Это было крайне глупо: мы перенапрягли Карла, встревожили его, подорвали доверие к нам. Это было началом конца.– Ну, и много ли вам удалось получить от него?– Много ли? – вздохнул Лимас. – Господи, вот уж не знаю. Это и так длилось невероятно долго. Я думаю, его засветили гораздо раньше, чем взяли. Скатывание вниз началось за несколько месяцев до его гибели. Они начали его подозревать и преградили ему доступ к подлинной информации.– И все же, если подытожить, что вы от него получили? – настаивал Петерс.Фрагмент за фрагментом Лимас восстановил полный объем сделанного Римеком. Память Лимаса, как с удовольствием заметил Петерс, была на редкость точна, особенно если учесть, сколько он уже выпил. Он называл даты и имена, он помнил, как на что реагировал Лондон и какие осуществлял проверки. Он называл суммы денег, запрошенные и выплаченные, даты подключения к сети новых агентов.– Простите, – сказал наконец Петерс, – но я просто не могу поверить, что один-единственный человек, какой бы ответственный пост он ни занимал, как бы он ни был осторожен, предприимчив и удачлив, может обеспечить столько информации и с такими деталями. Кстати, даже если бы он и получил доступ к ней, ему все равно не удалось бы сфотографировать ее.– А вот Карлу удалось, – упрямо и раздраженно возразил Лимас. – Ему, черт побери, удалось – в этом-то все и дело.– И Цирк никогда не давал вам задания разобраться, как именно ему это удается делать и при каких обстоятельствах?– Нет, – буркнул Лимас, – Римек очень болезненно реагировал на это, и Лондон решил проявить деликатность.– Допустим, – сказал Петерс, а чуть погодя спросил:– А вам известно о женщине?– Какой еще женщине?– О любовнице Римека, той, что перебралась в Западный Берлин в ту самую ночь, когда его застрелили?– Ну и что с ней?– Найдена мертвой неделю назад. Ее застрелили из машины, когда она выходила из своего дома.– Это был мой дом, – машинально заметил Лимас.– Возможно, она знала об агентурной сети Римека больше, чем вы, – предположил Петерс.– Что, черт побери, вы имеете в виду?Петерс помолчал.– Все это очень странно, – сказал он наконец. – Не понимаю, кому понадобилось убивать ее.До конца разобравшись с делом Карла Римека, они перешли к обсуждению менее значительных агентов, а затем к тому, как функционировала западноберлинская контора Лимаса, ее связи, персонал, тайная инфраструктура – явочные квартиры, транспорт, записывающее и фотографирующее оборудование. Они проговорили до поздней ночи и весь следующий день, и когда назавтра вечером Лимас добрался до своей постели, он знал наверняка, что сдал противнику всю разведывательную службу союзников и выпил за два дня две бутылки виски.Его сильно озадачивало одно обстоятельство: упорство, с каким Петерс настаивал на том, что у Римека был помощник, причем вышестоящий. Контролер, как он вспомнил сейчас, спрашивал о том же – откуда у Карла доступ к такой информации. Почему оба они так убеждены в том, что Карл не мог бы управиться сам? Разумеется, у него были помощники вроде тех, кто охранял его в тот день у канала. Но это были мелкие сошки, и Карл все рассказывал ему о них. И все же Петерс – а Петерс, не следует забывать, должен знать точно, к чему мог, а к чему не мог получить доступ Карл, – и все же Петерс не верил в то, что Карл работал в одиночку. В этом пункте мнения Петерса и Контролера совпадали.Может быть, так оно и было. Возможно, за Карпом стоял кто-то еще. Быть может, именно его и стремился уберечь от Мундта Контролер. В таком случае выходит, что Карл работал на пару с этим секретным агентом и поставлял Лимасу материал, добытый ими совместно. Может быть, именно об этом Контролер беседовал с Карлом в берлинской квартире Лимаса, когда они остались наедине.Так или иначе, утро вечера мудренее. Утром он вынет из рукава свой козырной туз.Он задумался над тем, кому все-таки понадобилось убивать Эльвиру. И зачем? Разумеется, в этом был какой-то смысл, здесь таилась возможная разгадка: Эльвира, если она знала помощника Римека, им же и была убита… Нет, тут слишком большая натяжка. Не учтены трудности перехода с Востока на Запад, а ведь убили ее в Западном Берлине.