Я к этим статьям сейчас отношусь как к бесконечно глубокому источнику. Они подходят ко всем уровням.
Естественно, что рав Барух страдал из-за определенных языковых ограничений. Поскольку вся наука о вечной душе человека развивается, передается и обновляется, то рав Барух чувствовал, что нужно обновить способы передачи ее современному поколению.
Мы не смогли бы понять Бааль Сулама. Но на стыке между ним и нами стал Рабаш. Он объяснил и упростил его, создал язык, доходящий до сердца. Но между Рабашем и новым поколением тоже должен был кто-то появиться: тот, кому надо было это передать, чтобы он дальше развивал методику передачи.
Сами постижения не передаются. Передаются способы достижения свойства отдачи - вот то, что передают праведники. Поэтому нет страха заниматься по их книгам. Каждый возьмет из них только то, что ему необходимо для достижения исправления.
Когда у рава Баруха назрела необходимость передать кому-то свои знания, он обнаружил, что передать их некому. И это он «притянул» рава Лайтмана, который «просто повернул на перекрестке налево и доехал до дома, напротив плантации». Мог бы повернуть в другую сторону.
У рава Баруха занимались многие. Но так целенаправленно и так индивидуально он занимался только с одним человеком - с равом Лайтманом, которого привел Творец.
Когда мы приехали в Бней Брак, мы застали уже сплоченную группу, как бы коммуну. Рав Лайтман очень гордился, что все были вместе. Но, со временем, я увидела, что все-таки это - не совсем то…
Теперь я понимаю, что, конечно, идея рава Баруха была не сплочение группы и не воспитание больших мудрецов. Ему нужна была группа, чтобы взять хотя бы их желания и поднять в высший мир потребность современного поколения в духовном.
Он так жаждал вопросов и так все время стремился их получать. За три месяца до нашей свадьбы, он звонил мне каждый день и в течение пятнадцати минут выспрашивал: «Какие есть вопросы?» А у меня было стрессовое состояние из-за того, что многие были против этой свадьбы. И я так стеснялась, что ничего не могу спросить…
Я поняла, что для него вопросы - это жизнь. Он собирал вопросы, боли, проблемы. Такая курьезная деталь: Он требовал у рава Лайтмана, чтобы тот выяснял через его жену Ольгу подробности обо всех. Он хотел знать, чем живут эти современные люди, такие далекие от него. Рав Лайтман честно передавал ему все детали жизни сорока человек. Стоя на крылечке, Рабаш слушал, что Рав Лайтман ему в ухо часами говорил…
Это все он впитывал и потом начал большую работу - начал писать статьи. Он явно шел на распространение. Тогда многие не поняли этого, считали, что это распространение только для конкретной маленькой группы. Новых интересующихся людей больше не появлялось. Рав Лайтман привел сорок человек - и на этом все закончилось.
Рабаш дал им очень много любви и терпения. Он говорил: «Я с ними в шелковых перчатках, я с ними - как с детьми». Все делалось для того, чтобы суметь передать именно этим людям то, что даст им возможность сделать выбор между истиной и злом, между верой и знанием, помочь им. Но не именно этим сорока людям, а через них - всем остальным, всему человечеству. Рав Лайтман тогда тоже больше книг не писал - после той, которая привела меня туда.
И завершающим поступком рава Баруха, очень сильным действием, которым он вызвал на себя большое испытание, - очевидно, нужное ему для завершения понимания потребности последнего поколения, - было то, что он ввел в дом меня, как женскую часть своего нового пути. Он на этом завершил свой выход на поколение. Рав Лайтман регулярно был в доме. И то, с чем он столкнулся в моем лице, наверное, его очень удивило.
Для примера такая деталь - война в Персидском заливе. Рабаш ведет себя как обычно. Я же вхожу в жуткое состояние страха. Он ничего не говорит. И вместе с тем как бы подразумевает, что я буду вести себя обычно. Он не понимает моего уровня тревоги! Он не понимает, как может быть, что у человека, который верит в Творца, утверждает свой контакт с Творцом, может быть такой уровень тревоги. Но, как оказалось, находясь непосредственно рядом с каббалистом, как с человеком, теряешь последние крохи сил и веру… Я думаю, что рав Барух не мог понять до конца моей неспособности верить в Творца.
