А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Судя по Вашему вопросу, Вы не помните, какое сейчас число и год.
– Не беспокойтесь, господа, – ответил им гость. – Я очень хорошо знаю, какое сегодня число и какой год. Но мне очень важно это услышать от Вас.
– А мы бы предпочли, чтобы вы их нам назвали, раз утверждаете, что помните дату, – подозрительно прищурился Серж.
– Хорошо. Пусть будет по-вашему, – у Бориса не было сил сопротивляться. – Сегодня, господа, 3 июня 2003 года. Вторник. К сожалению, часы мои встали, и я не могу назвать Вам точный час. Скорее всего, я забыл завести их утром. – При этом Борис беспомощно посмотрел на часы.
Серж и Софи уставились на часы, потом на Бориса.
– А как Выше имя, сударь, и какого Вы сословия? – спросил Серж.
– Мое имя – Борис Николаевич Шевцов. Я менеджер в крупном московском банке.
Его слова опять вызвали удивление, но на этот раз вопросов не последовало. Все замолчали, видимо, не в силах переварить услышанное. Наконец, Серж сказал:
– Мне кажется, произошло невероятное. Судите сами, господа. Сейчас 3 июня 1803 года. Мы живем в городе Т. Я имею в виду себя – графа Воронцова Сергея Дмитриевича – и графиню Разумовскую Софью Андреевну. Я бы не поверил Вам и, скорее всего, принял бы Ваши слова за галлюцинации душевнобольного, но Ваша одежда, Ваши часы и саквояж (имелся в виду кейс), Ваши непонятные нам вопросы наводят меня на мысль, что все сказанное Вами – правда.
Борис открыл кейс, с которым не расставался, достал свой паспорт, удостоверение, пластиковую карточку и ноутбук. К его великому удивлению и большой радости тот работал. Он стал демонстрировать хозяевам набор текста, производить математические расчеты, что окончательно добило его собеседников. Потрясенный Серж ловил каждое движение Бориса и старался все запомнить. Он листал его документы, восхищался портретами – как он называл его фотографии в документах – и в ужасном волнении ходил из угла в угол.
Софья Андреевна даже попросила его сесть. Она вызвала слугу и приказала подать успокоительных капель для себя и Сержа. При этом все переговоры с прислугой она производила в дверях, не допуская никого в комнату, чтобы слуги не увидели удивительных вещей, принесенных их гостем.
Борис понял ее беспокойство. Он убрал все в кейс и задал риторический вопрос, что же теперь ему делать и что с ним будет? Его новые знакомые и сами хотели бы это знать. Вдруг что-то вспомнив, Софья Андреевна спросила:
– Борис Николаевич, а почему Вы называли меня каким-то странным именем? Оксана Михайловна, кажется? Кто она такая? Почему Вы решили, что я – это она?
– Видите ли, графиня, в свое время я закончил экономический факультет Московского Университета и захотел получить второе высшее образование, поэтому в настоящее время и являюсь студентом юридического ВУЗа. Так вот в нашем ВУЗе есть одна преподаватель. Ее зовут, как Вы догадываетесь, Оксана Михайловна. Вы просто копия ее. Я подумал, что все вокруг – простые декорации, идут съемки какого-то фильма о старых временах, и Оксана Михайловна участвует в массовых сценах. Отсюда и мои столь удивившие Вас вопросы. Возможно Вы – прапрабабушка моей преподавательницы, – засмеялся он. – Хотя в такую прапрабабушку невозможно поверить. Ею можно только любоваться.
– Благодарю Вас, сударь. Вы очень любезны, – улыбаясь, ответила графиня.
– И все-таки, – с отчаянием воскликнул Борис, – что мне теперь делать? Как все это могло произойти? Я слышал, что такие случаи имели место в истории и, как правило, были связаны с травмами головы. Но есть ли выход из моей ситуации, я не представляю!
Он обхватил голову руками, всем своим видом демонстрируя невероятное отчаяние.
– Не стоит так убиваться, – вмешался Серж. – Вы поживете у меня. Расскажите мне о Вашей жизни, о Вашей России, о том, что происходило согласно истории весь этот промежуток времени между 1803 и 2003 годами. Мне кажется, если произошло невероятное, и Вы очутились в прошлом, то, возможно, произойдет и обратное. Нам остается только верить в это, Борис Николаевич. Если позволите, я буду называть Вас Бергом?
Борис сидел в полной отрешенности.
– Это не важно, – чисто автоматически ответил он.
– И еще, – продолжал Серж, – обращаясь уже к княгине. – Софи! Ни один человек не должен узнать о случившемся. Мы переоденем Берга и скажем, что ко мне приехал родственник из Москвы, граф Уваров Борис Николаевич.
– Это замечательно! Конечно, Вы правы, Серж. Пусть Борис Николаевич пока побудет здесь, а Вы поезжайте и привезите ему новый гардероб. Когда он переоденется, можно будет увезти его открыто. Мои слуги буду молчать, но на всякий случай я скажу, что привезла дальнего родственника с маскарада.
Когда Серж уехал, графиня сама принесла Борису халат и расположила его в смежной с залом комнате. Затем она велела подать обед и пригласила гостя к столу только после того, как прислуга покинула зал. Они уединенно обедали, тихо ведя беседу. Оба были потрясены происшедшим, и оба ломали головы над тем, как же вернуть Бориса в его жизнь. Однако на ум ничего путного не приходило.
Софья Андреевна сообщила Борису, что у нее есть сын Александр.
– Вот он и будет продолжателем моего рода. Борис Николаевич, – попросила она гостя, – расскажите мне об этой Оксане Михайловне. Мне это очень интересно.
