А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Карстерз вздохнул.
– Я боялся, что ты не поймешь.
– Чтоб тебя понять, надо быть кудесником! Полагаю, это был еще один рыцарский жест?
– Рыцар…! Нет. Просто я не мог позволить ему считать себя достойным джентльменом. Он, в общем, мужественно принял это известие и теперь обращается со мной с ледяной вежливостью.
– Вежливостью! Надеюсь! Старый ворон! Ты же спас его дочь! Это он привел тебя в такое бешенство?
Карстерз рассмеялся.
– Он, и я сам. Видишь ли… он… прочел… мне, о, вполне доброжелательно… целую лекцию об ошибочности моего образа жизни… мне стало больно.
– Хорошо, что ты едешь ко мне, раз здесь все так получилось.
Милорд открыл было рот, чтобы возразить, и, встретив яростный взгляд, снова его закрыл.
– Ты что-то хотел сказать? – осведомился О'Хара с угрожающим блеском в глазах.
– Нет, сэр, – кротко ответил Джек.
– Поедешь ко мне?
– Пожалуйста.
О'Хара радостно вскочил.
– Молодец! Боже! А то я начал было… Надевай свой второй сапог, а я пригляжу за этим твоим негодником! – он поспешил из комнаты на поиски Джима, который предвидя исход схватки, уже грузил багаж в коляску.
Спустя полчаса, распрощавшись, милорд и О'Хара поскакали вслед за Джимом и багажом в Терз Хаус.
Некоторое время они ехали молча, изредка перебрасываясь замечаниями о прекрасном дне, о том, что кобыла норовиста с утра. Голова Карстерза, как хорошо понимал его друг, была занята тем, что он оставил позади. Прощанье его с Дианой казалось непримечательным, по крайней мере, она не выказала никаких признаков того, что считает его кем-то большим, чем просто случайным знакомым. Право, ему даже почудилось в ее обращении какая-то рассеянность, словно она думала о чем-то своем Рука ее, когда он, прощаясь, целовал ее, была безжизненна и холодна, улыбка казалась милой и отрешенной. Он знал, что задержал ее руку дольше, чем позволяли правила хорошего тона, и боялся, что сжал сильнее, чем должно, и крепче, чем было разумно, прижался к ней губами. Он гадал, обратила ли она на это внимание. Ему было невдомек, что еще долгое время после того, как он скрылся из глаз, она ощущала его прикосновение. Если бы он мог увидеть, как страстно целовала она каждый свой пальчик в страхе, что пропустит то место, которого коснулись его губы, у него стало бы легче на душе.
Конечно, она ушла в себя, раненная тем, что называла «слепым мужским упрямством». Она открыла ему свое сердце, чтобы он мог прочесть ее чувства, она предложила ему себя так прямо, как только могла, дав понять, что их разговор не просто светская болтовня. Она отчаянно боролась за свое счастье, отбросив все соображения о девичьей скромности… И когда потом она осознала, что натворила, и попыталась понять, что он теперь должен о ней думать, то густо покраснела и корила себя за отсутствие гордости и манер. Придя в ужас от мысли, что он сочтет ее нескромной, охваченная внезапной робостью, она повела себя с ним холоднее, чем намеревалась, лишь бы не показаться навязчивой. Но несмотря на всю свою холодность, как сильно надеялась она, что он ощутит ее любовь, поймет все, что она хотела сказать ему! Непостижима женская натура!
Но мог ли Джон, не наделенный женской проницательностью или интуицией, осознать двойственность ее чувств? Он считал, что ранил ее, и что она отступила, чтобы не пострадать больше. Как мог он понять ее, когда она сама не вполне себя понимала?
Раздумывая о том, как быстро пришла к ним любовь, он верил, что она может так же быстро угаснуть, по крайней мере для Дианы. Он твердил, что надеется на это, но был честен с собою настолько, чтоб понимать, что нет на свете ничего, чего он бы хотел меньше. Мысль о том, что Диана охладеет к нему или, еще хуже, станет невестой другого, заставляла его кусать губы и натягивать поводья.
О'Хара, поглядывая исподтишка на суровый профиль едущего рядом друга, размышляя, по силам ли его светлости эта тягостная поездка. Он достаточно изучил несокрушимое мужество Карстерза, чтобы предполагать, что он ее выдержит, но боялся напряжения верховой езды, которое могло оказаться чрезмерным для ослабленного раной организма.
Мудро рассудив это, он не делал попыток отвлечь Карстерза от занимавших его мыслей, и продолжал ехать в молчании мимо ждущих покоса лугов с высокой по колено травой, испещренной маками и щавельком, вдоль живых изгородей, поднимавшихся выше головы с обеих сторон дороги, через холмы и долины, – не проронив ни слова.
