А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Она терпеливо ждала. Она знала, что и Маркус, и Алекс любят держать паузу в разговоре, считая, что тем самым ставят собеседника в трудное положение. Но ее на мякине не проведешь. Она тоже имела в запасе кое-какие приемы, для того чтобы показать, кто тут ведущий и кто ведомый, и знала о некоторых слабостях Маркуса, которые тоже использует к собственной выгоде.– Мой звонок пришелся не ко времени, Ронни? – спросил он наконец.Лучше бы он так ее не называл. Слишком уж это имя напоминало ей о той близости, что была между ними. Которой теперь уже никогда не будет. Но она уже просила его не называть ее так, и он проигнорировал ее просьбу. Больше к этому она возвращаться не станет.– Нет, сейчас я уже могу говорить.– Ты уверена, что не хочешь вернуться к той, что ответила на звонок? Если у тебя гости, я могу позже перезвонить.Он решил испробовать иную тактику. Прикинуться вежливым и учтивым. Но на эту уловку она тоже поддаваться не станет. Маркус выуживал у нее информацию, и она это почувствовала.– У меня нет гостей. Дженни – моя сестра, и она со мной живет.– У тебя есть сестра?Он задал вопрос так, словно она только что призналась, что находится в кровном родстве с инопланетянкой.– Да.– И как долго?– Сколько времени у меня есть сестра? С тех пор, как она родилась семнадцать с половиной лет назад.Она понимала, что он имеет в виду другое, но не поддеть его не могла.– Я спросил, как долго она с тобой живет, – уточнил он, едва сдерживая нетерпеливое раздражение.– Почти пять лет.Маркус с шумом втянул в себя воздух. Должно быть, он сообразил, что это означает. На ее попечении находилась сестра-подросток все то время, пока они были вместе.– Это невозможно. Ты мне ничего не говорила.– Ты меня ни о чем не спрашивал.Он снова замолчал. Она почувствовала, что на этот раз молчание объяснялось не желанием оказаться в господствующем положении, а ступором от услышанного.– Где твои родители?– К чему эти расспросы? – Она не понимала, в чем источник его внезапно проснувшегося любопытства. Прежде он никогда не задавал подобных вопросов, а ведь их отношения были куда ближе, чем сейчас. – Они умерли.Родители Ронни умерли? У нее на попечении сестра-подросток?– Она раньше никогда не отвечала на мои звонки. Он сказал глупость и понимал это, но это первое, чтопришло в его одурманенную голову.– Она была больна.– Все то время, пока мы встречались? – спросил он. В голосе его слышалось недоверие.– Да.Его не устраивали ее краткие ответы. Он хотел знать больше, и она, черт побери, могла бы более охотно рассказать о себе.– Что ты имеешь в виду? Как это она была больна все это время?Голос Ронни звучал ясно и четко, хотя она говорила тихо:– Когда ей исполнилось четырнадцать, у нее диагностировали неизлечимую болезнь крови.Черт! Почему он не знал об этом? Самый простой ответ – она ему об этом не сказала. Получалось, что корпоративный шпионаж – не единственное, что скрывала от него Ронни полтора года назад.– И как она сейчас? – Из него словно клещами вытянули этот вопрос.В том, что его так интересовала жизнь женщины, которая его предала, не было никакого смысла, но от этого его желание узнать подробности ее жизни не стало меньше.– Лучше.– Ты хочешь сказать, что она выздоровела? – уточнил он, потому что слово «лучше» ни о чем не говорило.– Да.– Я рад.Зачем он это сказал?Конечно, сама мысль о том, что ребенок неизлечимо болен, была отвратительна любому нормальному человеку, но то облегчение, что испытал Маркус, услышав «да», указывало на то, что он принял известие о болезни сестры Ронни как личное несчастье. Ему снова захотелось выругаться. Он даже не знал эту девочку и не собирался углубляться в жизнь Ронни. С него хватит. Хотя, если честно, он и до этого особенно не интересовался ее жизнью.Но осознание того, что Ронни столько всего от него скрывала, заставляло его злиться.– И я тоже, – сказала Вероника в ответ на его необъяснимую реплику. – Но ведь ты позвонил мне не для того, чтобы обсуждать мою сестру?Он крепче сжал трубку. Как это у нее получается: минуту назад она была такой трогательно ранимой и слабой, а потом вдруг – само спокойствие и уверенность в себе?– Ты права. Я звоню, чтобы назначить тебе свидание.