То же самое проделывали с Вадиком.
– Ну что, братва? – раздался голос. – На стрелку ехали? А мы вам помешали. Ничего, немного отдохнете от своих дел.
– Слышь, командир, – неожиданно сказал Вадик, – ты нас с кем-то перепутал. Какая стрелка? Какая братва? Да мы коммерсанты!
– Конечно! Вон рожу-то какую себе отъел! Коммерсант фигов! – сказал второй оперативник и резким движением ударил Вадика в челюсть. – Сейчас поедем к нам, там будем разбираться, какой ты бизнесмен, крутой или нет!
Чья-то сильная рука оторвала меня от капота. Быстрым движением мне заломили руки, на них защелкнулись наручники. Я молчал. Меня посадили в черную «Волгу», Вадика – в его вишневый «БМВ», но за руль сел оперативник. Машины тронулись.
Вскоре машины свернули с Ленинградского проспекта, и мы добрались до какого-то отделения милиции, находящегося во дворе.
Это было двухэтажное кирпичное здание, огороженное с одной стороны забором. Таким образом, отделение имело свой внутренний дворик, где стояли милицейские машины, «газики», был вход в служебное помещение. Со стороны улицы, как я заметил, был вход в паспортный стол.
Войдя в небольшой холл, с одной стороны которого находилась дежурная часть и сидели сотрудники милиции, а с противоположной стороны – клетка, так называемый обезьянник, где уже сидели двое пьяных, какой-то бомж и два лица кавказской национальности, оперативник отстегнул наручники и затолкнул меня в клетку. Куда завели Вадика, я не видел. Он будто исчез.
Я молча подошел к стене. «Интересно, – подумал я, – что же означает такое задержание? Почему это произошло? Кто-нибудь следил за нами или специально дали указание всех нас отловить и задержать? Ладно, сейчас все выяснится…»
Действительно, минут через пятнадцать оперативник вернулся, открыл дверь и вывел меня. На сей раз наручники не надел, а только подтолкнул вперед.
Мы поднялись на второй этаж. В длинном коридоре мы остановились у двери с табличкой «Зам. начальника отделения по оперативной работе».
Оперативник открыл дверь. Я вошел в кабинет. Однако никакого зам. начальника там не оказалось, а сидели только те оперативники, которые приходили не так давно ко мне в больницу.
– О, Олег Николаевич! – сказал один из них, улыбаясь. – Проходи, проходи!
Я молча подошел к столу.
– Садись! – Оперативник указал мне на стул.
Я обратил внимание, что стул стоял не около письменного стола, как обычно, а посередине комнаты. Я молча сел на него. Второй оперативник подошел ко мне.
– Нам с тобой надо поговорить.
– А за что меня задержали?
– А ты что, не догадываешься? – сказал оперативник. – А еще тезка…
«Ага, значит, его тоже Олегом зовут…» – машинально отметил я.
– Ну так что? Давай поговорим с тобой об убийстве Виктора Чернышева.
Я понял, что мы задержаны в связи с убийством на Солянке нашего Виктора.
– Что тебе известно о нем? – спросил оперативник.
– Мне ничего не известно.
– А у нас есть предположение, что в убийстве замешан ты. Это ты его убрал.
– Кого, Виктора Чернышева? Да я его почти не знаю!
– А что же он тогда из твоего города приехал и ты вместе с ним работал?
– Да мало ли людей из моего города живут в Москве! Я что, всех знать обязан? Или все, кого убьют, будут теперь вешаться на меня?
– О, ты у нас, оказывается, еще и с гонором! – улыбнулся оперативник Олег. – Ничего, мы сейчас проведем с тобой воспитательную работу. Ты подумай, с кем и как ты разговариваешь! Сейчас мы тебя со «слоником» познакомим. – И обратился к другому оперативнику: – Гриш, застегни-ка ему браслетики!
Второй оперативник подошел ко мне вплотную, взял мои руки и, отведя их за спину, застегнул наручники.
– Теперь давай побеседуем, – продолжил оперативник Олег.
– Прежде чем беседовать, – сказал я, – объясните, за что меня арестовали! Я ничего такого не делал!
