— Неужто ты хочешь отправиться в замок?
— А почему не попробовать?
— О, Доротея! Ведь это безумие.
Девушка задумалась. Кантэн понимал, что она не отказалась от своего плана, и уже собирался привести ей новые доводы, чтобы во что бы то ни стало отговорить ее, как вдруг подбежали Кастор и Поллукс с неожиданным известием:
— Доротея, Доротея, сюда свернуло три ярмарочных балагана!
Действительно, на дороге в Роборэй показались три пестрых фургона. Это были товарищи и конкуренты Доротеи. На одном из фургонов была надпись: «Черепашьи бега», на другом — «Тир», на третьем — «Игра в черепки».
Проходя мимо Доротеи, хозяин «Тира» вежливо поклонился и спросил:
— Вы тоже туда?
— Куда? — переспросила Доротея.
— В замок. Там сегодня устраивают народное гулянье. Если хотите, я могу занять для вас место.
— Да-да, пожалуйста. Спасибо, — ответила девушка.
Когда фургоны отъехали на порядочное расстояние, Доротея обернулась к Кантэну. Он был бледен как мертвец.
— Кантэн, что с тобой? Ты весь дрожишь, — воскликнула она невольно.
— Жандармы! Там! Смотри!
Из лесу показались два конных жандарма. Они проскакали мимо фургона и свернули на дорогу в замок, не обратив на Доротею и ее спутников никакого внимания.
— Видишь, — улыбнулась Доротея. — Они совсем не думают о нас.
— Но они едут в замок.
— Так что? Там устраивают народное гулянье, и двое жандармов для порядка.
— А если в замке обнаружили кражу и телефонировали в жандармерию?
— Едва ли. Пропажу заметят вечером, когда графиня начнет одеваться.
— Но все-таки, Доротея… Ради Бога, не езди туда, — умолял испуганный Кантэн. — Увидишь: мы непременно попадем в ловушку. И потом, этот тип, который прыгнул в яму… Он может меня узнать.
— Глупости. Ты был неузнаваем. Самое большее, что он может придумать, это арестовать огородное чучело в сюртуке и цилиндре.
— А если вдруг начнется обыск и у нас найдут серьги?
— Подбрось их в парк, в кусты. А я погадаю на картах, и дама отыщет пропажу. Мы будем иметь колоссальный успех.
— Но если случайно…
— Да замолчи ты. Если, если… Я хочу видеть замок, который зовется Роборэй, и баста. Едем.
— Но я боюсь и за себя, и за тебя.
— Оставайся.
Кантэн пожал плечами, задумался, потом щелкнул бичом и сказал решительно:
— Ладно. Будь что будет. Едем.
II. Цирк Доротеи
Замок Роборэй находился в самой живописной части департамента Ори недалеко от Домфрона. С восемнадцатого века он назывался Роборэем, а раньше его звали так же, как и соседнюю деревушку, Шаньи. Деревенская площадь Шаньи была как бы продолжением барского двора. И если ворота замка бывали открыты, эта площадь казалась очень большой и просторной. В круглом внутреннем дворе были устроены солнечные часы и старинный каменный фонтан со скульптурными сиренами и дельфинами.
Цирк Доротеи с музыкой проехал через деревню, то есть Кастор и Поллукс важно шагали перед фургоном и изо всех сил дули в медные трубы, стараясь выдуть из них как можно больше фальшивых нот. Кантэн тащил плакат с объявлением, что представление начнется в три часа, а Доротея стояла на крыше фургона и торжественно правила Кривой Вороной с таким видом, точно это, по крайней мере, королевская колесница.
На площади уже стояло несколько фургонов и карет. Наскоро разбивали балаганы, ставили карусели, качели, игры…
Зато цирк Доротеи не делал никаких приготовлений. Доротея отправилась в мэрию за разрешением, Кантэн распряг лошадь, а мальчуганы занялись стряпней. Капитан все еще спал.
К полудню на площади появилась публика — крестьяне и торговцы из Шаньи и окрестных деревень. Кантэн, Кастор и Поллукс дремали в глубине фургона. Пообедав, Доротея снова исчезла. Она прошлась по краю утеса, подошла к обрыву, по которому карабкался утром Кантэн, погуляла в парке, потолкалась среди народа.
— Ну, что? — спросил Кантэн, когда она вернулась. — Разузнала ты что-нибудь интересное?
— Да, кое-что. Оказывается, этот замок долго был необитаем. Теперешний его хозяин граф Октав де Шаньи. Последний потомок их рода. Сейчас ему лет сорок — сорок пять, и он женат на миллионерше. Раньше они здесь не жили и только после Версальского мира отремонтировали замок и вчера справляли новоселье. Вот почему были гости, а сегодня устраивается народное гулянье.
