Утром он сел на траву.— Все. Теперь идите без меня.Лех посоветовал ему заткнуться и сплюнул с большим трудом, потому что пересохло в глотке.Макгиннес расстегнул куртку, развязал платок, накрученный на животе, и вывалил оттуда десяток сухарей. Объяснил, что уже много дней ест только четверть своей порции.— Мне ведь все равно умирать. Я уже, когда бежали, знал, что осталось около месяца.Все молчали. У Леха перед глазами стояла белая коробочка с красной полоской. Макгиннес попросил посадить его спиной к дереву.— Черт с ним, умру, — и улыбнулся удовлетворенно, как будто пересилил кого-то.Он действительно умер к вечеру. Вырыли могилу руками. Ви молча разделила сухари, их съели сразу. Через три часа на привале разговорились, вспомнили, как Макгиннес вел самолет, как держался во время шторма. Но все равно много не прошли, потому что у Пмоиса открылась дизентерия. На рассвете Микки метнулся в сторону, радостно закричал. В кустарнике тек ручей, и механик держал в руках огромную зеленую лягушку. Напились, съели лягушку сырой. Пмоиса через минуту вырвало. Он уже почти не держался на ногах. Лех взялся нести его, поднял на спину, но через десяток шагов осознал, что это не выход. Стало ясно, что без пищи им не обойтись своими силами.Поздно ночью, двигаясь вдоль тропинки, увидели свайные дома в чаще. Лех— он как-то неожиданно для себя стал главным в группе — сказал, чтобы остальные уходили, если он не вернется через два часа. Вышел из леса на поляну. У костра сидели мужчины. Несколько пар глаз внимательно посмотрели на него, бородатого, в одежде, висящей клочьями. Он знаками показал, что хочет есть. Старик, высохший, весь увешанный амулетами, повел его к дому. Минут через двадцать девушка в одной только набедренной повязке поставила перед ним деревянное блюдо с какими-то распаренными зернами. Десяток ребячьих растрепанных голов, одна поверх другой, закрыли нижнюю половину входа. Было непонятно, как они все держатся там на узкой лестнице.Беглецы пробыли в деревне неделю. Старик вождь дал Пмоису пожевать гладкие большие листья, и тут же у него перестал болеть желудок. (Мимо таких деревьев они сами проходили сотни раз.) Жизнь обитателей общего дома была очень наглядной. Охотились с луком, собирали плоды и корни. Ловили кабанов в сети, сплетенные из прядей коры дерева, которое называлось «мантала». Пмоис попробовал разорвать одну ниточку и не смог. При беглецах сыграли свадьбу — жениху и невесте было лет по восемь. При них же устроили похороны — покойника подвесили на дерево и чем-то вроде плетеного кресла. Удивительно было думать, что у каждого из жителей — у хорошеньких девушек и тощих стариков — своя индивидуальная судьба, которая и начиналась и кончалась в глубине леса без всякий связи с огромным миром.На дорогу им дали тяжелый, размером в детскую голову, слиток темно-желтой массы — пищевой концентрат. Он имел довольно неприятный запах. Когда отрезали кусок, место среза сначала было гладким, лоснящимся, но скоро покрывалось матовым налетом — это налет, собственно, и пах. Однако в целом это была необыкновенно вкусная, питательная штука.Снова шли по лесной тропе, но уже уверенно. Однажды Руди предостерегающе поднял руку. Через заросли тянулась лента битумного шоссе. Послышался шум, все присели в кустах. Проехал открытый автомобиль с солдатами в тропических шлемах. Беглецы находились теперь во владениях компании, следовало удвоить осторожность. Еще три часа пути, и джунгли кончились, открылось поле, засаженное ровными кустиками.Пмоис сорвал зубчатый лист, понюхал.— Эквата.— Что?— Плантация экваты. Здесь на острове у них главные плантации… Может быть, кто хочет подойти поближе и познакомиться с представителями компании?Все отшатнулись, посмотрели друг на друга, и как-то стало понятно, что они уже полтора месяца живут без контроля. Жутко было даже подумать о том, чтоб вернуться к прежнему состоянию.Стали обходить плантацию, держась к востоку. Она тянулась бесконечно. На полях двигались различные агрегаты, там и здесь белели бараки-склады. Дважды видели издали мощные радарные установки. Подходил к концу полученный в деревне концентрат. Надо было что-то решать, договорились пересечь плантацию ночью.