– Тебя арестовали? – удивился оперативник. – А кто тебя арестовывал? Мы тебя задержали. Мы имеем право задержать тебя в течение трех часов, а может быть, и до трех суток, в связи с подозрением в совершении преступления, согласно статье 122 УПК Российской Федерации, – произнес оперативник заученную формулировку. – Сейчас мы с тобой переговорим. После беседы определимся, будем ли возбуждать уголовное дело, просить об этом прокурора, или, может быть, мирно разойдемся, все зависит от результатов нашего с тобой разговора, Олег Николаевич! Так что все полностью зависит от тебя. Как ты скажешь, так и будет решена твоя судьба!
– Я ничего не знаю, – продолжал стоять на своем я.
– Тогда скажи нам, что ты делал в машине с бригадиром ореховской преступной группировки Вадимом… – Он назвал фамилию Вадика.
– Никакого Вадика я не знаю. Я сел в машину, попросил меня подвезти, – соврал я.
– Да что ты говоришь! Надо же, какое совпадение! – сказал оперативник. – Мы так и подумали, что ты это скажешь. Хорошо, тогда давай зададим вопрос немного по-другому. – И, обратившись к своему коллеге, сказал: – Слушай, что-то у нас угарным газом пахнет, не чувствуешь?
Тот сделал вид, что принюхивается, и сказал:
– Да, чувствую. Надо беречь драгоценное здоровье Олега Николаевича. Принеси-ка нам приборчик!
Я не успел оглянуться, как на мою голову уже надевали противогаз.
– Так вот, Олежек, – продолжил мой тезка, – это и называется у нас «слоник». Сейчас на тебя надели противогаз. Теперь мы перекрываем вот эту трубочку, и воздух к тебе больше не поступает. Говорят, человек может продержаться немного. Потом он теряет сознание. Говорят, – продолжал он, – иногда человек может и погибнуть в связи с сердечной недостаточностью… Но это так говорят. У нас таких случаев еще не было. А теперь начинаем дышать. Сделай большой вдох…
Я вдохнул воздух.
– А теперь выдох!
Но не успел я выдохнуть, как подача воздуха была прекращена. Оперативник быстро перегнул шланг, соединяющий противогаз с фильтром, и воздух перестал поступать.
Дыхание у меня сбилось, сердце застучало. Я пытался вдыхать воздух, надеясь, что, может быть, в резиновой маске остались какие-то частицы воздуха. Но маска еще больше стала сдавливать голову.
Я чувствовал, что перед глазами поплыли круги. Голова закружилась. Вскоре я потерял сознание.
Очнулся я на полу. Я лежал на спине, прикованный наручниками к стулу, а один из оперативников лил мне на голову холодную воду из кувшина.
– Ну что, пришел в себя? Что-то ты, братишка, совсем слабенький! Как же ты работать-то в дальнейшем собираешься? – сказал он и быстрым движением поднял меня. – Продолжаем разговор дальше. Итак, что делал Виктор Чернышев в бригаде и зачем поехал на стрелку с центральной группировкой? Вопрос ясно сформулирован?
Я опять сказал, что никакому Виктору Чернышеву я задания ехать на стрелку не давал, что его я знал очень плохо, мы занимались совместным бизнесом, но ни о какой преступной деятельности, тем более о группировке, я не слышал.
– Так, – протянул оперативник, – опять «слоника» надеваем…
И вновь на меня надели тот же противогаз, опять началась экзекуция…
В такой форме беседа продолжалась еще минут тридцать. Оперативника интересовало все, что связано с центральной группировкой, с моей бригадой… наконец, допрос прекратился. Меня ударили несколько раз. На прощание оперативник сказал:
– Знаешь что? На сегодня мы допрос заканчиваем. Иди отдохни в камеру.
Меня вывели и поместили в небольшую камеру на первом этаже. Она представляла собой помещение метров шестнадцать, без всяких окон. Только единственная лампочка, находящаяся как бы в железной клетке, висела над дверью. Каменный пол переходил в небольшой деревянный пандус, служащий кроватью. Там уже сидели два человека.
Никакого света, очень мало воздуха.
Я молча подошел и сел рядом на деревянный пандус. Один из находившихся в камере подвинулся ко мне и спросил:
– Слышь, братишка, били тебя, что ли?
Я ничего не ответил.
– За что попал-то? – продолжал человек.
Желания разговаривать у меня не было.
На следующее утро одного моего сокамерника с вещами вызвали на выход.
