А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Так позволь, сестра, и мне жить спокойно. А где сейчас моя маленькая племянница? Как ты позволила себе упустить ее из вида?
– Она пошла в свою комнату, а баронесса Лезен будет там. Когда она каталась на лошади по парку, Лезен следила за ней из окна. Мы никогда не выпускаем ее из-под нашего наблюдения.
– Маленькая Виктория в безопасности… с такими сторожевыми псами.
Герцогиня не была уверена, что ей понравилось выражение «сторожевые псы», в котором было что-то оскорбительное, но она нуждается в Леопольде, и ей приходится мириться с его манерами.
* * *
Джону Конрою очень нравилось складывающееся положение. Он становился незаменимым для герцогини Кентской, обсуждавшей с ним все дела. К нему также довольно сильно привязалась принцесса София, которая поселилась в Кенсингтонском дворце после смерти королевы Шарлотты.
– Я умею обращаться с женщинами из королевской семьи, – сказал он своей жене. Эта кроткая женщина считала его необыкновенно умным человеком. Поэтому она была готова позволить ему действовать так, как он считает нужным. Теперь он стал сэром Джоном, что радовало его. Поскольку Лезен стала баронессой, ему тоже подобало иметь какой-то титул.
Конрой бесспорно занимал главенствующее положение в доме герцогини, а после того, как возникли опасения за принцессу Викторию, приобрел для нее еще большее значение. В своей тревоге герцогиня полагалась на него почти в такой же мере, как на Леопольда. А теперь, когда Леопольд не казался полностью надежным, она стала опираться на него все больше и больше.
Он хотел бы поговорить о своем уме с леди Конрой, но она слишком глупа. Поэтому ему оставалось только действовать как прежде. В один прекрасный день он станет богатым и влиятельным человеком. Если Георг умрет, а Уильям либо последует за ним, либо будет смещен, Виктория станет королевой, а ее мать – регентшей, то кто будет ее главным советником? Сэр Джон Конрой. Можно было бы сказать, что ее брат Леопольд Саксен-Кобургский, но останется ли здесь жить Леопольд? Сэр Джон, который льстил себя мыслью о том, что он участвует в определении внешней политики, так не считал. Леопольд уже обдумывал идею о том, чтобы принять греческий трон, и хотя он объявил, что не намерен этого делать, это не было правдой. Он рассматривал это предложение очень серьезно. И не удивительно. Что он делает здесь, в Англии? Он находится в состоянии конфликта с королем и его братьями, он принимает от Англии пенсию, которую неохотно ему выдают, он живет в Клэрмонте, полном воспоминаний о его короткой, но счастливой жизни с Шарлоттой, и совершенно ясно, что он только и ждет подходящей возможности, чтобы уехать.
Возможность подвернется, и тогда сэр Джон Конрой будет закулисной силой, стоящей за герцогиней Кентской, а следовательно, и за королевой.
Все, что ему надо делать сейчас, это ждать, – а тем временем он должен дать герцогине понять, насколько тесные узы связывают их, дать понять, что он является ее доверенным другом, ее нежным другом, и что ничто не в силах заставить его забыть о своей преданности ей и ее дочери.
* * *
Дела королевской семьи обсуждались повсюду в столице, где люди собирались вместе. Слуги королевской семьи доверительно сообщали какие-то сведения слугам других людей, и эти сведения просачивались и приукрашивались каждым по своему вкусу.
– Разве можно ждать, что такая женщина будет жить как монашка?
– Она красивая женщина… и немолодая.
– Ах, да, и говорят, что он интересный мужчина. Я слышал, что и принцесса София влюблена в него.
– София! Она старовата.
– Возможно, но некоторые никогда не стареют.
Вновь вспомнили прежние скандалы, связанные с принцессой Софией. Разве не было разговоров о ребенке, которого она родила много лет назад? Теперь он, наверное, взрослый мужчина. Такие вещи действительно случались в королевских семьях.
Прошло немного времени, и множество людей уже не сомневалось в том, что герцогиня Кентская является любовницей сэра Джона Конроя.
* * *
Герцог Камберленд сидел у постели короля. У него была нагловатая привычка появляться без разрешения, которая не очень нравилась королю. Он давал понять, что пришел как брат и потому из любви к брату может обходиться без церемоний.
Король вяло улыбнулся. В манере поведения Камберленда всегда содержалась неясная угроза. Вместе с тем он был таким ласковым, демонстрировал такую готовность сделать все, чтобы помочь.