Спустя какое-то время, О'Хара отъехал несколько в сторону, чтобы иметь возможность беспрепятственно разглядывать своего друга. Он подумал, что никогда не видел у Джека такого угрюмого выражения лица. Тонкие брови насупились так, что их едва разделяли две резкие морщинки, рот был плотно сжат, подбородок приподнят, а глаза устремлены вперед, вдаль, меж нервных ушей лошади, и, казалось, видели все, ничего в себя не вбирая. Одна рука судорожно сжимала хлыст, другая привычно правила кобылой.
О'Хара поймал себя на том, что восхищается изящной посадкой всадника и его великолепной осанкой.
Внезапно, как бы почувствовав, что его изучают, милорд полуобернулся и встретился взглядом с О'Харой. Он слегка пожал плечами и, казалось, этим движением сбросил с себя всю тяжесть. Хмурый вид исчез, он улыбнулся.
– Прошу прощения, Майлз. Я – мрачный тип.
– Может быть, тебя беспокоит плечо? – тактично предположил О'Хара.
– Н-нет, я его едва ощущаю. Моим дурным манерам и плохому характеру нет никаких извинений.
С этой минуты он словно поставил себе целью развлекать друга, и если порой его смех звучал несколько искусственно, остроумия у него вполне хватило, чтобы развлечь О'Хару на протяжении оставшихся нескольких миль.
Ко времени их прибытия в Терз Хаус губы Карстерза подозрительно побелели от напряжения и между бровями снова залегла морщина, на этот раз от боли… Но он сумел с подобающей грацией приветствовать леди О'Хара и отпустить ей по меньшей мере три изящных шутливых комплимента, прежде чем О'Хара твердо взял его за руку и вывел из комнаты прочь, чтобы он пришел в себя и отдохнул перед обедом.
Вскоре прибыл и Джим, в высшей степени довольный окружающей обстановкой и тем, что смог произнести удовлетворительный приговор условиям, в которые поместили Дженни. После некоторых мук ревности он вполне признал в О'Харе друга и теперь радовался тому, что его хозяин будет жить в этом доме, а не бродить по весям и долам сельской Англии.
В пять часов прозвучал гонг, и милорд спустился по лестнице в наряде цвета тусклого золота с серебряной отделкой, полный решимости быть таким веселым и беззаботным, как требовали обстоятельства. Будто и не было на свете Дианы, нарушившей весь ход его жизни.
Не зря шесть долгих лет воевал он против всего мира. Он научился скрывать свои чувства за маской беспечной веселости и шуток, ни на миг не показывая, чем он уязвим, и ни в коем случае не давая никому повода заподозрить, что он не самый беззаботный на свете джентльмен. Эта наука теперь ему очень пригодилась – так что даже О'Хара удивился, увидев его столь жизнерадостным после всего, что произошло. Леди Молли была в восторге от своего гостя, восхищаясь его внешностью и учтивым манерам, и легко подпала под его обаяние.
Наблюдая за ними, О'Хара с удовлетворением отметил, что его привередливой женушке милорд действительно пришелся по душе. Это была высокая честь: ей было трудно угодить, и многие знакомые О'Хары наталкивались, если не на холодное обращение, то уж во всяком случае не на теплый прием.
В конце трапезы она удалилась, предупредив, чтобы они не слишком засиживались за вином и что Майлзу не следует утомлять его светлость.
О'Хара подвинул графин с вином к другу:
– У меня есть новость, которая, осмелюсь думать, тебя заинтересует! – заметил он.
Карстерз вопросительно поднял глаза.
– Да. Его милость герцог Эндовер отбыл своей драгоценной персоной в Париж.
Карстерз поднял бровь.
– Я полагаю, что после нашей маленькой стычки он испытывает естественное желание побыть немного в тени.
– Разве у него когда-нибудь возникало желание быть в тени?
– Ты, вероятно, знаешь его лучше меня. И что же, возникало?
– Нет. Он всегда на переднем плане и очень заметен. Будь он проклят!
Милорд слегка удивился.
– Что так? Он когда-то стал тебе поперек дороги?
– Он становился поперек дороги моему лучшему другу и небезуспешно.
– Боюсь, дело обстоит как раз наоборот!
– Но я знаю немного о том, как он мешается в жизнь Дика!
Карстерз поставил бокал на стол, теперь он был весь внимание.
– Дика? Каким образом?
О'Хара, казалось, пожалел о том, что сказал.