Люди любят говорить о чудесах, творимых каббалистами… Если рав Барух что-то и делал, то все это было очень скрытно. Но я, как женщина наблюдательная, видела, что иногда Рабаш вдруг внезапно худеет - на нем висит халат, волосы желтеют. А потом я поняла, что это происходит во время очень сильной просьбы за людей. Он, практически, сбрасывал до десяти килограмм.
Поэтому он берег вес: «Свои восемьдесят килограмм я берегу». То есть, ему полагалось по его росту, семьдесят, но еще десять килограмм он запасал впрок. Один раз я видела, как он молился, когда он был один. Это был такой поток энергии… Я даже заплакала от страха, сама не понимая почему.
Но все делал скрыто от всех. Пожилой добрый друг, надежный, хороший человек. Единственно что - поговорить с ним просто так не о чем было. Или я должна была слушать то, что он говорит после уроков: просто стоять как пень и выслушивать. А я думала: «У меня там капуста на огне стоит». А потом думала: «Надо бы записывать». Или мы ели вместе.
Он все делал очень быстро. Только по делу. И не было просто разговоров. Иногда он спрашивал мое мнения о ком-то. Я отвечала, а он говорил: «Да. Хорошо ты его разделала. Да! Жена умеет критиковать. Это у нее получается. А вот быть учеником жене очень трудно».
Рав: Вообще было очень тяжело быть его учеником.
Фейга : В 2:30 они уже встречались в синагоге внизу: рав Барух Шалом, ученики и рав Лайтман, который должен был быть первым, поскольку он обслуживал Рава и был буквально его правой рукой. И должен был все приготовить. Он - рав Лайтман отвечал за все, как сын! Как рав Барух был у Бааль Сулама, так рав Лайтман был у рава Баруха. Хотя у рава Баруха было много других желающих. И он мог бы выбрать других, все готовы были бы делать все, что угодно.
Рав: Единственно, что я всегда с трудом сопровождал его на свадьбы.
Фейга : И он тоже очень мучился со свадьбами. Он приходил после свадьбы и говорил: «Три часа сидел, и не с кем было слова сказать!» Три часа - сосредоточиться в себе при таком шуме!
Но после некоторых свадеб он приходил и танцевал в прихожей. И показывал: «Вот так Бааль Сулам танцевал. Напевал и танцевал». И так он в пол-первого ночи подтанцовывает, потом еще занимается. В час ложится. В пол-третьего на уроке…
Фейга : До своих 70 лет он ел, в основном, апельсины и хлеб с луком, зато после семидесяти он ел мясо для восполнения энергии. Он приходил иногда в десять вечера с урока и говорил: «Какой трудный урок! Какие задавали вопросы… После стольких лет учебы!… Он приходил ночью и заедал мясом…
А в плане распорядка - он приходил в семь часов, ел довольно хорошо, шел заниматься. Может быть, иногда он лежал - буквально две-три минуты. Но он что-то в это время делал, не спал. Он ложился, когда хотел немножко уйти от всех. Единственное, что он сказал в мою пользу: «Ты мне не мешаешь». Со всем моим «Я», он чувствовал, что я, все-таки, не мешала. Это уже было хорошо. А потом он садился с 7:30 и пел. Полтора часа он пел «Талмуд Десяти Сфирот». Сидел. Раскачивался. Напевал «Талмуд Десяти Сфирот» каждый день. Потом, с 9 до 12 они уезжали. Причем рав Лайтман в 12 - 12:30, возвращался совершенно уставший.
А рав Барух Шалом был как огурчик и тащил его еще заниматься к себе в комнату! Говорит: «Пойдем, урвем для святости!» Рав Лайтман шел из последних сил, а Рабаш говорит: «Ну, ты бы ушел, если бы было куда» - и они занимались.
После этого рав Барух кушал десять минут. Десять минут отдыхал: ставил часы на десять минут, а через пять уже вставал. И шел в свою комнату писать статью или печатать, до четырех. Иногда он на подставке для книг немножко дремал.
В годы молодые он по 18 часов занимался, опуская ноги в холодную воду, чтобы не уснуть. А здесь - до четырех. И с 4:30 они уже опять шли на занятия в группу. И рав Лайтман должен был туда идти - а уже там была работа до девяти вечера. Вот такая была жизнь.
Вопрос: Фейга, скажите, а эти все записи остались?
Фейга : К тому времени, когда я вошла в дом как жена (я уже в этом доме более четырех лет ухаживала за больной рабанит), я видела, что было очень много материалов. Но в какой-то момент их стало намного меньше. Я не знаю, кому он отдал эти материалы, может раву Лайтману.