– Ну, Георг, как твои боли сегодня?
– Временами они ужасны, Эрнест.
– Мой бедный брат, если бы люди только знали, через что ты прошел.
Вот опять. Короля бросило в дрожь. Что сказали бы люди, если бы увидели его в этой несколько засаленной куртке, в которой он ложился в постель, и в мятом ночном колпаке, скрывавшем голову без парика? Он подумал о карикатурах и газетных комментариях и опять содрогнулся.
Эрнест должен был предупредить о том, что придет, тогда он встал бы и привел себя в порядок.
– Последние сплетни касаются твоей швейцарской гувернантки.
Король застонал.
– Эта женщина! Что она делает на сей раз?
– У нее роман с тем человеком, Конроем.
– Ты думаешь, что это правда?
– Красивая женщина. Возможно, что она не раздражает его так, как раздражает некоторых из нас. Я думаю, она была очень привлекательной до того, как стала матерью Виктории. Факт рождения этого ребенка, создал у нее ложное представление о собственном величии.
– Принцесса развита не по годам… Очаровательное создание, – король улыбнулся. – Я хотел бы чаще видеть ее. Я никогда не забуду очень приятную поездку в Вирджиния Уотер.
– Тебе следует почаще видеться с ней. Ведь она наследница престола.
– Не повторяй одно и то же. Ты заставляешь меня чувствовать себя так, будто я должен извиниться за то, что живу слишком долго.
– Ради Бога, брат, не говори так. Я часто думаю о том, что произойдет, если ты… я не могу говорить об этом. Это слишком глубоко затрагивает меня.
Король напряг глаза, стараясь рассмотреть лицо брата. Он не поверил в то, что его смерть очень глубоко затронет Эрнеста – по крайней мере в смысле чувств, – но когда человек стар и болен и, как он сам говорит, «живет слишком долго», он хочет верить в то, что после его смерти найдутся люди, которые пожалеют об этом. А от кого можно этого ожидать, как не от членов его семьи?
– И есть Уильям, – продолжал Эрнест. – Когда я вспоминаю о нашем отце, меня бросает в дрожь.
– Уильям поправился, – сказал король. – Это было временное явление. Неприятные события, связанные с постом лорд-адмирала, и тот факт, что смерть Фреда сделала его наследником престола, ударили ему в голову.
– Я знаю. В его голову… в его слабую и глупую голову! Что-то ударило в голову нашего отца. – Эрнест подошел ближе к постели. – Я не удивлюсь, если он пойдет по стопам нашего отца. – В притворном благочестии он посмотрел на потолок. – Слава Богу, есть наследники. И этот ребенок, Виктория, унаследует трон. Ее надо подготовить к ее великому предназначению. Вот что я хотел бы спросить. Можно ли наследницу престола воспитывать в безнравственном доме?
Король был поражен. Эрнест, известный своей дурной репутацией, недавно замешанный в скандале с замужней женщиной, чей муж покончил с собой, подозреваемый в том, что предавался всем известным порокам, и имеющий отношение к насильственному лишению жизни, которое могло быть преднамеренным убийством – чтобы этот Эрнест завел речь о безнравственном доме просто потому, что герцогиня, возможно, завела любовный роман с одним из членов своей семьи!
Король, также виновный во многих безнравственных поступках, был потрясен тем, что Эрнест мог говорить в таком тоне о герцогине Кентской. Он не любил эту женщину, но понимал ее положение. Она вдова, не старая, у нее привлекательный управляющий. По мнению короля, она неизбежно должна завести любовника, и если бы он не чувствовал себя таким больным и уставшим, он защитил бы герцогиню и спросил бы Эрнеста, почему тот вдруг решил стать таким добродетельным, потому что это на него не похоже. Но он только холодно сказал:
– Я считаю герцогиню крайне неприятной женщиной, такая внешность, как у нее, меня не привлекает, но я ни в коем случае не могу считать ее безнравственной женщиной.
С королем спорить нельзя. Камберленд это знал. Все, что он делал, должно делаться исподтишка. И король отнюдь не простак.
Но как же он может реализовать свои амбиции, если этот жирный самодовольный ребенок живет и расцветает в Кенсингтонском дворце? И как можно положить этому конец, если день и ночь ее сторожит ее еще более жирная и еще более самодовольная мамаша?
