседняя комната тоже оборудована под чайный павильон?
— Да, в вашем номере четыре комнаты, считая и эту, самую большую, и все они оборудованы для чайных церемоний. Ведь мы скопировали планировку номеров «Санкэй-эн», в Иокогаме.
— Да? — сказал Кикудзи, хоть ничего не понял.
— Оку-сан, — портье поклонился Юкико, — в соседней комнате все приготовлено, так что, как только вы пожелаете…
— Хорошо, — ответила Юкико, складывая свое пальто, — попозже я туда загляну… Какое море красивое! — Она поднялась и посмотрела на море. — На пароходах огоньки…
— Это американские военные корабли.
— Как? В Атами американские военные корабли? — Кикудзи тоже поднялся. — Какие-то они уж очень маленькие…
— Но их много, пять, кажется…
Над палубами кораблей, примерно посередине, горели красные огоньки.
А городских огней отсюда не было видно, их заслонял небольшой мыс. Лишь район бухты Насикэ-ура лежал как на ладони.
Вошла горничная, принесла простой чай. Потом оба, и горничная и портье, откланялись, что-то пожелав молодоженам.
Полюбовавшись ночным морем, Кикудзи и Юкико уселись у жаровни.
Юкико раскрыла свою сумку и вынула оттуда помятую розу.
— Бедный цветок… Как жаль…
Эта роза одна-единственная осталась от букета. На Токийском вокзале Юкико передала букет кому-то из провожающих, ей было как-то неловко садиться в поезд с большим букетом.
Она положила цветок на стол и увидела мешочек для ценных вещей, его надо было сдать на хранение.
— Что ты в него положила?
— Сюда полагается класть ценные вещи…
Кикудзи взял розу. Юкико, взглянув на него, спросила:
— Розу?
— Нет… Моя драгоценность слишком велика для этого мешочка. Да и вообще я не могу отдавать ее на хранение…
— Почему?.. — сказала Юкико и тут же поняла, на что он намекает. — Впрочем, я тоже не могу отдавать на хранение мою драгоценность.
— А где твоя?
Юкико, видно, постеснялась показать на него, она опустила глаза и только сказала:
— Здесь…
Из соседней комнаты послышалось бульканье кипевшей в котелке воды.
— Осмотрим чайный павильон?
Юкико кивнула.
— Вообще-то у меня особого желания его осматривать нет, — добавил Кикудзи.
— Ну, как же… Ведь специально для нас приготовили.
Они прошли через коридорчик, ведущий в чайный павильон, Юкико по всем правилам осмотрела токонома. Кикудзи не вошел внутрь, остался стоять на татами, у входа. Он ядовито сказал:
— Вы говорите, специально для нас приготовили. А не кажется ли вам, что и здесь Куримото распорядилась?
Юкико ничего не ответила, только взглянула на мужа. Потом подсела к очагу, словно собираясь готовить чай, но сидела неподвижно, ожидая, очевидно, что еще скажет Кикудзи.
Он тоже сел у очага.
— Мне бы не хотелось начинать этот разговор, но так уж получается… Я содрогнулся, когда в вестибюле услышал ее имя. Эта женщина преследует меня, словно злой рок. Все, все с ней связано, и моя вина и мое раскаяние…
Юкико едва заметно кивнула.
— Куримото до сих пор вхожа в ваш дом? — спросил Кикудзи.
— Она долго не приходила. После того, как прошлым летом отец на нее рассердился.
— Прошлым летом? Ведь тогда Куримото как раз и сказала мне, что вы, Юкико-сан, вышли замуж.
— Боже! — воскликнула Юкико и широко раскрыла глаза, словно о чем-то догадавшись. — Наверно, это произошло в одно и то же время. Госпожа Куримото пришла к нам и сделала предложение — не от вас, а от другого человека… Вот тогда-то отец и разгневался. Он сказал, что одна и та же сваха не имеет права делать предложение его дочери от разных лиц. Сказал, что это похоже на издевательство — мол, в одном месте не выгорело, так она пытается в другом. Я была очень благодарна отцу, он как бы помог мне выйти за вас замуж.
Кикудзи молчал.
