А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 




Мэтью Гэбори
Темные тропы


Хранители Ц 2



Мэтью Гэбори
Темные тропы

ГЛАВА 1

Король вглядывался в мутный горизонт своего королевства через широкое круглое окно, затянутое кристаллической пленкой. Искусные харонские мастера, употребив как исходное сырье глаз Тараска, установили по оси королевского ложа драгоценный прибор, позволяющий любоваться цитаделью вплоть до самых отдаленных границ реки Пепла.
Костлявой рукой король потянулся к мертвому глазу и слегка коснулся бронзовых стоек, испускавших яркие лучи. Эти холодные стержни скрывали в себе невидимо бегущие жилки, поддерживавшие жизнь в сердце реликвии – линзе размером с тарелку. Король любил проводить по ней рукой, начиная с периферии круга и переходя затем к едва заметному рельефу ее фасеток, где ощущалось теплое дыхание текущей внутри жизни. На протяжении веков эта уникальная вещь неизменно подчинялась взгляду своих повелителей и покорно изгибалась в соответствии с их желаниями.
Дыхание короля участилось, когда он наклонился, приблизив свой глаз к прицелу линзы. Это движение обозначило его намерения, и одна за другой все фасетки согласно зашевелились, стараясь выдать безупречную картину того, что он желал увидеть.
Дорога Слоновой Кости.
Она рождалась у крайних пределов Харонии, в том самом месте, где Фениксы еще во времена Истоков навсегда установили границы королевства. Пройдя через мрачные и неровные кварталы города, она упиралась в ворота королевской крепости. Некогда строители, измельчив кости с полей сражений в прах, усыпали им дорогу, в полутьме королевства дорога Слоновой Кости теперь светилась серебристым светом.
В тиши своего кабинета король предавался мечтам о том дне, когда она шагнет через реку, чтобы внедриться в Миропоток и вывести харонцев на путь последнего завоевания. Это неотступное видение с некоторых пор преследовало его так же, как и желание при любой возможности погрузиться в блаженные грезы Черных Терний.
Он поднял к линзе указательный палец и осторожным нажатием добился более четкого изображения. По дороге Слоновой Кости в направлении крепости двигалась процессия. Миновав очередной замок, она неумолимо росла. В Харонии насчитывалось тысяча сооружений в одном и том же стиле для тысячи властителей, составлявших элиту королевства. Ныне они отозвались на призыв короля и, соблюдая многовековую табель о рангах, один за другим вливались в процессию, направлявшуюся к крепости.
Король выпрямился и машинально прикоснулся к заклепкам, удерживающим мертвую кожу его лица.
Выдающиеся чародеи-целители, приверженцы древней практики, неустанно следили за королем, предохраняя его тело от приступов некроза. Заговоренные и тщательно прилаженные, эти заклепки образовывали замысловатую вязь на его ногах, туловище и даже лице. Благодаря этому он еще имел право смотреться в зеркало и в своем отражении улавливать признаки, будившие воспоминания о прежнем существовании, прошедшем среди живых. До него короли выбирали иные целебные средства вроде этих медных шнурочков или масок, сотворенных древними черными друидами Земли Василисков в сонных видениях. Но у короля не было выбора. Бывший фениксиец считал, что необходимо сохранять свободу движений для выполнения ритуалов. Заклепки, подобные талисманам, давали ему уверенность в себе.
Он отвернулся от окна и окинул взглядом просторную комнату, где обычно пребывал в одиночестве, предоставленный самому себе и своим честолюбивым мечтам. Именно здесь он мысленно управлял гибельной сетью Темных Троп, искривляющих пространство Миропотока, здесь он вкушал забвение Черных Терний и сжимал в объятиях безликих женщин, чьи прикосновения делались сносными благодаря благовониям и стараниям чародеев-целителей.
Мимолетная улыбка скользнула по лицу короля, когда он вспомнил о последней из них, деревенской девушке, еще не успевшей забыть о границе, которая отделяла ее от мира живых. Эта искра безграничного ужаса, что сверкала в ее глазах, доставила ему несравненно большее наслаждение, чем вынужденные ласки. Это было живое пламя, подобное эликсиру молодости. И его благотворный эффект отметили даже целители.