Ему надо быть осторожней, однако. С таким делом спешить нельзя.
* * *
Пока Аделаида вышивала шерстяными нитками веселых расцветок платье, которое готовила для Виктории, наслаждаясь покоем в Буши, она думала о том, что такая жизнь продлится недолго. В воздухе носились перемены. И она их чувствовала.
Для этого не обязательно обладать какими-то особыми способностями. Король тяжело болен. Тот факт, что он не раз немного приходил в себя благодаря своему могучему организму, не означал, что так будет продолжаться до бесконечности.
Король Георг скоро умрет, и ему на смену придут король Уильям и королева Аделаида. Но придут ли?
Последние месяцы она жила в ужасном страхе. Она верила в то, что Уильям сходит с ума. И вместе с тем, когда анализировала его поведение, то назвала бы его скорее всего эксцентричным. Ненормальности преувеличивались, и это был результат слухов.
Кто же распускает слухи?
Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда находилась в обществе герцога и герцогини Камберлендских. Вызывалось ли это внешностью герцога? Это покрытое шрамами лицо, эта пустота на том месте, где должен быть глаз? Иногда он закрывал рану повязкой, придававшей ему зловещий вид. Бессмысленно было судить о нем по его внешности. Как многие солдаты, герцог был ранен в лицо.
Но разве он не участвовал в деле Грейвза? Что об этом думает герцогиня Камберлендская? Она ведет себя так, будто это ее не трогает.
Аделаида вышивала последний цветок на платье. Голубой цвет должен ярче оттенить глаза Виктории, думала она. Дорогая деточка! Хотела бы она почаще видеть ее. Аделаида опасалась, что отшельническая жизнь, которую Виктория ведет в Кенсингтонском дворце, не подходит для маленькой девочки. Слишком большое значение придавалось там этикету и благовоспитанности. Виктории надо дать возможность резвиться, как это делают дети Фицкларенсов. Аделаида улыбнулась, подумав об их шалостях.
Сейчас Виктория проводит несколько недель на море. Герцогиня решила, что повезет дочь туда, чтобы люди видели ее во время путешествия. Когда она вернется, то будет выглядеть прекрасно, и герцогиня хотела, чтобы люди в парке, куда они ходили на прогулки, тоже увидели это.
Распространялись такие неприятные слухи о ее здоровье.
Виктория интересный ребенок. На день рождения Аделаиды она написала ей такое взрослое письмо, приложенное к кое-каким очаровательным подаркам. Конечно, подарки выбирала скорее всего герцогиня Кентская, но пришли они от имени Виктории.
Виктория входила в число детей, отношения с которыми компенсировали ей отсутствие своих собственных. Дети Фицкларенсов, Георг Камберлендов – прекрасный мальчик – и Георг Кембриджей. Она любит их всех, хотя герцогиня Кентская решительно требовала, чтобы Виктория никогда не встречалась ни с одним из Фицкларенсов, что было утомительно и означало, что Викторию часто не пускали в компании, которые доставили бы ей радость.
Сегодня Аделаида думала о Виктории. Закончив вышивать, она вошла в дом с жаркого августовского солнца, чтобы написать ей письмо.
Герцогиня села к письменному столу и стала писать, благодаря Викторию за хорошее письмо и подарки, присланные на день рождения.
«Я рада узнать, что ты наслаждаешься морским воздухом. Я бы хотела приехать туда и повидаться с тобой, моя дорогая маленькая племянница… Твой дядя передает тебе самые теплые приветы и пожелания и надеется вскоре тоже получить письмо от тебя. Он любит тебя так же, как я. Мы очень часто говорим о тебе и надеемся, что ты всегда будешь считать нас одними из своих лучших друзей.
Да благословит тебя Бог, моя дорогая Виктория. Об этом постоянно молится твоя искренне любящая тебя тетя Аделаида».
Она запечатала письмо, но так и не смогла выбросить Викторию из головы.
Герцогиня не могла поговорить с Уильямом об этом внезапном страхе, овладевшем ею. Страх неотступно преследовал ее. И был связан и с Уильямом тоже.
Это правда, что Уильям сверхвозбудимый. Правда, что он произносил длинные невразумительные речи, что он эксцентричен. Но между таким поведением и… безумием… дистанция огромного размера.
У нее всегда было ощущение, как будто какая-то сила пытается свести Уильяма с ума.
Вот! Она сталкивалась с этим.