Рав: У меня небольшая часть материалов. Рабаш свои заметки, в основном, сжег.
Фейга : Рабаш каждый Песах перебирал записи. Однажды он даже специально вынул ящик, чтобы я видела, где этот материал лежит. Я относилась к ним очень трепетно… Например, тетрадку, в которой была записана «Шамати», я вообще никогда не открывала. У меня было чувство очень большого уважения. И вдруг из всей массы материалов осталась лишь какая-то небольшая часть.
Я все таки хочу сказать, что ушел он потому, что наши запросы духовного иссякли! Мы ничего не могли добавить. Нам нечего было у него спросить - мы все сникли, надеялись на него, жили, как говорится, на всем готовом.
Ни болезней, ни проблем, только жалобы на отсутствие денег… Но, в принципе, ничего плохого не случалось за все эти годы. И мы так привыкли, что нечего было просить. Такое у меня было ощущение. За месяц до ухода Рава…
Рав: Какое-то такое абсолютное безразличие. Это - как вот сверху спустилось какое-то облако и накрыло абсолютно всех - ну, как наркоз какой-то, что ли.
Фейга : Было возбуждение в 70-80-х годах и вдруг в 90-м - полный штиль. Это очень чувствовалось. И он очень это переживал, потому что он этим заряжался: когда были вопросы, поиск, он был совершенно другим. Он приходил с урока, и с интересного вопроса мог потом развивать дальше.
А тут, ничего не стало - пустота. Только с материальными проблемами приходили… Я говорила: Рав, что такое? Что они Вас мучают? Никто не спрашивал: «Где же Творец? Где же наша любовь к Нему? Где же наше продвижение?» Ни одного вопроса, связанного с духовным! Записки перестали писать. Раньше женщины подавали кучу записок. Я вообще сникла. Однажды он сказал мне: «Сядь. Я тебе объясню за полчаса весь „Талмуд Десяти Сфирот“. А я ответила: „Через полчаса, не сейчас…“
Я хочу обратиться к людям: «Не повторяйте этих ошибок! Сегодня нет времени сказать „потом“. Если Творец дает возможность за что-то уцепиться, надо срочно цепляться! Сегодня мы не можем оставить что-то на „завтра“. Сегодня все сошлось в точку!». Так же, как я потом долгие годы плакала из-за этой своей фразы и из-за всей своей мелочности - чтобы потом, не дай Бог, не лить слезы на века!
Сегодня надо взяться за нить спасения - Учение Бааль Сулама. Оно завершает и дает нам всю Тору, от Адама Ришон (Первого Человека) и до наших дней. Ее передал нам рав Барух Шалом Ашлаг и позаботился о том, чтобы она попала в руки человека, который пригоден для передачи всей самой тонкой, внутренней части науки Каббала, необходимой нам для выживания - духовного и материального - раву Михаэлю Лайтману.
Я считаю, что с нами произошло три чуда, три вещи, которые были не в соответствии с законом причины-следствия. Как бы, и не полагается нам! «Чудо» - это то, что не вытекает из наших заслуг, достоинств. Это выше причин и следствий!
Первое - то, что раскрылся Бааль Сулам. Второе - то, что его сын смог стать его учеником и приемником, и Бааль Сулам смог ему передать методику. И третье - Творец дал раву Баруху возможность, чтобы тоже было кому передать - раву Лайтману.
Это как бы, тройное чудо. Естественно, я не ставлю всех в один ряд! Вообще не принято сравнивать уровни праведников! Я не об этом. Постижения не передаются. Передается методика Учителя-каббалиста - это уровень света, который улавливается учеником, и тогда он способен передавать дальше. А ученики должны уловить это одеяние - свет. А улавливают его через поведение и учебу.
2. Я верю в рава Лайтмана (Понедельник 02 Май 2005)
После ухода из этого мира Бааль Сулама, рав Барух Шалом подчеркивал, что если праведник ушел, и ученики не переживают, забывают о том, кто был с ними, то они теряют все, что получили от него.
Когда ушел рав Барух, мы были очень потрясены и начали осознавать, как много мы упустили. Утерянные возможности подавили нас надолго. И рав Михаэль Лайтман только года через два начал приходить в себя…
Он даже не искал выхода, например, чтобы начать печататься… Я его собственно в этом подталкивала. Я не знаю почему. Но, по-моему, я просто хотела, чтобы он начал давать уроки, и я их могла слушать. Почему я думала, что его уроки я буду слушать, а рава Баруха - нет? Мне казалось, что рав Лайтман передает материал очень интересно. Мне было интересно его слушать. И я убедила еще нескольких.
