Дейсейн пристально посмотрел на Паже. Да, несомненно, доктор верит в это.
– Значит, пока я живу в Сантароге, мне придется внимательно следить за всеми людьми, которые ненавидят чужаков? – спросил Дейсейн.
– Теперь вам вовсе не нужно ничего бояться, – ответил Паже. – Вы больше не чужак. Вы уже один из нас. И когда вы и Дженни поженитесь…
– Из всей чепухи, которую мне когда-либо приходилось слышать, – воскликнул Дейсейн, – эта бьет все остальные! Этот… этот пацан Пити хотел попасть в меня стрелой, потому что…
– У него патологический страх, что он уедет из долины учиться во внешний мир, – перебил его Паже. – Конечно, он преодолеет этот страх, но эмоции детства более…
– А порошок для травли тараканов в кофе, – не дал ему досказать свою мысль Дейсейн. – Ведь это тоже просто…
– Это следствие очень печальной истории, – перебил его Паже. – Она влюбилась, когда училась в колледже, в одного чужака – как, например, Дженни, добавлю я от себя. Вся разница в том, что друг Вайны соблазнил ее, а потом бросил. И у нее есть дочь, которая…
– О Господи! Да вы в самом деле верите в эту чушь! – воскликнул Дейсейн. Он прижался к стенке кровати и посмотрел на Паже сверкающими глазами.
– Джилберт, мне кажется, что гораздо легче поверить в это, чем в вашу сумасшедшую теорию, что Сантарога предприняла массированную атаку на вас. В конце концов, вы должны сами увидеть.
– Конечно, – перебил его Дейсейн. – А теперь объясните мне тот инцидент на мосту. Посмотрим, как…
– О, проще всего! – воскликнул Паже. – Подозреваемый молодой человек был влюблен в Дженни до того, как в ее жизни появились вы.
– Поэтому он просто дожидался момента, когда…
– Все это происходило на подсознательном уровне, уверяю вас, Джилберт.
Дейсейн пристально посмотрел на доктора. Схема рационального объяснения несчастных случаев, выстроенных Паже, напоминала Дейсейну форму дерева, дерева из его сна. Из темных глубин к сверкающему ослепительно, как солнце, сознанию тянулся мощный ствол. Корни скрывались во мраке. От ствола отходили ветви с уже довольно заметными листьями и фруктами. Оно возникло и не собиралось исчезать, несмотря на свою фальшивость.
И его невозможно было срубить, понял вдруг Дейсейн. Слишком уж эта штука была нематериальной. И слишком много было подобных деревьев в этом лесу, который назывался Сантарога. «Это дерево, видишь? Неужели оно не выглядит так, как остальные?»
– Мне кажется, – начал Паже, – что, когда вам предоставится время поразмышлять над этим, вы осознаете истину…
– О, несомненно, – перебил его Дейсейн.
– Я… э-э… я скажу, чтобы вам прислали немного свежего сыра, – сказал Паже. – Из особого хранилища.
– Да, конечно.
– Я все прекрасно понимаю, – начал Паже. – Вы думаете, что сейчас вы ведете себя, хотя и цинично, но очень мудро. Но со временем вы исправитесь.
С этими словами он вышел из комнаты.
Дейсейн продолжал смотреть на запертую дверь в течение нескольких минут после ухода Паже. Доктор не мог понять его и никогда не окажется в состоянии понять, как и любой сантарожанец. Даже Дженни, несмотря на ее исключительную восприимчивость, усиленную ее любовью. Слишком уж просты были объяснения Пахе, чтобы их принять. В нем заключена точка зрения официальных властей.
«Мне обязательно нужно выбраться из этой сумасшедшей долины», – решил Дейсейн.
Он выскользнул из постели как раз тогда, когда дверь открылась и в комнату вошла юная круглолицая и без чепчика студентка-практикантка с подносом.
– О, вы встали с постели! – воскликнула она удивленно. – Это хорошо.
Она взяла с тумбочки старый поднос, поставила на его место новый. Потом она положила старый на стул.
– Пока вы встали, я поправлю вашу постель, – сказала она.
Дейсейн стоял, опершись о спинку кровати, пока сестра возилась с постелью. Вскоре она ушла, забрав с собой старый поднос.
Дейсейн посмотрел на то, что она принесла: золотистый клинышек сыра, сухое печенье, стакан и бутылка пива Джасперса.
В приливе внезапно вспыхнувшего гнева Дейсейн швырнул сыр в стену. Потом он простоял некоторое время, уставившись на пятно в стене, пока не почувствовал успокаивающий вкус во рту и осознал, что он слизывает крошки с пальцев.