Его удивляло, почему Контролер не сказал ему о том, что Эльвира убита. Хотя бы для того, чтобы он правильно отреагировал на сообщение Петерса. Но гадать об этом было бессмысленно. Наверняка Контролер имел на то свои причины, а его причины обычно столь запутаны, что в них сам черт ногу сломит.Засыпая, он пробормотал: «Карл был просто идиот. Эта баба предала его, клянусь, что она его предала». Эльвира теперь мертва – что же, поделом. Он вспомнил Лиз. Глава 9. Второй день На следующее утро Петерс появился в восемь, и без долгих церемоний они уселись за стол и продолжили беседу.– Итак, вы вернулись в Лондон. Чем вы там стали заниматься?– Меня поставили на полку. Я понял, что со мной все кончено, как только увидел в аэропорту этого засранца из отдела кадров. Я обязан был сразу явиться к Контролеру и сообщить ему о Карле. Римек был мертв – о чем тут еще было говорить?– И что же они с вами сделали?– Сперва сказали, что я могу поболтаться в Лондоне, пока мне не выбьют приличную пенсию. Они вели себя столь великодушно, что я взбесился и сказал им: раз уж вы так обо мне печетесь и вам не жаль на меня денег, то почему бы вместо того, чтобы охать да вздыхать, не засчитать мне просто непрерывный стаж? И тут они рассердились. Меня отправили в расчетный отдел, а там одни бабы. Этот период я помню не слишком отчетливо: я уже начал довольно крепко выпивать. Так сказать, поплыл.Он закурил. Петерс понимающе кивнул.– Поэтому, собственно, меня и поперли. Им не нравилось, что я пил.– И все же расскажите все, что сможете вспомнить, о расчетном отделе.– Там было на редкость погано. Я всегда знал, что не гожусь для канцелярской работы. Поэтому я так и цеплялся за Берлин. Я знал, что если меня отзовут, то посадят за бумажную работу, прости Господи.– Чем вы там занимались?Лимас на минуту задумался.– Отсиживал задницу в компании двух баб – Тыозби и Лэррет. Я, правда, называл их несколько иначе. – Он глуповато ухмыльнулся.Петерс непонимающе поглядел на него.– Ну, просто тасовали бумажки. Например, из финансового отдела поступал документ: «Платежное поручение о выплате семисот долларов такому-то и такому-то вступает в силу с такого-то по такое-то. Просим исполнить». Вот и все. Подружки мои немножко волынили, потом отмечали бумажки, ставили печать, а я подписывал чек или отдавал распоряжение в банк произвести выплату.– В какой банк?– «Блэтт и Родни», небольшой респектабельный банк в Сити. В Цирке господствует убеждение, что выпускники Итонского колледжа умеют держать язык за зубами.– То есть, вам известны имена агентов во всем мире?– Вовсе нет. Там была одна закавыка. Я подписывал чек или платежное поручение в банк, оставляя пропуск на месте фамилии получателя. Сопроводительное письмо и все остальное подписывалось мною, а затем бумаги поступали обратно в особый отдел.– А что это за особый отдел?– Там хранятся все досье на наших агентов. Они вписывают там имя и передают бумаги в банк. Неплохо придумано, ничего не скажешь.Петерс разочарованно поглядел на него.– Значит, вы вообще не знали имен получателей?– В большинстве случаев – нет.– А в порядке исключения?– Ну, кое-что время от времени просачивалось и к нам. Вся эта возня с банком, финансовым отделом и особым отделом, разумеется, приводила порой к накладкам. Слишком уж много ухищрений. Так что иногда удавалось заглянуть в щелку на чужую, так сказать, жизнь. – Лимас поднялся. – Я приготовил список всех выплат, которые смог припомнить. Он у меня в комнате. Пойду принесу.Он вышел из комнаты весьма нетвердой походкой, которую приобрел уже здесь, в Голландии. Когда он вернулся, в руке у него было несколько листков линованной бумаги, вырванных из дешевого блокнота.– Я написал это ночью, – пояснил он. – Думаю, так дело пойдет быстрее.Петерс взял листки и, не торопясь, внимательно прочел их. Похоже, они произвели на него впечатление.– Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо.– Лучше всего я запомнил операцию под кодовым названием «Роллинг Стоун». Благодаря ей я пару раз съездил за границу. В Копенгаген, а потом в Хельсинки. Просто чтобы поместить деньги в банк.– Сколько?– Десять тысяч долларов в Копенгагене и сорок тысяч западногерманских марок в Хельсинки.Петерс положил карандаш на стол.– Для кого?