А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Я надеюсь, что Черчилль прав, но мои советники говорят, что возможны трудности в использовании десантных судов в период между занятием Рима и началом «Оверлорда». Они полагают, что совершенно необходимо иметь к 1 апреля десантные суда, которые будут использованы в операции «Оверлорд».
– А я не вижу затруднений, – отпарировал Черчилль. – Но мы пока никаких предложений Турции не делали, и я не знаю, примет ли их Иненю. Он должен быть в Каире и познакомиться там с положением дел. Я могу предоставить туркам 20 эскадрилий. Никаких войск я туркам не дам. Кроме того, я думаю, что войска им и не требуются. Однако все дело в том, что я не уверен, приедет ли Иненю в Каир.
– Не захворает ли Иненю? – спросил иронически Сталин.
– Легко может захворать, – подхватил Черчилль. – Если Иненю не согласится поехать в Каир для встречи со мной и президентом, то я готов поехать к нему на крейсере в Адану. Иненю приедет туда, и я нарисую ему неприятную картину, которая предстанет перед турками, если они не согласятся вступить в войну, и приятную картину в противоположном случае. Я сообщу вам потом о результатах своих бесед с Иненю.
В разговор вновь вмешался Гопкинс. Он сказал, что, поскольку вопрос о поддержке Турции в войне не обсуждался американскими военными, вряд ли целесообразно приглашать Иненю в Каир, пока военные не изучили этот вопрос.
– Следовательно, – перебил его Сталин, – Гопкинс предлагает не приглашать Иненю?
– Я не предлагаю не приглашать Иненю, – возразил Гопкинс, – но подчеркиваю, что предварительно было бы полезно получить сведения о той помощи, которую мы можем оказать туркам.
Черчилль поддержал Гопкинса, заявив, что союзники должны договориться о возможной помощи туркам. На это Рузвельт заметил, что он согласен с предложением Черчилля о предоставлении для целей обороны Турции 20 эскадрилий, а также некоторого количества бомбардировщиков.
– Мы предлагаем Турции, – повторил Черчилль, – ограниченное прикрытие с воздуха и ПВО. Сейчас зима, и вторжение немцев в Турцию невероятно. Мы предполагаем продолжить снабжение Турции вооружением. Турция получает главным образом американское вооружение. Но главное в том, что в настоящее время мы можем предложить Турции неоценимую возможность принять приглашение Советского правительства участвовать в мирной конференции.
На вопрос советского представителя о том, какого вооружения не хватает Турции, английский премьер ответил, что у турок имеются винтовки, неплохая артиллерия, но у них нет противотанковой артиллерии, нет авиации и нет танков. Мы, продолжал Черчилль, организовали в Турции военные школы, но турки их плохо посещают. У них нет опыта в обращении с радиоаппаратурой. Но турки – хорошие бойцы.
– Вполне возможно, что если турки дадут аэродромы союзникам, – как бы размышляя вслух, сказал Сталин, – то Болгария не нападет на Турцию, а немцы будут ждать нападения Турции. Турция не нападет на немцев, а будет с ними находиться просто в состоянии войны. Но зато союзники получат от Турции аэродромы и порты. Если бы события приняли такой оборот, то это было бы тоже неплохо.
– Я говорил туркам, – вставил Иден, – что они могут предоставить авиабазы союзникам не воюя, ибо Германия не нападет на Турцию. Мой турецкий коллега Нуман Менеменджиоглу не хотел согласиться с моей точкой зрения. Он сказал, что Германия будет решительно реагировать и что Турция предпочла бы вступить в войну по своей доброй воле, а не быть в нее втянутой.
– Это правильно, – сказал Черчилль. – Когда вы просите Турцию растянуть свой нейтралитет путем предоставления нам авиабаз, то турки отвечают, что предпочитают серьезную войну, когда же вы говорите туркам о вступлении в серьезную войну, они отвечают, что у них нет для этого вооружения. Если турки ответят нам на наше предложение отрицательно, то мы должны изложить им серьезные соображения. Мы должны им сказать, что они не будут в этом случае участвовать в мирной конференции. Что касается Англии, то мы скажем, что нас не интересуют дела турок. Кроме того, мы прекратим снабжение Турции вооружением.
