Главарь выдал своих сообщников, чтобы самому удрать с ценной добычей, которой теперь ни с кем не нужно было делиться.
Только малая часть добычи осталась в руках двух бандитов. Остальное взял «на хранение» их главарь. По описанию, данному Ковалевским, одни только бриллианты, красивые и крупные как горох, стоили в десятки раз больше, чем эти два миллиона злотых и горстка не слишком ценных колечек и браслетов, которые Тополевский оставил своим сообщникам.
Естественно, в Зелена-Гуре никто ничего не мог сказать о Станиславе Тополевском. Так ли его звали на самом деле? Под этим именем он был известен на «спекулянтской площади», так же он представился и будущим сообщникам. Однако никто из них не знал, где этот человек живет. Оказалось, что он нигде не прописан.
Поиск Станислава Тополевского не дал результатов, и его дело было закрыто. Двое других бандитов предстали перед воеводским судом во Вроцлаве. После трехдневного заседания, которое вызвало огромный интерес всего города, суд приговорил Владимира Ковалевского и Юзефа Бунерло к смертной казни.
Бандитов защищали четыре адвоката, естественно назначенных судом, потому что ни один не хотел браться за такое грязное дело добровольно. После вынесения приговора защита подала апелляцию в Верховный суд в Варшаве. Там согласились с мнением адвокатов о том, что убийства совершил третий преступник, не пойманный до сих пор Станислав Тополевский. Ведь на стилете и на орудии пыток – кочерге были обнаружены отпечатки пальцев с двойной петлей. Ни у Ковалевского, ни у Бунерло не было таких папиллярных линий. А поскольку все сомнения следует толковать в пользу обвиняемых, суд снял с них обвинение в непосредственном совершении убийства, им вменялось в вину лишь вооруженное нападение и соучастие в убийстве Генрика и Эммы Ротвальд. Смертную казнь им заменили пожизненным заключением.
Станислава Тополевского так и не нашли. Правда, отпечаток двойной петли остался в реестрах Главного управления милиции в Варшаве, но больше его никогда не встречали. Через пять лет следствие по делу сбежавшего бандита было прекращено и дело отправили в архив. Оно спокойно лежало там вплоть до дня, когда из Забегово прибыла поручник Барбара Шливиньска и попросила его для ознакомления.
Барбара взяла с собой фотографию отпечатков пальцев Владислава Червономейского. Специалист по дактилоскопии, только бросив на нее взгляд, сказал:
– Нет сомнений, что эта самая рука держала стилет, которым были убиты Генрик Ротвальд и его жена Эмма. Такую двойную петлю я видел лишь в учебнике по криминалистике, на практике никогда с подобными линиями не встречался. Это большая редкость. Но если вы ничего больше не найдете против этого типа, я посмеюсь, и громко. Вы же ничего ему не сделаете. Двадцатилетний срок давности истек еще в 1966 году. Можете даже не искать его.
– Мы ищем не его, а того, кто его убил.
– Понимаю, – догадался эксперт. – «Алфавитный убийца»? А мне сразу и ни к чему, что вы из Забегово.
– У меня к вам еще одна просьба.
– Для такой милой коллеги…
– В этом деле есть еще отпечатки пальцев Ковалевского и Бунерло. Вы не могли бы сделать копии в вашей лаборатории? Они могут мне пригодиться. Подчеркиваю, что никакого официального запроса из комендатуры в Забегово у меня нет.
Капитан махнул рукой:
– Оставим эти формальности. Сделаю. Ясно, что эти фотографии нужны вам не на память.
– Но это нужно срочно! Я хотела бы скорее вернуться в Забегово. Ирак проканителилась во Вроцлаве пять дней.
– Через два часа фотографии будут готовы.
Двадцать три года раскаяния
Вопреки опасениям поручника Барбары Шливиньской на этот раз ее встретили в Забегово очень мило. Когда она вошла в кабинет коменданта, майор Станислав Зайончковский даже встал из-за стола и вышел поприветствовать девушку. Его всегда серьезное лицо осветила слабая улыбка. Он подал девушке руку и на секунду задержал ее ладонь.
Как будто колебался: не поцеловать ли… Но скорее всего, подумал, что коменданту милиции не пристало это делать.
– Очень рад, что вы уже вернулись.