– Откуда я знаю. Мы работали в «Роллинг Стоун» на принципе вкладов на депозит. Мне выдавали фальшивый британский паспорт, я обращался в Королевский скандинавский банк в Копенгагене и в Национальный банк в Хельсинки и получал банковскую книжку на два лица – на себя под фальшивым именем и на кого-то другого, – очевидно, на агента под фальшивым именем. Я оставлял в банке образец своей и его подписи (его подпись предоставлял мне Цирк). Затем агент получал банковскую книжку и поддельный паспорт, который он предъявлял в банке, снимая деньги со счета. Мне известен только его псевдоним. – Он слышал собственные слова, и они казались ему чудовищно неправдоподобными.– Это общепринятая процедура?– Нет. Это особая форма платежа. Только по определенному списку. Со специальной пометкой.– А что это такое?– В ней было кодовое название, известное очень немногим.– Какое название?– Я же говорил вам – «Роллинг Стоун». Операция по выплате сумм в тысячу долларов каждая в разных валютах и в разных столицах.– Всегда только в столицах?– Насколько мне известно, всегда. Кажется, припоминаю, я видел в досье упоминание о выплатах, проводившихся до того, как я поступил в отдел. В тех случаях проведение операции поручалось местному резиденту.– А те платежи, до вашего поступления, где они осуществлялись?– Один – в Осло. А другие – не помню.– Псевдоним агента всегда был одним и тем же?– Нет. Тут тоже проявляли осторожность. Потом я узнал от кого-то, что мы слизали всю эту процедуру у русских. Это была самая надежная и подстрахованная со всех сторон операция, с какими мне вообще приходилось иметь дело. Я, кстати, тоже выступал под разными именами и, соответственно, получал разные паспорта. – Это должно было понравиться Петерсу, тут было за что ухватиться.– А эти поддельные паспорта, которые вручались агенту для получения денег, – вы что-нибудь о них знаете? Как их изготовляли, где регистрировали?– Нет, не знаю. Ах да, вот только помню, что на каждом была въездная виза страны, где находился банк, и штамп о въезде.– Штамп о въезде? Вот как!– Да. Мне кажется, эти паспорта никогда не предъявлялись на границе, а только в банке для получения денег. Агент, должно быть, въезжал в страну под собственным именем, совершенно законно прибывал в страну, где его дожидались деньги, а затем использовал в банке поддельный паспорт. Во всяком случае, так мне это представляется.– А вам известно, почему сначала выплаты осуществлялись через резидента, а в дальнейшем через человека, привозившего деньги из Лондона?– Известно. Я спрашивал об этом у своих бабенок в расчетном отделе. Дело в том, что Контролер боялся…– Контролер? Вы хотите сказать, что эти выплаты курировал сам Контролер?– Да, он. Он боялся, что местного резидента могут опознать в банке, поэтому решил посылать почтальона и выбрал для этой цели меня.– Когда состоялись ваши поездки?– В Копенгаген – пятнадцатого июня. В тот же вечер я улетел обратно. А в Хельсинки – в конце сентября. Там я пробыл два дня. – Он ухмыльнулся, но Петерс не обратил на это ни малейшего внимания.– А другие выплаты? Как производились они?– Вот этого, прошу прощения, не помню.– Но одна совершенно наверняка в Осло?– Да, в Осло.– С каким интервалом производились две первые выплаты через резидентов?– Точно не знаю. Думаю, с небольшим. Месяц или вроде того. Может, чуть больше.– Как вы думаете, работал этот агент до того, как была произведена первая выплата? Не было ли это указано в досье?– Нет, в досье были только даты выплат. Первая – в начале пятьдесят девятого. И никаких других сведений. Все операции со специальной страховкой проводятся по этому принципу. В разных досье хранятся сведения по одному и тому же делу. Только тот, у кого главный ключ, может сложить все фрагменты воедино.Петерс теперь писал, не переставая. Лимас был уверен, что где-то в комнате работает и магнитофон. Но расшифровка магнитограммы потребует определенного времени. То, что Петерс записывает сейчас, ляжет в основу телеграммы, которая уже сегодня вечером уйдет в Москву, а тем временем шифровальщики в советском посольстве в Гааге проведут ночь за передачей дословного текста их многочасовой беседы.– Скажите-ка, – начал Петерс, – ведь речь идет о крупных суммах. И метод их передачи очень непростой и дорогостоящий. Что вы сами думаете по этому поводу?