Реальная опасность страшила меня меньше, нежели мысль о том, что мой рассудок помрачен и все зловещие происшествия последних недель существуют лишь в моем больном воображении.Я невольно посмотрела на Люка. Длинные волосы, обрамлявшие бледное лицо, делали его похожим одновременно на ангела и сатира, на те каменные фигуры, что украшали карнизы Забав. Он заметил мой взгляд и ответил на него лукавым блеском глаз, словно прочел мои мысли и они его чрезвычайно позабавили.Уильям разлил шампанское, и мы выпили поочередно за здоровье всех присутствующих. Когда настала моя очередь и все встали, подняв бокалы, я подумала: а ведь кто-то из этих людей, желающих мне счастья, в эту самую минуту вынашивает план моего убийства – убийства, которое легко будет выдать за смерть от естественных причин.По окончании обеда слуги проворно убрали со стола, и мы приготовились встречать гостей. Их оказалось больше, чем я ожидала. Первыми прибыли доктор Смит и Дамарис. Увидев их, я подумала: что-то сейчас делает миссис Смит и каково ей остаться одной в рождественский вечер?Я спросила об этом у Дамарис, и девушка ответила, что мама отдыхает. Ей надо рано ложиться спать, и доктор не позволяет нарушать заведенный распорядок ни в Рождество, ни в другие праздники.Картрайты явились с детьми, включая женатых сыновей и замужних дочерей, которые, в свою очередь, прихватили своих отпрысков. Общество собралось столь многочисленное, что я, подобно тете Саре, стала мечтать о других рождественских вечерах – но не прошедших, а будущих.Танцев не было, поэтому мы перешли в гостиную на втором этаже; даже разговоры велись негромко. Вероятно, все вспоминали Габриеля, ведь именно из-за его смерти в этом году праздник проходил без обычного шумного веселья.Улучив подходящий момент, я еще раз поблагодарила Агарь за кольцо. В ответ она с улыбкой сказала:– Мы хотели, чтобы ты его носила... мы оба.– В таком случае я должна выразить свою благодарность и Саймону.– Вот как раз и он.Я повернулась к Саймону.– Я благодарила вашу бабушку за великолепное кольцо. Он взял мою руку и взглянул на свой подарок.– На Кэтрин кольцо смотрится лучше, чем в футляре, – заметил он, обращаясь к Агари.Та кивнула, а Саймон задержал мою руку в своей, склонив голову набок и разглядывая кольцо с довольной улыбкой на губах.К нам подошла Рут.– Кэтрин, – сказала она, – если хочешь потихоньку уйти к себе, сейчас самое время. Тебе не стоит утомляться, это очень вредно.Я была так захвачена самыми противоречивыми чувствами, что мне было действительно необходимо побыть одной и все обдумать. К тому же я немного устала.– Пожалуй, я так и сделаю, – согласилась я.– Завтра мы еще будем здесь, – напомнила мне Агарь. – Утром можем втроем поехать на прогулку. Рут, ты присоединишься к нам?– Боюсь, утром у нас будет много посетителей. Ведь завтра – День подарков День подарков – 26 декабря, второй день Рождества, когда состоятельные люди делают подарки слугам, почтальону, посыльным и т. п.
.– Ну, посмотрим, – сказала Агарь. – Доброй ночи, дорогая. Тебе и в самом деле пора ложиться, день был долгим.Я поцеловала ей руку, в ответ она притянула меня к себе и прижалась сухими губами к моей щеке. Затем я подала руку Саймону. К моему изумлению, он наклонился и на мгновение приник к ней нежным, горячим поцелуем. Я залилась краской и мысленно пожелала, чтобы Рут этого не заметила.– Ну, иди, Кэтрин, – сказала Рут, – не прощайся с гостями, они тебя извинят.Я незаметно удалилась, но, оказавшись в своей комнате, поняла, что заснуть не смогу, слишком велико мое волнение. Я зажгла свечи, и, не раздеваясь, прилегла на кровать. Некоторое время я лежала, рассматривая кольцо и вертя его на пальце. Это кольцо, несомненно, было дорого Редверзам, и своим подарком они показывали, что хотели бы видеть меня членом своей семьи.