— А госпожа Куримото не осталась в долгу, — продолжала Юкико. — Она сказала: «Митани-сан околдован» — и рассказала про госпожу Оота. Мне стало так гадко! Я вся задрожала и никак не могла унять дрожь. Не знаю уж и почему, противно, что ли, было. Но, наверно, я все еще мечтала выйти за вас, потому и дрожала. Отец понял мое состояние, понял, увидев, какое у меня лицо — очень несчастное. И он здорово отчитал госпожу Куримото. Он сказал: «Приятен либо холодный, либо горячий напиток, а в тепленьком нет никакого вкуса. Моя дочь виделась с Митани-саном, вы же сами их познакомили, так что у нее, должно быть, существует собственное мнение на его счет, и она сама разберется, что к чему». И Куримото пришлось ретироваться…
Послышался шум падающей в бассейн воды — по-видимому, пришел банщик.
— Тогда мне было очень горько, но потом я сама приняла решение. Куримото тут абсолютно ни при чем. Так что не волнуйтесь, пожалуйста. А чайная церемония… что ж, здесь я могу исполнить ее совершенно спокойно.
Юкико подняла глаза. В них отражался электрический свет. Все ее лицо, порозовевшее от волнения, сияло, губы, казалось, тоже светятся. Кикудзи почувствовал к ней благодарность, к такой близкой, чистой и светлой. У него появилось ощущение, словно от этого ослепительного света разлилось тепло по всему его телу.
— Да, это было в прошлом году… По-моему, в мае. Помните, когда вы посетили мой чайный павильон, на вас было оби с ирисами. И тогда я подумал: «Эта девушка абсолютно недосягаема для меня…»
— А все потому, что тогда вы очень страдали и в то же время важничали… — Юкико улыбнулась. — Вы запомнили оби с ирисами? Я его упаковала среди прочих вещей, и сейчас оно, наверно, уже здесь.
Юкико сказала «страдали». Рассказывая о себе, она тоже употребила это слово. А что было с Кикудзи, когда Юкико страдала? Он исступленно искал неизвестно куда исчезнувшую Фумико. А потом, когда от нее вдруг пришло письмо — совершенно неожиданно, из городка Такэда на Кюсю, — он кинулся в Такэда, снова искал ее и опять не нашел. С тех пор прошло около полутора лет, а он так до сих пор и не знает, где Фумико.
Очевидно, письмо, в котором Фумико страстно молила Кикудзи забыть и ее мать и ее и жениться на Юкико Инамура, было прощанием. И тогда они — Юкико и Фумико — словно бы поменялись местами: «недосягаемой» стала Фумико.
Сейчас Кикудзи подумал, что нельзя думать о каком-нибудь человеке как об «абсолютно недосягаемом», такого не бывает на свете. А если не бывает, так и нечего бросаться этими словами.
2
Вернувшись в большую комнату, они увидели на столе альбом. Кикудзи раскрыл его.
— А-а, фотографии этого павильона, а я уж испугался, думал, здесь фотокарточки всех новобрачных, останавливавшихся в этих номерах.
Он придвинул альбом к Юкико.
В самом начале был вклеен листок с описанием истории павильона. Чайный павильон «Келья Кангэпу», принадлежавший некогда Кавамура Усо, эдосскому самураю, был целиком перевезен в Иокогаму, в парк «Санкэй-эн», где во время войны сильно пострадал от прямого попадания бомбы. Крыша рухнула, стены треснули и осели, полы провалились, в общем, остались одни развалины. Разрушенное здание ветшало с каждым годом, но в конце концов его целиком перевезли в сад этой гостиницы. При восстановлении в точности сохранили прежнюю планировку и использовали тот же самый строительный материал. Новшеством была только купальня — ведь гостиница находилась на горячих источниках. На некоторых столбах виднелись следы топора. Очевидно, в конце войны, когда ощущалась острая нехватка топлива, жители Иокогамы пытались использовать деревянные части разрушенного здания на дрова.
— Написано, будто бы в этой келье бывал Ооиси Кураносукэ… — сказала Юкико, листая альбом.
Все правильно, ведь Кавамура Усо был своим человеком в клане Акао. От Кавамуры Усо сохранилась еще одна достопримечательность — «Кавамура-соба», то есть пиала для гречневой лапши, названная владельцем «Дзангэцу». На пиале бледно-синяя глазурь в одном месте переходила в бледно-желтую. Создавалось впечатление лунного пейзажа на грани ночи и рассвета. Поэтому пиала и получила название «Дзангэцу» — «Луна в предрассветном небе».