Шагали по дороге в тумане, прислушиваясь. Через час оказались на какой-то площади. Подъехал грузовик, оттуда высыпали солдаты, толпой пошли к баракам. Шофер задержался, проверяя скаты, увидел во мраке Леха, подозрительно окликнул. Лех громко пробормотал невнятное в ответ, независимо прошел мимо шофера, и остальные за ним. Обошлось. Было странно, что здесь так много солдат — как если б предполагались военные действия. Пмоис объяснил, что остров является главной базой производства «усилителей». И кроме того, тут же сосредоточена служба по перехвату беглецов из Города.Конец ночи застал их опять среди плантаций. На горизонте виднелась вторая полоса леса. От усталости потерялась из виду конечная цель пути. Оставалось только одно — непрерывно двигаться к югу.И все-таки их схватили. Вернее, схватили Леха.На рассвете, когда на поля стали выходить машины, шестеро поняли, что укрыться в низких редких кустах легче поодиночке. Договорились в течение суток собраться у кромки джунглей возле трех высоких пальм. Распределили груз, разошлись. Ви некоторое время следовала за Лехом. Он погрозил ей, она отстала. Лех продвигался к лесу ползком, а когда жара стала невыносимой, лег в борозде. Было душно, пахло грязью и потом, — он позавидовал зеленой мушке, прыгавшей по зубчатым листьям. В полдень близко послышался стрекот машины. Лех ящерицей метнулся в сторону, оглянулся, увидел, что водитель в очках и шлеме смотрит на него из кабины, высокой, как штурманская рубка большого парохода.И его взяли. Через десять минут поблизости зарычали моторы. Двое с автоматическими пистолетами подняли Леха под руки, сунули в коляску мотоцикла. Не грубо, а только равнодушно, как вещь. Повезли дорогой к лесу. Там километрах в пяти от трех высоких пальм был барачный поселок, а за ним аэродромное поле. Втолкнули в помещение без окон и мебели. Только пол, стены и потолок — все сделанное из пластика, не прозрачного, но пропускающего свет. Рядом на разные голоса гудели машины, с аэродрома доносился пой реактивных самолетов. Вечером дверь отворилась, высокий худой офицер безразлично спросил с порога:— Где остальные?Еще когда везли в мотоцикле, Лех почувствовал ужасную слабость. Потом упадок сил увеличился. Особенно рев самолетов за стенкой заставил ощутить, как слабы они шестеро по сравнению с всемогущей безликой компанией. Но вопрос офицера в черном неожиданно все перевернул в нем. Черт с ним, пусть замучают до смерти, но про остальных он ни слова не скажет. Лех вдруг понял героев революций, богатырей духа и фанатиков, которые под пытками выплевывали в лицо мучителям свое «Нет!». Даже радостно стало на миг — ну пусть скорее приступают к нему с раскаленным железом или еще с чем угодно. Все, перенесенное в дни побега — аэродром, когда они еле ушли от преследователей, шторм, расстрелянная яхта, смерть Макгиннеса, — все-все было на его стороне.Офицеру, вероятно, было не впервые сталкиваться с таким упорством. Он понял взгляд Леха сразу, отступил, захлопнул дверь. Стены помещения потемнели — зашло солнце. Лех не ел целый день, не пил. За ночь несколько раз забывался короткими снами. Уже кончались сутки, в течение которых друзья должны были ждать его возле тех пальм.Утром дверь опять распахнулась. Тот же высокий в форме — за спиной три автоматчика — сказал: «выходить». Пошли к аэродрому, и Лех подумал на миг, что его собираются отвезти обратно. Но офицер, молча возглавлявший шествие, повернул к пустырям. Вскоре позади остались бараки и стоящие на стартовых дорожках самолеты. Пахло гниением, земля была в ямах и рытвинах. Солдаты шли, не произнося ни слова. Уже начинались кустарники. Офицер пропустил Леха вперед, скомандовал положить руки на затылок. Еще сильнее запахло гнилью.— Стой!Лех оглянулся и увидел, что охранники снимают со спины автоматы.— Стань на колени.Он спросил в изумлении:— Слушайте, неужели вы хотите меня тут расстрелять?— Руки! — крикнул высокий.