А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Почему же он мне не позвонил?
– Может, ему не хотелось говорить о таких вещах по телефону? – с надеждой в голосе предположил Миллер.
– Возможно, – отрезал адвокат, бросив на Петера презрительный взгляд. – А теперь расскажите, как случилось, что вас начали искать.
– Да, да. Так вот значит. Меня узнал один человек, а потом мне сказали, меня скоро арестуют. И я убежал. А что оставалось делать?
– Начните сначала, – вздохнул адвокат и устало спросил: – Кто узнал вас?
– Дело было в Бремене. Я там живу и работаю, то есть работал, пока все это не стряслось, у господина Эберхардта. В пекарне. Так вот, месяца четыре назад я шел по улице, и вдруг мне стало плохо. Ужасно заболел живот. И я потерял сознание. Отключился прямо на тротуаре. Меня увезли в больницу.
– В какую?
– Главный госпиталь Бремена. Там взяли анализы и сказали, что у меня рак. Рак желудка. Я уж думал, мне крышка. Но рак был в ранней стадии. Оперировать меня не стали, кололи лекарствами, и вскоре наступила, как это называется...
– Ремиссия? – подсказал адвокат.
– Вот, вот.
– Что же, вам повезло. А кто вас опознал?
– Санитар. Он был евреем и все время на меня смотрел. Как выйдет на дежурство, так и смотрит. Странно так смотрел, пристально. Я и забеспокоился. Он глядел так, будто хотел сказать: «A я тебя узнал». С месяц назад мне сказали, что меня переводят в оздоровительную клинику. Я, слава богу, застраховался на случай болезни, так что с деньгами хлопот не возникло. А перед самой выпиской вспомнил, кто такой этот санитар. Он был одним из заключенных во Флоссенбурге.
– Так вы были во Флоссенбурге? – адвокат даже привстал от изумления.
– Да, да, я только хотел вам об этом рассказать. Санитар был из тех заключенных-евреев, которых привезли, чтобы сжечь тела адмирала Канариса и других офицеров, повешенных нами за участие в заговоре против фюрера.
Адвокат впился в Миллера глазами.
– Вы были среди тех, кто казнил Канариса?
Миллер пожал плечами:
– Я руководил казнью, – признался он. – Ведь он был предатель, правда? Он хотел убить фюрера.
– Дорогой мой, – улыбнулся адвокат. – Я вас не осуждаю. Конечно, все они были изменниками. Канарис даже передавал союзникам военные тайны. Они в армии продались все, от генералов до солдат. Я просто не думал встретить человека, который их уничтожал.
– Но теперь меня разыскивает полиция, – напомнил Миллер и беспомощно улыбнулся. – Убивать евреев – это одно, и совсем другое – повесить Канариса, которого теперь считают чуть ли не героем.
– Да, конечно, – кивнул адвокат, – у вас могут быть крупные неприятности с нынешними властями в ФРГ. Но продолжайте.
– Меня перевели в клинику, и больше я того еврея не видел. А в прошлую пятницу мне туда кто-то позвонил. Я думал, это из пекарни, но он не представился. Просто сказал, что по долгу службы узнал, как на меня донесли этим свиньям в Людвигсбурге. И приказ о моем аресте уже подписан.
Адвокат понимающе кивнул.
– Это, наверное, был один из наших друзей в бременской полиции. И что вы предприняли?
– Убежал, а что еще? Быстренько выписался из больницы. Я просто не знал, что делать. Домой не пошел, побоялся, что там меня уже ищут. Даже «фольксваген» свой бросил. Потом мне пришла в голову мысль сходить к герру Эберхардту. Адрес его я нашел в телефонной книге. Он радушно меня встретил. Сказал, что уезжает с фрау Эберхардт на следующий день в круиз, но все равно попытается помочь. Написал это письмо и послал меня к вам.
– Почему вы решили обратиться именно к господину Эберхардту?
– Я точно не знал, кем он был в войну, но он всегда очень хорошо ко мне относился. А два года назад мы в пекарне отмечали какой-то праздник. Все немного выпили, и я пошел в туалет. Там стоял герр Эберхардт и пел. Он пел «Хорста Весселя». Я начал ему подпевать. Так мы и допели ее до конца прямо в туалете. Потом он хлопнул меня по плечу и сказал: «Никому ни слова, Кольб». Я не вспоминал о том случае, пока не попал в беду. Тогда-то я и подумал, а что если он тоже был в СС? И пошел просить у него помощи.
– Как фамилия санитара-еврея?
– Гартштейн.
– А название оздоровительной клиники, куда вас перевели?
– «Аркадия» в Дельменхорсте, под самым Бременом.