Вдали нарастал гул приближающейся процессии, и внезапно он вспомнил, какого безупречного самообладания потребует от него предстоящий совет. Поражение Силдина положило конец безмятежному царствованию. Впервые король потерпел неудачу, впервые Миропоток отказывался сгибаться перед его приказами. Миропоток? Король, еще не осознал со всей ясностью, последняя война дала ему почувствовать, что он уже не выступает в одиночку против целых королевств. Ему противостоял лишь юный фениксиец, питомец Воля. Эта мысль вызвала в нем дрожь, и заклепки на его плечах заскрипели.
Слыханное ли дело, чтобы один человек мог противостоять королевству мертвых? В особенности король сожалел о том, что пренебрег нечаянной возможностью, предоставленной ему грифийским императором. Если бы этот последний не выбрал мальчишку, никто не смог бы обнаружить его за стенами Алой башни.
Однако это объясняло далеко не все. С самого начала его интуиция была скована секретным донесением, направленным ему проникшвмж ко даору императора харонцами. Это донесение предполагало неожиданный поворот. Силдину, гордому фениксийцу, известному всей Харонии, лига предпочла Януэля – неизвестного юношу, которого лишь его дар делал достойным Возрождения имперского Феникса.
Король прекрасно помнил тот миг, когда он прочел на пергаменте имя мальчика. По неведомой причине это имя поразило его воображение: оно показалось ему знакомым. Заинтригованный, он приказал провести глубокое и подробное дознание, рискуя притормозить завоевание империи Грифонов. Несколько Темных Троп были развернуты в сторону Изумрудного хребта, по направлению к Алой башне. Но работа харонцев, возглавляемых специально назначенным властителем Арнхемом, крайне затрудняла присутствие фениксийцев.
Арнхем командовал вторжением в империю Грифонов и, по мнению многих, свободно мог претендовать на трон. Однако, несмотря на видимое соперничество с королем, Арнхем предпочел слепое послушание вассала господину. Он воспользовался Темными Тропами, чтобы проникнуть в тайны деревни Седения и выяснить через одну молодую женщину, к которой часто наведывался Сиддин, какой дорогой направится фениксиец. Разумеется, Силдин должен был служить приманкой. И хотя Арнхем просчитывал различные варианты, тем не менее ничто не помогло ему разузнать подробнее о маршруте Януаяя.
Тогда король потребовал смерти Силдина, ссылаясь на дружбу, которая связывала юношу с Януэлем. Кое-кто в его окружении терялся в догадках, чем объяснить такое странное упорство. Не было ни малейшей уверенности, что именно Януэль является тем самым избранником Волн, которого до сих пор считали погибшим.
Стоя лицом к окну, король скрестил руки на груди. Он, как и его подданные, не понимал причины этого упорства. Неужто долгие погружения в аромат Черных Терний ослабили его «способность к суждению? Как бы то ни было, Арнхем предложил сделать ставку на Силдина, наблюдать за его обучением, чтобы в надлежащий момент бросить его в бой.
По крайней мере, он так считал.
На его взгляд, поражение, которое Силдин потерпел в схватке с Януэлем, было необъяснимо. Присутствие имперского Феникса в сердце Януэля не могло оправдать поражение Силдина. Чтобы попытаться найти объяснение, следовало бы заглянуть в прошлое и, в частности, вспомнить ту триумфальную ночь, когда харонцам удалось отыскать Мать и дитя Волн и покончить с ними. Каким чудом ребенок остался в живых, если убийцы были совершенно уверены в том, что он навсегда исчез в пламени?
Накануне король потребовал встречи с участниками событий той ночи. Все они свидетельствовали с одинаковой убежденностью, что перед тем, как Темная Тропа призвала к себе своих служителей, ребенок корчился в языках пламени.
Вырвать ребенка из огня могла лишь Волна, единственная из существующих сил. «Но что если, – внезапно подумал он, – какую-то роль здесь сыграли фениксийцы… Факты говорят о том, что ребенок пребывал под сенью Алой башни с тех самых пор, как ускользнул от смерти. Возможно ли, что в ход событий вмешался некий фениксиец и вырвал ребенка из пламени?» Это предположение стоило любого другого. Даже Силдин, которого он долго допрашивал, не представлял, как удалось Януэлю добраться до Башни. На этот вопрос, вероятно, смог бы ответить учитель Фарель, но, как человек, проживший безупречную жизнь, он стал Волной и de facto ускользнул от власти Харонии.