– Я хочу, – заметил Иден, – уточнить требования, которые мы должны предъявить Турции в Каире. Я понимаю, что мы должны требовать от турок вступления в войну против Германии.
– Именно против Германии, – подтвердил Сталин, делая характерный жест указательным пальцем правой руки…
Турецкий вопрос еще раз вскользь упоминался на дневном пленарном заседании конференции за круглым столом. Черчилль внес предложение о переброске в Черное море нескольких британских подводных лодок в помощь советскому морскому флоту. При этом он заметил, что если Турция побоится вступить в войну, но согласится растянуть свой нейтралитет, то, может быть она позволит пропустить несколько подводных лодок через Босфор и Дарданеллы в Черное море, а также корабли для снабжения этих лодок. Одновременно Черчилль подчеркнул, что Англия не имеет в Черном море ни интересов, ни притязаний.
Сталин довольно сухо ответил, что советская сторона будет благодарна за всякую помощь, но от углубления в эту тему уклонился. Желая закончить дискуссию, он спросил:
– Вопрос исчерпан?
– Да, – ответил Черчилль.
На этом обсуждение турецкой проблемы закончилось.
Через несколько дней турецкий президент Исмет Иненю прилетел в Каир. 4–6 декабря там происходили беседы между ним, Черчиллем и Рузвельтом. Встреча эта не дала практических результатов. Турция продолжала уклоняться от вступления в войну против нацистской Германии и воздерживалась от любых шагов, которые могли бы вызвать неудовольствие Гитлера, Только тогда, когда победа антигитлеровской коалиции отчетливо определилась, в Анкаре решили, что пора действовать.
2 августа 1944 г., то есть спустя почти два месяца после открытия второго фронта в Северной Франции, турецкое правительство заявило о разрыве дипломатических и экономических отношений с Германией. Любопытно, что все это время англичане и американцы, несмотря на данное Черчиллем в Тегеране обязательство прекратить всякие дела с Турцией, если она откажется вступить в войну, продолжали снабжать ее оружием. Были все основания полагать, что Черчилль, который все еще рассчитывал опередить Красную Армию на Балканах, в действительности не очень был заинтересован в «преждевременном» вступлении Турции в войну. Он полагал, что ее миллионная армия сможет пригодиться ему позднее для операций на Балканах.
Но этим планам не суждено было свершиться. Советские войска быстро продвигались на запад, и турецкие политики стали опасаться, что могут прийти к шапочному разбору. 23 февраля 1945 г. Турция наконец объявила войну Германии и Японии. К тому времени уже были освобождены Болгария, Румыния, Югославия, и фронт отодвинулся от турецких границ на тысячу километров. Турецкой армии уже негде было войти в соприкосновение с врагом на европейском театре. Тем более ничего не стоило Турции объявить войну Японии.
Бывший в то время министром иностранных дел Турции Хасан Сака, мотивируя в меджлисе решение своего правительства о вступлении в войну, откровенно заявил, что, как его известил английский посол, объявление Турцией войны до 1 марта 1945 г. позволит турецкому правительству участвовать в Сан-Франциско в первой конференции Объединенных Наций.

Именинный пирог

На торжественный прием, устроенный вечером 30 ноября в английском посольстве по случаю дня рождения Черчилля – ему в этот день исполнилось 69 лет, – гости стали собираться в начале девятого. Сталин был в парадной маршальской форме. Вместе с ним пришли Молотов и Ворошилов. Приветствуя Черчилля, Сталин преподнес ему каракулевую шапку и большую фарфоровую скульптурную группу на сюжет русских народных сказок. Рузвельт явился во фраке. В руках он держал свои именинные подарки: старинную персидскую чашу и исфаганский коврик.
Гости входили через парадную дверь, по обе стороны которой безмолвно застыли бородатые индийские солдаты в огромных тюрбанах.