В альбоме было несколько снимков павильона в парке «Санкэй-эн» до бомбежки и после бомбежки, затем следовали фотографии подготовительных и восстановительных работ и, наконец, снимок торжественной чайной церемонии по случаю открытия павильона.
Если «Келью Кангэцу» посещал Ооиси Кураносукэ, значит, она была построена не позже, чем в период Гэнроку.
— Деревянный столб, поддерживающий токонома в соседней комнате, кажется, очень древний, сохранился с тех времен…
Альбом появился в большой комнате, когда Юкико и Кикудзи сидели в маленькой. Должно быть, его принесла горничная, закрывавшая ставни.
— Вы не переоденетесь? — Спросила Юкико, еще раз просматривая альбом.
— А вы?
— Я же в кимоно. Пока вы будете купаться, я распакую вещи, достану подарки, печенье, конфеты.
В купальне пахло свежим деревом. Бассейн, мойка, стены и потолок — все было обшито досками, мягко поблескивавшими естественной желтизной и сохранившими рисунок древесины.
Издали донеслись голоса горничных, спускавшихся по длинному коридору.
Когда Кикудзи вернулся в комнату, Юкико там не было.
Стол сейчас стоял у стены, постель была приготовлена. Должно быть, Юкико вышла в соседнюю комнату, пока горничная все устраивала. Оттуда донесся ее голос:
— Интересно, можно на ночь оставить огонь в очаге?
— Думаю, можно, — ответил Кикудзи. Юкико тотчас вошла, глядя прямо на него, словно ни на что другое она смотреть не могла.
— Удобное?
— Кимоно?.. — Кикудзи оглядел на себе стеганое гостиничное кимоно. — Искупайтесь, очень приятная вода.
— Хорошо…
Юкико вышла в соседнюю комнату, открыла чемодан и стала доставать какие-то вещи. Потом, раздвинув сёдзи, появилась снова и, положив позади себя несессер, села и склонилась в поклоне, чуть касаясь пальцами татами. Ее щеки залились краской. Она встала, сняла кольца, положила их на трюмо и ушла.
Поклон был столь неожиданным, что Кикудзи сначала чуть не вскрикнул от удивления, а потом умилился до слез.
Он встал и начал разглядывать кольца Юкико. Не прикоснувшись к обручальному, взял другое — с мексиканским опалом. Он снова сел у хибати. Кольцо на его ладони вспыхнуло от яркого света и заиграло красноватыми, желтоватыми и зелеными огоньками. Мерцающие крохотные точки казались радостными, излучающими свет живыми существами. Кикудзи смотрел как зачарованный.
Вернувшись из купальни, Юкико снова прошла в маленькую комнату, справа от главной. По левую сторону находились еще две комнаты — в три и четыре татами, тоже оборудованные для чайной церемонии. В комнате справа горничная сложила их чемоданы.
Юкико, очевидно, занялась вещами.
Через некоторое время она сказала:
— Разрешите, я раздвину сёдзи, а то страшно как-то… Она раздвинула сёдзи между маленькой и большой комнатой, где был Кикудзи. И Кикудзи подумал, что ей, должно быть, действительно страшновато, ведь они вдвоем в четырехкомнатном номере, далеко от главного здания. Посмотрев в образовавшийся проем, Кикудзи спросил:
— А там тоже чайный павильон?
— Да. Круглый чугунный очаг в деревянной раме… Круглый очаг…
Прозвучал голос, и в проеме мелькнул подол нижнего кимоно, которое складывала Юкико.
— Кулики…
— Да… Кулики — птицы зимние, потому мне и захотелось такое кимоно…
— Кулики на волнах…
— На волнах?.. Просто на фоне волн.
— Кажется, такой рисунок называется «Кулики на вечерних волнах». Вы помните стихи «Крылатые кулики на вечерних волнах…»?
— «Кулики на вечерних волнах»?.. Разве так называется рисунок? — медленно проговорила Юкико.
Кимоно мелькнуло еще раз и исчезло.
3
Посреди ночи Кикудзи проснулся. Может быть, его разбудил поезд, прогрохотавший по рельсам где-то вверху над гостиницей?