– О-о-о! – Барбара отметила, что это лицо с улыбкой гораздо привлекательнее.
– Ну, меня очень интересует, что вы обнаружили.
– Я думала… – В голосе Барбары послышалось легкое разочарование. – Я думала, меня ждет выговор за слишком долгое пребывание во Вроцлаве. Но у меня действительно есть много интересных новостей. Лучше всего было бы сообщить о них в присутствии всех сотрудников. Иначе все придется повторять четыре раза.
– Зося! – крикнул майор в незакрытую, как обычно, дверь. – Полещука, Стефаньского и Жешотко ко мне, немедленно!
– А что нового в Забегово?
– Жешотко зверствует. Опросил половину жителей. Организовал две ночные облавы и налеты на пивные и железнодорожный вокзал. Кроме того, он распустил слух, что вы выехали на неделю, взяв отпуск по личным обстоятельствам.
Шливиньска рассмеялась:
– Отпуск – не так уж глупо. Значит, у меня есть еще два свободных дня, ведь во Вроцлаве я была только пять дней.
– Речь не об этом. Весь город зашумел. Люди признали, что милиция может быть оперативной. Очень хвалили деятельность подпоручника.
– А какие она дала результаты?
– Полная КПЗ. Больше всего пьяниц, которые не в состоянии попасть домой. Есть и такие, о которых неизвестно, где они спят и чем живут. Этих мы держали дольше, затем Жешотко позаботился о том, чтобы они как можно скорее покинули негостеприимный для них город. Задержали также трех молодых парней, обворовавших киоск на Гливицкой. Их взяли с поличным. Прокурор уже занялся ими. Признались и в других взломах.
Входившие в кабинет коменданта офицеры сердечно приветствовали девушку. Видно было, что они уже признали ее своей. Стефаньский даже расцеловал Барбару в обе щеки, что, естественно, не понравилось суровому начальнику, который не любил таких публичных проявлений фамильярности.
Шливиньска по приготовленному еще во Вроцлаве конспекту вкратце доложила дело об убийстве супругов Ротвальд. Ее выслушали с глубочайшим вниманием.
– Поздравляю, Бася, – сказал капитан Зигмунт Полещук. – Теперь и у меня не осталось никаких сомнений в том, что твоя версия правильна. «Алфавитный убийца» с самого начала стремился прикончить Станислава Тополевского, то есть Владислава Червономейского. А других убивал, чтобы ввести нас в заблуждение. И это ему удалось бы, если бы не наш ченстоховский гений.
Все засмеялись, а девушка, довольная похвалой, слегка покраснела. Стефаньский намекнул, что такой успех нужно отметить. Естественно, за счет «гения». Если не сейчас, то вечером.
– Прошу внимания. – Майор призвал присутствующих к порядку. – Мы здесь собрались на совещание.
– О чем тут говорить? Дело абсолютно ясное, – вынес приговор Стефаньский. – «Алфавитный убийца» – это один из тех двух бандитов, Ковалевский или Бунерло. Нужно их найти и посадить.
– Обоих? – иронично спросил капитан.
– Хватит одного, того, которому хорошо известно об убийстве Червономейского.
– И как ты это сделаешь?
– Кто-то из них должен быть жителем Забегово.
– Необязательно. Он может, например, жить в Папротне. Или даже в Катовице. Кроме того, факт проживания в Забегово не является доказательством убийства. Нужны улики.
– Но ведь Бася привезла отпечатки пальцев тех людей.
– Этих отпечатков нет в материалах дела о четырех убийствах.
Спор все более разгорался.
– Спокойнее, – вмешался майор. – В этом деле много темных мест. Следует прежде всего выяснить, нет ли за Станиславом Тополевским, или, иначе говоря, за нашим всеми уважаемым садоводом Червономейским, других преступлений. Например, военных. А также не было ли у него соучастников. Я говорю не о вроцлавском преступлении, у которого истек срок давности, а о более поздних.
– Ловкий, подлец, – буркнул Стефаньский. – Умело избавился от соучастников, а сам снял сливки. Произошла только одна осечка. Он думал, что те двое получат вышку и таким образом исчезнут последние свидетели его преступления. Если бы он знал об изменении приговора, наверняка в Польшу бы не вернулся. А кстати, зачем он вернулся?