День был жаркий, но к вечеру из старинного парка потянуло приятной свежестью. К нашему приходу в гостиной уже собралось блестящее общество: военные щеголяли в расшитых золотом мундирах, дипломаты во фраках соперничали с ними яркостью белоснежных манишек. Единственной дамой в этой компании была дочь Черчилля – Сара Черчилль-Оливер. Она стояла рядом с сияющим именинником, и подобно тому как на арене цирка партнерша артиста особенно вдохновенно раскланивается на адресованные ему аплодисменты, так Сара отвечала на приветствия и поздравления, с которыми гости подходили к Черчиллю. Впрочем, и сам виновник торжества весело улыбался и бодро дымил своей сигарой.
Вскоре все перешли из гостиной в столовую, где стояли длинные столы, заставленные всевозможными яствами. На главном столе возвышался огромный именинный пирог с 69 зажженными свечами.
Произнеся первый тост, Сталин сказал:
– За моего боевого друга Черчилля!..
Сталин подошел к имениннику, чокнулся с ним, обнял за плечо, пожал руку. А когда все осушили бокалы, он с теми же словами обратился к президенту Соединенных Штатов:
– За моего боевого друга Рузвельта!..
Повторилась та же процедура чокания и рукопожатий. Черчилль решил не отставать, но несколько дифференцировал свое обращение. Он провозгласил:
– За могущественного Сталина! За моего друга – президента Рузвельта!..
После этого Рузвельт, обращаясь к Черчиллю и Сталину, сказал:
– За наше единство в войне и мире!..
Черчиллю понравился русский обычай произносить тосты, американцы поддержали его в этом. В итоге большую часть времени гости провели стоя, так как тосты следовали один за другим, а после каждой речи все поднимались со своих мест. К тому же Черчилль перенял манеру Сталина подходить к каждому, за кого провозглашался тост, и чокаться с ним. Так оба они с бокалами в руках неторопливо разгуливали по комнате. Настроение у всех было приподнятое. В зале стало жарко и шумно.
В тосты, какими бы тривиальными они ни были, каждый из участников встречи, казалось, вкладывал свой особый смысл.
Так же, как и в рабочем зале конференции, Рузвельт и здесь счел нужным напомнить о послевоенном мире, о важности сохранения единства и сотрудничества великих держав не только сейчас, но и в будущем. Здесь, за именинным столом Черчилля, казалось, что задачи борьбы и победы над общим врагом, которые привели этих людей в разгар жесточайшей войны в иранскую столицу, как бы создали новую атмосферу в отношениях между ними и между их странами. В этом зале как бы собралась одна большая семья, которая всегда будет вместе. Но это ощущение длилось недолго. Его нарушил начальник генерального штаба Англии генерал Алан Брук.
Дав знать, что хочет произнести тост – обычно каждый в таком случае постукивал ножом по бокалу, – Брук поднялся с места и стал рассуждать о том, кто больше из союзников пострадал в этой войне. Он заявил, что наибольшие жертвы понесли англичане, что их потери превышают потери любого другого народа, что Англия дольше и больше, других сражалась и больше сделала для победы.
В зале наступила неловкая тишина. Большинство, конечно, почувствовало бестактность выступления генерала Брука. Ведь все знали – основная масса гитлеровских войск прикована к советско-германскому фронту, а Красная Армия ценой невероятных жертв и усилий шаг за шагом освобождает от оккупантов советскую территорию, превращенную гитлеровцами в сплошное пепелище. Сталин помрачнел. Он тут же поднялся и окинул всех суровым взглядом. Казалось, сейчас разразится буря. Но он, взяв себя в руки, спокойно произнес:
– Я хочу сказать о том, что, по мнению советской стороны, сделали для победы президент Рузвельт и Соединенные Штаты Америки. В этой войне главное – машины. Соединенные Штаты доказали, что они могут производить от 8 до 10 тысяч самолетов в месяц. Англия производит ежемесячно 3 тысячи самолетов, главным образом тяжелых бомбардировщиков. Следовательно, Соединенные Штаты – страна машин. Эти машины, полученные по ленд-лизу, помогают нам выиграть войну. За это я и хочу поднять свой тост…
Рузвельт сразу же ответил:
– Я высоко ценю мощь Красной Армии. Советские войска применяют не только американскую и английскую, но и отличную советскую военную технику. В то время как мы здесь празднуем день рождения британского премьер-министра, Красная Армия продолжает теснить нацистские полчища. За успехи советского оружия!