Лимас пожал плечами.– А что мне думать? Должно быть, у Контролера появился чертовски ценный агент, но я не видел материалов и ни о чем не могу сказать наверняка. Мне не нравилось, как все это делалось – слишком уж сложно, слишком хитро и изобретательно. Почему бы просто не встретиться и не передать наличными? Зачем заставлять агента пересекать границу с настоящим паспортом, держа в кармане поддельный? Все это как-то странно.Лимас чувствовал, что рыбка клюнула, теперь нужно было набраться терпения.– Что вы имеете в виду?– А то, что, насколько мне известно, деньги из банка ни разу не забирались. Возможно, это был какой-то высокопоставленный агент из страны за «железным занавесом» – значит, деньги должны были быть у него под рукой на случай необходимости. Так мне кажется, но я об этом не очень-то задумывался. Зачем мне это? В том-то суть нашего ремесла: знать только фрагменты общей картины. А стоит сунуть нос куда не следует, тебе же и не поздоровится.– Если деньги, как вы предполагаете, не были востребованы, то к чему все эти предосторожности с паспортами?– Когда я работал в Берлине, мы разработали определенный механизм для Карла Римека на случай, если ему придется бежать и он не сможет вступить с нами в контакт. Мы держали для него поддельный западногерманский паспорт на явочной квартире в Дюссельдорфе. Он мог его получить в любую минуту при соблюдении определенной процедуры. Паспорт ни разу не был просрочен – отдел специальных поездок возобновлял паспорт и визу, как только их срок истекал. Возможно, Контролер использовал ту же методику и с этим агентом. Правда, это всего лишь мое предположение.– А откуда вам известно, что паспорта продлевались?– Есть соответствующие пометки в досье, циркулирующих между расчетным отделом и отделом спецпоездок. Отдел спецпоездок как раз и ведает поддельными паспортами и визами.– Понятно. – Петерс задумался на минуту, а потом спросил:– Под каким именем вы бывали в Копенгагене и Хельсинки?– Роберт Ланг, инженер из Дерби. Так меня звали в Копенгагене.– Какого числа вы были в Копенгагене?– Я уже говорил вам – пятнадцатого июня. Я прибыл туда в половине двенадцатого. – И в какой банк вы обратились?– Боже мой, Петерс, – наливаясь гневом, сказал Лимас, – в Королевский скандинавский. У вас это уже записано.– Просто хотелось удостовериться, – спокойно ответил Петерс. – А как вас звали в Хельсинки?– Стефен Беннет, инженер-кораблестроитель из Плимута. А там я был в конце сентября, – с сарказмом добавил он.– Вы побывали в банке в день прибытия?– Да, двадцать четвертого или двадцать пятого, точно не помню, это я тоже говорил вам.– Вы привезли деньги с собой из Англии?– Разумеется, нет. В обоих случаях мы переводили их на счет местного резидента. Резидент снимал их, встречал меня в аэропорту и передавал сумку с деньгами, а я отвозил их в банк.– Кто сейчас резидент в Копенгагене?– Петер Йенсен, книготорговец из университетской книжной лавки.– А какие псевдонимы использовал агент?– Хорст Карлсдорф в Копенгагене. Кажется, так. Да, точно: Карлсдорф. Помню, мне все время хотелось сказать: «Карлхорст».– Профессия?– Менеджер из Клагенфурта, Австрия.– А другой псевдоним? Для Хельсинки?– Фехтман. Адольф Фехтман из Сент-Галлена, Швейцария. У него было ученое звание. Да, доктор Фехтман, архивариус.– Понятно. У обоих родной язык немецкий.– Да, я тоже обратил на это внимание. Но немцем он быть не мог.– Почему же?– Я ведь был главой всей немецкой агентуры. Подобное дело не прошло бы мимо меня. Агента такого уровня нужно курировать из Западного Берлина. Я бы о нем, конечно, знал.Лимас поднялся, подошел к буфету и налил себе виски. Предложить виски Петерсу он и не подумал.– Вы же сами говорили, что в данном случае осуществлялась особая подстраховка, специальная процедура. Может быть, им незачем было ставить вас в известность.– Не порите чушь, – резко возразил Лимас. – Конечно, они поставили бы меня в известность.С этой позиции его было не сбить, как бы они ни старались. Это должно было внушить им уверенность, будто со стороны им виднее, и придать большую достоверность тому, что он говорил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23