– Это очень просто объяснить, – сказал Зигмунт Полещук, который два года работал за границей. – Во Франции этот человек был никто. Обычный крестьянин из-под Лиона. Там его деньги никого не удивляли, потому что даже в поселке, где он жил, наверняка были люди богаче. Кроме того, он был иностранцем, чужаком, который ест французский хлеб. Независимо от гражданства, трудолюбия или богатства он оставался бы там чужим до конца жизни, человеком, которого бы местное окружение терпело, но презирало. Никаких дружеских отношений, никаких контактов, кроме официальных, он иметь не мог.
– А дети?
– Дети – другое дело. Они родились уже во Франции, жили в большом городе, где отношения между людьми значительно либеральнее, чем в консервативной деревне. Дети, благодаря своим семьям, входят в городское общество, их признают своими. Тут огромная разница. Здесь же Червономейский с самого начала, с момента, когда его элегантная «симка» появилась на улицах Забегово, считался человеком, которому можно позавидовать. Людям нравилось его богатство и то, что он жил за границей. И при всем этом он был своим, земляком из-под Чешина. Стоило посмотреть, как этому человеку кланялись на улице, как приходили к нему за советом. Этого он и через сто лет не дождался бы в Лионе или даже в своей родной деревне.
– Да, – подтвердил майор, – Зигмунт прав. К тому же этот человек мог просто тосковать по родным краям.
– Может, он потому и пошел на преступление, чтобы потом вернуться на родину богатым человеком, – добавил Эдмунд Жешотко.
– Хватит теорий. – Майор понял, что совещание явно затягивается. – Нужно выяснить истинную фамилию садовода. Тополевский или Червономейский? Как после войны он оказался в Польше? Не совершил ли он здесь еще каких-нибудь преступлений? Жил ли он во Франции только под фамилией Червономейский? Может, он и там вел двойную жизнь? Что он делал в Советском Союзе после освобождения из плена? Как видите, впереди очень много работы. А еще те двое.
– Те двое?
– Именно, те два бандита. Нужно выяснить, что было с ними дальше, после изменения приговора. Нетрудно догадаться, что если они выжили, то уже должны быть на свободе. Одна из амнистий заменила все пожизненные сроки лишения свободы пятнадцатью годами. Значит, не позднее 1961 года они освободились. Что они делали потом? Где они живут сейчас?
– Куча работы. Не завидую Басе, – заметил Стефаньский.
– Каждому хватит работы, – утешил майор поручника, – вам тоже. Только когда все это проверим, можно будет установить, кто из этих двоих убийца. Естественно, опираясь на точные доказательства. А в данный момент у нас нет ни одного.
В тот же день в Варшаву было отправлено новое письмо с просьбой предоставить информацию о Ковалевском и Бунерло. В письме спрашивали, в каких исправительных заведениях они отбывали наказание, как себя вели, когда вышли на свободу и где находятся сейчас.
Тем временем пришла информация о рядовом III полка танковой дивизии «Бреслау», военнопленном из-под Сталинграда Вальдемаре Червономейском. Этот человек еще в 1944 году подал рапорт об освобождении его из лагеря и о разрешении вступить в ряды Войска Польского. Свое желание он мотивировал тем, что является поляком, родился на территории Польши, а в вермахт его взяли насильно, вопреки нормам международного права. Этот рапорт прошел длинную официальную дорогу. Каждое содержавшееся в нем сведение требовалось проверить, что в условиях продолжавшейся войны было не так просто сделать. В конце концов просьбу удовлетворили в марте 1945 года, но уже не Вальдемара, а Владислава Червономейского освободили из лагеря с правом выезда в Польшу. На этом след обрывался. В Польше Владислав Червономейский в этот период не был зарегистрирован.
Франция же подтвердила, что в 1948 году Владислав Червономейский, прежде проживавший в Эльзасе и оставивший здесь жену и двоих детей, вернулся на свое последнее место жительства, прибыв из Англии. До этого, как следовало из его документов, он находился в зоне американской оккупации на западе Германии и еще два года в Швеции. Французские власти подтвердили также, что затем Червономейский переселился под Лион, где завел собственное хозяйство. Судим не был. Перед выездом в Польшу все налоговые дела урегулировал.