Он ничего этого не хотел. Я приходила и говорила: «Там рав такой-то продает свои кассеты. Давайте, наговаривайте на кассеты тоже». И вот, мы начали клеить объявления, созывать публику на лекции. Пришло три человека, пять человек, шесть человек. И с этого все началось. Так постепенно, после всех этих лекций, которые были в Тель-Авиве, через два-три года рав Лайтман набрал группу ребят, и начал с ними заниматься.
Дальше все происходило очень быстро. В результате, сознательно взятых на себя испытаний, рав Лайтман предстал в таком виде, что часть пришедших начали сомневаться.
Знаете, есть такое понятие, что Рав - он должен быть определенного поведения и облика. Какой-то определенный стандарт. А рав Лайтман не вписывался. Он сознательно, как бы, нарушал общепринятые какие-то нормы: и внешне не делал из себя, уж конечно, святого и какого-то там праведника. Он был еще более обыденнее, чем Ребе. Рав Барух, хотя бы, был одет в свои одежды. А рав Лайтман вышел в эту массу как простой, довольно молодой человек (45 лет). Эти ребята должны были принять его как Учителя, как Рава. Они его приняли, но в какой-то момент очень засомневались.
Я сказала однажды некоторым из них: «В ваших руках сейчас все! Если вы сейчас рава Лайтмана отпустите - упустите ваше желание к духовному, вы его не вырастите! И потом вам не с кем будет иметь дело. У нас ничего не будет! Поверьте сейчас до конца, что все в его руках, что ему есть, что вам передать. Что остальное все внешнее! Что это, может быть, даже специально делается!» Я знаю по раву Баруху. Он тоже такие вещи делал сознательно, чтобы снизить, так сказать, уровень почитания себя в глазах учеников. «Так не обращайте внимания на внешнее! Обратите внимание на суть - в его руках нити к духовному».
И вот Бог услышал: создалась группа, которая смогла его удержать. Ведь человеку любого уровня нужно, чтобы был запрос. Без запроса он и не растет, и передать не может, и создать что-то, например, новый язык, не может. Значит, надо искать, откуда взять эти запросы.
Вот так, много лет назад, прошел опасный момент непонимания того, что внешнее поведение Учителя не должно соответствовать тому потенциалу, который у него есть. А потенциал его зависит целиком от запроса учеников - они, как дети, просящие у родителей, вызывают подъем родителей, чтобы дать детям как можно больше.
Этот «запрос» создавался очень медленно, не за один раз. И я помню, еще в 94-ом году, рав Лайтман однажды пригласил меня прогуляться по лесу. По тем местам, где гулял рав Барух, и сквозь слезы, сказал: «Как же так?! Сказано, в 1995 году должно это уже выйти в массы, а у меня десятка два ребят…».
И вдруг, ровно с 1995-го, поднялась волна истинной заинтересованности. А сегодня все надеются на то, что эта группа еще сделает рывок! И еще больше вынудит рава Лайтмана покопаться внутри себя. Прошло уже 14 лет после ухода Ребе. Не нужно ждать еще 6 лет, как Рабаш ждал после ухода Бааль Сулама. Нужно сегодня проверить себя, и найти вопросы, требование к Творцу. От Творца нам нужен свет! Этот свет должен нам принести рав Лайтман, уже живой человек. Знания переданы! Через него мы должны получить свет, то, о чем говорил Бааль Сулам. А сделать это уже должен живой человек.
Поэтому, во-первых, нужно просить всегда, чтобы не ослабло здоровье рава Лайтмана, чтобы у него были силы и сопротивление всяким неприятностям… Во-вторых, создать внутри себя запрос к Творцу! Не довольствоваться тем, что все уже написано в книгах! И это создаст возможность раву Лайтману завершить свою работу и передать уверенность, что можем мы достичь спасения. Но это нужно сделать быстро! Время подталкивает.
Вопрос: Вы сейчас говорите, что группа - это почти всё?
Ну, не просто группа. Это должна быть группа, где каждый внутри себя, индивидуально, в тайниках своего «Я», где-то в тишине своего «дома», знает, что хочет довести свою душу до исправления.
Я еще раз говорю, на мой взгляд, если будет просто группа, где все занимаются, интересуются - это очень хорошо. Это может быть даже и не группа, а один человек, но такого уровня, что… В смысле, чтобы он так захотел!