— Ну а насчет названия Роборэй ты ничего не разнюхала?
— Нет, ни словечка. Я даже не знаю, почему папа вспоминал о нем перед смертью.
— Значит, мы уедем отсюда сейчас же после представления? Да? — приставал Кантэн, только и думавший о том, как бы поскорее выбраться из опасного места.
— Не знаю. Посмотрим. Я все-таки заметила здесь много странного.
— Относящегося к твоему отцу?
— Нет, — ответила она нерешительно. — Нет, совсем другого… Я просто хочу объяснить себе эти странности… Видишь ли, если в деле бывает темное место, так без света никак не угадаешь, что там скрывается… И мне хотелось бы пролить побольше света… Одним словом, осветить его.
Она умолкла, задумалась, потом сказала, взглянув в глаза Кантэну:
— Ты знаешь, какая я осторожная и благоразумная. И ты знаешь, какой у меня нюх и глаза… Я вижу, я чувствую, что мне необходимо здесь остаться.
— Почему, из-за названия Роборэй?
— Из-за названия и по другим причинам. Я боюсь, что мне придется действовать, даже решиться на довольно опасные и неожиданные вещи.
Кантэн смотрел на нее во все глаза.
— Я ничего не понимаю, — сказал он наконец. — Объясни, пожалуйста.
— Ничего особенного. Человек, которого я прихлопнула в яме, гостит в замке.
— Что ты!.. Здесь… Ты его видела? Он привел жандармов?
Доротея улыбнулась.
— Покамест нет. Но все может быть. Куда ты спрятал серьги?
— Я положил их на дно большой корзины, в картонную коробочку с сургучной печатью.
— Хорошо. Как только мы кончим представление, ты отнесешь их туда, в кусты рододендронов, между решеткой сада и каретным сараем.
— Разве хватились серег?
— Нет еще. По-видимому, ты попал в будуар графини. Я перезнакомилась с горничными и долго говорила с ними. Про кражу ничего не слышно. Стой, — прервала себя Доротея. — Посмотри: кажется, к тиру подошли хозяева. Верно, эта красивая блондинка — графиня.
— Да, я ее сразу узнал.
— Прислуга ее очень хвалит. Говорят, что она — добрая и доступная. Зато графу ото всех достается: все считают его несимпатичным человеком.
Кантэн тревожно вглядывался в группу у тира и спросил:
— Там трое мужчин. Который муж графини?
— Важный, полный, в сером костюме. Смотри, смотри, он взял ружье. А те двое, кажется, родственники. Высокий с бородой, в роговых очках живет здесь целый месяц, а молодой в бархатной куртке и гетрах приехал вчера.
— Странно: они смотрят на тебя как на знакомую.
— Потому что я говорила с ними. Старый даже пробовал за мной ухаживать.
Кантэн вспыхнул и собирался что-то выпалить, но Доротея быстро его укротила.
— Тише. Побереги силы. Борьба начинается. Подойдем к ним поближе.
Вокруг тира собиралась толпа. Всем хотелось посмотреть, как стреляет хозяин замка, слывший хорошим стрелком. Он выпустил двенадцать пуль, и все они попали в картонный круг мишени. Раздались аплодисменты. Из ложной скромности граф протестовал:
— Оставьте, опыт неудачен. Ни одна не попала в центр.
— Нет навыка, — сказал кто-то за его спиной.
Доротея успела пробраться к самому стрелку и сказала это с таким видом знатока, что все невольно улыбнулись. Бородатый господин в очках представил ее графу и графине:
— Мадемуазель Доротея, директриса цирка…
Доротея поклонилась. Граф, покровительственно улыбаясь, спросил ее:
— Вы критикуете меня как директриса цирка?
— Нет, как любительница.
— А… Разве вы тоже стреляете?
— Иногда.
— В крупную цель?
— Нет, в мелкую. Например, в брошенную монетку.
— И без промаха?
— Разумеется.
— Но, несомненно, пользуетесь прекрасным оружием?
— Напротив. Хороший стрелок должен справляться с каким угодно. Даже с такой допотопной штукой, как эта.
Она взяла с прилавка какой-то старый, ржавый револьвер, зарядила его и прицелилась в картонный круг, в который стрелял де Шаньи.
Первая пуля попала в центр, вторая — на полсантиметра ниже, третья — в первую.
Граф был поражен.
— Это поразительно! Она даже не прицелилась толком. Что вы на это скажете, Эстрейхер?
Эстрейхер пришел в восхищенье:
— Неслыханно. Сказочно. Мадемуазель, вы можете составить себе состояние.