– Так, – сказал Зайончковский, – из плена этого человека освободили достаточно поздно. Может, в конце войны он не сумел попасть в Войско Польское. А может, вообще не пытался. У него уже тогда, вероятно, появились какие-то преступные замыслы. Отсюда изменение имени, а позже фамилии.
– Удивляет меня одно совпадение, – добавила поручник Шливиньска. – Служба в танковой дивизии «Бреслау» говорит о том, что этот человек проходил военную подготовку в вермахте как раз в этом городе. Преступление тоже совершено во Вроцлаве. Думаю, Червономейский уже тогда слышал о богатствах Ротвальдов, может, даже лично знал их и с того времени вынашивал преступный замысел.
– Это тоже объясняет изменение имени и фамилии. А зачем бы еще он это сделал? В Польше ему ничто не грозило, не было также никаких препятствий для возвращения во Францию. Сотни и тысячи поляков из Франции и Бельгии, принудительно взятых в вермахт, возвращались к своим семьям после освобождения из советских лагерей для военнопленных. Возвращались также узники гитлеровских концлагерей. Им не чинили никаких препятствий. При французском посольстве в Варшаве существовала даже специальная миссия, помогавшая этим людям. Польские власти также оказывали им всяческую помощь. Так что у него не было причин бродяжничать три года по Западной Германии, Швеции и Англии.
– Этот путь был самым безопасным для убийцы Ротвальдов, – пояснил капитан Полещук. – Между прочим, он сказал своим соучастникам, что они вместе уйдут через Чехословакию, а сам выбрал совершенно другой маршрут. Наверное, где-то в районе Щецина перешел границу и попал в советскую зону оккупации, так тогда называлась территория сегодняшней ГДР. Потом он из Берлина перебрался в западную часть города, а оттуда без больших затруднений, поскольку имел много денег, к американцам в Западную Германию.
– А почему он не вернулся к семье в Эльзас?
– Может быть, он вначале вообще не собирался туда возвращаться. А может, считал, что лучше переждать года два где-нибудь в другом месте, пока дело заглохнет. Этот человек боялся также, что следствие, ведущееся в Польше, раскроет его подлинное имя и французский адрес. А как убийца такого известного человека, да еще с женой, он мог быть выдан Францией нашим властям или же предстать перед французским судом. В конечном счете разница была бы невелика: здесь виселица, там гильотина. Ничего удивительного в том, что человек, так тщательно спланировавший преступление и все свои последующие действия, чувствовал себя безопаснее в хаосе, который тогда господствовал в Германии.
– А почему Швеция и Англия? – Подпоручник Жешотко все же был непревзойденным мастером по части задавать вопросы.
– Образование дополняет ум, но лишь если он есть, – пробормотал Стефаньский.
Грохнул всеобщий смех. Эдмунд зарделся как девушка.
– Разве вас не учили, подпоручник, – сказал майор резким голосом, – что скрывающиеся преступники часто меняют место жительства? А поручника Стефаньского я попрошу не делать подобных замечаний.
– Одно хорошо, – заметила Шливиньска, – ответы, которые мы получили на наши вопросы, до конца проясняют дело Владислава Червономейского. Не нужно будет больше им заниматься. Кроме того преступления, как вытекает из результатов изучения его дальнейшей биографии, у него на совести ничего не было.
– Хватило и одного, но хорошего. – Неисправимый Стефаньский не умел держать язык за зубами. – До конца жизни хватило. Осталось и на красивый памятник на кладбище.
– Теперь все внимание мы должны сконцентрировать на двух бывших заключенных, – продолжала Шливиньска. – Один из них наверняка «алфавитный убийца». Однако правильно сказал гражданин майор, что у нас нет против этого человека никаких доказательств. И у нас будут трудности с установлением личности преступника.
– Который живет в Забегово.
– Не уверена. Они могут оба жить здесь. Но, возможно, не живет ни один. Может жить один, а убийца – тот, второй. Наконец, они могли сговориться между собой, в чем я, правда, сомневаюсь. Но все это только теоретические предположения. Посмотрим, что нам покажет будущее. Завтра утром мы должны получить ответ из Варшавы.