1 2 3 4
Естественно, что рав Барух страдал из-за определенных языковых ограничений. Поскольку вся наука о вечной душе человека развивается, передается и обновляется, то рав Барух чувствовал, что нужно обновить способы передачи ее современному поколению.
Мы не смогли бы понять Бааль Сулама. Но на стыке между ним и нами стал Рабаш. Он объяснил и упростил его, создал язык, доходящий до сердца. Но между Рабашем и новым поколением тоже должен был кто-то появиться: тот, кому надо было это передать, чтобы он дальше развивал методику передачи.
Сами постижения не передаются. Передаются способы достижения свойства отдачи - вот то, что передают праведники. Поэтому нет страха заниматься по их книгам. Каждый возьмет из них только то, что ему необходимо для достижения исправления.
Когда у рава Баруха назрела необходимость передать кому-то свои знания, он обнаружил, что передать их некому. И это он «притянул» рава Лайтмана, который «просто повернул на перекрестке налево и доехал до дома, напротив плантации». Мог бы повернуть в другую сторону.
У рава Баруха занимались многие. Но так целенаправленно и так индивидуально он занимался только с одним человеком - с равом Лайтманом, которого привел Творец.
Когда мы приехали в Бней Брак, мы застали уже сплоченную группу, как бы коммуну. Рав Лайтман очень гордился, что все были вместе. Но, со временем, я увидела, что все-таки это - не совсем то…
Теперь я понимаю, что, конечно, идея рава Баруха была не сплочение группы и не воспитание больших мудрецов. Ему нужна была группа, чтобы взять хотя бы их желания и поднять в высший мир потребность современного поколения в духовном.
Он так жаждал вопросов и так все время стремился их получать. За три месяца до нашей свадьбы, он звонил мне каждый день и в течение пятнадцати минут выспрашивал: «Какие есть вопросы?» А у меня было стрессовое состояние из-за того, что многие были против этой свадьбы. И я так стеснялась, что ничего не могу спросить…
Я поняла, что для него вопросы - это жизнь. Он собирал вопросы, боли, проблемы. Такая курьезная деталь: Он требовал у рава Лайтмана, чтобы тот выяснял через его жену Ольгу подробности обо всех. Он хотел знать, чем живут эти современные люди, такие далекие от него. Рав Лайтман честно передавал ему все детали жизни сорока человек. Стоя на крылечке, Рабаш слушал, что Рав Лайтман ему в ухо часами говорил…
Это все он впитывал и потом начал большую работу - начал писать статьи. Он явно шел на распространение. Тогда многие не поняли этого, считали, что это распространение только для конкретной маленькой группы. Новых интересующихся людей больше не появлялось. Рав Лайтман привел сорок человек - и на этом все закончилось.
Рабаш дал им очень много любви и терпения. Он говорил: «Я с ними в шелковых перчатках, я с ними - как с детьми». Все делалось для того, чтобы суметь передать именно этим людям то, что даст им возможность сделать выбор между истиной и злом, между верой и знанием, помочь им. Но не именно этим сорока людям, а через них - всем остальным, всему человечеству. Рав Лайтман тогда тоже больше книг не писал - после той, которая привела меня туда.
И завершающим поступком рава Баруха, очень сильным действием, которым он вызвал на себя большое испытание, - очевидно, нужное ему для завершения понимания потребности последнего поколения, - было то, что он ввел в дом меня, как женскую часть своего нового пути. Он на этом завершил свой выход на поколение. Рав Лайтман регулярно был в доме. И то, с чем он столкнулся в моем лице, наверное, его очень удивило.
Для примера такая деталь - война в Персидском заливе. Рабаш ведет себя как обычно. Я же вхожу в жуткое состояние страха. Он ничего не говорит. И вместе с тем как бы подразумевает, что я буду вести себя обычно. Он не понимает моего уровня тревоги! Он не понимает, как может быть, что у человека, который верит в Творца, утверждает свой контакт с Творцом, может быть такой уровень тревоги. Но, как оказалось, находясь непосредственно рядом с каббалистом, как с человеком, теряешь последние крохи сил и веру… Я думаю, что рав Барух не мог понять до конца моей неспособности верить в Творца.
Люди любят говорить о чудесах, творимых каббалистами… Если рав Барух что-то и делал, то все это было очень скрытно. Но я, как женщина наблюдательная, видела, что иногда Рабаш вдруг внезапно худеет - на нем висит халат, волосы желтеют. А потом я поняла, что это происходит во время очень сильной просьбы за людей. Он, практически, сбрасывал до десяти килограмм.