А ведь именно так я лежала в ту ночь, когда в комнату прокрался монах... Перебрав в голове все последующие события, я пришла к выводу, что время не терпит. Я стала быстро уставать, мне тяжело даже высидеть в гостиной до конца вечера. Загадку надо разрешить как можно скорее. Если бы только найти подземный ход... и рясу...Пожалуй, сегодня днем мы недостаточно внимательно осмотрели галерею менестрелей. Правда, мы обнаружили чулан, но нам не пришло в голову заглянуть за все гобелены. Интересно, давно ли их снимали?Я вскочила, горя желанием немедленно продолжить поиски. В коридоре были слышны голоса, доносившиеся из гостиной, расположенной на этом же этаже. Я спустилась по лестнице, открыла дверь галереи и вошла.Галерея была освещена лишь отблеском свечей, горевших в канделябрах на стенах холла. Пожалуй, в такой темноте мне едва ли удастся что-нибудь разглядеть. Я перегнулась через перила и посмотрела вниз. Отсюда мне был хорошо виден весь холл, за исключением той его части, что располагалась прямо подо мной.Вдруг дверь отворилась, и на пороге, заслоняя свет, возникла фигура. На секунду я подумала, что это монах, и, несмотря на свое недавнее желание поскорей его найти, вздрогнула от ужаса.Но это был не монах, а человек в обычном черном фраке, и, когда он прошептал: «Это вы, Кэтрин...», я узнала голос доктора Смита.– Что вы здесь делаете? – спросил он так же приглушенно.– Никак не могла уснуть.Он подошел ко мне и встал рядом, опершись на перила. Несколько минут мы стояли молча, потом доктор прижал палец к губам и шепнул:– Там кто-то есть.Меня удивила его таинственность, ведь в доме было столько гостей, и я уже собиралась сказать ему об этом, когда он схватил меня за руку и увлек в глубь галереи.Внизу раздались голоса.– Дамарис! Наконец-то мы одни. – Звук этого голоса отозвался во мне почти физической болью. Не только слова, но и тон, каким они были произнесены, не оставляли места сомнению – в них сквозили нежность и страсть. Я узнала голос Саймона.Ему ответила Дамарис:– Я боюсь. Отцу это не понравится.– В подобных делах, Дамарис, надо думать не о родителях, а о себе.– Но сегодня он здесь. Вдруг он нас видит...Саймон засмеялся, и они вышли на середину холла. Рука Саймона обнимала стан девушки. Я отвернулась, не в силах смотреть. Только бы они нас не заметили! Мое унижение будет полным, если Саймон узнает, что я подсматривала за его свиданием с Дамарис.Я прошла к выходу из галереи, доктор следовал за мной по пятам; мы поднялись на второй этаж. Доктор был погружен в свои мысли и едва замечал меня.– Я запрещу ей встречаться с этим волокитой! – решительно сказал он.Я молчала. Сжав руки, я потрогала кольцо, еще так недавно казавшееся мне залогом чего-то важного.– Боюсь, в делах такого рода от запретов мало толку, – заметила я.– Ей придется подчиниться, – отрезал доктор. Вены на его висках вздулись. Никогда мне не приходилось видеть его в таком гневе, – столь сильное чувство, по моему мнению, доказывало его любовь к дочери. Я была растрогана, ведь именно такой родительской заботы мне не хватало из-за постоянных отлучек моего настоящего отца.– Саймон весьма настойчив, – проговорила я с неожиданной для самой себя злостью. – Мне кажется, он умеет добиваться своего.– Простите, я совсем забыл о вас, а вам нужно отдыхать. Я был уверен, что именно для этого вы и ушли к себе. Как вы оказались на галерее?– Не могла заснуть – видимо, была слишком взволнована.– Что ж, это послужит предостережением нам обоим.– А что вы делали на галерее? – вдруг спросила я.– Я знал, что они в холле.– Понимаю. Вам не по душе их возможный союз?– Союз? Он никогда на ней не женится. У миссис Редверз свои планы относительно внука. Он возьмет себе жену по ее выбору, и уверяю вас, это будет не моя дочь. И потом… она неравнодушна к Люку.– Вы уверены? Не сказала бы.