Доротея, не отвечая, выпустила еще три пули, потом бросила револьвер и громко объявила:
— Господа. Имею честь вам сообщить, что представление в моем цирке начинается. Кроме стрельбы в цель вы увидите танцы, вольтижировку, акробатику, фейерверк, бой быков, гонку автомобилей, крушение поезда, пантомиму и много других номеров. Мы начинаем.
Доротея преобразилась. С этой минуты она стала воплощением подвижности, изящества и веселья. Кантэн огородил перед фургоном круг, вбил в землю несколько колышков с кольцами и продел через них веревку. Для хозяев замка Кантэн расставил стулья, остальные разместились вокруг арены — кто на скамьях, кто на бочках или ящиках, а кто и просто стоя.
Первой вышла Доротея. Между двух невысоких столбов натянули канат. Она прыгала по канату, как мячик, ложилась на него, качаясь, точно в гамаке, снова вскакивала, бегала взад и вперед, кланялась во все стороны. Потом спрыгнула на землю и стала танцевать.
В ее танцах не было ничего затверженного. Казалось, что каждая поза, каждый жест — вдохновенная импровизация. Это не был танец одного настроения или народа. Тут были все нации и все темпераменты. Вот танцует англичанка из лондонских dansing girl. Вот огнеглазая испанка с кастаньетами. Она плавно скользила в русской, вихрем кружилась в камаринской и тут же превращалась в женщину из бара, танцующую тягучее сладострастное танго.
И как просто выходило все это: легкое, чуть уловимое движение, слегка подхваченная шаль или прикосновение к прическе — и вся она преображалась. Через край разливалась кипучая здоровая молодость, страсть становилась стыдливой, восторг сменялся застенчивой нежностью. И во всем и всегда она оставалась прекрасной.
Вместо музыки глухо рокочет барабан под палками Кастора и Поллукса. Молча смотрит зачарованная публика, восхищенная изменчивой пляской. Вот на арене — кокетливая, изнеженная дама, танцующая с веером жеманный менуэт. И кто она, эта волшебница? Ребенок? Женщина? И сколько лет ей: пятнадцать, двадцать или больше? Доротея остановилась. Раздались аплодисменты. А она мигом взобралась на фургон и повелительно крикнула публике:
— Тише! Капитан проснулся!
Позади козел была низкая, узкая корзина, похожая на будку. Доротея подняла крышку и спросила:
— Капитан Монфокон. Неужто вы до сих пор не проснулись? Да отвечайте, капитан! Публика ожидает.
Она сняла крышку, и оказалось, что это не будка, а уютная колыбелька, в которой сладко спал краснощекий бутуз лет шести-семи. Он сладко зевал и тянулся ручонками к Доротее. Доротея наклонилась к нему и нежно его расцеловала. Потом обернулась к Кантэну:
— Барон де Сен Кантэн. Будем продолжать программу. Сейчас выход капитана Монфокона. Приготовьтесь и дайте ему поесть.
Капитан Монфокон был комиком труппы. Он был одет в форму американского солдата, шитую на взрослого человека. Полы его френча волочились по земле, брюки были засучены до колен. Это было очень неудобно, и малыш не мог ступить ни шагу, чтобы не запутаться и не упасть, растянувшись во весь рост на земле. Комизм его выхода и таился в этих беспрерывных падениях и в бесстрастной серьезности, с какой малыш поднимался и снова падал.
Кантэн подал ему хлыст, ломоть хлеба, густо намазанный вареньем, и подвел Кривую Ворону. Капитан набил рот хлебом, измазав всю мордашку вареньем, взял хлыст и важно вывел коня на арену.
— Перемени ногу, — важно командовал он с набитым ртом.
— Танцуй польку. Так… По всему кругу. На дыбы. Теперь падеспань. Хорошо… Прекрасно…
Пегая одноглазая кобыла, возведенная на старости лет в чин цирковой лошади, понуро семенила по арене, совершенно не слушая команды капитана. Впрочем, капитан не смущался непослушанием лошади. Беспрестанно спотыкаясь и падая, снова поднимаясь и жадно уплетая свой завтрак, он все время оставался невозмутимым, и это взаимное равнодушие старой лошади и маленького карапуза было так забавно, что даже Доротея звонко хохотала, заражая зрителей своим непритворным весельем.
— Прекрасно, господин капитан, — подбодряла она ребенка. — Великолепно, а теперь мы исполним драму «Похищение цыганки». Барон де Сен Кантэн исполнит роль гнусного похитителя.