Король вновь ощутил зов Черных Терний и сжал кулаки. Теперь, когда шатался его трон, это снадобье склоняло его к бегству от действительности все чаще и чаще. Арнхем наверняка мог бы извлечь для себя выгоду из поражения Силдина, тем более что направленные в сторону Изумрудного хребта Темные Тропы уже так или иначе остановили завоевание империи Грифонов. Иные властители могут встать на сторону Арнхема. Уже раздается ропот, будто король пребывает в нерешительности, что Харония еле-еле двигается по Темным Тропам. Тех, кто понимал желания короля, кто разделял его мечты о завоеваниях и охотно подчинялся приказам, зная, что рано или поздно пробьет час решающей битвы, становилось меньше. В преддверии битвы не следует спешить. Придет время, когда он, использовав все ресурсы своего королевства, увидит темные трещины смерти, расколовшие кристалл Миропотока.
Он пока не знал, что заставляет его действовать именно так, почему не предпочесть растворение в колких лапах Черных Терний. Иглам достаточно было бы пронзить его молчаливое сердце, проникнуть в его череп, чтобы он погрузился в небытие. Какая сила всякий раз побуждает его оттолкнуть их, чтобы выпрямиться, лицом к лицу встать перед своими подданными и повести их к победе?
Он не разделял ненасытной жажды харонцев, их яростного желания любой ценой уничтожать жизнь только потому, что им было в ней навеки отказано. Нет, здесь было нечто иное – необъяснимое ощущение, которое всякий раз мешало ему безвозвратно отдаться блаженной ласке Терний. С давних пор он в самой глубине души натыкался на это ощущение как на незваного гостя. Он отчасти верил в то, что можно сожалеть о жизни, посвященной злу, в скрытое желание искупить вину через спасение своих жертв, но он не обманывался на свой счет. Никто не предает Миропоток смерти, испытывая угрызения совести.
«Напротив…» – прошептал он, приближаясь к книжным стеллажам, закрывавшим северную стену комнаты.
Когда он был живым, это странное ощущение вело его по запутанным тропинкам Желчи. Он пылко служил лиге фениксийцев, отнюдь не отрицая в угоду своему невидимому гостю этой повелительной жажды убивать. Он вел беспокойное существование между светом и тьмой, между своей ролью в лиге и этими кровавыми ночами, когда, повинуясь своим порывам, он искал жертвы среди бродяг, беглых преступников и всех тех, кого судьба забросила далеко от города и семьи. Он не получал от этого никакого удовольствия, даже минутной радости, за исключением той, что вела его по ступеням лестницы к вратам королевства мертвых. Он выковал в себе душу убийцы, чтобы заслужить почести Харонии и быть уверенным в том, что она ему ни в чем не откажет.
Даже в королевской короне.
Ныне он правил Харонией, уже не находя в этом никакого удовлетворения. В конечном счете ничто не изменилось, за исключением ставок. Его жертвой был уже не случайно подвернувшийся бродяга, но Миропоток. Быть может, он от рождения был предназначен служить Харонии, быть может даже, он приведен был сюда, в эти покои, чтобы повелевать Темными Тропами?
Он задумался о своей матери, скончавшейся в ту ночь, когда он появился на свет. Не могло ли это стать проявлением Желчи, проникнувшей в сердце новорожденного, поскольку он убил, чтобы получить доступ в мир живых?
Проклятие.
Мысль ему не нравилась. Это оспаривало у него право распоряжаться своей жизнью, как если бы он никогда не имел возможности выбирать, как если бы он был всего лишь вульгарной марионеткой, управляемой с помощью невидимых нитей. Он поскорее отогнал эту нездоровую мысль и вернулся к библиотеке.
Многие издания, хранившиеся в этой комнате, стоили харонцам огромных жертв. Несколько властителей погибло, для того чтобы их короли могли заполучить эти книги.