– Люк очень ей предан. Будь они оба старше, их брак уже был бы делом решенным. Нельзя допустить, чтобы мою дочь погубил этот...– Вы невысокого мнения о его нравственности.– Его нравственности!.. Вы здесь недавно и не знаете о его репутации в наших краях. Но уже поздно, а я вас задерживаю. Мне нужно немедленно увезти Дамарис домой. Спокойной ночи, Кэтрин.Он ласково пожал мою руку – ту самую, на которой сверкало кольцо Редверзов.Я вернулась к себе. В смятении я забыла запереть двери, однако ночные посетители не потревожили моего одиночества. В ту ночь я окончательно осознала глубину своих чувств, я кляла себя за то, что дала им волю, не распознала вовремя любовь под маской неприязни. Я не могла простить Саймону того, что он не оценил меня. Я была уязвлена этим, ибо нуждалась в его высокой оценке.В ту ночь я узнала, как из сильной любви вырастает ненависть; я поняла, что зарождение ненависти к мужчине должно насторожить женщину, ибо это может означать, что она слишком увлечена им.Обманщик, думала я, пытаясь отогнать от себя воспоминания о его свидании с Дамарис, заглушить звук его голоса, нежного и пылкого. Да кто он такой? Обычный сельский донжуан, который волочится за каждой юбкой. Я просто подвернулась ему под руку. Какая же я дура! И какую ненависть вызывает в нас тот, кто стал причиной нашей глупости. Ненависть и любовь, ибо бывают моменты, когда их невозможно разделить. 7 В ту ночь я спала беспокойно, а под утро меня разбудила Мэри-Джейн. В комнате было еще темно, и она держала в руках зажженную свечу.– Мэри-Джейн! – удивилась я. – Который час?– Шесть, мадам.– Но зачем...– Я хотела рассказать вам вчера, но из-за всей этой праздничной суматохи не успела. Кажется, я его нашла, мадам, – вчера, когда мы украшали холл.Я села в постели и воскликнула:– Мэри-Джейн! Уж не хочешь ли ты сказать, что обнаружила потайной ход?– Похоже, что так, мадам. Он в галерее – в чулане. Я заметила, что между двумя досками в полу широкая щель. Понятное дело, я удивилась, просунула в нее пальцы, ухватила край доски и потянула. Так вот, доска легко подымается, а под ней – пусто. Я туда посветила свечкой и увидела ступеньки! Они ведут вниз. Но туг меня позвал Уильям, я быстренько опустила доску и не стала никому ничего говорить. Хотела пойти прямо к вам, да только мне пришлось помогать на кухне, и я уже до самого вечера не смогла улизнуть, но у меня из головы не шли эти ступеньки.– Пойдем туда немедленно!– Я знала, что вы захотите посмотреть.– В доме кто-нибудь встал?– Только слуги, мадам, но они в другом крыле. Еще с полчаса в холле никого не будет.– Нам придется поторопиться, – решительно заявила я. – Надо проверить, куда ведет эта лестница.– Может, вы оденетесь, мадам?– Нет времени. Я наброшу плащ прямо на ночную рубашку.Итак, мы с Мэри-Джейн тихо вышли из моей спальни и проскользнули на галерею менестрелей. Я слегка побаивалась, что вдруг откуда-нибудь появится Люк, но на этот раз я была не одна и он не смог бы причинить мне вред.Я была взволнована, ибо наконец мне удалось найти неопровержимое доказательство своей правоты. Никто, кроме Мэри-Джейн, не знал об этом, а ей я полностью доверяла.В доме стояла такая тишина, что собственные шаги казались мне оглушительными, хотя на ногах у меня были мягкие домашние туфли. Однако мы благополучно добрались до галереи, никого не разбудив.Осторожно притворив за собой дверь на галерею, Мэри-Джейн открыла чулан и показала мне щель в полу. Передав мне свечу, она опустилась на колени и подняла одну из досок, которая на самом деле являлась хитро замаскированной крышкой люка.Наклонившись над черным провалом, я поднесла к нему свечу и увидела уходившие вниз ступеньки, о которых говорила Мэри-Джейн. Мне очень хотелось спуститься туда прямо сейчас и исследовать подземный ход, однако верхняя ступенька находилась на изрядном расстоянии от пола, а прыгать в моем положении было рискованно.