Дейсейн пристально посмотрел на свою руку, словно она принадлежала какому-то другому человеку. Он сознательно заставил себя не нагибаться и не поднимать сыр с пола, а повернулся к пиву. За бутылкой находилась открывалка. Дейсейн налил пива в стакан и выпил его быстрыми глотками. Только когда в стакане не осталось пива, он почувствовал резкий аромат Джасперса в оставшихся каплях пива.
Пытаясь побороть легкую дрожь, Дейсейн поставил стакан на тумбочку, забрался в постель, словно в поисках убежища.
Его тело требовало Джасперса. «Это не люди поедают Джасперс, – подумал Дейсейн, – а Джасперс пожирает их». Он ощутил эффект расширения сознания, услышал громогласный шум толпы, неприятно действовавший на психику. Время потеряло свой обычный ход, сжалось, готовое разорваться в любой миг.
Дейсейн услышал чьи-то торопливые шаги. Щелкнул выключатель, и его комната погрузилась в темноту. Дверь захлопнулась.
Дейсейн открыл глаза и посмотрел в окно, за которым сияли звезды. В их свете он различил свежий клинышек сыра на тумбочке. Остатки сыра со стены и пола убрали. Он вспомнил голос Дженни – тихий, музыкальный, журчащий, словно темная вода над камнями, слегка дрожащий.

Неужели где-то здесь, в темноте, находится Дженни?
Он не знал точного ответа.
Дейсейн пошарил рукой у изголовья кровати и, найдя кнопку вызова, нажал.
Из громкоговорителя послышался чей-то голос:

– Вам нужна медсестра?
– А который час? – спросил Дейсейн.
– Двадцать четыре минуты четвертого. Вы хотите снотворного?
– Нет… спасибо.
Дейсейн сел, опустил ноги на пол и уставился на сыр.
– Вы только хотели узнать время?
– Сколько весит целая головка сыра Джасперса? – спросил Дейсейн.
– Весит? – После паузы последовал ответ: – Они бывают разные. Самая маленькая весит примерно тридцать фунтов. А что?
– Принесите мне целую, – попросил он.
– Целую… Разве у вас нет сейчас немного сыра?
– Мне это нужно для лабораторного исследования, – пояснил Дейсейн и подумал: «Ну вот! Теперь посмотрим, насколько правдив со мной был Паже».
– Вам сыр понадобится утром, когда вы проснетесь?
– Нет, прямо сейчас. И принесите мне халат и тапочки, пожалуйста.
– А не лучше ли доктора подождать. Если…
– Если считаете необходимым, свяжитесь с Паже, – перебил ее Дейсейн. – Мне сыр нужен немедленно.
– Ну, хорошо. – В женском голосе Дейсейн услышал неодобрение.
Он стал ждать, сидя на краю кровати и глядя за окно в темноту. Непроизвольно он отломил кусочек сыра, лежавшего на тумбочке, прожевал его и проглотил.
Вскоре из открывшейся двери в комнату проник клинышек света, и вошла высокая седовласая медсестра. Она включила свет. В руках у нее была огромная круглая упаковка золотистого сыра, все еще сверкавшего восковой печатью.
– Вот тридцать шесть фунтов первоклассного сыра Джасперса, – произнесла женщина. – Куда мне положить его? – В ее голосе слышались недовольство и протест.
– Поищите место на одной из лабораторных полок, – ответил Дейсейн. – А где халат и тапочки?
– Если вы будете терпеливы, то я отдам их вам, – ответила женщина. Она протиснулась в дверь лаборатории и через несколько секунд вернулась. Пройдя к двери в противоположном конце комнаты, она открыла ее. Дейсейн увидел за ней висевшую одежду – это оказался платяной шкаф. Медсестра достала из него зеленый халат и пару черных тапочек, которые поставила на пол перед кроватью Дейсейна.
– Это все, сэр?
– Да… пока.
– М-м-м. – Медсестра вышла из комнаты и с шумом захлопнула дверь за собой.
Дейсейн еще раз откусил от сыра, лежавшего на тумбочке, надел халат и тапочки и прошел в лабораторию. Медсестра, выйдя из нее, оставила гореть свет. Круглая упаковка сыра лежала на открытой металлической полке справа.
«Алкоголь не действует на Джасперс, – подумал Дейсейн. – Иначе бы его не добавляли в местное пиво. Что же уничтожает его? Может быть, солнечный свет?»
Он вспомнил тусклый красный свет в хранилище кооператива.
