И он, разумеется, знает, что мы наблюдаем за ним. Мы вполне можем прокрутить ему эту пленку.— И неприлично говорить на незнакомом мне языке в моем присутствии, — выговорил ей Гроуфилд, положив конец счастливому случайному свиданию. Сидевшая рядом девушка снова стала холодной, отчужденной и надменной, какой была в вестибюле гостиницы, а еще раньше у него в номере.— Неприлично искать нашего общества, не выучив прежде язык, на котором говорят у нас в стране, — парировала она.— Дети, дети, — примирительно сказал Марба, и это прозвучало странно в устах такого утонченного и сдержанного человека. — Сейчас не время препираться. Мистер Гроуфилд, вы говорили, что хотите знать две вещи. Какая же вторая?— Мне нужна легенда. Лично я плевать хотел на ваши замыслы и не думаю, что от них зависит существование Соединенных Штатов, но мне надо скормить своим шпионам складную историю, чтобы они оставили меня в покое и позволили заниматься своим делом.— И вы хотите, чтобы эту легенду предоставил вам я?— Я хочу, чтобы мы придумали ее вместе, — ответил Гроуфилд. — Вам известно, из — за чего ваши друзья могли собраться здесь, и вы способны обучить меня политической болтовне, в которую мои шпионы поверят.— Ас какой стати я должен вам помогать? — спросил Марба.— Если я провалюсь, люди, которые подослали меня к вам, не угомонятся. Они попытаются наладить подслушивание в ваших номерах, станут выслеживать вас, вставлять объективы и замочные скважины, подмазывать официантов и так далее. Они не дадут вам покоя, даже если ничего не разнюхают. Но выдумав складную и достоверную историю о цели вашего сборища, такую историю, которую они проглотят и успокоятся, мы заставим их убраться, и вы сможете беззаботно провести свои выходные дни. Марба расхохотался, да так громко, что кучер перестал долдонить наизусть путеводитель. Потом он откашлялся и возобновил это занятие, начав с того места, на котором его прервали.Марба сказал:— Гроуфилд, я вами восхищаюсь, честное слово. Вы всегда находите самые убедительные причины, чтобы заставлять других людей делать то, что выгодно вам.— То, что хорошо для меня, хорошо и для вас, — ответил Гроуфилд. — Просто мне повезло.— И еще как. Ладно, я должен обсудить это кое с кем. Свяжусь с вами позднее. Не сомневаюсь, что ваши доводы возымеют действие.— Хорошо.Марба повернулся к девушке.— Вивьен, когда вы вернетесь в гостиницу, отведите мистера Гроуфилда в комнату советников. Я позвоню им и предупрежу о вашем приходе.— Ничего, если он увидит…— Это совершенно безопасно, — заверил ее Марба. — Мистер Гроуфилд не намерен каким — либо образом угрожать нашему союзу.Девушка пожала плечами. Похоже, он не сумел убедить ее до конца. Она сидела, сложив руки на груди и упрямо надув губы. Двуколка свернула на улицу Людовика Святого и поехала по ней. Гостиница стояла в конце этой длинной улицы с односторонним движением. Марба поднялся и сказал:— До встречи, Гроуфилд.— Буду ждать.Марба кивнул и легко спрыгнул с двуколки прямо на ходу. Гроуфилд помахал ему рукой, и коляска покатила дальше под стук подков по камню. Фигура Марбы исчезла из виду. За минуту мимо двуколки промчались три машины, и Гроуфилд подумал, что Марба, должно быть, в одной из них.Девушка сидела все в той же позе и с тем же выражением лица. Она смотрела вперед, и взгляд ее был сердитым и укоризненным. Пытаясь заново сыграть сценку случайного свидания, Гроуфилд склонился к ней и проговорил:— Вон тот мотель справа был построен в тысяча семьсот сорок шестом году индейцем племени алконкин в честь святой девы Гваделупской. В его подвалах хранится самая большая в мире коллекция глазных яблок замученных миссионеров. Ответа он не дождался. Девица продолжала яростно сверкать глазами.— В чем дело? — спросил Гроуфилд. — Вы мне не верите?Девица одарила его ледяным взглядом.— Вы мне не нравитесь, — сказала она и снова уставилась в пространство.— Как же так? — удивился Гроуфилд. — По пути туда все было очень славно.Еще один ледяной взгляд.