Поэтому он берег вес: «Свои восемьдесят килограмм я берегу». То есть, ему полагалось по его росту, семьдесят, но еще десять килограмм он запасал впрок. Один раз я видела, как он молился, когда он был один. Это был такой поток энергии… Я даже заплакала от страха, сама не понимая почему.
Но все делал скрыто от всех. Пожилой добрый друг, надежный, хороший человек. Единственно что - поговорить с ним просто так не о чем было. Или я должна была слушать то, что он говорит после уроков: просто стоять как пень и выслушивать. А я думала: «У меня там капуста на огне стоит». А потом думала: «Надо бы записывать». Или мы ели вместе.
Он все делал очень быстро. Только по делу. И не было просто разговоров. Иногда он спрашивал мое мнения о ком-то. Я отвечала, а он говорил: «Да. Хорошо ты его разделала. Да! Жена умеет критиковать. Это у нее получается. А вот быть учеником жене очень трудно».
Рав: Вообще было очень тяжело быть его учеником.
Фейга : В 2:30 они уже встречались в синагоге внизу: рав Барух Шалом, ученики и рав Лайтман, который должен был быть первым, поскольку он обслуживал Рава и был буквально его правой рукой. И должен был все приготовить. Он - рав Лайтман отвечал за все, как сын! Как рав Барух был у Бааль Сулама, так рав Лайтман был у рава Баруха. Хотя у рава Баруха было много других желающих. И он мог бы выбрать других, все готовы были бы делать все, что угодно.
Рав: Единственно, что я всегда с трудом сопровождал его на свадьбы.
Фейга : И он тоже очень мучился со свадьбами. Он приходил после свадьбы и говорил: «Три часа сидел, и не с кем было слова сказать!» Три часа - сосредоточиться в себе при таком шуме!
Но после некоторых свадеб он приходил и танцевал в прихожей. И показывал: «Вот так Бааль Сулам танцевал. Напевал и танцевал». И так он в пол-первого ночи подтанцовывает, потом еще занимается. В час ложится. В пол-третьего на уроке…
Фейга : До своих 70 лет он ел, в основном, апельсины и хлеб с луком, зато после семидесяти он ел мясо для восполнения энергии. Он приходил иногда в десять вечера с урока и говорил: «Какой трудный урок! Какие задавали вопросы… После стольких лет учебы!… Он приходил ночью и заедал мясом…
А в плане распорядка - он приходил в семь часов, ел довольно хорошо, шел заниматься. Может быть, иногда он лежал - буквально две-три минуты. Но он что-то в это время делал, не спал. Он ложился, когда хотел немножко уйти от всех. Единственное, что он сказал в мою пользу: «Ты мне не мешаешь». Со всем моим «Я», он чувствовал, что я, все-таки, не мешала. Это уже было хорошо. А потом он садился с 7:30 и пел. Полтора часа он пел «Талмуд Десяти Сфирот». Сидел. Раскачивался. Напевал «Талмуд Десяти Сфирот» каждый день. Потом, с 9 до 12 они уезжали. Причем рав Лайтман в 12 - 12:30, возвращался совершенно уставший.
А рав Барух Шалом был как огурчик и тащил его еще заниматься к себе в комнату! Говорит: «Пойдем, урвем для святости!» Рав Лайтман шел из последних сил, а Рабаш говорит: «Ну, ты бы ушел, если бы было куда» - и они занимались.
После этого рав Барух кушал десять минут. Десять минут отдыхал: ставил часы на десять минут, а через пять уже вставал. И шел в свою комнату писать статью или печатать, до четырех. Иногда он на подставке для книг немножко дремал.
В годы молодые он по 18 часов занимался, опуская ноги в холодную воду, чтобы не уснуть. А здесь - до четырех. И с 4:30 они уже опять шли на занятия в группу. И рав Лайтман должен был туда идти - а уже там была работа до девяти вечера. Вот такая была жизнь.
Вопрос: Фейга, скажите, а эти все записи остались?
Фейга : К тому времени, когда я вошла в дом как жена (я уже в этом доме более четырех лет ухаживала за больной рабанит), я видела, что было очень много материалов. Но в какой-то момент их стало намного меньше. Я не знаю, кому он отдал эти материалы, может раву Лайтману.
Рав: У меня небольшая часть материалов. Рабаш свои заметки, в основном, сжег.