Но Мэри-Джейн была сильной и ловкой девушкой. Я повернулась к ней.– Полезай вниз, – сказала я, – а я посвечу тебе. Когда спустишься, просто оглядись и скажи мне, что ты видишь.Мэри-Джейн слегка побледнела, однако не захотела показаться трусихой и после секундного колебания спустилась в люк. Когда она стала ногами на лестницу, я дала ей свечу.– Здесь что-то вроде большой комнаты, – сообщила Мэри-Джейн. – Ужасно холодно.– Ты только быстренько осмотрись по сторонам, а потом мы попытаемся найти сюда ход со стороны аббатства.Наступила тишина. Я заглянула вниз. Мэри-Джейн медленно спускалась по ступенькам.– Осторожнее, – предостерегла я ее.– Ничего... Здесь не скользко. Оказавшись внизу, она снова подала голос.– Я вижу свет где-то вдали – должно быть, это выход! Сейчас проверю.Сердце мое отчаянно колотилось. Как мне хотелось быть внизу вместе с Мэри-Джейн! Я оглянулась, не в силах отделаться от ощущения, что за нами кто-то наблюдает. Но в чулане никого не было, да и весь дом был погружен в полную тишину.Снизу раздался крик Мэри-Джейн:– Я нашла тут кое-что, мадам!– Я тебя не вижу! Где ты?– Свечка почти догорела.– Поднимайся, Мэри-Джейн. И прихвати свою находку, если она не слишком тяжелая.– Но, мадам...– Возвращайся! – приказала я.Снова увидев пляшущий огонек свечи, я вздохнула с облегчением.Мэри-Джейн поднималась, держа свечу в одной руке, а в другой – какой-то сверток. Она протянула его мне, и я сразу поняла что это монашеская ряса. Еще секунда – и Мэри-Джейн благополучно выбралась из люка и стояла передо мной.– Я встревожилась, когда ты исчезла, – проговорила я.– Да я и сама, мадам, немножко струхнула там, внизу.– Ох, ты же совсем закоченела!– Там такой холод, мадам. Но зато я нашла рясу!– Пойдем ко мне. Я не хочу, чтобы нас здесь увидели.Мы опустили доску на место, удостоверились в том, что не оставили в чулане следов своего пребывания, и, прихватив рясу, вернулись в мою спальню.Мэри-Джейн немедленно развернула рясу и примерила на себя.– Сними сейчас же, – сказала я, вздрогнув. – Мы должны беречь ее как зеницу ока. Теперь, если кто-нибудь осмелится заявить, что мне мерещатся монахи и я не в своем уме, мне будет что предъявить в оправдание.– Так мы никому ничего не скажем? И не покажем рясу? Еще вчера я ответила бы: «Мы непременно расскажем все мистеру Редверзу», но сегодня все изменилось. Я больше не верила Саймону, а значит – не верила никому.– Пока нет, Мэри-Джейн, – промолвила я. – Но главное вещественное доказательство у нас в руках Я спрячу рясу в платяной шкаф и запру на ключ, чтобы никто не стащил.– А что потом, мадам?Я взглянула на часы над камином. Они показывали семь часов.– Если ты задержишься здесь дольше, тебя хватятся. Я снова лягу в постель, а ты принесешь мне завтрак, как обычно, а потом горячую воду. А я пока подумаю, что нам делать дальше.– Слушаю, мадам.И Мэри-Джейн ушла.После завтрака меня пришла проведать Рут.– У тебя усталый вид, – отметила она. – Вчера был тяжелый день.– Я и в самом деле чувствую себя неважно.– По-моему, сегодня тебе стоит полежать. Я позабочусь о том, чтобы тебе не докучали. Если будешь в силах, спустишься к обеду. Гостей не будет, только свои. Агарь и Саймон отбывают завтра рано утром. Экипаж всегда приезжает за ними в половине десятого.– Да, я с удовольствием отдохну.Весь день я пролежала в постели, еще и еще раз обдумывая события, в результате которых мне удалось обнаружить рясу. Я припомнила все, начиная со дня встречи с Габриелем и Пятницей. Габриель, несомненно, знал, что камень упал со стены не случайно, что это было покушение на его жизнь, и он боялся. Женившись на мне, он надеялся, что я помогу ему одолеть неизвестного врага. Следующее важное звено – вечер накануне гибели Габриеля, когда Пятница учуял чье-то присутствие в коридоре. Видимо, первоначально убийство намечалось на ту ночь и только присутствие Пятницы спасло тогда Габриеля. После этого Пятницу убили, чтобы он не смог снова помешать преступнику. Сара знала об этом и изобразила мертвого Пятницу на своем гобелене. Может быть, ей известно что-то еще?