Адвокат вновь кивнул, записал что-то на взятом со стола листке бумаги и поднялся.
– Оставайтесь здесь, – сказал он и ушел.
Адвокат вновь прошел в кабинет и по справочной узнал телефоны пекарни Эберхардта, Главного госпиталя Бремена и клиники «Аркадия» в Дельменхорсте. Сначала он позвонил в пекарню.
Секретарша Эберхардта оказалась очень доброжелательной: «К сожалению, герр Эберхардт уехал, – сказала она. – Нет, связаться с ним нельзя, он путешествует по Карибскому морю вместе с женой. Вернется через месяц. Может быть, я смогу вам помочь?»
Адвокат заверил ее в обратном и повесил трубку. Набрал номер Главного госпиталя Бремена и попросил отдел кадров.
– Это звонят из отдела соцобеспечения, – солгал он, не моргнув глазом. – Я бы хотел узнать, есть ли среди ваших работников санитар по фамилии Гартштейн.
Девушка на другом конце провода полистала списки и ответила:
– Да, есть.
Спасибо, – произнес нюрнбергский адвокат, нажал на рычаг, вновь набрал тот же номер, попросил регистратуру.
– Звонит секретарь хлебопекарной компании Эберхардта. Мне бы хотелось узнать, как дела у одного из наших работников – его доставили к вам с болезнью желудка. Его зовут Рольф Гюнтер Кольб.
Адвокату вновь пришлось подождать. Наконец регистраторша нашла историю болезни Кольба и, посмотрев на последнюю страницу, сообщила:
– Он выписался. Его состояние улучшилось настолько, что его перевели в оздоровительную клинику.
– Куда именно?
– В клинику «Аркадия», в Дельменхорсте.
Адвокат снова нажал на рычаг и позвонил в «Аркадию». Ответила женщина. Выслушав просьбу, она повернулась к стоявшему рядом врачу, прикрыла микрофон ладонью и сказала: «Интересуются человеком, о котором вы говорили, Кольбом».
Врач взял трубку.
– Да, – сказал он. – Я главный врач. Доктор Браун. Чем могу служить?
Услышав фамилию Браун, секретарша бросила на шефа изумленный взгляд. Доктор выслушал голос из Нюрнберга и без запинки ответил:
– К сожалению, герр Кольб выписался в прошлую пятницу, не закончив лечения. Дело неслыханное, но я помешать ему не смог. Да, его перевели сюда из госпиталя в Бремене. С раком желудка в стадии ремиссии, – еще несколько секунд он слушал, потом проговорил:
– Нет, что вы! Рад помочь.
Врач, настоящая фамилия которого была Розмайер, повесил трубку и тут же позвонил в Мюнхен, сообщил: «Интересовались Кольбом. Видимо, проверка началась».
А в Нюрнберге адвокат вернулся в гостиную со словами:
– Хорошо. Вы, Кольб, видимо, тот, за кого себя выдаете. Но я бы хотел вам задать еще несколько вопросов. Не возражаете?
«Изумленный» Миллер безмолвно кивнул.
– Хорошо, – повторил адвокат. – Вы подвергались обрезанию?
– Нет, – пробормотал совершенно сбитый с толку Миллер.
– Покажите, – негромко приказал адвокат. Петер не пошевелился.
– Покажите, сержант! – рявкнул адвокат.
Миллер вскочил со стула, стал по стойке «смирно».
– Цю бефель, – сказал он, простоял три секунды, держа руки по швам, потом расстегнул брюки. Адвокат взглянул и кивком разрешил застегнуться.
– Ладно, значит, вы не еврей, – сказал он примирительно.
Усевшись на стул, Миллер растерянно пробормотал:
– Конечно, не еврей.
– Дело в том, – улыбнулся адвокат, – что евреи, случалось, хотели выдать себя за наших товарищей. Но таких мы быстро раскусывали. А теперь я начну задавать вам вопросы. Проверю, тот ли вы, за кого себя выдаете. Где вы родились?
– В Бремене.
– Верно. Место вашего рождения указано в списке членов СС. Я с ним только что сверился. В «Гитлерюгенде» состояли?
– Да. Вступил в тридцать пятом, в десять лет.
– Ваши родители были убежденными национал-социалистами?
– Да, и отец, и мать.
– Что с ними стало?
– Погибли при бомбежках Бремена.
– Когда вы подали заявление в СС?
– Весной сорок четвертого года. В восемнадцать лет.
– Где обучались?
– В учебном лагере в Дахау.
– Вытатуирована ли у вас на левой подмышке группа крови?
– Нет. Да и выкалывали ее не на левой, а на правой подмышке.
– Почему же вас не татуировали?