– Ну, в общем… у меня нет сочувствия к нему.
– Что Трэйси ему сделал?
– Да ничего особенного. Просто он и его беспутный братец пытаются выжать Дика досуха.
– Роберт?
– Эндрю. О Роберте я очень мало знаю.
– Эндрю! Но он был совсем ребенок…
– Теперь он вырос, и стал таким чертовским мотом, просто на удивление. Дик вроде бы оплачивает их долги.
– Дьявол его забери! Зачем?
– Бог его знает! Полагаю, по настоянию Лавинии. Мы же оба знаем, что для того именно Трэйси и подставлял ей вас обоих.
– Чепуха! Мы это делали по своей воле. Она только вернулась домой из школы.
– Вот-вот. И чья это была работа, как не Трэйси?
Карстерз широко открыл глаза и вытянул руки на столе, поворачивая в пальцах ножку бокала.
– И велик этот долг?
– Этого я тебе сказать не могу. Я, вообще, узнал об этом случайно. Бельмануары никогда не славились бережливостью.
– Мы тоже этим не страдали. Не будь к ним излишне суров, Майлз… Я, конечно, знал, что именье Бельмануаров заложено, но не думал, что дошло до такого.
– И я не думал. Но деньги Дика ничего не спасут. Они будут растрачены на игру и хорошеньких женщин.
Милорд грозно нахмурился.
– Да-а. Полагаю, что мне придется и за это рассчитаться с Трэйси… как-нибудь однажды.
Майлз промолчал.
– Но как же Дик справляется, не трогая моих денег?
– Не знаю, – по тону О'Хара было ясно, что ему все равно.
– Надеюсь, он сам не залез в долги, – рассуждал вслух Карстерз, – похоже, что он влип. Как бы убедить его пользоваться доходами имения, – он нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
О'Хара взорвался.
– Ну, конечно, очень в твоем духе поступить именно так. Оставь его в покое, Христа ради, и не забивай себе голову заботами о жалком негодяе, который причинил тебе больше вреда, чем…
– Майлз, я не разрешаю тебе говорить так о. Дике! Ты не все понимаешь.
– Я все хорошо понимаю. Очень уж это у тебя по-христиански. Давай положим конец этому твоему фарсу! Я так же хорошо, как и ты, знаю, что Дик сжульничал в карты, и считаю противоестественным твое желание отдать ему еще и свои деньги, после того как он отнял у тебя честь и все остальное!
Карстерз молча потягивал вино, ожидая, пока гнев Майлза выдохнется. Вскоре так и случилось. Он смолк, яростно сверкая глазами, и Карстерз засмеялся.
– Ах, Майлз, дай мне идти своей дорогой. Знаю, я для тебя тяжкое испытание, – и, внезапно став серьезным, продолжал: – Но я не хочу, чтобы ты так думал о Дике. Ты достаточно хорошо его знаешь, чтобы понять, как это получилось. Ты знаешь, он был расточителен, часто оказывался в долгах… неужели ты не можешь простить ему мгновенного порыва безумия?
– Могу. Чего я простить не могу, так это… неописуемой низости, когда он позволил тебе взять вину на себя.
– О'Хара, он был влюблен в Лавинию…
– Как и ты.
– Я не так глубоко. Для меня это было мальчишеским увлечением, а для него – серьезно.
О'Хара молчал, сурово сжав губы.
– Поставь себя на его место, – молил Джон. – Если бы ты…
– Спасибо! – О'Хара неприятно засмеялся. – Нет, Джек, здесь мы никогда не придем к согласию, так что лучше оставим этот разговор. Я не думаю, что тебе стоит беспокоиться. По-моему, он не в долгах.
– А везет ли ему на скачках и в…
О'Хара сумрачно улыбнулся.
– Дик очень изменился, Джон. Это совсем другой человек. Он не держит скаковых лошадей и не играет в карты, разве что для компании.
– Дик не играет? А что же он делает?
– Управляет твоими имениями и сопровождает жену на рауты. Когда она в городе, – с горечью добавил Майлз, – то живет в твоем доме.
– Что ж, больше там жить некому. Но я не могу себе представить, чтобы Дик стал рассудительным!
– Легко стать добропорядочным после того, как зло совершено! Я так полагаю.
– Ей-богу, Майлз, как забавно! Я был раньше рассудительным членом семьи, и на тебе!.. Теперь я повеса: играю в кости, карты, граблю на дорогах. А беспутный Дик стал святошей. Он… э-э… ведет праведную жизнь и… э-э… его грабят родственники жены. Знаешь, в конце концов, я ему не слишком завидую.