После смерти Габриеля я не представляла интереса для убийцы, пока не обнаружилось, что у меня будет ребенок. Идея представить меня сумасшедшей, видимо, возникла после того, как доктор Смит сообщил Роквеллам о пациентке Ворствистла по имени Кэтрин Кордер.Что за дьявольский ум стоял за этим планом! Едва ли он намеревался упрятать меня в Ворствистл, скорее – объявить помешанной и инсценировать самоубийство до рождения ребенка. Но почему я думаю об этом плане в прошедшем времени? Он существует и сейчас. Скоро убийца обнаружит исчезновение рясы, и как он тогда поступит? Наверняка станет действовать, не теряя времени.Я не знала, на что решиться. Уехать в Глен-Хаус? Но как осуществить это в тайне от всех? Если же я объявлю о своем отъезде, это лишь подстегнет убийцу. Он сделает все, чтобы я не покинула этот дом живой.Я думала о них – о Люке и Саймоне. Нет, только не Саймон! Конечно же, это Люк, а Дамарис ему помогает...Дамарис! Но разве вчера вечером я не убедилась, что она встречается не с Люком, а с Саймоном?Мои мысли метались, как мышь в клетке. Слава Богу, я нашла рясу. Каким счастьем было бы поделиться этой новостью с Саймоном!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
.– Ну, посмотрим, – сказала Агарь. – Доброй ночи, дорогая. Тебе и в самом деле пора ложиться, день был долгим.Я поцеловала ей руку, в ответ она притянула меня к себе и прижалась сухими губами к моей щеке. Затем я подала руку Саймону. К моему изумлению, он наклонился и на мгновение приник к ней нежным, горячим поцелуем. Я залилась краской и мысленно пожелала, чтобы Рут этого не заметила.– Ну, иди, Кэтрин, – сказала Рут, – не прощайся с гостями, они тебя извинят.Я незаметно удалилась, но, оказавшись в своей комнате, поняла, что заснуть не смогу, слишком велико мое волнение. Я зажгла свечи, и, не раздеваясь, прилегла на кровать. Некоторое время я лежала, рассматривая кольцо и вертя его на пальце. Это кольцо, несомненно, было дорого Редверзам, и своим подарком они показывали, что хотели бы видеть меня членом своей семьи.А ведь именно так я лежала в ту ночь, когда в комнату прокрался монах... Перебрав в голове все последующие события, я пришла к выводу, что время не терпит. Я стала быстро уставать, мне тяжело даже высидеть в гостиной до конца вечера. Загадку надо разрешить как можно скорее. Если бы только найти подземный ход... и рясу...Пожалуй, сегодня днем мы недостаточно внимательно осмотрели галерею менестрелей. Правда, мы обнаружили чулан, но нам не пришло в голову заглянуть за все гобелены. Интересно, давно ли их снимали?Я вскочила, горя желанием немедленно продолжить поиски. В коридоре были слышны голоса, доносившиеся из гостиной, расположенной на этом же этаже. Я спустилась по лестнице, открыла дверь галереи и вошла.Галерея была освещена лишь отблеском свечей, горевших в канделябрах на стенах холла. Пожалуй, в такой темноте мне едва ли удастся что-нибудь разглядеть. Я перегнулась через перила и посмотрела вниз. Отсюда мне был хорошо виден весь холл, за исключением той его части, что располагалась прямо подо мной.Вдруг дверь отворилась, и на пороге, заслоняя свет, возникла фигура. На секунду я подумала, что это монах, и, несмотря на свое недавнее желание поскорей его найти, вздрогнула от ужаса.Но это был не монах, а человек в обычном черном фраке, и, когда он прошептал: «Это вы, Кэтрин...», я узнала голос доктора Смита.– Что вы здесь делаете? – спросил он так же приглушенно.– Никак не могла уснуть.Он подошел ко мне и встал рядом, опершись на перила. Несколько минут мы стояли молча, потом доктор прижал палец к губам и шепнул:– Там кто-то есть.