Сила? Она могла бы пойти дальше и выразить в словах то, что действительно было у нее на уме: герцог Камберленд.
Это так ясно, так просто. Причина не может быть ясней. Есть корона, и Камберденды хотят ее – сначала для себя, а потом для своего сына. Бедный невинный маленький Георг, этот очаровательный мальчик, которого она любит. Да спасет его Бог от влияния его родителей!
«Они никогда не сведут Уильяма с ума, – подумала она. – Я этого не допущу. Я встану между ним и ими. Я буду лелеять его. Я не позволю, чтобы это случилось. Этого может не быть, я знаю, и тем не менее тревогу вызывает тот факт, что такая вероятность есть.
Уильям в безопасности… со мной.
А Виктория?
«О Боже, – подумала она, – ребенок в опасности. Слухи о ее болезни. Что они могут означать?»
Когда бы она ни думала о Виктории, ей виделась громадная тень, нависшая над девочкой, и это пугало ее.
* * *
Герцогиня Кентская и ее дочь вернулись в Кенсингтонский дворец после каникул на море, и Виктория, пышущая здоровьем, возобновила свои ежедневные прогулки с герцогиней, во время которых они доходили до Апсли-хауса, и люди приветствовали ее по пути.
Аделаида поехала в Кенсингтонский дворец. Она привезла платье, которое вышивала для Виктории. Та была в восторге. И сразу заявила, что должна немедленно его примерить.
– Примерь, – сказала герцогиня. – Пойди и надень сейчас, а твоя тетя Аделаида и я поговорим, пока ты не вернешься.
Как только Виктория ушла, Аделаида незаметно оглянулась.
– Что-то не так? – спросила герцогиня.
– Я ждала возможности поговорить с вами. Быть может, я говорю глупости, но думаю, что это крайне важно для всех нас. Простите меня, я, наверное, дура, но делаю это из любви к ребенку.
– К Виктории! – воскликнула герцогиня. Аделаида кивнула.
– Ради Бога, продолжайте.
– Я беспокоюсь. Думаю, что действует какая-то… злая сила. Я никак не могу забыть те абсолютно лживые сообщения о ее слабом здоровье, – сказала она.
Герцогиня побледнела.
– Я тоже не могу их забыть.
– Кто распустил слухи? Кто позаботился о том, чтобы они распространялись?
Обе женщины посмотрели друг на друга, и первой заговорила Аделаида.
– Я думаю, что это герцог и герцогиня Камберлендские.
– Моя дорогая Аделаида… временами я прихожу в ужас.
– Я тоже. А эти сообщения об Уильяме? О, все настолько ясно. Они хотят убрать Уильяма.
– И Викторию? – спросила герцогиня.
– Не знаю, но я чувствую действие злых сил. Умоляю вас, никогда не выпускайте ребенка из поля зрения. Держите ее рядом с собой или с той доброй женщиной, Лезен… все время.
Герцогиня приложила руку к сердцу.
– О Боже, какая ужасная мысль.
– Увы, в этом нет ничего необычного. Преступления ради короны совершались и раньше. Как бы я хотела быть подальше от нее. Я вижу большую опасность.
– Я прослежу, чтобы ребенок находился под охраной днем и ночью.
– Мыслями я буду с вами.
– Моя дорогая, милая Аделаида!
– Вы знаете, что я люблю ее как родную дочь. Герцогиня кивнула.
– Если вы что-нибудь обнаружите…
– Не волнуйтесь, это и моя забота. И об Уильяме, и о ребенке.
– Они не добьются своего.
– Нет, – твердо сказала Аделаида. – Мы их защитим, и никто не сможет сделать это лучше нас.
– Она возвращается.
Виктория вошла в комнату в платье с вышитыми вручную цветами.
– Тебе очень идет, – сказала герцогиня.
Виктория с улыбкой повернулась кругом, однако мысли ее были заняты не столько платьем, сколько тем, о чем они говорили, пока она выходила из комнаты. О чем-то страшном. Девочка видела это по их лицам. И она думала, что речь шла о ней.
Да, определенно происходило что-то таинственное.
* * *
Они боялись за нее. Это очевидно. Если во время конной прогулки по парку она пыталась немного оторваться от своих спутников, те немедленно оказывались рядом с ней.
Таков приказ, думала Виктория.
И тот факт, что мама спит в ее комнате, а баронесса сидит, пока не придет мама. Это было совершенно необычно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39