Кикудзи понял, что еще глубокая ночь, потому что все звуки были удивительно близкими и четкими, совсем другими, чем вечером, — колеса прогрохотали над самой головой, гудок резанул ухо.
Кикудзи проснулся, хотя в действительности шум был не такой уж сильный. Но он все-таки проснулся. Странно. А самое странное, что он вообще спал. Как он мог заснуть раньше Юкико?
Но Юкико, оказывается, тоже заснула и сейчас ровно дышала во сне. Кикудзи почувствовал некоторое облегчение.
Наверно, Юкико страшно устала от предсвадебных хлопот, от свадебной церемонии, от поездки. А он совсем измучился за последнее время, из ночи в ночь не мог уснуть — все думал, колебался, раскаивался. И Юкико, видно, тоже что-то мучило.
Кикудзи не знал, какими духами пользуется Юкико, но запах этих духов, ее ровное дыхание во сне, ее кольца и даже кулики на подоле ночного кимоно — все было каким-то удивительно близким, родным, и все принадлежало ему. Чувство близости не исчезло даже сейчас, когда он внезапно проснулся посреди ночи. Ничего подобного он раньше не испытывал.
Ему очень хотелось взглянуть на спящую Юкико, но он не отважился зажечь свет. Кикудзи потянулся за часами.
Начало шестого!..
Да, с Юкико все было по-другому. То, что казалось вполне естественным, само собой разумеющимся с госпожой Оота и Фумико, в отношении Юкико представлялось абсолютно немыслимым. Почему? Ведь с ними двумя он не испытывал ни малейшего внутреннего сопротивления. Может быть, сейчас сопротивлялась его совесть, шептавшая, что он недостоин Юкико?.. Или госпожа Оота и Фумико все еще держали его в плену?..
Многое казалось Кикудзи зловещим. Особенно этот номер, заказанный по распоряжению Тикако Куримото, в котором он проводит эту ночь. Впрочем, Тикако же не ведьма. Ведьмой, по ее словам, была госпожа Оота.
Даже в одежде Юкико Кикудзи усмотрел влияние Тикако. Юкико обычно носила европейское платье, а в свадебное путешествие почему-то отправилась в кимоно. Перед сном Кикудзи как бы невзначай спросил ее:
— Почему вы в дорогу не надели обыкновенное платье?
— Не надела только сегодня… Решила в этот день быть в кимоно… Ведь говорят, что европейское платье придает женщине слишком официальный вид. Неуютно как-то… И потом… когда мы с вами впервые встретились в чайном павильоне, я была в кимоно. И при второй встрече, у вас дома, я тоже была в кимоно…
Кикудзи не стал уточнять, кто так говорит. В кимоно так в кимоно. В конце концов ему было приятно верить, что и кимоно с куликами на волнах Юкико выбрала по собственному вкусу.
Кикудзи перевел разговор на другую тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— И они оставили жить одну Куримото… — опять вслух сказал Кикудзи. Сказал в лицо незримому врагу, исторгнув весь накопившийся в душе яд. И ушел. В тень деревьев парка Уэно.
Кулики на волнах
1
Машина, встретившая их на вокзале, обогнула гору Идзу, спустилась к морю и, описав круг, въехала в гостиничный двор. В ветровое стекло ударил сноп света, подъезд стремительно придвинулся и остановился.
Портье, ожидавший во дворе, распахнул дверцу машины и спросил:
— Митани-сан, если не ошибаюсь?
— Да, — негромко ответила Юкико.
Она сидела как раз у той дверцы, которую распахнул портье. Ей, только сегодня сочетавшейся браком с Кикудзи, наверно, было странно отзываться на фамилию Митани.
Чуть поколебавшись, она первой вышла из машины и, полуобернувшись, в нерешительности остановилась, словно ожидая Кикудзи.
Когда в передней Кикудзи уже собирался снять туфли, портье сказал:
— Для вас отвели «Чайный павильон», как распорядилась по телефону Куримото-сенсей.
— Да?..
Кикудзи вдруг сел на пол, прямо в передней. Горничная бросилась к нему с дзабутоном.
Перед глазами Кикудзи снова всплыло отвратительное родимое пятно, закрывавшее у Куримото половину левой груди, этот след дьявольской руки на ее теле. Казалось, стоит Кикудзи поднять глаза от туфель, которые он снимал, и перед ним возникнет эта черная рука.