Потом Лех не сумел связно рассказать своим, как это произошло. Смутно помнил, что все возмутилось в нем. Он ведь был готов к смерти, но мученической, геройской, а не такой равнодушной. Прыгнул вперед, пробежал несколько шагов, свалился в ров. Очередь просвистела над головой, а затем солдаты и офицер погнались за ним. Это его и спасло — что они больше не стреляли. Метнулся в серо-зеленую пыльную гущу кустарников, пропорол ее насквозь, как кабан. Резко свернул, бросился в новую заросль, густую, едва пробиваемую, и затих. Преследователи подбежали, офицер, сразу потерявший свою презрительную хладнокровность, оказался рядом.Даже не интуитивно теперь, а с полным сознанием того, что делает, Лех нашарил комок сухой земли, осторожно занес руку, бросил. Земля, рассыпаясь, прошелестела по листьям в десятке шагов от него. Тотчас солдаты принялись палить в то место, поливать кустарник очередями. В этом грохоте он отступил дальше в кусты, а когда стихло, повторил свой фокус. Ему сделалось как-то злобно-весело — неужели это он сам, недавний безвольный человек, у которого все валилось из рук, способен мгновенными решениями менять на годы вперед свою судьбу? Быть таким, о которых пишут в книгах?Стреляли солдаты, черный офицер ругался, а Лех уходил все дальше. К вечеру выбрался на поляну возле трех пальм. Одинокая фигурка поднялась навстречу — Ви.— А другие?.. Ушли?— Спят.Опять все смотрели друг на друга. Поджарые стали, подсохшие. Но руки у Руди, когда он на радостях обнял Леха, были как стальные. Казалось, брось любого хоть в центр безбрежных песков, не пропадет, выживет.Расстелили карту, призадумались. Выходило еще километров двести пустыни до противоположного берега, а им не во что было даже запасти воду.Неподалеку по шоссе прокатила машина. Микки сказал:— А если нам захватить автомобиль.Они захватили мотоцикл — при этом погиб Руди — и еще через двое суток с приключениями добрались к прибрежным джунглям. Вышли на берег. Катили могучие валы, солнце не обжигало, как в пустыне, а грело. Летели чайки, и белый блеск их крыльев смешивался с белизной пенных гребней. В четырехстах милях лежали за всхолмленной равниной вод Удатские острова, и грозной победной музыкой звучал в ушах беглецов непрекращающийся грохот идущего в наступление прибоя.Четыре дня строили плот. Питались моллюсками в раковинах. Микки сделал удочку из нитей манталы.За прибрежной чертой кончалась власть компании, ее самолеты не могли летать дальше к югу. Все же, чтоб не рисковать, отплыли ночью. Поставили парус, и дующий с суши ветер к утру оставил между ними и береговой полосой двадцать миль. Так разительно непохож был на первые дни плавания в яхте этот второй морской переход. Тогда море казалось однообразным, пустым. Думалось, что если там внизу в черном холоде и есть жизнь, то все равно она низшая, скользкая, бессмысленная, чуждая человеку. Теперь же они ощущали себя частицей океана, всей земли, и завораживающе интересным был ход тунцов в теплых струях, копание рачков на водоросли, наплеснувшейся через бревно плота, и просто цвет воды — то зеленоватой, то синей, меняющей оттенки с каждой фазой дня. Но главное состояло в том, что они плыли вместе — пятеро уверенных, что любой отдаст жизнь за остальных. Дышалось вольно, они чувствовали себя выздоравливающими. Вечерами, лежа на спине, Лех прислушивался к разговору волн, скрипу мачты, ощущал, как проходят через него какие-то «надматериальные вздохи Вселенной». Хотелось, чтоб душа была без дна, способной вместить и дружбу к товарищам, и чувства рыбы, проходящей под ними в глубине, и титанические пульсации сверхзвезд где-то в тех космических далях, куда и мысль достигает лишь едва-едва. Порой жутко делалось, когда задавался вопросом, кем стал бы теперь он в городе при всех «энергинах» и «усилителях», не спутай его тогда Микки с Макгиннесом. Тревожно, страшно было спрашивать себя об этом.Доплыли до Удатских островов незаметно. Вечером на веслах подошли к берегу. Бронзовый атлет появился на пляже, назвался Гвином Сойером. Пожал руки, без всяких предисловий сказал:— Вот там, наверху, за мысом, можете поставить дом. Я покажу. На первых порах у нас никакой помощи не полагается, только даем инструменты… Вообще выживают те, кто работает. Потом, когда сами станете на ноги, вас позовут.Станут ли они на ноги?.. Не было смысла обсуждать это. Они даже не переглянулись. Просто молча стояли, ждали, что он скажет еще.…Прошел год.