Варшава рассеяла сомнения. Оказалось, что Ковалевский вышел на свободу из тюрьмы в Равиге в августе 1960 года. Ему немного сократили срок за хорошее поведение. Он стал работать водителем городского автобуса в Познани – туда его направила милиция и помогла устроиться на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Только малая часть добычи осталась в руках двух бандитов. Остальное взял «на хранение» их главарь. По описанию, данному Ковалевским, одни только бриллианты, красивые и крупные как горох, стоили в десятки раз больше, чем эти два миллиона злотых и горстка не слишком ценных колечек и браслетов, которые Тополевский оставил своим сообщникам.
Естественно, в Зелена-Гуре никто ничего не мог сказать о Станиславе Тополевском. Так ли его звали на самом деле? Под этим именем он был известен на «спекулянтской площади», так же он представился и будущим сообщникам. Однако никто из них не знал, где этот человек живет. Оказалось, что он нигде не прописан.
Поиск Станислава Тополевского не дал результатов, и его дело было закрыто. Двое других бандитов предстали перед воеводским судом во Вроцлаве. После трехдневного заседания, которое вызвало огромный интерес всего города, суд приговорил Владимира Ковалевского и Юзефа Бунерло к смертной казни.
Бандитов защищали четыре адвоката, естественно назначенных судом, потому что ни один не хотел браться за такое грязное дело добровольно. После вынесения приговора защита подала апелляцию в Верховный суд в Варшаве. Там согласились с мнением адвокатов о том, что убийства совершил третий преступник, не пойманный до сих пор Станислав Тополевский. Ведь на стилете и на орудии пыток – кочерге были обнаружены отпечатки пальцев с двойной петлей. Ни у Ковалевского, ни у Бунерло не было таких папиллярных линий. А поскольку все сомнения следует толковать в пользу обвиняемых, суд снял с них обвинение в непосредственном совершении убийства, им вменялось в вину лишь вооруженное нападение и соучастие в убийстве Генрика и Эммы Ротвальд. Смертную казнь им заменили пожизненным заключением.
Станислава Тополевского так и не нашли. Правда, отпечаток двойной петли остался в реестрах Главного управления милиции в Варшаве, но больше его никогда не встречали. Через пять лет следствие по делу сбежавшего бандита было прекращено и дело отправили в архив. Оно спокойно лежало там вплоть до дня, когда из Забегово прибыла поручник Барбара Шливиньска и попросила его для ознакомления.
Барбара взяла с собой фотографию отпечатков пальцев Владислава Червономейского. Специалист по дактилоскопии, только бросив на нее взгляд, сказал:
– Нет сомнений, что эта самая рука держала стилет, которым были убиты Генрик Ротвальд и его жена Эмма. Такую двойную петлю я видел лишь в учебнике по криминалистике, на практике никогда с подобными линиями не встречался. Это большая редкость. Но если вы ничего больше не найдете против этого типа, я посмеюсь, и громко. Вы же ничего ему не сделаете. Двадцатилетний срок давности истек еще в 1966 году. Можете даже не искать его.
– Мы ищем не его, а того, кто его убил.
– Понимаю, – догадался эксперт. – «Алфавитный убийца»? А мне сразу и ни к чему, что вы из Забегово.
– У меня к вам еще одна просьба.
– Для такой милой коллеги…
– В этом деле есть еще отпечатки пальцев Ковалевского и Бунерло. Вы не могли бы сделать копии в вашей лаборатории? Они могут мне пригодиться. Подчеркиваю, что никакого официального запроса из комендатуры в Забегово у меня нет.
Капитан махнул рукой:
– Оставим эти формальности. Сделаю. Ясно, что эти фотографии нужны вам не на память.
– Но это нужно срочно! Я хотела бы скорее вернуться в Забегово. Ирак проканителилась во Вроцлаве пять дней.
– Через два часа фотографии будут готовы.
Двадцать три года раскаяния
Вопреки опасениям поручника Барбары Шливиньской на этот раз ее встретили в Забегово очень мило. Когда она вошла в кабинет коменданта, майор Станислав Зайончковский даже встал из-за стола и вышел поприветствовать девушку. Его всегда серьезное лицо осветила слабая улыбка. Он подал девушке руку и на секунду задержал ее ладонь.
Как будто колебался: не поцеловать ли… Но скорее всего, подумал, что коменданту милиции не пристало это делать.
– Очень рад, что вы уже вернулись.
– О-о-о! – Барбара отметила, что это лицо с улыбкой гораздо привлекательнее.