Кикудзи не видел Тикако с прошлого года, с того дня, как он продал дом и всю чайную утварь. Отношения с этой женщиной прервались сами собой, во всяком случае так ему казалось. Неужели Тикако все-таки сыграла какую-то роль в его женитьбе на Юкико? Очевидно, да, если знала об их свадебном путешествии и даже о номере в гостинице позаботилась. Для Кикудзи это было полной неожиданностью.
Он бросил взгляд на жену, но Юкико, кажется, не обратила внимания на слова портье.
Их повели по длинному, похожему на туннель, постепенно спускавшемуся к морю коридору. Они шли уже долго, а коридор все не кончался. Время от времени попадались боковые проходы — несколько ступенек в сторону, — ведшие в номера. Номер, называвшийся «Чайный павильон», оказался в самом конце коридора.
Они вошли в комнату, довольно просторную, около восьми татами. Кикудзи разделся. Юкико тут же взяла у него пальто.
Он быстро обернулся к ней. Юкико, как видно, уже вступила в роль жены.
У стола лежало квадратное татами, прикрывавшее очаг.
— Главное помещение для чайной церемонии рядом, — сказал портье, внося в комнату чемоданы. — Я повесил котелок над очагом… Котелок, правда, не ахти какой, но…
— Как, — вновь удивился Кикудзи, — соседняя комната тоже оборудована под чайный павильон?
— Да, в вашем номере четыре комнаты, считая и эту, самую большую, и все они оборудованы для чайных церемоний. Ведь мы скопировали планировку номеров «Санкэй-эн», в Иокогаме.
— Да? — сказал Кикудзи, хоть ничего не понял.
— Оку-сан, — портье поклонился Юкико, — в соседней комнате все приготовлено, так что, как только вы пожелаете…
— Хорошо, — ответила Юкико, складывая свое пальто, — попозже я туда загляну… Какое море красивое! — Она поднялась и посмотрела на море. — На пароходах огоньки…
— Это американские военные корабли.
— Как? В Атами американские военные корабли? — Кикудзи тоже поднялся. — Какие-то они уж очень маленькие…
— Но их много, пять, кажется…
Над палубами кораблей, примерно посередине, горели красные огоньки.
А городских огней отсюда не было видно, их заслонял небольшой мыс. Лишь район бухты Насикэ-ура лежал как на ладони.
Вошла горничная, принесла простой чай. Потом оба, и горничная и портье, откланялись, что-то пожелав молодоженам.
Полюбовавшись ночным морем, Кикудзи и Юкико уселись у жаровни.
Юкико раскрыла свою сумку и вынула оттуда помятую розу.
— Бедный цветок… Как жаль…
Эта роза одна-единственная осталась от букета. На Токийском вокзале Юкико передала букет кому-то из провожающих, ей было как-то неловко садиться в поезд с большим букетом.
Она положила цветок на стол и увидела мешочек для ценных вещей, его надо было сдать на хранение.
— Что ты в него положила?
— Сюда полагается класть ценные вещи…
Кикудзи взял розу. Юкико, взглянув на него, спросила:
— Розу?
— Нет… Моя драгоценность слишком велика для этого мешочка. Да и вообще я не могу отдавать ее на хранение…
— Почему?.. — сказала Юкико и тут же поняла, на что он намекает. — Впрочем, я тоже не могу отдавать на хранение мою драгоценность.
— А где твоя?
Юкико, видно, постеснялась показать на него, она опустила глаза и только сказала:
— Здесь…
Из соседней комнаты послышалось бульканье кипевшей в котелке воды.
— Осмотрим чайный павильон?
Юкико кивнула.
— Вообще-то у меня особого желания его осматривать нет, — добавил Кикудзи.
— Ну, как же… Ведь специально для нас приготовили.
Они прошли через коридорчик, ведущий в чайный павильон, Юкико по всем правилам осмотрела токонома. Кикудзи не вошел внутрь, остался стоять на татами, у входа. Он ядовито сказал:
— Вы говорите, специально для нас приготовили. А не кажется ли вам, что и здесь Куримото распорядилась?