– По крайней мере, ты от жизни получаешь больше удовольствия, – ухмыльнулся О'Хара. – Потому еще, что тебя не мучают угрызения совести.
Лицо Карстерза осталось непроницаемо. Он промокнул губы салфеткой и улыбнулся.
– Как ты говоришь, я получаю больше удовольствия… но что касается совести… не думаю, что это так.
О'Хара поглядел на него: Джек в полоборота сидел на стуле, небрежно закинув одну руку за спинку.
– Ты не оскорбишься, если я задам тебе один вопрос?
– Разумеется, нет.
– Тогда… ты собираешься вернуться на большую дорогу грабить?
– Не собираюсь.
– А что ты будешь делать?
Сумрачное лицо милорда прояснилось, и он засмеялся.
– Сказать по правде, Майлз, я еще не решил, как поступить. Пусть решает судьба, а не я.
ГЛАВА 16
Мистер Беттисон делает предложение
Последнее время мистер Беттисон не мог понять Диану. Ее обращение, поначалу такое очаровательное и жизнерадостное, стало беспокойным и даже, пожалуй, холодным. Казалось, она почти не слушает его лучшие истории, и пару раз просто забыла посмеяться в ответ на несомненно остроумнейшие замечания. Его поразил ее недоброжелательный взгляд, она как будто бы возражала против его присутствия в усадьбе Хортон и явно не хотела, чтобы за ней ухаживали. Однако мистер Беттисон был слишком самоуверен, чтобы допустить подобное и сразу же отмахнулся от этого подозрения, решив, что вся эта холодность только лишь следствие приличествующей молодой девушке робости. Он продолжал свои визиты, пока они не стали настолько регулярными, что не проходило и дня без того, чтобы не послышалось его торжественных шагов и голоса, осведомлявшегося об обеих мисс Боули. Мистер Боули, втайне мечтавший видеть мистера Беттисона зятем, не позволял дамам уклониться от приема и, более того, настоятельно посоветовал мисс Бетти по прошествии нескольких минут оставлять молодую пару наедине. Таким образом Диане пришлось постоянно принимать сквайра и выслушивать его нескончаемые монологи. Она неутомимо осаживала его, надеясь уклониться от неминуемого предложения, но либо ее холодные манеры были недостаточно суровы, либо шкура мистера Беттисона была слишком толстой, чтобы это почувствовать. Не прошло и двух недель после отъезда милорда, как мистер Беттисон попросил ее руки. Ему было отказано с величайшей твердостью, но, принимая ее отказ за кокетство, он продолжал настаивать с еще большим любовным пылом и такой» самоуверенностью, что мисс Ди просто вознегодовала.
– Сэр, – воскликнула она, – мне кажется, что вы неправильно поняли мое отношение к вам.
Мистер Беттисон онемел от изумления. Ему и в голову не приходило, что Диана действительно может не принять его предложения. Он едва мог поверить своим ушам, услышав в ее голосе несомненный отказ, и оше-ломленно разинул рот.
– Я должна просить вас, – продолжала Диана, – прекратить свои чересчур частые визиты. Пожалуйста, не считайте меня злой, но ваши домогательства… не могу сказать иначе… утомительны… и, вы простите мне это слово… несносны. Признаюсь, я удивлена, что вы не заметили, насколько ваше внимание мне неприятно.
– Неприятно! – вскричал мистер Беттисон, приходя в себя после нескольких тщетных попыток обрести дар речи. – Вы именно это хотите сказать, мисс Диана? Что вы не выйдете за меня замуж?
Она кивнула.
– Да, мистер Беттисон, именно это.
– И что мое внимание вам неприятно! Как же так, мисс Диана! Как же так!
Диана слегка смягчилась.
– Мне, право, очень жаль, что вы не так поняли…
– Я все понял так, сударыня! – отрезал сквайр, утративший вдруг самообладание. – Вы осмеливаетесь заявить, что не поощряли меня навещать вас?
– Твердо настаиваю, что не поощряла!
– О, я знаю в чем дело! Вам меня не провести! Все было иначе, пока не появился этот тип!
– Мистер Беттисон, решительно не понимаю вас, но хочу, чтобы вы покинули эту комнату, до того, как скажете то, о чем впоследствии можете пожалеть.
Он не слушал ее.
– Вы увлечены этим расфуфыренным вертопрахом… этим невыносимым Карром, который, как я наслышан, весьма темная личность и который…
Одним движением Диана поднялась и, приблизившись к шнуру колокольчика, дернула его с такой силой, что отчаянный его звон раскатился по всему дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31