— Если желаете знать, по пути туда я считала вас патриотом. Думала, вы трудитесь на благо своей страны из — за убеждений. Патриот может быть и моим недругом, если наши страны враждуют, но я по крайней мере его уважаю. Вы же никакой не патриот, вы здесь не по своей воле, и вам наплевать, что вы предаете собственную страну. Вас заботит только одно: вы сами; вам невдомек, что существуют вещи более возвышенные, чем ваша персона. Я презираю вас, мистер Гроуфилд, и не желаю больше разговаривать с вами. И не хочу, чтобы вы разговаривали со мной.Она опять уставилась прямо перед собой.— Когда — нибудь, мисс Камдела, мы с вами основательно побеседуем о патриотизме, — ответил Гроуфилд. — И о том, что важнее — патриотизм или преодоление личных затруднений. А пока я намерен позаботиться о собственной шкуре, нравится это вам или нет.Весь остаток пути до гостиницы на Оружейной площади они молчали, и Гроуфилду вполне хватило времени, чтобы осознать, что, по сути дела, он ответил девушке невпопад. Глава 11 Комната советников оказалась обыкновенным гостиничным номером на пятом этаже «Шато Фронтенак» и выходила окнами на задний двор. В ней было полным — полно открытых чемоданов, набитых электронной аппаратурой. В комнате сидели пять человек в рубахах с закатанными рукавами, и Гроуфилд, перекинувшись с ними несколькими словами, понял, что это граждане США, специалисты по электронному подслушиванию и частные сыщики, нанятые по случаю съезда. Гроуфилд с ухмылкой взглянул на Вивьен и сказал:— У вас тут хватает патриотов из — за южной границы.— Все нанимают себе в помощь технических служащих, — холодно ответила девица. — Никто не обязан любить своих работников. — До чего же вы скудоумны, — заявил Гроуфилд. Технический служащий, с которым он уже имел возможность поговорить, окликнул Гроуфилда из дальнего конца комнаты. Гроуфилд направился туда, сопровождаемый девицей. Техник уже ставил катушки на маленький японский магнитофон.— Он включается от звука, — пустился в объяснения техник.— Если все тихо, пленка стоит неподвижно. Поэтому запись звучит слитно, хотя в разговоре могли быть промежутки.— Понимаю.— Дайте — ка я найду нужное место, — техник нажал перемотку вперед, и несколько секунд они молча смотрели, как крутятся катушки. Потом парень включил пуск, и Гроуфилд услышал свой голос: «Ну, у нас, контрразведчиков, день ненормированный».— Это я разговариваю с Карлсоном, — сказал Гроуфилд. Нынче днем, после пробуждения.— Правильно, — отозвался техник и, перемотав еще немного пленки, опять нажал на пуск. На сей раз донесся голос. Карлсона: «Это вам ничего не даст…»— Слишком увлекся, — сказал техник и включил перемотку назад, а потом снова пуск. Гроуфилд услышал себя: «Только проверьте, заперта ли дверь, когда будете уходить». «Разумеется», — ответил голос Карлсона. Слышимость была хорошая, с легким эхо, заметно лучше, чем по телефону.«Хотя какой толк от замков», — донеслось ворчание Гроуфилда, сопровождаемое скрипом и хлопком двери. Потом что — то щелкнуло, и техник шепнул:— Тут перерыв в разговоре.Гроуфилд кивнул и опять прислушался к голосу Карлсона: «Это Генри, — щелчок. — Похоже, он чист. Камдела подослана Марбой, чтобы узнать, что он тут делает. — Щелчок. — Разумеется, он подозрителен, все тут подозрительны. Но если мы будем осторожны, он не свяжет Гроуфилда с нами. — Щелчок. — Ладно. Я тут за всеми присмотрю. Я буду наверху. — Щелчок. — Ладно».Затем послышался еще один щелчок, приглушенные шумы, возня, тихий звон металла. Гроуфилд растерянно взглянул на техника.— Мы прослушали этот отрывок несколько раз, — сказал тот, — и думаем, что кто — то пытается открыть дверь в коридор. Она была заперта на задвижку?— Нет.— Значит, так и есть. Вскрывают замок. Слушайте. Гроуфилд услышал, как дверь тихонько закрылась. Техник сказал:— Это Карлсон вошел то ли в ванную, то ли в сортир.— Как жаль, что вы не поставили телекамеру, — насмешливо ответил Гроуфилд.Техник принял его слова за чистую монету.— Нам их не выдали, — сказал он. — Тихо! Вот он появляется на сцене. Слышите?— Да. Что он делает? Выдвигает ящики?— Ага, обыскивает номер, и на совесть. Мы, по правде сказать, даже боялись, что он найдет нашу аппаратуру.— Однако он не нашел.— Нет, мы ее надежно запрятали.— Куда? — спросил Гроуфилд с невинным видом. Техник ухмыльнулся.— Так я вам и сказал.— Он считает себя большим умницей, — заметила Вивьен Камдела.Техник удивленно взглянул на нее, и Гроуфилд пояснил:— Влюбленные женщины сварливы.