Фейга : Рабаш каждый Песах перебирал записи. Однажды он даже специально вынул ящик, чтобы я видела, где этот материал лежит. Я относилась к ним очень трепетно… Например, тетрадку, в которой была записана «Шамати», я вообще никогда не открывала. У меня было чувство очень большого уважения. И вдруг из всей массы материалов осталась лишь какая-то небольшая часть.
Я все таки хочу сказать, что ушел он потому, что наши запросы духовного иссякли! Мы ничего не могли добавить. Нам нечего было у него спросить - мы все сникли, надеялись на него, жили, как говорится, на всем готовом.
Ни болезней, ни проблем, только жалобы на отсутствие денег… Но, в принципе, ничего плохого не случалось за все эти годы. И мы так привыкли, что нечего было просить. Такое у меня было ощущение. За месяц до ухода Рава…
Рав: Какое-то такое абсолютное безразличие. Это - как вот сверху спустилось какое-то облако и накрыло абсолютно всех - ну, как наркоз какой-то, что ли.
Фейга : Было возбуждение в 70-80-х годах и вдруг в 90-м - полный штиль. Это очень чувствовалось. И он очень это переживал, потому что он этим заряжался: когда были вопросы, поиск, он был совершенно другим. Он приходил с урока, и с интересного вопроса мог потом развивать дальше.
А тут, ничего не стало - пустота. Только с материальными проблемами приходили… Я говорила: Рав, что такое? Что они Вас мучают? Никто не спрашивал: «Где же Творец? Где же наша любовь к Нему? Где же наше продвижение?» Ни одного вопроса, связанного с духовным! Записки перестали писать. Раньше женщины подавали кучу записок. Я вообще сникла. Однажды он сказал мне: «Сядь. Я тебе объясню за полчаса весь „Талмуд Десяти Сфирот“. А я ответила: „Через полчаса, не сейчас…“
Я хочу обратиться к людям: «Не повторяйте этих ошибок! Сегодня нет времени сказать „потом“. Если Творец дает возможность за что-то уцепиться, надо срочно цепляться! Сегодня мы не можем оставить что-то на „завтра“. Сегодня все сошлось в точку!». Так же, как я потом долгие годы плакала из-за этой своей фразы и из-за всей своей мелочности - чтобы потом, не дай Бог, не лить слезы на века!
Сегодня надо взяться за нить спасения - Учение Бааль Сулама. Оно завершает и дает нам всю Тору, от Адама Ришон (Первого Человека) и до наших дней. Ее передал нам рав Барух Шалом Ашлаг и позаботился о том, чтобы она попала в руки человека, который пригоден для передачи всей самой тонкой, внутренней части науки Каббала, необходимой нам для выживания - духовного и материального - раву Михаэлю Лайтману.
Я считаю, что с нами произошло три чуда, три вещи, которые были не в соответствии с законом причины-следствия. Как бы, и не полагается нам! «Чудо» - это то, что не вытекает из наших заслуг, достоинств. Это выше причин и следствий!
Первое - то, что раскрылся Бааль Сулам. Второе - то, что его сын смог стать его учеником и приемником, и Бааль Сулам смог ему передать методику. И третье - Творец дал раву Баруху возможность, чтобы тоже было кому передать - раву Лайтману.
Это как бы, тройное чудо. Естественно, я не ставлю всех в один ряд! Вообще не принято сравнивать уровни праведников! Я не об этом. Постижения не передаются. Передается методика Учителя-каббалиста - это уровень света, который улавливается учеником, и тогда он способен передавать дальше. А ученики должны уловить это одеяние - свет. А улавливают его через поведение и учебу.
2. Я верю в рава Лайтмана (Понедельник 02 Май 2005)
После ухода из этого мира Бааль Сулама, рав Барух Шалом подчеркивал, что если праведник ушел, и ученики не переживают, забывают о том, кто был с ними, то они теряют все, что получили от него.
Когда ушел рав Барух, мы были очень потрясены и начали осознавать, как много мы упустили. Утерянные возможности подавили нас надолго. И рав Михаэль Лайтман только года через два начал приходить в себя…
Он даже не искал выхода, например, чтобы начать печататься… Я его собственно в этом подталкивала. Я не знаю почему. Но, по-моему, я просто хотела, чтобы он начал давать уроки, и я их могла слушать. Почему я думала, что его уроки я буду слушать, а рава Баруха - нет? Мне казалось, что рав Лайтман передает материал очень интересно. Мне было интересно его слушать. И я убедила еще нескольких.