– Свидание? – В трубке послышался короткий смешок. – Едва ли я могу назвать нашу предполагаемую встречу, какой бы она ни была, свиданием.– Почему? Нам было чертовски хорошо вместе.Он не мог отказать себе в удовольствии поставить ее перед очевидным фактом.– Не надо. – На этот раз в голосе ее не было и следа насмешки. Ему показалось, что он услышал нотки отчаяния.Он улыбнулся:– Не надо что, моя сладкая?Он намеренно употребил нежное обращение, зная, что ее это раздражает.– Не надо называть меня своей сладкой и делать вид, словно ты хочешь возобновить наши отношения. Я не настолько наивна.В голосе ее по-настоящему слышалось отчаяние, и это его удивило. Однако желание довести разговор до логического конца у него не пропало.– А что, если мне этого все же хочется? – спросил он, намеренно придавая тону сердитый оттенок.Она и раньше не была наивной. Если из них двоих кто и был простодушен, так это он, Маркус. Он ей доверился, и вот куда это его привело! Больше года воздержания и воспоминания, от которых он целые ночи проводил без сна.– Брось, Маркус. Мы с тобой оба знаем, чтоты мной уже не интересуешься. Я была для тебя временной партнершей в постели, которая предала компанию, на которую ты работал. Ты не более заинтересован в возобновлении наших отношений, если таковые у нас и были, чем я.Он чувствовал, что она старается казаться спокойной, но голос ее на мгновение дрогнул. Может, она не настолько к нему охладела, как пытается это показать?– А что, если я тобой интересуюсь? – спросил он под влиянием какого-то необъяснимого порыва.Впрочем, это могло быть продиктовано острым желанием заставить ее сбросить маску спокойствия.– Тебе это не надо, – сказала она так, словно вынесла приговор.– Ты слишком в себе уверена, моя сладкая. Ошибочно считать, что знаешь своего оппонента, как не раз прочитанную книгу. – Разве полтора года назад он не совершил ту же ошибку, полагая, что ему отлично известны мысли и чувства Ронни? – Тебе не приходило в голову задуматься над тем, почему я не поделился с Клайном сведениями о твоем шпионском прошлом?Он услышал, как Ронни на том конце линии резко втянула в себя воздух, и понял, что попал в цель.– Конечно, я задавала себе этот вопрос, – сказала она несколько напряженно. – Я и тебя об этом спрашивала, помнишь? Но ты отказался ответить.– Что, если я хочу назначить цену за молчание? – Он сам не верил, что говорит такое.Он скорее сам бы занялся корпоративным шпионажем, чем стал бы ее шантажировать. Так зачем он несет эту чушь?– Не смеши. Шантаж не в твоем стиле, Маркус, и я это знаю.Опять голос у нее стал безразличным, даже утомленным – словно весь этот разговор ей здорово наскучил. Он полтора года провел как на иголках, а она вела себя так, словно ни разу о нем и не вспомнила, и сама мысль о том, чтобы с ним снова переспать, казалась ей дурацкой шуткой.Что-то внутри его восстало против ее холодного безразличия.– Может, я кое-что узнал про тебя, когда ты уехала.– Что ты имеешь в виду?– Как играть в высшей лиге. Что, если цена моего молчания – ночь с тобой?Краткий миг тишины, а затем щелчок – она повесила трубку, поставив точку в разговоре.Он это сказал! Он действительно попытался путем шантажа затащить Ронни к себе в постель. Он не мог поверить в то, что дошел до такой низости. Ни один порядочный мужчина не станет заманивать женщину в свою постель таким образом, и нормальному здоровому мужчине это ни к чему. Маркус до сих пор считал себя порядочным.В трубке звучали короткие гудки.Проклятие! Что он наделал?! Глава 4 Вероника смотрела на телефонный аппарат так, словно этот зеленый прямоугольник собирался ее укусить.Да нет же. Телефоны не кусаются. Телефон не собака и не человек, обуреваемый жаждой отмщения.Последнее время у Вероники не раз возникало чувство, что она на грани, за которой безумие. Может, она уже переступила эту черту, не заметив? Или Маркус на самом деле пытался заставить ее вернуться к нему в постель? Она не могла поверить в то, что своими ушами слышала, как он сказал ей, что расскажет Клайну обо всем, если она с ним не переспит.Вероника покачала головой. Переспит! Этот эвфемизм никак не отражал того, что на самом деле случалось между ними. Вместе они никогда не спали. Он хотел секса – все просто и понятно, а потом – врозь по домам.