– Ну, меня очень интересует, что вы обнаружили.
– Я думала… – В голосе Барбары послышалось легкое разочарование. – Я думала, меня ждет выговор за слишком долгое пребывание во Вроцлаве. Но у меня действительно есть много интересных новостей. Лучше всего было бы сообщить о них в присутствии всех сотрудников. Иначе все придется повторять четыре раза.
– Зося! – крикнул майор в незакрытую, как обычно, дверь. – Полещука, Стефаньского и Жешотко ко мне, немедленно!
– А что нового в Забегово?
– Жешотко зверствует. Опросил половину жителей. Организовал две ночные облавы и налеты на пивные и железнодорожный вокзал. Кроме того, он распустил слух, что вы выехали на неделю, взяв отпуск по личным обстоятельствам.
Шливиньска рассмеялась:
– Отпуск – не так уж глупо. Значит, у меня есть еще два свободных дня, ведь во Вроцлаве я была только пять дней.
– Речь не об этом. Весь город зашумел. Люди признали, что милиция может быть оперативной. Очень хвалили деятельность подпоручника.
– А какие она дала результаты?
– Полная КПЗ. Больше всего пьяниц, которые не в состоянии попасть домой. Есть и такие, о которых неизвестно, где они спят и чем живут. Этих мы держали дольше, затем Жешотко позаботился о том, чтобы они как можно скорее покинули негостеприимный для них город. Задержали также трех молодых парней, обворовавших киоск на Гливицкой. Их взяли с поличным. Прокурор уже занялся ими. Признались и в других взломах.
Входившие в кабинет коменданта офицеры сердечно приветствовали девушку. Видно было, что они уже признали ее своей. Стефаньский даже расцеловал Барбару в обе щеки, что, естественно, не понравилось суровому начальнику, который не любил таких публичных проявлений фамильярности.
Шливиньска по приготовленному еще во Вроцлаве конспекту вкратце доложила дело об убийстве супругов Ротвальд. Ее выслушали с глубочайшим вниманием.
– Поздравляю, Бася, – сказал капитан Зигмунт Полещук. – Теперь и у меня не осталось никаких сомнений в том, что твоя версия правильна. «Алфавитный убийца» с самого начала стремился прикончить Станислава Тополевского, то есть Владислава Червономейского. А других убивал, чтобы ввести нас в заблуждение. И это ему удалось бы, если бы не наш ченстоховский гений.
Все засмеялись, а девушка, довольная похвалой, слегка покраснела. Стефаньский намекнул, что такой успех нужно отметить. Естественно, за счет «гения». Если не сейчас, то вечером.
– Прошу внимания. – Майор призвал присутствующих к порядку. – Мы здесь собрались на совещание.
– О чем тут говорить? Дело абсолютно ясное, – вынес приговор Стефаньский. – «Алфавитный убийца» – это один из тех двух бандитов, Ковалевский или Бунерло. Нужно их найти и посадить.
– Обоих? – иронично спросил капитан.
– Хватит одного, того, которому хорошо известно об убийстве Червономейского.
– И как ты это сделаешь?
– Кто-то из них должен быть жителем Забегово.
– Необязательно. Он может, например, жить в Папротне. Или даже в Катовице. Кроме того, факт проживания в Забегово не является доказательством убийства. Нужны улики.
– Но ведь Бася привезла отпечатки пальцев тех людей.
– Этих отпечатков нет в материалах дела о четырех убийствах.
Спор все более разгорался.
– Спокойнее, – вмешался майор. – В этом деле много темных мест. Следует прежде всего выяснить, нет ли за Станиславом Тополевским, или, иначе говоря, за нашим всеми уважаемым садоводом Червономейским, других преступлений. Например, военных. А также не было ли у него соучастников. Я говорю не о вроцлавском преступлении, у которого истек срок давности, а о более поздних.
– Ловкий, подлец, – буркнул Стефаньский. – Умело избавился от соучастников, а сам снял сливки. Произошла только одна осечка. Он думал, что те двое получат вышку и таким образом исчезнут последние свидетели его преступления. Если бы он знал об изменении приговора, наверняка в Польшу бы не вернулся. А кстати, зачем он вернулся?