Инцидент был исчерпан, но царившая в начале вечера атмосфера непринужденности, исчезла.

Польша и ее границы

Проблема Польши была рассмотрена только на последнем пленарном заседании конференции, 1 декабря. Первым эту тему затронул Рузвельт. Он выразил надежду, что Советское правительство сможет начать переговоры и восстановить свои отношения с польским эмигрантским правительством, находившимся в Лондоне.
В то время у Советского. Союза были все основания относиться с недоверием к этому эмигрантскому правительству, поскольку на протяжении ряда лет оно вело антисоветскую кампанию. Именно эта враждебность польского эмигрантского правительства и вынудила Москву разорвать с ним отношения, восстановленные вскоре после нападения гитлеровской Германии на СССР. Поэтому Сталин, отвечая Рузвельту, прежде всего обратил внимание на то, что агенты польского эмигрантского правительства, находящиеся в Польше, связаны с немцами.
– Они убивают партизан, – сказал Сталин. – Вы не можете себе представить, что они там делают.
– Это большой вопрос, – вмешался Черчилль – Мы объявили войну Германии из-за того, что она напала на Польшу. В свое время меня удивило, что Чемберлен не стал вести борьбу за чехов в Мюнхене, но внезапно в апреле 1939 года дал гарантию Польше. Но одновременно я был также и обрадован этим обстоятельством. Ради Польши и во исполнение нашего обещания мы, хотя и не были подготовлены, за исключением наших военно-морских сил, объявили войну Германии и сыграли большую роль в том, чтобы побудить Францию вступить в войну. Франция потерпела крах, но мы благодаря нашему островному положению оказались активными бойцами. Мы придаем большое значение причине, по которой вступили в воину. Я понимаю историческую разницу между нашей и русской точками зрения в отношении Польши. Но у нас Польше уделяется большое внимание, так как нападение на Польшу заставило нас предпринять нынешние усилия…
– Я должен сказать, – ответил Сталин, – что Россия не меньше, а больше других держав, заинтересована в хороших отношениях с Польшей, так как Польша является соседом России. Мы – за восстановление, за усиление Польши. Но мы отделяем Польшу от эмигрантского польского правительства в Лондоне. Мы порвали отношения с этим правительством не из-за каких-либо наших капризов, а потому, что польское правительство присоединилось к Гитлеру в его клевете на Советский Союз. Все это было опубликовано в печати.
Пока переводились последние фразы этого выступления, Сталин раскрыл лежавшую перед ним темно-бордовую сафьяновую папку и извлек оттуда листовку. То был кусок довольно плотной желтой бумаги, изрядно потертый, побывавший, видно, уже во многих руках. На листовке была изображена голова с двумя лицами, наподобие древнеримского бога Януса. С одной стороны был нарисован профиль Гитлера, с другой – Сталина.
Держа высоко над столом листовку, чтобы все могли ее хорошо разглядеть, Сталин сказал:
– Вот что распространяют в Польше агенты эмигрантского правительства. Хотите посмотреть поближе?
С этими словами Сталин передал листовку Черчиллю. Тот взял ее брезгливым жестом, двумя пальцами, поморщился и, ничего не сказав, передал Рузвельту, который пожал плечами, покачал головой и вернул листовку Сталину. Выждав немного, Сталин продолжал:
– Где у нас гарантия в том, что польское эмигрантское правительство не будет и дальше заниматься этим гнусным делом? Мы хотели бы иметь гарантию в том, что агенты польского правительства не будут убивать партизан, что эмигрантское польское правительство будет действительно призывать к борьбе против немцев, а не заниматься какими-то махинациями. Мы будем поддерживать хорошие отношения с правительством, которое призывает к активной борьбе против немцев. Однако я не уверен, что нынешнее эмигрантское правительство в Лондоне является таким, каким оно должно быть. Если оно солидаризируется с партизанами, и если мы будем иметь гарантию, что его агенты не будут иметь связей с немцами в Польше, тогда мы будем готовы начать с ними переговоры.
– Мы полагаем, – сказал Черчилль, – что Польшу следует удовлетворить, несомненно, за счет Германии. Мы были бы готовы сказать полякам, что это хороший план и что лучшего плана они не могут ожидать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90