– Видите ли, обучение в лагере заканчивалось в августе сорок четвертого года, и нас должны были направить служить в войска СС. Однако в июле во флоссенбургский концлагерь пригнали офицеров, замешанных в заговоре против Гитлера, и тамошнее начальство попросило для усиления охраны направить к ним людей из нашей части. Вот меня с десятком других самых прилежных курсантов туда и послали. Так что мы пропустили и выпускной парад, и татуировку. Однако комендант сказал, она не понадобится, ведь на фронт мы уже не попадем.
Адвокат кивнул. Комендант, без сомнения, понимал, что в июле 1944 года, когда союзники продвинулись уже в глубь Франции, война близилась к концу.
– А кортик вы получили?
– Получил. Из рук коменданта.
– Что было на нем написано?
– Слова «Кровь и честь».
– Чему вас учили в Дахау?
– Мы прошли полный курс военной подготовки и политико-идеологический курс в дополнение к уже изученному в «Гитлерюгенде».
– Песни разучивали?
– Да.
– Как называется сборник маршей, в котором есть «Песня Хорста Весселя»?
– Это альбом «Время борьбы за нацию».
– Где расположен учебный лагерь Дахау?
– В пятнадцати километрах от Мюнхена. И в пяти от одноименного концлагеря.
– Какую форму вы носили?
– Серо-зеленые брюки и такого же цвета китель с черными петлицами – на левой стоял чин; сапоги и ремень из черной кожи с вороненой пряжкой.
– Что было на ней изображено?
– По центру – свастика, а вокруг девиз «Честь в преданности».
Адвокат встал и потянулся. Закурил сигару, подошел к окну сказал:
– А теперь, сержант Кольб, расскажите о концлагере во Флоссенбурге. Где это?
– На границе Баварии и Тюрингии.
– Когда он открылся?
– В тридцать четвертом году. Это одно из первых заведений для тех сволочей, что предали фюрера.
– Каковы были его размеры?
– В мою бытность – триста на триста метров. По границе стояли девятнадцать сторожевых вышек с легкими пулеметами. Переклички проводились на площадке размером двадцать один на сорок один метр. Эх, как мы забавлялись там с жидами...
– Не отвлекайтесь, – буркнул адвокат. – Расскажите лучше, какие там были службы и сколько.
– Двадцать четыре барака, кухня, баня, больница и множество мастерских.
– А для охраны?
– Две казармы, магазин и бордель.
– Как избавлялись от трупов?
– За территорией лагеря был крематорий, к нему вел подземный ход.
– Чем в основном занимались заключенные?
– Работали в каменоломне. Она располагалась вне лагеря, ее окружал забор из колючей проволоки со своими сторожевыми вышками.
– Каково было население лагеря в сорок четвертом году?
– Около тысячи шестисот человек.
– Где находилась контора коменданта?
– За территорией, в доме на склоне холма.
– Назовите комендантов.
– До меня их было два. Майор СС Карл Кунслер, которого сменил капитан СС Карл Фрич. А при мне лагерем командовал подполковник Макс Кегель.
– Номер вашего политотдела?
– Второй.
– Где он размещался?
– В конторе коменданта.
– Чем там занимались?
– Следили за исполнением приказов правительства о применении к некоторым заключенным особых мер воздействия.
– В число таковых входили Канарис и другие заговорщики?
– Да, майн гepp. Их всех ждали особые меры.
– Когда привели приговор в исполнение?
– Двадцатого апреля сорок пятого года. Американцы уже вошли в Баварию, поэтому из Берлина, пришел приказ казнить всех заговорщиков. Это поручили мне и моим товарищам. К тому времени я получил чин сержанта, хотя в лагерь прибыл рядовым, поэтому и был в нашей группе главным. А закопать тела мы поручили заключенным. Среди них оказался и тот глазастый Гартштейн, черт его побери! Потом нам приказали гнать узников на юг. А в пути мы узнали, что фюрер покончил с собой. Тогда офицеры нас покинули, а заключенные стали разбегаться в леса. Кое-кого из них мы, сержанты, постреляли, но потом поняли: идти дальше нет смысла. Ведь все кругом заняли янки.
– И последний вопрос о Флоссенбурге, сержант. Если там поднять голову, что видно?
– Небо, наверное, – озадаченно проговорил Миллер.
– Да нет, глупец вы этакий, не вверху, а на горизонте!
– А-а, вы, наверное, имеете в виду развалины замка на холме, так?
Адвокат кивнул и улыбнулся.
– Кстати, его построили в четырнадцатом веке, – заметил он и подвел итог. – Хорошо, Кольб, допустим, во Флоссенбурге вы служили. А как вам удалось спастись?