– Это очень просто объяснить, – сказал Зигмунт Полещук, который два года работал за границей. – Во Франции этот человек был никто. Обычный крестьянин из-под Лиона. Там его деньги никого не удивляли, потому что даже в поселке, где он жил, наверняка были люди богаче. Кроме того, он был иностранцем, чужаком, который ест французский хлеб. Независимо от гражданства, трудолюбия или богатства он оставался бы там чужим до конца жизни, человеком, которого бы местное окружение терпело, но презирало. Никаких дружеских отношений, никаких контактов, кроме официальных, он иметь не мог.
– А дети?
– Дети – другое дело. Они родились уже во Франции, жили в большом городе, где отношения между людьми значительно либеральнее, чем в консервативной деревне. Дети, благодаря своим семьям, входят в городское общество, их признают своими. Тут огромная разница. Здесь же Червономейский с самого начала, с момента, когда его элегантная «симка» появилась на улицах Забегово, считался человеком, которому можно позавидовать. Людям нравилось его богатство и то, что он жил за границей. И при всем этом он был своим, земляком из-под Чешина. Стоило посмотреть, как этому человеку кланялись на улице, как приходили к нему за советом. Этого он и через сто лет не дождался бы в Лионе или даже в своей родной деревне.
– Да, – подтвердил майор, – Зигмунт прав. К тому же этот человек мог просто тосковать по родным краям.
– Может, он потому и пошел на преступление, чтобы потом вернуться на родину богатым человеком, – добавил Эдмунд Жешотко.
– Хватит теорий. – Майор понял, что совещание явно затягивается. – Нужно выяснить истинную фамилию садовода. Тополевский или Червономейский? Как после войны он оказался в Польше? Не совершил ли он здесь еще каких-нибудь преступлений? Жил ли он во Франции только под фамилией Червономейский? Может, он и там вел двойную жизнь? Что он делал в Советском Союзе после освобождения из плена? Как видите, впереди очень много работы. А еще те двое.
– Те двое?
– Именно, те два бандита. Нужно выяснить, что было с ними дальше, после изменения приговора. Нетрудно догадаться, что если они выжили, то уже должны быть на свободе. Одна из амнистий заменила все пожизненные сроки лишения свободы пятнадцатью годами. Значит, не позднее 1961 года они освободились. Что они делали потом? Где они живут сейчас?
– Куча работы. Не завидую Басе, – заметил Стефаньский.
– Каждому хватит работы, – утешил майор поручника, – вам тоже. Только когда все это проверим, можно будет установить, кто из этих двоих убийца. Естественно, опираясь на точные доказательства. А в данный момент у нас нет ни одного.
В тот же день в Варшаву было отправлено новое письмо с просьбой предоставить информацию о Ковалевском и Бунерло. В письме спрашивали, в каких исправительных заведениях они отбывали наказание, как себя вели, когда вышли на свободу и где находятся сейчас.
Тем временем пришла информация о рядовом III полка танковой дивизии «Бреслау», военнопленном из-под Сталинграда Вальдемаре Червономейском. Этот человек еще в 1944 году подал рапорт об освобождении его из лагеря и о разрешении вступить в ряды Войска Польского. Свое желание он мотивировал тем, что является поляком, родился на территории Польши, а в вермахт его взяли насильно, вопреки нормам международного права. Этот рапорт прошел длинную официальную дорогу. Каждое содержавшееся в нем сведение требовалось проверить, что в условиях продолжавшейся войны было не так просто сделать. В конце концов просьбу удовлетворили в марте 1945 года, но уже не Вальдемара, а Владислава Червономейского освободили из лагеря с правом выезда в Польшу. На этом след обрывался. В Польше Владислав Червономейский в этот период не был зарегистрирован.
Франция же подтвердила, что в 1948 году Владислав Червономейский, прежде проживавший в Эльзасе и оставивший здесь жену и двоих детей, вернулся на свое последнее место жительства, прибыв из Англии. До этого, как следовало из его документов, он находился в зоне американской оккупации на западе Германии и еще два года в Швеции. Французские власти подтвердили также, что затем Червономейский переселился под Лион, где завел собственное хозяйство. Судим не был. Перед выездом в Польшу все налоговые дела урегулировал.
– Так, – сказал Зайончковский, – из плена этого человека освободили достаточно поздно. Может, в конце войны он не сумел попасть в Войско Польское. А может, вообще не пытался. У него уже тогда, вероятно, появились какие-то преступные замыслы. Отсюда изменение имени, а позже фамилии.