– К сожалению, я очень мало знаю ее, как женщину. Для меня она всего лишь преподаватель и этим все сказано, – задумчиво ответил Борис. – Конечно, у меня есть свое мнение на ее счет, кое-что я слышал о ней, если Вам это интересно, графиня.
– О да! Очень, очень! – заверила она.
– Ну что ж, извольте. Итак. Внешне – одно лицо с Вами. Ну, может быть она чуть старше. Ей лет тридцать восемь – сорок, на мой взгляд. Весьма ухоженная дама, хотя при нашем укладе жизни, который Вам все равно не понять, и ее нервной и напряженной работе, это, поверьте, очень трудно. Одевается она тоже эффектно. Словом, следит за собой. Умна, безусловно. Имеет властный характер. Аудитория подчиняется ей беспрекословно. Хорошо чувствует каждого студента, собеседника, настрой группы. Мгновенно реагирует на это и перестраивается в зависимости от этого. Ее уважают, некоторые даже любят, но очень многие боятся. На экзамене требовательна, я бы даже сказал – бескомпромиссна. Она доктор наук, имеет свои труды. Отстаивает всегда свою точку зрения. Несколько консервативна. Болезненно, мне кажется, пережила развал империи и переход к рынку. Впрочем, Вам это не понятно.
– Да, – призналась графиня. – Вы говорите такие слова и у Вас такой специфический язык, что мне трудно многое понять. Но Вы упоминали о слухах. Что о ней говорят? Чему Вы верите и как сами к ней относитесь?
В голосе графини прозвучали такие нотки, что Борис понял – она переживает даваемую незнакомой женщине характеристику, как свою собственную. Он уловил, как важна для нее жизнь его преподавательницы и как она хочет, чтобы там все было в порядке. Ее душевное состояние читалось в глазах, жестах, нетерпении узнать. И при этом проскальзывал какой-то страх перед возможным негативом.
Борис внимательно посмотрел на графиню, увидел мольбу и надежду в ее глазах, и ему стало неловко. Она была так прекрасна в своих переживаниях и вся в его власти.
– Знаете, графиня, мне кажется, я не имею право судить, вернее, обсуждать жизнь постороннего человека.
– Нет, нет, Борис Николаевич, я не прошу Вас судить. Только рассказать все, что Вы о ней знаете, – взволнованно произнесла она.
– Вообще-то я мало что знаю. Мы теперь все так разобщены. Все работают. И мужчины, и женщины. У всех полно своих хлопот, и люди перестали интересоваться друг другом. Поверьте, мы живем в очень непростое время. И это еще мягко сказано. Что же касается Оксаны Михайловны, то я слышал, что у нее двое взрослых детей. С мужем они расстались. На мой взгляд, она очень интересная женщина. Притягательная, жизнелюбивая, с чувством юмора. Мне кажется, с ней не соскучишься, – усмехнулся он.
– Однажды я встретил ее с дочерью в кафе. Они сидели за столиком у окна, о чем-то беззаботно щебетали, как подружки, смеялись, шутили. Со стороны они были просто обворожительны. Я чуть не поддался первому порыву и не подошел к ним, так меня притягивало их общество. Но вы поймите меня правильно. Оксана Михайловна – преподаватель. И было бы не очень приятно, если бы она указала мне мое место. Знаете ли, она это может. Ох, как может! Меня она вообще недолюбливает, мне кажется. Я ее раздражаю. И я даже знаю, чем. Я не умею точно и кратко сформулировать мысль. А она терпеть не может разглагольствований не по существу.
– А что ее дочь? – с волнением спросила графиня.
– Учится у нас в аспирантуре. То есть окончила институт и учится дальше. Внешне на маму не похожа. Этакая златокудрая нимфа. Высокая, стройная. Вот в чем, мне кажется, они схожи, так это в строгости. Девушка она строгая. Но красивая, умная, веселая.
– Господи, как бы я хотела хоть одним глазком взглянуть на них. Вы так красочно их описали, Борис Николаевич. Я полюбила их обеих сразу. Простите, – в глазах ее стояли слезы, и она отвернулась, чтобы не подать вида.
– Это Вы простите меня, графиня, – растерялся Борис. – Я невольно причинил Вам боль.
– Ну что Вы. Это что-то необъяснимое. Впрочем, как и все, связанное с Вами. Давайте, мой друг выпьем этого прекрасного вина за те чудеса, что дарует нам Господь.
Он налил вино в фужеры. Они подняли их и посмотрели в глаза друг другу. И тут Борис осознал, что навеки погиб. Он не мог отвести взгляда от ее прекрасного лица, глаз, которые выражали любовь и отчаяние. Они молча выпили. Минуту он сидел, опустив голову, а потом будто провалился в небытие.
Очнулся он от шума. Вокруг гудела толпа, гремели поезда и какая-то женщина, смачивая Плоток газированной водой из бутылочки, обтирала его лицо, приводя его в чувства. Он поднял глаза и встретился взглядом с женщиной.
– Этого не может быть, – прошептал он.
– Что с Вами, Борис. Очнитесь. Вы узнаете меня? Я Оксана Михайловна, Ваш преподаватель. – Она трясла его за плечо. – Боря, Боря, очнитесь. Умоляю.
Он открыл глаза и улыбнулся ей открыто и ласково. Она смотрела на него тревожно и грустно.
– Ну, слава Богу, – сказала она. – Как Вы меня напугали! Пойдемте, Борис, я помогу Вам добраться домой.
Он не сопротивлялся.



1 2