Когда в прошлом они с Маркусом делили постель, о том, чтобы в ней спать, никто и не помышлял. Она вовсе не возражала против того, чтобы утром проснуться в его объятиях, просто Маркус такого не допускал. Не просыпаться в одной постели – таков был один из пунктов негласного договора. Когда люди вместе спят – не в смысле эвфемизма, – между ними возникают отношения, предполагающие некоторые обязательства.И в то же время образ беззаботного и легкого в общении холостяка, у которого пунктик относительно обязательств в любой форме, никак не соотносится с человеком, который принуждает женщину лечь с ним в постель с помощью шантажа. Разве нет?Вероника ощутила, как дрожит в руке телефон, и осторожно опустила его на столик, чтобы не уронить.Запах мясного рагу, томившегося в скороварке на кухне, защекотал ей ноздри в тот самый момент, как слух уловил голос сестры, напевавшей Эрону глупые детские песенки. Все как обычно… И эта реальность никак не вязалась с тем, что она только что услышала от Маркуса.Он пытался ее шантажировать.И не только это. Он проявил больше интереса к ее личной жизни, чем полтора года назад, когда они были любовниками.Она не могла этого понять. И откуда взялась эта робкая, но искушающая надежда, набухавшая в ней, как весенняя почка? Могла ли она и вправду надеяться на какое-то примирение?Только абсолютная дура могла на что-то надеяться после такого разговора.Маркус ей угрожал. Уже одно это плохо. Но что было выше ее понимания и заставляло дрожать от страха, так это перспектива оказаться с ним вновь в близких отношениях. Все эти полтора года разлуки она отчаянно по нему тосковала.С уходом от него в душе ее словно открылась дыра, зияющая пустота, которую не могло заполнить ни ликование от рождения сына, ни радость от выздоровлениясестры. У нее так никого и не было после Маркуса, и, если быть до конца честной, ей не хотелось заниматься любовью ни с кем, кроме него.Она плюхнулась на мягкий диван с зеленой обивкой, который купила по дешевке у пожилой пары, переезжавшей в дом поменьше. Ей всегда становилось хорошо на душе при мысли о том, какую удачную покупку она совершила – отличная добротная вещь за умеренную цену. Она еще кое-что приобрела у тех старичков, и все это служило ей верой и правдой. Ей бы сейчас об этом подумать, успокоиться, но нет – после разговора с Маркусом на ум шли только тревожные мысли.Его угроза вызвала к жизни образы, которые она все эти месяцы загоняла вглубь, в подсознание. И теперь воспоминания о тех первых свиданиях стали преследовать ее. Они были такими яркими, что она словно воочию чувствовала губами его губы – все тогда началось с невинного поцелуя, а потом… вскоре она утратила контроль над ситуацией.Несколько недель дело не шло дальше флирта на работе. Он уговорил ее пойти с ним на свидание и целовал ее, когда представлялась возможность, и совершенно недвусмысленно говорил ей, как сильно ее хочет. Она держала его на расстоянии, инстинкт подсказывал ей, что они ждут разного от их отношений. Она хотела будущего, а он – только ее тело.Но она не могла прекратить встречаться с ним, оказалась не в силах противостоять искушению. За ней ухаживал мужчина, которого она любила. Неизбежно то томление и желание, что она держала в узде целых три года, – а именно столько она любила Маркуса, – при первом удобном случае прорвались наружу, с легкостью преодолев те границы, что она себе поставила.И однажды вечером, когда он ее поцеловал, она прижалась к нему в бездумной потребности быть любимой.И, даже совершенно не будучи искушенной в языке тела, она узнала признаки, указывавшие на то, что он столь же возбужден, как и она. И Вероника испытала потрясение. Утратив бдительность, она сказала ему то, что никогда не должна была говорить:– Люби меня, Маркус. Пожалуйста, полюби меня. И тогда она почувствовала его ладони у себя на лице.Тела их оставались прижатыми друг к другу.– Открой глаза.Она повиновалась, хотя делать это ей совсем не хотелось. Спрятаться бы в темноте, за закрытыми веками! Но он не дал ей такой возможности.Она как-то угадала, что он собирается ей сказать то, что она не захочет услышать. И она оказалась права.Глаза его стали цвета Карибского моря.