«Гнусный похититель» с диким ревом бросился на Доротею, схватил ее, перекинул через седло, вскочил на коня. Невозмутимая кобыла так же медленно и понуро семенила по арене. Но Кантэн изображал лицом и позой бешено скачущего всадника. Припав к седлу, он исступленно кричал:
— Галопом! Карьером! Погоня!
А капитан все так же невозмутимо вытащил из-за пояса игрушечный пистолетик и выстрелил в «Гнусного похитителя». Кантэн кубарем скатился с седла, а освобожденная цыганка подбежала к своему избавителю и крепко расцеловала его в обе щеки.
Потом Кантэн показывал партерную гимнастику. Были и другие номера, в которых участвовали Кастор и Поллукс. Все было мило, весело, остроумно.
— Капитан Монфокон, возьмите шляпу, произведите в публике сбор. А вы, Кастор и Поллукс, — командовала Доротея, — бейте громче в барабан, чтобы заглушить звон золота, падающего в шляпу.
Капитан с огромной шляпой обошел публику, бросавшую ему медь и смятые кредитки. Потом Доротея вскочила на крышу фургона и произнесла прощальную речь:
— Благодарю вас, господа. С искренним сожалением покидаем мы ваше гостеприимное местечко. Но прежде чем уехать, мы считаем долгом сообщить почтеннейшей публике, что мадемуазель Доротея (она церемонно поклонилась при этом) не только директриса цирка и первоклассная артистка. Она обладает редким даром ясновидения и чтения чужих мыслей. По линиям руки, на картах, по почерку, звездам и кофейной гуще она открывает все сокровенное. Она рассеивает тьму, она разгадывает тайны и загадки. С помощью своей волшебной палочки она в покинутых развалинах, под камнями старинных замков, в заброшенных колодцах и подземельях отыскивает давным-давно запрятанные клады, о существовании которых не знает никто. Кто ищет их — тому она поможет.
Окончив речь, Доротея спустилась на землю. Мальчики уже укладывали вещи. Кантэн подошел к ней и зашептал испуганно:
— За нами следят. Жандармы не спускают с цирка глаз.
— Разве ты не слыхал моей речи!
— А что?
— А то, что к нам придут за советом, к «Доротее Ясновидящей». А вот и клиенты: бородатый и тот, другой, в бархатной куртке.
Бородач был восхищен. Он рассыпался перед Доротеей в любезностях, потом представился ей:
— Максим Эстрейхер. — И представил своего друга: — Рауль Дювернуа.
Затем оба молодых человека пригласили Доротею от имени графини де Шаньи пожаловать в замок на чашку чаю.
— Вы просите меня одну? — лукаво спросила Доротея.
— Конечно, нет, — возразил Рауль Дювернуа с вежливым, почти изысканным поклоном. — Моя кузина будет рада видеть и ваших юных товарищей. Надеюсь, вы нам не откажете.
Доротея пообещала быть, только переоденется и приведет себя в порядок.
— Нет-нет, не переодевайтесь, — просил Эстрейхер. — Приходите так, в этом костюме. Он вам очень к лицу, а главное — ничего не скрывает и подчеркивает грацию и красоту вашей фигуры.
Доротея покраснела и сухо отрезала:
— Я не люблю комплиментов.
— Помилуйте. Разве это комплименты, — возразил Эстрейхер, не скрывая иронии. — Это только должная дань вашей красоте.
Когда молодые люди удалились, Доротея пальцем поманила Кантэна и сказала, смотря им вслед:
— Будь осторожен с бородатым.
— Почему?
— Он хотел подстрелить тебя сегодня утром.
Кантэн чуть не упал в обморок.
— Не может быть. Ты не ошиблась? — лепетал он со страхом.
— Нет. Та же походка и так же волочит левую ногу.
— Неужто он узнал меня?
— Может быть. Увидев твои прыжки на арене, он, верно, вспомнил того дьявола, который утром лазил по канату. А от тебя перешел ко мне и догадался, что это я хватила его камнем по черепу. Я вижу по его глазам, что он все понял. Какая гнусная у него манера лезть с пошлостями и при этом насмешливо улыбаться.
Кантэн вспылил.
— И ты еще хочешь оставаться! Ты смеешь еще оставаться!
— Смею.
— Несмотря на бородатого?
— Ведь он понял, что я разгадала.
— Чего же ты хочешь?
— Хочу погадать им и заинтриговать их.
— Зачем?
— Чтобы заставить проболтаться.
Кантэн был окончательно сбит с толку.
— О чем же?
— О том, что меня интересует.
— А если обнаружится кража? Если нас потащат на допрос?
Терпение Доротеи лопнуло.
— Если ты такой трус, возьми у капитана деревянное ружье и стань на караул у фургона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17