В полутьме испускали темно-синий свет рукописи магов. Их существование обеспечивалось на основе того же принципа, что сохранял жизнь в линзе: жизнь в них поддерживалась бледной сетью сосудов, бегущих вдоль обрезов и питающих страницы, подобно тому как земля и вода питают корни растений. Порою какая-нибудь книга падала в пыль, когда вены уставали бороться с царящим повсюду распадом. Но чаще всего они инстинктивно уступали принципу жизни, стремясь победить время, не ведая, что тем самым служат интересам харонцев.
Король уважал это идущее из глубины веков, существующее вне добра и зла проявление Волны, которое уходило в вечность. В этом было упорство, созвучное его борьбе, слепой идеал, который черпал свои силы у Истока Времен. Он открыл книгу и перелистал пожелтевшие страницы, исписанные широким и четким почерком. Это был недавний текст, составленный тридцатью годами ранее знаменитым защитником Волны. Автор размышлял о природе войн, восторгался достоинствами Миропотока, а под конец задавал только один вопрос: переживет ли Харония свою победу? «Иначе говоря, – мысленно сформулировал король, – не существует ли королевство мертвых лишь в силу закона жизни?»
Эта двусмысленность пробуждала в нем беспокойное чувство. Как если бы его собственное существование содержало в себе тот же парадокс, и он гадал, к чему его может привести желанная победа.
Резким движением он закрыл книгу, подняв легкое облако пыли, которое он небрежно рассеял ладонью. Теперь он должен был предстать перед лицом тысячи властителей Харонии и убедить их принять его план. Это был дерзкий план, задуманный им в ту самую минуту, когда тонкая нить, соединявшая Силдина с королевством мертвых, окончательно растворилась. Хотя король явно недооценил Януэля, все же нельзя было допустить, чтобы какой-то мальчишка стал помехой для харонцев. Поскольку возможности рассеять тайну его воскресения не было, следовало положить конец его странствиям и отнять у Волн этот последний козырь спасти Миропоток. Раздался приглушенный стук.
– Мой король? – произнес холодный голос из-за двери.
– Войди.
Дверь отворилась, пропустив в комнату рослого мужчину. Тело его было скрыто под черной шерстяной шинелью, колоколом ниспадавшей до самых ботинок. Стоячий воротник образовывал своеобразный кожаный цилиндр. Еще выше виднелась костяная сетка, повторявшая форму черепа и прикрепленная к цилиндру мелкими бронзовыми гвоздиками. Только морибоны имели право носить этот странный наряд. Они составляли элитную гвардию короля и, кроме него, ни с кем никогда не разговаривали.
– Ваше величество, – приветствовал морибон, опустившись на одно колено.
Король остановил взгляд на костлявом лице своего служителя. Сквозь сетку его каски отчетливо различались фиолетовые глазницы, маленькие бледно-голубые глаза холодно поблескивали.
– Властители заняли свои места? – строго спросил король.
– Да, ваше величество.
– Один из них не отозвался на призыв?
– Да, ваше величество. Властитель Дарек.
– Его оправдание?
– Он задержался в Лиденьеле. Там Темные Тропы сумели проникнуть в столицу и достигли фундамента царских палат.
Король кивнул. Он не сомневался в верности Дарека и подозревал, что у этого человека была основательная причина не выполнить приказ короля. Завоевание Пегасовых дворцов можно было отнести именно к таким.
– А наши приглашенные? – добавил король, делая морибону знак подняться.
– Они благодарят вас за оказанную честь.
– После совета я намерен принять их здесь.
– Слушаюсь, ваше величество.
Улыбка скользнула по губам короля, когда он подумал о четырех харонцах, приглашенных в королевскую крепость. Все они были уже немолоды, но именно их прошлое представляло для него главную ценность.
– Мой плащ, – приказал он.
Морибон кивнул, затем принес тяжелый бархатный плащ гранатового цвета и осторожно набросил его на плечи короля.
– Проследи за тем, чтобы, когда я возьму слово, зал совета был закрыт. Нельзя допустить, чтобы кто-либо мог покинуть зал, выказав свое неодобрение.
– Двери будут закрыты, ваше величество.
– Убедись также в том, чтобы квартал фениксийцев был неприступен.
Король имел в виду тот таинственный квартал, где селились ученики и мэтры-фениксийцы, ставшие харонцами. В силу своей природы они были единственными, кто мог открыть проход через реку Пепла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28