Меня удивила его таинственность, ведь в доме было столько гостей, и я уже собиралась сказать ему об этом, когда он схватил меня за руку и увлек в глубь галереи.Внизу раздались голоса.– Дамарис! Наконец-то мы одни. – Звук этого голоса отозвался во мне почти физической болью. Не только слова, но и тон, каким они были произнесены, не оставляли места сомнению – в них сквозили нежность и страсть. Я узнала голос Саймона.Ему ответила Дамарис:– Я боюсь. Отцу это не понравится.– В подобных делах, Дамарис, надо думать не о родителях, а о себе.– Но сегодня он здесь. Вдруг он нас видит...Саймон засмеялся, и они вышли на середину холла. Рука Саймона обнимала стан девушки. Я отвернулась, не в силах смотреть. Только бы они нас не заметили! Мое унижение будет полным, если Саймон узнает, что я подсматривала за его свиданием с Дамарис.Я прошла к выходу из галереи, доктор следовал за мной по пятам; мы поднялись на второй этаж. Доктор был погружен в свои мысли и едва замечал меня.– Я запрещу ей встречаться с этим волокитой! – решительно сказал он.Я молчала. Сжав руки, я потрогала кольцо, еще так недавно казавшееся мне залогом чего-то важного.– Боюсь, в делах такого рода от запретов мало толку, – заметила я.– Ей придется подчиниться, – отрезал доктор. Вены на его висках вздулись. Никогда мне не приходилось видеть его в таком гневе, – столь сильное чувство, по моему мнению, доказывало его любовь к дочери. Я была растрогана, ведь именно такой родительской заботы мне не хватало из-за постоянных отлучек моего настоящего отца.– Саймон весьма настойчив, – проговорила я с неожиданной для самой себя злостью. – Мне кажется, он умеет добиваться своего.– Простите, я совсем забыл о вас, а вам нужно отдыхать. Я был уверен, что именно для этого вы и ушли к себе. Как вы оказались на галерее?– Не могла заснуть – видимо, была слишком взволнована.– Что ж, это послужит предостережением нам обоим.– А что вы делали на галерее? – вдруг спросила я.– Я знал, что они в холле.– Понимаю. Вам не по душе их возможный союз?– Союз? Он никогда на ней не женится. У миссис Редверз свои планы относительно внука. Он возьмет себе жену по ее выбору, и уверяю вас, это будет не моя дочь. И потом… она неравнодушна к Люку.– Вы уверены? Не сказала бы.– Люк очень ей предан. Будь они оба старше, их брак уже был бы делом решенным. Нельзя допустить, чтобы мою дочь погубил этот...– Вы невысокого мнения о его нравственности.– Его нравственности!.. Вы здесь недавно и не знаете о его репутации в наших краях. Но уже поздно, а я вас задерживаю. Мне нужно немедленно увезти Дамарис домой. Спокойной ночи, Кэтрин.Он ласково пожал мою руку – ту самую, на которой сверкало кольцо Редверзов.Я вернулась к себе. В смятении я забыла запереть двери, однако ночные посетители не потревожили моего одиночества. В ту ночь я окончательно осознала глубину своих чувств, я кляла себя за то, что дала им волю, не распознала вовремя любовь под маской неприязни. Я не могла простить Саймону того, что он не оценил меня. Я была уязвлена этим, ибо нуждалась в его высокой оценке.В ту ночь я узнала, как из сильной любви вырастает ненависть; я поняла, что зарождение ненависти к мужчине должно насторожить женщину, ибо это может означать, что она слишком увлечена им.Обманщик, думала я, пытаясь отогнать от себя воспоминания о его свидании с Дамарис, заглушить звук его голоса, нежного и пылкого. Да кто он такой? Обычный сельский донжуан, который волочится за каждой юбкой. Я просто подвернулась ему под руку. Какая же я дура! И какую ненависть вызывает в нас тот, кто стал причиной нашей глупости. Ненависть и любовь, ибо бывают моменты, когда их невозможно разделить. 7 В ту ночь я спала беспокойно, а под утро меня разбудила Мэри-Джейн. В комнате было еще темно, и она держала в руках зажженную свечу.