– Ну что, меня выпускают, – сказал он и стал прощаться с первым. – Слышь, – обратился он неожиданно ко мне, – если есть что сообщить на волю, говори мне. Я выйду, позвоню куда надо, передам, встречусь с кем надо. Может, твои ребята мне денежки заплатят… Давай!
Я отрицательно покачал головой, понимая, что это может быть подсадка. В дальнейшем оказалось, что я не ошибся.
Днем приехали оперативники. В этот раз «слоника» или подобных пыток ко мне не применяли, просто стали разговаривать «за жизнь». В конце они сказали:
– Слушай, Олег, а может, тебе уехать из нашего города? Воздух у нас почище будет, а то такие, как ты, воздух портят… И нам головную боль доставляешь – приходится тебя отслеживать, наблюдать, задерживать, разговаривать с тобой. А у нас и так много работы…
– Работа у вас такая… – ответил я.
– Какой ты все-таки несговорчивый! – продолжил оперативник. – А ты не боишься, что мы сейчас тебя выпустим, а предварительно позвоним кому-нибудь из бригадиров центральной группировки? Они тебя и встретят у ворот ментовки в лучшем виде! И повезут тебя, братишка, прямиком на кладбище…
Я промолчал. «Неужели, – подумал, – у них есть какая-то связь с центральной группировкой? Или они просто на понт меня берут?»
После двухчасовой беседы меня вновь вернули в камеру. Но уже в другую. Там сидели человека четыре. Камера была такого же размера.
Часа через два дверь приоткрылась, и появившийся в проеме старшина милиции выкрикнул мою фамилию.
– На выход! – сказал он.
Я вышел.
– Руки за спину! – приказал старшина. – Пойдем!
Мы шли по небольшому коридору.
– Стоять! – приказал старшина, остановившись возле открытой двери. Там было что-то типа караулки. За столом сидели несколько милиционеров и играли в карты. Еще один сидел на кушетке и читал газету. Один из сидящих обратился ко мне:
– Тебя, что ли, вчера оперативники задержали?
Я кивнул головой.
– Как фамилия?
Я назвался.
– К тебе это… жена приходила, жрачку принесла, – сказал он. – Вот, возьми. – И он протянул пакет.
Пакет наполовину был заполнен: сок, вода в пластиковой бутылке, печенье, несколько пачек сигарет.
– Мы тут немного взяли у тебя, – сказал милиционер, – но ты, наверное, не в обиде?
Я молча кивнул головой.
– А что, она ушла… жена моя? – неуверенно спросил я.
– Да нет, она тут, у отделения стоит, тебя ждет. Но мы не можем тебя выпустить, сам понимаешь!
– Ребята, – сказал я, – а я вам деньги заплачу. Дайте мне с ней немного поговорить! Хотя бы через окошко!
– Деньги? А как же ты заплатишь, если у тебя ничего нет? Тебя же обыскали!
– Она вам деньги заплатит.
– Я не знаю… – неуверенно произнес один из милиционеров. – Как-то вроде не положено… А ты давно женат?
– Да нет, мы молодожены.
– Ну что, может, дадим молодоженам поговорить? – обратился милиционер к своим коллегам.
– А чего же не дать? А ты нас не обидишь?
– Да что вы!
– Ладно, давай поговори. Давай, веди его в комнату для допросов!
Сержант повел меня в начало коридора. Там были несколько кабинетов для допросов. Он завел меня в один из них, закрыл засов с внешней стороны. Таким образом, я никуда выйти не мог. Сверху было маленькое зарешеченное окошко, стояли стол и два стула. Вот и вся нехитрая мебель.

Год 1990

6-е Главное управление МВД по борьбе с оргпреступностью к 1990 году значительно расширило свои ряды, увеличив численность до 930 сотрудников, аналогичный отдел в МУРе дорос до 100 оперативников.
Произошли изменения в криминальном мире. В годы застоя царил относительный порядок, основанный на строгом соблюдении воровских норм. Теперь положение резко изменилось. Старая воровская элита утрачивала свое влияние в криминальном мире. С появлением новых авторитетов резко обострились противоречия.
Изменилась и сама криминальная идеология. Если раньше символом воровского романтизма были «малины» – «чердаки» (излюбленное место встреч старых воров в законе), то новые авторитеты предпочитали встречаться в престижных ресторанах. С конца 80-х и начала 90-х годов на Западе возникает новый термин – «русская мафия», как самая беспредельная и жестокая преступная группировка.