Техник снова ухмыльнулся и прислушался к записи.— Вот, сейчас, — сказал он.Шумы напоминали возню в потревоженной крысиной норе.Спустя несколько секунд открылась дверь, послышалось «ах!», и какой — то новый голос произнес по — английски с очень заметным акцентом:«Кто вы такой?»«Я мистер Гроуфилд, — негодующим тоном ответил Генри Карлсон. — И это мой номер. Что вы тут делаете?»«Никакой вы не Гроуфилд, — сказал вошедший. — Отвечайте без уверток. Кто вы?»«Вы с этим поосторожнее, — произнес Карлсон. — Если он выстрелит, вся гостиница встанет на уши».«Он мне не понадобится, — прихвастнул голос. — У меня есть вот это».— Наверное, нож, — шепнул техник.Гроуфилд нетерпеливо кивнул, он уже все понял. Карлсон произнес:«Что ж, понимаю. Вам нет нужды меня запугивать, это вам ничего не даст. Мы оба не имеем права находиться здесь. Вы ведь тоже не Гроуфилд».«Что это у вас там?» — подозрительно спросил голос.«Книга, — ответил Карлсон. — Захватил с собой по привычке. Видите, в ней ничего не спрятано. Эй, ради Бога!»Незнакомый голос забормотал что — то на непонятном языке. Скорее всего, это была ругань. Донесся шум возни, стук, потом Карлсон, будто начав что — то объяснять, произнес: «Вы…» Мгновение спустя он закашлялся, донеслись глухие удары, а затем щелчок, после которого послышался голос Вивьен Камдела: «Карлсон мертв. Второго тут нет. Непохоже, чтобы…» Техник остановил пленку.— Мы думаем, что Карлсон держал книгу в руке, заложив страницу пальцем, — начал объяснять он. — Собираясь открыть ее и показать тому, второму, что внутри ничего нет, он поднял книгу, парень испугался этого движения и бросился на Карлсона с ножом. Карлсон прикрылся книгой как щитом, и нож вонзился в нее. Вероятно, он прошел насквозь и ранил Карлсона, но легко. Но тогда противник размахнулся опять и поразил Карлсона, при этом книга так и осталась на лезвии ножа. Этим ударом он Карлсона и прикончил.— Отличный удар, — сказал Гроуфилд. — Как вы думаете, что это был за язык?— Извините. Мы, конечно, слушали, но никто из нас понятия не имеет, какое это наречие. Гроуфилд повернулся к Вивьен.— Вы тоже?— Я б сказала, кабы знала.— Что ж, — Гроуфилд опять взглянул на техника. — Могу я получить копию этой записи?— Вы шутите? — спросил техник.— Только тот отрывок, где иноязычная речь. Техник покачал головой.— Дохлый номер.— Почему?— Вы всерьез спрашиваете?— Конечно.Техник посмотрел на Вивьен, потом опять на Гроуфилда.— То, что мы здесь имеем, — он похлопал по магнитофону, называется уликой в деле об убийстве. Мы скрываем ее, поскольку она уличает и нас тоже — в незаконном подслушивании и нескольких других нарушениях закона. Если мы дадим вам отрывок этой записи, вы получите доказательства того, что мы занимаемся сокрытием улик. Мы не настолько в вас влюблены, чтобы допустить такое.— Я просто хочу попробовать узнать, что это за язык. Я не собираюсь передавать пленку властям.— При той жизни, которую вы, судя по всему, ведете, вам и не понадобится никому ее передавать, — ответил техник. — Достаточно какое — то время поносить ее с собой, и рано или поздно все мы попадем в передрягу.Гроуфилд подозрительно взглянул на Вивьен.— Вы что, говорили обо мне за моей спиной? Девица презрительно передернула плечами и отошла. Техник кивнул на магнитофон.— Говорила вот эта штука, — сказал он. — Вам и невдомек, сколько мы всего позаписали с тех пор, как вы въехали в номер.— Вдомек. Я уже ничему не удивляюсь.— Вы человек со стороны, так ведь?— Откуда вы знаете?— Вам лучше вернуться к привычной работе, — посоветовал техник. — Она наверняка безопаснее нынешней.— Точно, — ответил Гроуфилд. — Спасибо, что дали послушать.— Всегда к вашим услугам.Гроуфилд огляделся. Вивьен стояла в дверях. Он подошел к ней и заявил:— Мне тут больше делать нечего — Хорошо, — сказала она и отвернулась.— Разве вы больше меня не сопровождаете? — спросил Гроуфилд.— Вы знаете, где ваша комната.— А что Марба?— Он же сказал, что свяжется с вами.— Вы обедали?— Да.— О! Может, выпьете?Она холодно посмотрела на него.— С вами я никуда не пойду. До свидания.— Уж и не знаю, почему я стараюсь завязать с вами дружбу, — сказал Гроуфилд.— Зато я знаю, — обронила она, повернулась и ушла.