Лех спускался с обрыва к морю. Было воскресенье, день отдыха. Он обещал Ви набрать жемчужниц и, кроме того, намеревался посмотреть одно интересное место на дне лагуны.Кончалось время прилива, но вода еще шла в проход между рифами. Прыгнув в воду, он поплыл, часто поднимая голову, чтоб осматриваться. Когда он опускал ее, становилось видно дно. Солнечный свет рассеивался под водой, предметы не отбрасывали тени. Все становилось радужным, сверкающим, трепещущим. Белые морские уточки шевелили жабрами среди водорослей, неторопливо передвигались в песке морские звезды. У входа в подводную пещеру Лех заметил большого губана. Он знал эту рыбу, она тоже знала его и не боялась. Уже близились рифы, стало глубже, дно исчезло в голубоватом мерцании. Леху хотелось проверить одну свою мысль, он нырнул, сильно работая ногами и руками. Так оно и было. Из лагуны в океан текла по дну песчаная река. Широкая, она струилась силой собственной тяжести, а не влекомая водой: вода сейчас во время прилива, наоборот, отталкивала ее назад.За рифами уже приходилось быть настороже. Все кипело кругом, волны с силой бросались на коралловые стены. Лех поплыл дальше, ныряя время от времени. Внизу песчаная река поворачивала к океану, становилась шире, мощнее. Отплыв на полкилометра от рифа, Лех набрал побольше воздуха в легкие и погрузился еще раз. Здесь был край шельфа, дно уступом уходило в темную бездну, и туда же падал песчаный водопад. Лех подумал, что на суше по может быть такого. Песок тек бы и скоро стек весь, а тут его массы были включены в вечное движение течений, ветров, Земли вокруг своей оси, планеты вокруг Солнца и даже, наверное, самого Солнца вокруг чего-нибудь еще. Песок пульсировал, всплескивался, как бы дымил — невозможно было представить себе неисчислимость песчинок, кативших в пропасть.Обломок коралловой скалы вдруг снялся со дна и стал косо подниматься. Реакция мгновенно сработала в Лехе, он напрягся, но затем сразу расслабился. То плыла черепаха, двухметровый самец, чей панцирь оброс моллюсками и ракообразными. Увидев человека, животное не обнаружило страха. Они достигли поверхности одновременно. Волны качали обоих. Лех осторожно приблизился к гиганту. Черепаха важно и близоруко смотрела на него, поводя большой головой. Черные плечи животного подались вперед, как бы намереваясь выбраться из тесных лат, через несколько секунд вдвинулись обратно, и Лех понял, что черепаха так дышит. Полюбовавшись, он поплыл вдоль рифов, затем оглянулся и увидел, что теперь не один. Черепаха следовала за ним. Он взял мористее, еще раз обернулся. Черепаха не отставала.Внезапно он ощутил неприятное жжение под мышками. В нескольких метрах от него полупрозрачные белесые ленты тянулись из глубины. Внизу был виден и медленно поднимающийся владелец этих длинных рук — студенистый шар с ярко-красным гребнем.Тропическая медуза. Физалия!Он дернулся назад, оглянулся. Черепаха исчезла, а за его спиной колыхалась новая гроздь щупальцев. Стало жечь и за ушами — он понял, что яд проникает в воду. Надо было выбираться, но, глянув в сторону берега, Лех увидел, что все пространство между ним и рифами покрылось рядами красных гребней. Щупальца ближайшей медузы, колеблемые ветром, приближались. Лех попробовал оттолкнуть одно ножом. Охотно, не оказывая сопротивления, оно развалилось, и через полминуты уже несколько кусков плавало возле него. А все новые и новые животные поднимались со дна. Он попал в центр огромного скопища физалий. Все кругом пестрело красными и синими гребнями, и от каждого уходили вниз щупальца, как стропы парашюта.Чесалось все тело. Он уже не пытался отталкивать неумолимо приближающиеся ленты, понимая, что отдельные куски, ничем не связанные, становятся еще опаснее. В отчаянии набрал воздуха и пошел отвесно ко дну, как в узкий колодец. Щупальца кончились, он поплыл под зеленой бахромой, через минуту почувствовал, что больше не может, ринулся наверх. Качались кровавые гребни, до края скопища было далеко, и этот путь уводил все дальше от берега. Но выбирать было не из чего. Лех нырял, судорожно проплывал несколько десятков метров под смертоносными стропами, выныривал по колеблющимся туннелям и снова погружался.
1 2 3 4 5 6