Бандитская мода

Многие наши мафиози стали копировать своих западных коллег, особенно показанных в видеофильмах. Лидеры наших ОПГ тоже стали носить пиджаки с темными рубашками и темными галстуками.
Некоторое удивление вызвала в начале 90-х годов у наших сограждан любовь «новых русских» и криминальных авторитетов к малиновым пиджакам.
Несмотря на то что многие сегодняшние воры в законе и авторитеты свято чтут память о своих предшественниках, они прекрасно понимают, что прошлое безвозвратно ушло. Правило первых воров в законе – жить бессребреником – сегодня уже не в чести. Теперь все решают деньги. Отсюда и внешний облик нынешних авторитетов (так они теперь себя именуют) разительно отличается от того, что было раньше.
Нынешние воры в законе, которые сумели перестроить свое криминальное мировоззрение, быстро разбогатели и теперь живут в роскошных особняках, одеваются у лучших модельеров и ездят на представительских «шестисотых» «Мерседесах» и дорогих джипах.
Еще одна ступень в криминальной иерархии – бригадиры, которые являются связующим звеном между высшими и низшими членами группировки. Все они принадлежат к молодому поколению и по внешнему виду и поведению вполне подпадают под определение «новые русские». Они стали носить дорогие костюмы от Версаче, часы «Ролекс», модные шелковые сорочки, а на шее толстую золотую цепь. Тогда по количеству золота сведущие люди судили о степени влияния человека, о «крутизне» его группировки.
Рядовые члены группировок, так называемые быки, тоже носят украшения в виде цепей, печаток и колец, однако они у них серебряные. Из верхней одежды они предпочитают удобные кожаные куртки или кашемировую парку, к которой обычно прилагается кепка из того же материала и с «ушами», из брюк предпочтение отдается не сковывающим движения «трубам» или слаксам. Последнее предпочтение объясняется производственной необходимостью: бык всегда должен быть готов к бою, а широкого покроя одежда в этом смысле самая удобная. Еще в середине 80-х годов небезызвестные любера сделали подобное открытие и, выезжая в Москву для коллективных драк, облачались в спортивные костюмы. Они же узаконили в этой среде и короткую стрижку, так как длинные волосы в драке, как известно, всегда на стороне противника.

Машины для братвы

Автомобили для братвы были и средством передвижения, и определенной визитной карточкой, говорящей об имидже бригады. Рэкетиры того времени предпочитали красные «девятки» и «восьмерки», старательно избегая отечественных «шестерок». Красный цвет в то время был очень модный. Этот цвет был выбран не случайно и напоминал цвет крови.
Тогда еще не были столь широко распространены заказные убийства, но иногда они случались, и часто исполнителю этой акции в качестве поощрения лидеры выкатывали новенькие, последней марки «Жигули».
Табель о рангах строго соблюдалась – никто из рядовых членов бригад без разрешения старших не имел права сесть за руль иномарки, особенно строго такое правило соблюдалось в провинции, где все на виду. Иномарками почти никто не пользовался, но вскоре они стали появляться. Первой модной и престижной машиной того времени был автомобиль шведского концерна «Вольво», на нем ездили высокопоставленные чиновники, богатые коммерсанты и столичные криминальные авторитеты вроде Сильвестра. Братва стала богатеть, и на иномарки пересели сначала бригадиры, а затем постепенно и другие лучшие люди группировок.
Модели иномарок тоже стали меняться, после «Вольво» широкой популярностью пользовалась машина немецкого автомобильного концерна «БМВ». Часто ее братва даже называла «Боевая машина вымогателя».
Мне на практике пришлось сталкиваться с такой машиной. Однажды одного из моих клиентов «закрыли» по статье «Перевозка и хранение оружия». Так получилось, что спустя некоторое время мне удалось это дело разрушить. И ребят выпустили, но машину, на которой они ехали, сыщики оставили в милиции, а затем, поняв свою ошибку, стали мне, как их адвокату, усиленно предлагать, чтобы братки пришли за машиной в отделение. Клиенты заподозрили, что их ждет «ментовская подстава». В то же время оставлять машину милиции им тоже не хотелось. Их старшие приняли решение, чтобы машину забрал я. Мне оформили доверенность, и вскоре я перегнал «БМВ».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12