Юкико ничего не ответила, только взглянула на мужа. Потом подсела к очагу, словно собираясь готовить чай, но сидела неподвижно, ожидая, очевидно, что еще скажет Кикудзи.
Он тоже сел у очага.
— Мне бы не хотелось начинать этот разговор, но так уж получается… Я содрогнулся, когда в вестибюле услышал ее имя. Эта женщина преследует меня, словно злой рок. Все, все с ней связано, и моя вина и мое раскаяние…
Юкико едва заметно кивнула.
— Куримото до сих пор вхожа в ваш дом? — спросил Кикудзи.
— Она долго не приходила. После того, как прошлым летом отец на нее рассердился.
— Прошлым летом? Ведь тогда Куримото как раз и сказала мне, что вы, Юкико-сан, вышли замуж.
— Боже! — воскликнула Юкико и широко раскрыла глаза, словно о чем-то догадавшись. — Наверно, это произошло в одно и то же время. Госпожа Куримото пришла к нам и сделала предложение — не от вас, а от другого человека… Вот тогда-то отец и разгневался. Он сказал, что одна и та же сваха не имеет права делать предложение его дочери от разных лиц. Сказал, что это похоже на издевательство — мол, в одном месте не выгорело, так она пытается в другом. Я была очень благодарна отцу, он как бы помог мне выйти за вас замуж.
Кикудзи молчал.
— А госпожа Куримото не осталась в долгу, — продолжала Юкико. — Она сказала: «Митани-сан околдован» — и рассказала про госпожу Оота. Мне стало так гадко! Я вся задрожала и никак не могла унять дрожь. Не знаю уж и почему, противно, что ли, было. Но, наверно, я все еще мечтала выйти за вас, потому и дрожала. Отец понял мое состояние, понял, увидев, какое у меня лицо — очень несчастное. И он здорово отчитал госпожу Куримото. Он сказал: «Приятен либо холодный, либо горячий напиток, а в тепленьком нет никакого вкуса. Моя дочь виделась с Митани-саном, вы же сами их познакомили, так что у нее, должно быть, существует собственное мнение на его счет, и она сама разберется, что к чему». И Куримото пришлось ретироваться…
Послышался шум падающей в бассейн воды — по-видимому, пришел банщик.
— Тогда мне было очень горько, но потом я сама приняла решение. Куримото тут абсолютно ни при чем. Так что не волнуйтесь, пожалуйста. А чайная церемония… что ж, здесь я могу исполнить ее совершенно спокойно.
Юкико подняла глаза. В них отражался электрический свет. Все ее лицо, порозовевшее от волнения, сияло, губы, казалось, тоже светятся. Кикудзи почувствовал к ней благодарность, к такой близкой, чистой и светлой. У него появилось ощущение, словно от этого ослепительного света разлилось тепло по всему его телу.
— Да, это было в прошлом году… По-моему, в мае. Помните, когда вы посетили мой чайный павильон, на вас было оби с ирисами. И тогда я подумал: «Эта девушка абсолютно недосягаема для меня…»
— А все потому, что тогда вы очень страдали и в то же время важничали… — Юкико улыбнулась. — Вы запомнили оби с ирисами? Я его упаковала среди прочих вещей, и сейчас оно, наверно, уже здесь.
Юкико сказала «страдали». Рассказывая о себе, она тоже употребила это слово. А что было с Кикудзи, когда Юкико страдала? Он исступленно искал неизвестно куда исчезнувшую Фумико. А потом, когда от нее вдруг пришло письмо — совершенно неожиданно, из городка Такэда на Кюсю, — он кинулся в Такэда, снова искал ее и опять не нашел. С тех пор прошло около полутора лет, а он так до сих пор и не знает, где Фумико.
Очевидно, письмо, в котором Фумико страстно молила Кикудзи забыть и ее мать и ее и жениться на Юкико Инамура, было прощанием. И тогда они — Юкико и Фумико — словно бы поменялись местами: «недосягаемой» стала Фумико.
Сейчас Кикудзи подумал, что нельзя думать о каком-нибудь человеке как об «абсолютно недосягаемом», такого не бывает на свете. А если не бывает, так и нечего бросаться этими словами.
2
Вернувшись в большую комнату, они увидели на столе альбом. Кикудзи раскрыл его.
— А-а, фотографии этого павильона, а я уж испугался, думал, здесь фотокарточки всех новобрачных, останавливавшихся в этих номерах.