– Удивляет меня одно совпадение, – добавила поручник Шливиньска. – Служба в танковой дивизии «Бреслау» говорит о том, что этот человек проходил военную подготовку в вермахте как раз в этом городе. Преступление тоже совершено во Вроцлаве. Думаю, Червономейский уже тогда слышал о богатствах Ротвальдов, может, даже лично знал их и с того времени вынашивал преступный замысел.
– Это тоже объясняет изменение имени и фамилии. А зачем бы еще он это сделал? В Польше ему ничто не грозило, не было также никаких препятствий для возвращения во Францию. Сотни и тысячи поляков из Франции и Бельгии, принудительно взятых в вермахт, возвращались к своим семьям после освобождения из советских лагерей для военнопленных. Возвращались также узники гитлеровских концлагерей. Им не чинили никаких препятствий. При французском посольстве в Варшаве существовала даже специальная миссия, помогавшая этим людям. Польские власти также оказывали им всяческую помощь. Так что у него не было причин бродяжничать три года по Западной Германии, Швеции и Англии.
– Этот путь был самым безопасным для убийцы Ротвальдов, – пояснил капитан Полещук. – Между прочим, он сказал своим соучастникам, что они вместе уйдут через Чехословакию, а сам выбрал совершенно другой маршрут. Наверное, где-то в районе Щецина перешел границу и попал в советскую зону оккупации, так тогда называлась территория сегодняшней ГДР. Потом он из Берлина перебрался в западную часть города, а оттуда без больших затруднений, поскольку имел много денег, к американцам в Западную Германию.
– А почему он не вернулся к семье в Эльзас?
– Может быть, он вначале вообще не собирался туда возвращаться. А может, считал, что лучше переждать года два где-нибудь в другом месте, пока дело заглохнет. Этот человек боялся также, что следствие, ведущееся в Польше, раскроет его подлинное имя и французский адрес. А как убийца такого известного человека, да еще с женой, он мог быть выдан Францией нашим властям или же предстать перед французским судом. В конечном счете разница была бы невелика: здесь виселица, там гильотина. Ничего удивительного в том, что человек, так тщательно спланировавший преступление и все свои последующие действия, чувствовал себя безопаснее в хаосе, который тогда господствовал в Германии.
– А почему Швеция и Англия? – Подпоручник Жешотко все же был непревзойденным мастером по части задавать вопросы.
– Образование дополняет ум, но лишь если он есть, – пробормотал Стефаньский.
Грохнул всеобщий смех. Эдмунд зарделся как девушка.
– Разве вас не учили, подпоручник, – сказал майор резким голосом, – что скрывающиеся преступники часто меняют место жительства? А поручника Стефаньского я попрошу не делать подобных замечаний.
– Одно хорошо, – заметила Шливиньска, – ответы, которые мы получили на наши вопросы, до конца проясняют дело Владислава Червономейского. Не нужно будет больше им заниматься. Кроме того преступления, как вытекает из результатов изучения его дальнейшей биографии, у него на совести ничего не было.
– Хватило и одного, но хорошего. – Неисправимый Стефаньский не умел держать язык за зубами. – До конца жизни хватило. Осталось и на красивый памятник на кладбище.
– Теперь все внимание мы должны сконцентрировать на двух бывших заключенных, – продолжала Шливиньска. – Один из них наверняка «алфавитный убийца». Однако правильно сказал гражданин майор, что у нас нет против этого человека никаких доказательств. И у нас будут трудности с установлением личности преступника.
– Который живет в Забегово.
– Не уверена. Они могут оба жить здесь. Но, возможно, не живет ни один. Может жить один, а убийца – тот, второй. Наконец, они могли сговориться между собой, в чем я, правда, сомневаюсь. Но все это только теоретические предположения. Посмотрим, что нам покажет будущее. Завтра утром мы должны получить ответ из Варшавы.
Варшава рассеяла сомнения. Оказалось, что Ковалевский вышел на свободу из тюрьмы в Равиге в августе 1960 года. Ему немного сократили срок за хорошее поведение. Он стал работать водителем городского автобуса в Познани – туда его направила милиция и помогла устроиться на работу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19