– Это секс, Ронни. Не любовь. Я не верю в те мифы, что придумывают люди, дабы оправдать собственные ошибки. Я предлагаю тебе секс. И черт меня подери, если это будет не самый лучший секс из всего, что у тебя было.Она в этом не сомневалась. Если бы даже у нее что-то было до Маркуса, то с ним ей будет многократно лучше, чем с любым другим. Она-то верила в любовь и его любила. Альтернативы не было. И поэтому она приняла предложение.– Я хочу тебя.Он не стал возобновлять свои сводящие с ума ласки. Он лишь пристально посмотрел ей в глаза.– Я не ищу постоянных отношений, Ронни. Ты ведь это понимаешь?Она кивнула, принимая как должное факт, что у их отношений нет будущего.– Ни прочных уз. Ни обязательств.Все, что на тот момент имело значение, – это быть с ним, здесь и сейчас.– Хорошо. – Он улыбнулся, и сразу выражение его лица изменилось – то была маска всепоглощающего мужского вожделения.Она опасалась, что он разозлится, обнаружив ее невинность, и решит, что она пыталась расставить для него капкан. Но она ошиблась – глаза его широко и удивленно открылись, когда он почувствовал барьер.Он прекратил движение.– Детка, ты уверена?Она знала, что он оставит ее в покое, если она скажет «нет».Но она не сказала. Она так сильно его хотела, так отчаянно нуждалась в том, чтобы побыть с ним еще хоть немного, настолько устала от одиночества и страха за жизнь сестры, что не могла возразить.И он вошел в нее до конца, и это было для нее не только слиянием тел, но и духовным единением.Для нее то, первое, соитие было актом любви, настолько ярким и острым, что все в ней напрягалось при одном воспоминании о нем.Для Маркуса это был просто секс.В тот, первый, раз он использовал презерватив, но она сама настояла на том, что будет принимать противозачаточные таблетки. Даже самый тонкий барьер в виде кондома ей мешал. Если ей суждено быть с ним только некоторое время, то пусть он принадлежит ей целиком – без всяких оговорок.И это решение имело далеко идущие последствия.Любые средства предохранения могут дать сбой, и она не собиралась казниться по этому поводу.Сын ее не был случайностью.Не важно, насколько сильно усложнилась ее жизнь. Она считала ребенка божественным благословением ее любви к Маркусу.Звук смеха Эрона и напевный голос сестры, болтавшей малышу всякую чепуху, вернули ее к реальности, вытащили из забытья, вызванного недавним общением с Маркусом.Теперь к ней вернулась способность анализировать, и, проигрывая в памяти их разговор, она попыталась понять, зачем ему понадобилось ее шантажировать. Он был слишком цельной личностью, чтобы прибегать к таким мерам. И уверенность в том, что он человек порядочный, рождала в ней иную убежденность: он никогда не перестанет ее презирать за то, как она поступила с «Си-ай-эс».Кроме того, уж кто-кто, но не Маркус станет шантажом заманивать женщину к себе в постель. Он так же нуждался в этом, как арабский шейх в импорте песка из пустыни. Так зачем он так поступил?Не может быть, чтобы он хотел ее как женщину. Или может?Нелепая мысль. Маркус мог заполучить любую – стоит лишь захотеть. Его внешность – синие глаза, пшеничные волосы, его манера общаться – все это неизменно притягивало к нему особей противоположного пола. То, что он пользуется успехом у женщин, она видела воочию. Взять, к примеру, сегодняшний день, когда она представляла его сотрудницам отдела маркетинга.Для удовлетворения сексуальных потребностей ему ни к чему тащить в кровать женщину, которую он презирает.Но он без обиняков сообщил ей, что хочет от нее именно этого.Что же это может еще означать, если не то, что он ее желает?Неужели он не нашел иного способа сообщить ей, что хочет восстановить те близкие отношения, что были между ними? Может, он сделал это безотчетно, сам того не желая? Но тогда он хочет ее неосознанно, на уровне инстинкта, что не меняет сути.Если бы Вероника могла сама себя встряхнуть за шиворот, она бы это сделала.Полтора года назад она тоже пыталась убедить себя, что стала для Маркуса чем-то большим, чем просто сексуальная партнерша. Теперь она старается внушить себе, что мотивацию его поступка следует искать на чувственном уровне, что она ему небезразлична.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29