– Мэри-Джейн! – удивилась я. – Который час?– Шесть, мадам.– Но зачем...– Я хотела рассказать вам вчера, но из-за всей этой праздничной суматохи не успела. Кажется, я его нашла, мадам, – вчера, когда мы украшали холл.Я села в постели и воскликнула:– Мэри-Джейн! Уж не хочешь ли ты сказать, что обнаружила потайной ход?– Похоже, что так, мадам. Он в галерее – в чулане. Я заметила, что между двумя досками в полу широкая щель. Понятное дело, я удивилась, просунула в нее пальцы, ухватила край доски и потянула. Так вот, доска легко подымается, а под ней – пусто. Я туда посветила свечкой и увидела ступеньки! Они ведут вниз. Но туг меня позвал Уильям, я быстренько опустила доску и не стала никому ничего говорить. Хотела пойти прямо к вам, да только мне пришлось помогать на кухне, и я уже до самого вечера не смогла улизнуть, но у меня из головы не шли эти ступеньки.– Пойдем туда немедленно!– Я знала, что вы захотите посмотреть.– В доме кто-нибудь встал?– Только слуги, мадам, но они в другом крыле. Еще с полчаса в холле никого не будет.– Нам придется поторопиться, – решительно заявила я. – Надо проверить, куда ведет эта лестница.– Может, вы оденетесь, мадам?– Нет времени. Я наброшу плащ прямо на ночную рубашку.Итак, мы с Мэри-Джейн тихо вышли из моей спальни и проскользнули на галерею менестрелей. Я слегка побаивалась, что вдруг откуда-нибудь появится Люк, но на этот раз я была не одна и он не смог бы причинить мне вред.Я была взволнована, ибо наконец мне удалось найти неопровержимое доказательство своей правоты. Никто, кроме Мэри-Джейн, не знал об этом, а ей я полностью доверяла.В доме стояла такая тишина, что собственные шаги казались мне оглушительными, хотя на ногах у меня были мягкие домашние туфли. Однако мы благополучно добрались до галереи, никого не разбудив.Осторожно притворив за собой дверь на галерею, Мэри-Джейн открыла чулан и показала мне щель в полу. Передав мне свечу, она опустилась на колени и подняла одну из досок, которая на самом деле являлась хитро замаскированной крышкой люка.Наклонившись над черным провалом, я поднесла к нему свечу и увидела уходившие вниз ступеньки, о которых говорила Мэри-Джейн. Мне очень хотелось спуститься туда прямо сейчас и исследовать подземный ход, однако верхняя ступенька находилась на изрядном расстоянии от пола, а прыгать в моем положении было рискованно.Но Мэри-Джейн была сильной и ловкой девушкой. Я повернулась к ней.– Полезай вниз, – сказала я, – а я посвечу тебе. Когда спустишься, просто оглядись и скажи мне, что ты видишь.Мэри-Джейн слегка побледнела, однако не захотела показаться трусихой и после секундного колебания спустилась в люк. Когда она стала ногами на лестницу, я дала ей свечу.– Здесь что-то вроде большой комнаты, – сообщила Мэри-Джейн. – Ужасно холодно.– Ты только быстренько осмотрись по сторонам, а потом мы попытаемся найти сюда ход со стороны аббатства.Наступила тишина. Я заглянула вниз. Мэри-Джейн медленно спускалась по ступенькам.– Осторожнее, – предостерегла я ее.– Ничего... Здесь не скользко. Оказавшись внизу, она снова подала голос.– Я вижу свет где-то вдали – должно быть, это выход! Сейчас проверю.Сердце мое отчаянно колотилось. Как мне хотелось быть внизу вместе с Мэри-Джейн! Я оглянулась, не в силах отделаться от ощущения, что за нами кто-то наблюдает. Но в чулане никого не было, да и весь дом был погружен в полную тишину.Снизу раздался крик Мэри-Джейн:– Я нашла тут кое-что, мадам!– Я тебя не вижу! Где ты?– Свечка почти догорела.– Поднимайся, Мэри-Джейн. И прихвати свою находку, если она не слишком тяжелая.– Но, мадам...– Возвращайся! – приказала я.Снова увидев пляшущий огонек свечи, я вздохнула с облегчением.Мэри-Джейн поднималась, держа свечу в одной руке, а в другой – какой-то сверток. Она протянула его мне, и я сразу поняла что это монашеская ряса. Еще секунда – и Мэри-Джейн благополучно выбралась из люка и стояла передо мной.