Он придвинул альбом к Юкико.
В самом начале был вклеен листок с описанием истории павильона. Чайный павильон «Келья Кангэпу», принадлежавший некогда Кавамура Усо, эдосскому самураю, был целиком перевезен в Иокогаму, в парк «Санкэй-эн», где во время войны сильно пострадал от прямого попадания бомбы. Крыша рухнула, стены треснули и осели, полы провалились, в общем, остались одни развалины. Разрушенное здание ветшало с каждым годом, но в конце концов его целиком перевезли в сад этой гостиницы. При восстановлении в точности сохранили прежнюю планировку и использовали тот же самый строительный материал. Новшеством была только купальня — ведь гостиница находилась на горячих источниках. На некоторых столбах виднелись следы топора. Очевидно, в конце войны, когда ощущалась острая нехватка топлива, жители Иокогамы пытались использовать деревянные части разрушенного здания на дрова.
— Написано, будто бы в этой келье бывал Ооиси Кураносукэ… — сказала Юкико, листая альбом.
Все правильно, ведь Кавамура Усо был своим человеком в клане Акао. От Кавамуры Усо сохранилась еще одна достопримечательность — «Кавамура-соба», то есть пиала для гречневой лапши, названная владельцем «Дзангэцу». На пиале бледно-синяя глазурь в одном месте переходила в бледно-желтую. Создавалось впечатление лунного пейзажа на грани ночи и рассвета. Поэтому пиала и получила название «Дзангэцу» — «Луна в предрассветном небе».
В альбоме было несколько снимков павильона в парке «Санкэй-эн» до бомбежки и после бомбежки, затем следовали фотографии подготовительных и восстановительных работ и, наконец, снимок торжественной чайной церемонии по случаю открытия павильона.
Если «Келью Кангэцу» посещал Ооиси Кураносукэ, значит, она была построена не позже, чем в период Гэнроку.
— Деревянный столб, поддерживающий токонома в соседней комнате, кажется, очень древний, сохранился с тех времен…
Альбом появился в большой комнате, когда Юкико и Кикудзи сидели в маленькой. Должно быть, его принесла горничная, закрывавшая ставни.
— Вы не переоденетесь? — Спросила Юкико, еще раз просматривая альбом.
— А вы?
— Я же в кимоно. Пока вы будете купаться, я распакую вещи, достану подарки, печенье, конфеты.
В купальне пахло свежим деревом. Бассейн, мойка, стены и потолок — все было обшито досками, мягко поблескивавшими естественной желтизной и сохранившими рисунок древесины.
Издали донеслись голоса горничных, спускавшихся по длинному коридору.
Когда Кикудзи вернулся в комнату, Юкико там не было.
Стол сейчас стоял у стены, постель была приготовлена. Должно быть, Юкико вышла в соседнюю комнату, пока горничная все устраивала. Оттуда донесся ее голос:
— Интересно, можно на ночь оставить огонь в очаге?
— Думаю, можно, — ответил Кикудзи. Юкико тотчас вошла, глядя прямо на него, словно ни на что другое она смотреть не могла.
— Удобное?
— Кимоно?.. — Кикудзи оглядел на себе стеганое гостиничное кимоно. — Искупайтесь, очень приятная вода.
— Хорошо…
Юкико вышла в соседнюю комнату, открыла чемодан и стала доставать какие-то вещи. Потом, раздвинув сёдзи, появилась снова и, положив позади себя несессер, села и склонилась в поклоне, чуть касаясь пальцами татами. Ее щеки залились краской. Она встала, сняла кольца, положила их на трюмо и ушла.
Поклон был столь неожиданным, что Кикудзи сначала чуть не вскрикнул от удивления, а потом умилился до слез.
Он встал и начал разглядывать кольца Юкико. Не прикоснувшись к обручальному, взял другое — с мексиканским опалом. Он снова сел у хибати. Кольцо на его ладони вспыхнуло от яркого света и заиграло красноватыми, желтоватыми и зелеными огоньками. Мерцающие крохотные точки казались радостными, излучающими свет живыми существами. Кикудзи смотрел как зачарованный.
Вернувшись из купальни, Юкико снова прошла в маленькую комнату, справа от главной. По левую сторону находились еще две комнаты — в три и четыре татами, тоже оборудованные для чайной церемонии. В комнате справа горничная сложила их чемоданы.