«Ладно, есть способы узнать это». Дейсейн закатил рукава халата и принялся за работу. За час три четверти головка сыра превратилась в молочный раствор, и Дейсейн начал работу с центрифугой.
Когда были получены результаты из первых колб, оказалось, что их содержимое наслаивается слоями, как это обычно происходит после хроматографии. У верха колбы осела тонкая серебристо-серая пленка какого-то неизвестного вещества.
Дейсейн вылил жидкость, выжег отверстие на дне колбы и выдул оттуда неповрежденный кусочек. Немного серого вещества попало на предметное стекло, и он исследовал его под микроскопом.
Он увидел грибковую структуру, искаженную, но вполне узнаваемую. Он понюхал предметное стекло. Резкий аромат Джасперса. Потом он начал изменять освещенность предметного столика, вращая ручку регулирования, наблюдая за веществом. Внезапно оно прямо на глазах начало сморщиваться и кристаллизовываться.
Дейсейн посмотрел на индикатор освещенности, сделанный в виде спектрального окошка. В данный момент он показывал интенсивность прохождения светового потока в диапазоне от 4000 до 5800 ангстрем. Дейсейн заметил, что кристалл образовался на красном участке спектра.
Он снова заглянул в микроскоп и увидел, что вещество полностью превратилось в белую-кристаллическую субстанцию.
«Значит, солнечные лучи. Как же уничтожить пещеру? – подумал Дейсейн. – Может, принести бомбу. Или портативную лампу дневного света?»
В это время Дейсейн вдруг заметил, как за окном клиники меркнет темнота и возникает темная фигура какого-то чудовища.
Дейсейн содрогнулся и повернулся к бутылке с молочным раствором. Действуя механически, он поместил оставшуюся часть раствора в центрифугу, потом отделил серебристо-серую пленку и собрал полученное вещество в темно-коричневую склянку. Из раствора получилось почти пол-литра эссенции Джасперса.
Дейсейн понюхал склянку – резкий запах Джасперса ударил в ноздри. Он вылил содержимое на мелкую тарелку, взял шпателем немного вещества и лизнул его. После чего по его спине словно бы промчалась электрическая искра. Ему показалось, что он способен «видеть» кончиком языка или пальца. Дейсейн чувствовал, как стержень его сознания превращается в стальное зернышко, окруженное пустотой. Он сконцентрировал свою энергию и заставил себя посмотреть на эссенцию Джасперса.
Там ничего не было!
«Что же уничтожило ее? Как могла тарелка стать пустой?»
Дейсейн посмотрел на правую ладонь. Как же близко она находится к его лицу! На розовой коже начали проступать серебристо-серые пятнышки.
Его сознание заполонили покалывающие ощущения, шедшие от нервных окончаний – сначала от желудка и горла, потом по рукам и ногам. И вот уже словно бы вся кожа вспыхнула огнем. Возникло отдаленное чувство, что тело соскальзывает вниз, на пол, и в тех местах, где тело касалось пола, ему казалось, что пол ослепительно сверкает.
«Я съел полную тарелку эссенции, – подумал Дейсейн. Что же способен сделать этот активный компонент, выделенный из более чем тридцати фунтов сыра Джасперса? Действительно, что? Что же он делает сейчас?» Дейсейн чувствовал, что это самый интересный вопрос. Что же он сейчас делает с ним?.. зернышко собственного «я»! Где же оно?»
На каком фундаменте реальности покоилось до сих пор его «я»? Дейсейн лихорадочно пытался расширить свое сознание, ясно сознавая при этом, что проецирует свою собственную субъективную реальность на внешнюю Вселенную. Однако одновременно происходит и воздействие Вселенной на его мировосприятие. Он шел за линиями этой проекции, чувствовал, как они проносятся сквозь него, словно сквозь тень.
В этот миг он сбился с пути и споткнулся.
«Да я – просто какая-то тень!» – мелькнула мысль.
Эта мысль привела его в возбуждение. Он вспомнил игры с тенью из своего детства. «Интересно, какую форму примут тени после того, как будет искажено его „я“?» И от этой мысли перед ним предстала картина темного экрана, созданного его сознанием, очерченного бесформенными контурами. Ему захотелось изменить форму.
И вот на месте экрана возник какой-то мускулистый герой, бьющий себя в грудь.
Дейсейн сменил акцент.
Тень превратилась в согбенную, близорукую фигуру ученого в длинном халате. Еще одно изменение – и перед ним обнаженный Аполлон, бегущий по живописной равнине, окруженный женскими фигурами.