– Я встревожилась, когда ты исчезла, – проговорила я.– Да я и сама, мадам, немножко струхнула там, внизу.– Ох, ты же совсем закоченела!– Там такой холод, мадам. Но зато я нашла рясу!– Пойдем ко мне. Я не хочу, чтобы нас здесь увидели.Мы опустили доску на место, удостоверились в том, что не оставили в чулане следов своего пребывания, и, прихватив рясу, вернулись в мою спальню.Мэри-Джейн немедленно развернула рясу и примерила на себя.– Сними сейчас же, – сказала я, вздрогнув. – Мы должны беречь ее как зеницу ока. Теперь, если кто-нибудь осмелится заявить, что мне мерещатся монахи и я не в своем уме, мне будет что предъявить в оправдание.– Так мы никому ничего не скажем? И не покажем рясу? Еще вчера я ответила бы: «Мы непременно расскажем все мистеру Редверзу», но сегодня все изменилось. Я больше не верила Саймону, а значит – не верила никому.– Пока нет, Мэри-Джейн, – промолвила я. – Но главное вещественное доказательство у нас в руках Я спрячу рясу в платяной шкаф и запру на ключ, чтобы никто не стащил.– А что потом, мадам?Я взглянула на часы над камином. Они показывали семь часов.– Если ты задержишься здесь дольше, тебя хватятся. Я снова лягу в постель, а ты принесешь мне завтрак, как обычно, а потом горячую воду. А я пока подумаю, что нам делать дальше.– Слушаю, мадам.И Мэри-Джейн ушла.После завтрака меня пришла проведать Рут.– У тебя усталый вид, – отметила она. – Вчера был тяжелый день.– Я и в самом деле чувствую себя неважно.– По-моему, сегодня тебе стоит полежать. Я позабочусь о том, чтобы тебе не докучали. Если будешь в силах, спустишься к обеду. Гостей не будет, только свои. Агарь и Саймон отбывают завтра рано утром. Экипаж всегда приезжает за ними в половине десятого.– Да, я с удовольствием отдохну.Весь день я пролежала в постели, еще и еще раз обдумывая события, в результате которых мне удалось обнаружить рясу. Я припомнила все, начиная со дня встречи с Габриелем и Пятницей. Габриель, несомненно, знал, что камень упал со стены не случайно, что это было покушение на его жизнь, и он боялся. Женившись на мне, он надеялся, что я помогу ему одолеть неизвестного врага. Следующее важное звено – вечер накануне гибели Габриеля, когда Пятница учуял чье-то присутствие в коридоре. Видимо, первоначально убийство намечалось на ту ночь и только присутствие Пятницы спасло тогда Габриеля. После этого Пятницу убили, чтобы он не смог снова помешать преступнику. Сара знала об этом и изобразила мертвого Пятницу на своем гобелене. Может быть, ей известно что-то еще?После смерти Габриеля я не представляла интереса для убийцы, пока не обнаружилось, что у меня будет ребенок. Идея представить меня сумасшедшей, видимо, возникла после того, как доктор Смит сообщил Роквеллам о пациентке Ворствистла по имени Кэтрин Кордер.Что за дьявольский ум стоял за этим планом! Едва ли он намеревался упрятать меня в Ворствистл, скорее – объявить помешанной и инсценировать самоубийство до рождения ребенка. Но почему я думаю об этом плане в прошедшем времени? Он существует и сейчас. Скоро убийца обнаружит исчезновение рясы, и как он тогда поступит? Наверняка станет действовать, не теряя времени.Я не знала, на что решиться. Уехать в Глен-Хаус? Но как осуществить это в тайне от всех? Если же я объявлю о своем отъезде, это лишь подстегнет убийцу. Он сделает все, чтобы я не покинула этот дом живой.Я думала о них – о Люке и Саймоне. Нет, только не Саймон! Конечно же, это Люк, а Дамарис ему помогает...Дамарис! Но разве вчера вечером я не убедилась, что она встречается не с Люком, а с Саймоном?Мои мысли метались, как мышь в клетке. Слава Богу, я нашла рясу. Каким счастьем было бы поделиться этой новостью с Саймоном!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30