Он ничего этого не хотел. Я приходила и говорила: «Там рав такой-то продает свои кассеты. Давайте, наговаривайте на кассеты тоже». И вот, мы начали клеить объявления, созывать публику на лекции. Пришло три человека, пять человек, шесть человек. И с этого все началось. Так постепенно, после всех этих лекций, которые были в Тель-Авиве, через два-три года рав Лайтман набрал группу ребят, и начал с ними заниматься.
Дальше все происходило очень быстро. В результате, сознательно взятых на себя испытаний, рав Лайтман предстал в таком виде, что часть пришедших начали сомневаться.
Знаете, есть такое понятие, что Рав - он должен быть определенного поведения и облика. Какой-то определенный стандарт. А рав Лайтман не вписывался. Он сознательно, как бы, нарушал общепринятые какие-то нормы: и внешне не делал из себя, уж конечно, святого и какого-то там праведника. Он был еще более обыденнее, чем Ребе. Рав Барух, хотя бы, был одет в свои одежды. А рав Лайтман вышел в эту массу как простой, довольно молодой человек (45 лет). Эти ребята должны были принять его как Учителя, как Рава. Они его приняли, но в какой-то момент очень засомневались.
Я сказала однажды некоторым из них: «В ваших руках сейчас все! Если вы сейчас рава Лайтмана отпустите - упустите ваше желание к духовному, вы его не вырастите! И потом вам не с кем будет иметь дело. У нас ничего не будет! Поверьте сейчас до конца, что все в его руках, что ему есть, что вам передать. Что остальное все внешнее! Что это, может быть, даже специально делается!» Я знаю по раву Баруху. Он тоже такие вещи делал сознательно, чтобы снизить, так сказать, уровень почитания себя в глазах учеников. «Так не обращайте внимания на внешнее! Обратите внимание на суть - в его руках нити к духовному».
И вот Бог услышал: создалась группа, которая смогла его удержать. Ведь человеку любого уровня нужно, чтобы был запрос. Без запроса он и не растет, и передать не может, и создать что-то, например, новый язык, не может. Значит, надо искать, откуда взять эти запросы.
Вот так, много лет назад, прошел опасный момент непонимания того, что внешнее поведение Учителя не должно соответствовать тому потенциалу, который у него есть. А потенциал его зависит целиком от запроса учеников - они, как дети, просящие у родителей, вызывают подъем родителей, чтобы дать детям как можно больше.
Этот «запрос» создавался очень медленно, не за один раз. И я помню, еще в 94-ом году, рав Лайтман однажды пригласил меня прогуляться по лесу. По тем местам, где гулял рав Барух, и сквозь слезы, сказал: «Как же так?! Сказано, в 1995 году должно это уже выйти в массы, а у меня десятка два ребят…».
И вдруг, ровно с 1995-го, поднялась волна истинной заинтересованности. А сегодня все надеются на то, что эта группа еще сделает рывок! И еще больше вынудит рава Лайтмана покопаться внутри себя. Прошло уже 14 лет после ухода Ребе. Не нужно ждать еще 6 лет, как Рабаш ждал после ухода Бааль Сулама. Нужно сегодня проверить себя, и найти вопросы, требование к Творцу. От Творца нам нужен свет! Этот свет должен нам принести рав Лайтман, уже живой человек. Знания переданы! Через него мы должны получить свет, то, о чем говорил Бааль Сулам. А сделать это уже должен живой человек.
Поэтому, во-первых, нужно просить всегда, чтобы не ослабло здоровье рава Лайтмана, чтобы у него были силы и сопротивление всяким неприятностям… Во-вторых, создать внутри себя запрос к Творцу! Не довольствоваться тем, что все уже написано в книгах! И это создаст возможность раву Лайтману завершить свою работу и передать уверенность, что можем мы достичь спасения. Но это нужно сделать быстро! Время подталкивает.
Вопрос: Вы сейчас говорите, что группа - это почти всё?
Ну, не просто группа. Это должна быть группа, где каждый внутри себя, индивидуально, в тайниках своего «Я», где-то в тишине своего «дома», знает, что хочет довести свою душу до исправления.
Я еще раз говорю, на мой взгляд, если будет просто группа, где все занимаются, интересуются - это очень хорошо. Это может быть даже и не группа, а один человек, но такого уровня, что… В смысле, чтобы он так захотел!
1 2 3 4