– Дело было так. Распустив заключенных, мы пошли кто куда. Я наткнулся на рядового из вермахта, стукнул его по голове и снял с него форму. А через два дня меня схватили янки. Я оттрубил два года в лагере для военнопленных, но на всякий случай сказал, что служил в армии, а не в СС. Ведь тогда, знаете ли, ходили слухи, будто янки расстреливают эсэсовцев на месте. Потому я и соврал.
Адвокат выдохнул сигарный дым и сказал:
– Так поступали многие, – а потом спросил: – Имя вы не изменили?
– Нет. Хотя документы выбросил – в них значилось, что я служил в СС. А вот фамилию менять не стал. Решил, простого сержанта искать не будут. А казнь Канариса в то время казалась всем пустяком. Это уж потом его сделали героем, а то место в Берлине, где казнили главных участников заговора, превратили в мемориал. Но к тому времени Федеративная республика уже выдала мне документы на имя Кольба. Впрочем, не опознай меня этот санитар, ничего не случилось бы, а раз он меня узнал, никакое ложное имя не спасет.
– Верно. А теперь повторим кое-что из пройденного вами в Дахау. Начните с клятвы преданности фюреру.
Допрос продолжался еще три часа, и Миллер мысленно поблагодарил Остера за требовательность. Петер даже вспотел, но отговорился тем, что недавно перенес тяжелую болезнь и весь день не ел. Наконец, когда уже близился вечер, подозрения адвоката рассеялись.
– Так чего же вы хотите? – спросил он Миллера.
– Мне нужны документы на новое имя. Я изменю внешность – отращу волосы, усы подлиннее – и устроюсь на работу где-нибудь в Баварии. Я же искусный пекарь, а людям нужен хлеб, верно?
Впервые за время разговора адвокат расхохотался.
– Да, мой дорогой Кольб, людям нужен хлеб. Итак, слушайте. Обычно на таких, как вы, мы время и деньги не тратим. Но раз уж вы попали в беду не по своей вине, раз вы казнили предателей рейха, я постараюсь вам помочь. Но мало переменить имя в ваших водительских правах. Вам нужен новый паспорт. Деньги у вас есть?
– Ни гроша. Я даже к вам добирался на перекладных.
Адвокат протянул ему банкноту в сто марок.
– У меня вам оставаться нельзя, а новый паспорт придет не раньше, чем через неделю. Я отошлю вас к своему другу. Он и выхлопочет вам паспорт. Живет он в Штутгарте. Вы сначала устройтесь там в гостиницу, а потом идите к нему. Я ему позвоню, он будет вас ждать.
Адвокат написал на листке несколько слов и передал его Меллеру, сказав:
– Его зовут Франц Байер. Здесь его адрес. Если вам понадобятся еще деньги, Байер поможет. Но не транжирьте. Сидите тихо и ждите, когда Байер выправит вам новый паспорт. Потом мы устроим вас на работу в Южной Германии, где вас никто не найдет.
Миллер взял деньги и записку.
– Спасибо вам, герр доктор, большое спасибо, – смущенно пробормотал он, прощаясь.
Горничная проводила его до дверей. Через час он уже мчался в «ягуаре» в Штутгарт, а адвокат позвонил Байеру и приказал ему ждать у себя к вечеру некоего Рольфа Гюнтера Кольба, скрывающегося от полиции.
В те дни Нюрнберг и Штутгарт еще не соединялись прямым автобаном, и в ясный солнечный день шоссе, что вилось по франконской равнине и меж лесистых холмов и долин Вюртемберга, бывало очень живописным. Но туманным февральским вечером, в гололед езда по этой асфальтовой ленте едва не стоила Миллеру жизни. Дважды тяжелый «ягуар» чуть-чуть не слетел в кювет, дважды Петер приказывал себе не торопиться. Ведь Байер – человек, знавший, как раздобыть поддельный паспорт, – никуда не денется.
Миллер приехал в Штутгарт засветло и устроился в небольшой гостинице на окраине. У портье он взял план города и нашел дом Байера в фешенебельном районе рядом с виллой Берг, где былыми летними ночами развлекались когда-то герцог Вюртембергский и его свита.
Следуя карте, он проехал холмистый центр Штутгарта и остановил машину в километре от дома Байера. Запирая дверцу, он не заметил пожилую женщину, выходившую из соседнего дома с еженедельной встречи членов Общества помощи больницам.
Франц Байер был полненьким и по характеру очень радушным мужчиной. Предупрежденный Вервольфом, он встретил Миллера на пороге, представил его жене, которая тут же скрылась в кухне, и спросил:
– Ну, Кольб, а раньше ты бывал в Штутгарте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29