Юкико, очевидно, занялась вещами.
Через некоторое время она сказала:
— Разрешите, я раздвину сёдзи, а то страшно как-то… Она раздвинула сёдзи между маленькой и большой комнатой, где был Кикудзи. И Кикудзи подумал, что ей, должно быть, действительно страшновато, ведь они вдвоем в четырехкомнатном номере, далеко от главного здания. Посмотрев в образовавшийся проем, Кикудзи спросил:
— А там тоже чайный павильон?
— Да. Круглый чугунный очаг в деревянной раме… Круглый очаг…
Прозвучал голос, и в проеме мелькнул подол нижнего кимоно, которое складывала Юкико.
— Кулики…
— Да… Кулики — птицы зимние, потому мне и захотелось такое кимоно…
— Кулики на волнах…
— На волнах?.. Просто на фоне волн.
— Кажется, такой рисунок называется «Кулики на вечерних волнах». Вы помните стихи «Крылатые кулики на вечерних волнах…»?
— «Кулики на вечерних волнах»?.. Разве так называется рисунок? — медленно проговорила Юкико.
Кимоно мелькнуло еще раз и исчезло.
3
Посреди ночи Кикудзи проснулся. Может быть, его разбудил поезд, прогрохотавший по рельсам где-то вверху над гостиницей?
Кикудзи понял, что еще глубокая ночь, потому что все звуки были удивительно близкими и четкими, совсем другими, чем вечером, — колеса прогрохотали над самой головой, гудок резанул ухо.
Кикудзи проснулся, хотя в действительности шум был не такой уж сильный. Но он все-таки проснулся. Странно. А самое странное, что он вообще спал. Как он мог заснуть раньше Юкико?
Но Юкико, оказывается, тоже заснула и сейчас ровно дышала во сне. Кикудзи почувствовал некоторое облегчение.
Наверно, Юкико страшно устала от предсвадебных хлопот, от свадебной церемонии, от поездки. А он совсем измучился за последнее время, из ночи в ночь не мог уснуть — все думал, колебался, раскаивался. И Юкико, видно, тоже что-то мучило.
Кикудзи не знал, какими духами пользуется Юкико, но запах этих духов, ее ровное дыхание во сне, ее кольца и даже кулики на подоле ночного кимоно — все было каким-то удивительно близким, родным, и все принадлежало ему. Чувство близости не исчезло даже сейчас, когда он внезапно проснулся посреди ночи. Ничего подобного он раньше не испытывал.
Ему очень хотелось взглянуть на спящую Юкико, но он не отважился зажечь свет. Кикудзи потянулся за часами.
Начало шестого!..
Да, с Юкико все было по-другому. То, что казалось вполне естественным, само собой разумеющимся с госпожой Оота и Фумико, в отношении Юкико представлялось абсолютно немыслимым. Почему? Ведь с ними двумя он не испытывал ни малейшего внутреннего сопротивления. Может быть, сейчас сопротивлялась его совесть, шептавшая, что он недостоин Юкико?.. Или госпожа Оота и Фумико все еще держали его в плену?..
Многое казалось Кикудзи зловещим. Особенно этот номер, заказанный по распоряжению Тикако Куримото, в котором он проводит эту ночь. Впрочем, Тикако же не ведьма. Ведьмой, по ее словам, была госпожа Оота.
Даже в одежде Юкико Кикудзи усмотрел влияние Тикако. Юкико обычно носила европейское платье, а в свадебное путешествие почему-то отправилась в кимоно. Перед сном Кикудзи как бы невзначай спросил ее:
— Почему вы в дорогу не надели обыкновенное платье?
— Не надела только сегодня… Решила в этот день быть в кимоно… Ведь говорят, что европейское платье придает женщине слишком официальный вид. Неуютно как-то… И потом… когда мы с вами впервые встретились в чайном павильоне, я была в кимоно. И при второй встрече, у вас дома, я тоже была в кимоно…
Кикудзи не стал уточнять, кто так говорит. В кимоно так в кимоно. В конце концов ему было приятно верить, что и кимоно с куликами на волнах Юкико выбрала по собственному вкусу.
Кикудзи перевел разговор на другую тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19