Гроуфилд посмотрел ей вслед и крикнул:— Ничего, когда — нибудь я вот так же брошу вас на дороге! Она не удостоила его ответом. Глава 12 Кен сидел в комнате Гроуфилда, но Генри уже не было.Гроуфилд вошел, закрыл за собой дверь и сказал:— Тебе что, жить негде?— Ты мне не нравишься, Гроуфилд, — ответил Кен.— Тогда проваливай, — Гроуфилд потянулся и добавил, зевая: — Ну не ув — вивительное ли в — вело? Всего семь часов, как встал, а уже с ног валюсь.— Вероятно, тебя измотало волнение за соотечественников. — Я знаю одну девицу, с которой ты мог бы прекрасно поладить, — ответил Гроуфилд, взглянув на него. — Почему вам, ребята, ни разу не пришло в голову, что я тоже ваш соотечественник?— Не стану тратить силы и искать смысл в твоем высказывании, — заявил Кен. — Ты установил связь?Памятуя об ушастых стенах вокруг, Гроуфилд сказал:— На такие дела нужно время.— Времени у нас нет. Эти люди пробудут здесь всего два дня. Ты что, вообще ни с кем не сошелся?— Я сделал одно интересное наблюдение, — сказал Гроуфилд.— Никакой шпион не задаст вопроса, не зная ответа заранее. Кто — то из ваших людей наверняка видел, как я встретился с мисс Камдела в вестибюле и поехал с ней кататься.— Мы знаем, что ты виделся с ней, — сухо ответил Кен. — Но нам неизвестно, по делу или нет.— Если бы вы знали мисс Камдела, этот вопрос даже не возник бы. Она навроде вас. Ее не интересуют люди, озабоченные собственной судьбой.— Насколько я понял, встреча была деловой. Каков ее итог?— Со мной свяжутся.— Кто?— Онум Марба.— Ты еще не встречался с ним? Гроуфилд погрозил Кену пальцем.— Опять за свое? Если спрашиваешь, значит, знаешь, что встречался.— Ты чертовски занудлив, Гроуфилд.— То же самое я думаю о тебе, Кен. Если тебе нужны четкие ответы, задавай четкие вопросы. И не пытайся темнить.— Конечно, это свинство с моей стороны, — едко проговорил Кен, — но я испытываю к тебе стойкое недоверие.— Так уволь меня.— Поначалу с тобой было забавно. Мне нравился твой свежий взгляд на вещи, и все такое. Но теперь забавам пришел конец, Гроуфилд. Я задам тебе прямой вопрос, коль уж ты так этого хочешь, и посмотрим, сумеешь ли ты дать мне четкий ответ. О чем ты говорил с Марбой?— О том, зачем я здесь, и нет ли для меня какой — нибудь работы. Видишь, если со мной не темнить, я тоже темнить не буду.— Возможно. Какую легенду ты ему скормил?— Я участвовал в ограблении, какое провалилось, и теперь отсиживаюсь в Канаде, пока не уляжется шумиха.— Неужели он столько о тебе знает? Я имею в виду грабежи.— А почему нет? — Гроуфилд снова зевнул. — Послушай, с тобой очень везло, и все такое, но я и правда с ног валюсь. — Тебе больше нечего сказать?— Ничего.— Тогда я кое — что скажу. Мы проверили, кто такой Альбер Бодри.— Кто?— Тот похититель, которого убили.— А, водитель! Ну, и что?— Он член «Ле квебекуа».— Звучит как название хоккейной команды. Кен взглянул на Гроуфилда.— Совсем забыл, — сказал он. — Просто удивительно, о скольких вещах ты понятия не имеешь. Ты слыхал о сепаратистском движении Квебека?— Не слыхал, — ответил Гроуфилд. — Что такое сепаратистское движение Квебека?— Провинция Квебек — часть Канады, в которой преобладает франкоязычное население. Тут все французское — речь, обычаи, история, культура и прочее. За последние пятнадцать лет или около того здесь развились сепаратистские настроения, кое — кто хочет отделить Квебек от Канады и как — то пристегнуть его к Франции. Когда несколько лет назад сюда приезжал де Голль, он еще подлил масла в огонь, и теперь тут уже с полдюжины организаций, жаждущих независимого Квебека, от политиков до дикарей и террористов. Самая оголтелая из этих группировок называется «Ле квебекуа». Она стоит за вооруженный мятеж, а посему эта шайка, разумеется, самая малочисленная и бестолковая.— Погоди — ка. Что значит «разумеется»?— Там, где не существует притеснений, вооруженным революционерам не так легко добиться успеха. Тут немало молокососов, готовых измазать краской памятник Вулфу и Монт — колму, причем, конечно же, фигуру Вулфа. Но когда речь заходит о том, чтобы взять винтовку и начать отстреливать всех, кто говорит по — английски, большинство молокососов предпочитает шмыгнуть в кусты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16