И снова – труженик, согнувшийся под тяжестью бесформенного груза.
С захватывающим дух чувством божественного откровения Дейсейн вдруг осознал, что его картины не выходят за рамки его собственных знаний и представлений, которые, естественно, довольно ограничены. И именно открытие, сделанное сейчас им без чьей-либо помощи, давало ему чувство надежды. Странного рода, смутная, непонятно на что направленная, но которая, несомненно, существовала – не просто надежда, рожденная неуверенностью, а просто надежда без всяких границ, направлений или привязанностей. Надежда сама по себе.
И это знаменательное мгновение позволило ему осознать мимолетность мига его собственного существования, его способности как живого существа.
Участок, занятый сознанием Дейсейна, пересекло нечто изгибающееся, выгнутое и искаженное. Он узнал зернышко его «я», потерявшего всю свою первоначальную форму. Дейсейн, хихикая, отбросил его. «Кто же отбросил только что это? – подумал Дейсейн. Кто хихикал?»
Раздался громкий стук шагов. Голоса.
Он узнал неприятные интонации голоса седовласой медсестры, но в нем прозвучали и нотки паники.
Паже.
– Давайте уложим его на кровать, – сказал Паже. Слова прозвучали ясно и отчетливо.
Но не столь ясно виделась ему форма Вселенной, которая стала приобретать размытые очертания радуги, как и не видел он чьих-то сильных рук, пытавшихся погасить ослепительное пламя, которым была объята его кожа.
– Трудно возвращаться в обычное состояние сознания, когда ты только что находился за пределами его, – пробормотал Дейсейн.
– Он что-то сказал? – спросила медсестра.
– Я не разобрал, – ответил Паже.
– Вы чувствуете запах Джасперса вон там? – снова спросила медсестра.
– Полагаю, он выделил эссенцию и проглотил ее.
– О Господи! Что же нам делать?
– Ждать и молиться. Принесите мне смирительную рубашку и велите доставить тележку.
«Смирительную рубашку? – повторил про себя Дейсейн. – Какая странная просьба!»
Кто-то побежал. Как же громко раздаются эти шаги! Хлопнула дверь. Еще какие-то голоса. Какая кругом неразбериха!
Дейсейн почувствовал своей кожей, что его поместили во что-то темное. Все зрительные ощущение пропали.
Внезапно Дейсейн почувствовал, как его тело сморщилось, и он превратился в ребенка, брыкающегося, вопящего, машущего руками, пытающегося за что-нибудь ухватиться.
– Помогите мне! – Это снова был Паже.
– Что тут за беспорядок?! – раздался какой-то мужской голос.
Однако Дейсейну в этот миг уже казалось, что он превратился в рот, просто отдельный рот. Который дул, дул и дул, подобно ветру. Конечно же, весь мир должен сжаться под напором этого урагана!
А потом он стал доской, качающейся на ветру. А в следующий миг – детскими качелями. Вниз и вверх… вверх и вниз.
«Лучше хорошо бежать, чем плохо стоять», – вспомнил он.
И он бежал, бежал, задыхаясь, хватая ртом воздух.
Из кружащихся над ним облаков вынырнула какая-то скамейка. Он рухнул на нее… и стал скамейкой – еще одной доской. И доска эта все глубже и глубже погружалась в кипящее зеленое море.
«Жизнь в океане бессознательности», – подумал Дейсейн.
Вокруг него становилось все темнее и темнее.
«Смерть, – мелькнула мысль. – Именно на фоне смерти я могу познать себя».
Темнота рассеялась. Дейсейна несло вверх, к ослепительному свету. И в этом сиянии двигались какие-то темные фигуры.
– У него открытые глаза. – Это была медсестра.
Какая-то тень промелькнула.
– Джилберт? – Это говорил Паже. – Джилберт, ты можешь слышать меня? Сколько Джасперса ты принял?
Дейсейн попытался ответить, но губы отказывались подчиняться ему.
Снова вернулось ослепительное сияние.
– Нам придется самим узнать это, – заметил Паже. – Сколько весила головка сыра?
– Тридцать шесть фунтов, – ответила медсестра.
– Полное физическое истощение, – это снова произнес Паже. – Приготовьте респиратор.
– Доктор, что если он… – По всей видимости, страх не дал медсестре закончить фразу.
– Я… готов, – сказал Паже.
«Готов к чему?» – подумал Дейсейн.
Сосредоточив свое внимание, он вдруг понял, что может заставить это сияние поблекнуть. И в тот же миг в конце туннеля он ясно различил лицо Паже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31