Летти, с достойным сожаления отсутствием такта, заявила ему, что, судя по всему, он зол как собака, и немедленно пожелала узнать причину. Он ответил, что вовсе не зол, а просто хочет поговорить с сестрой наедине. Расценив эти слова как злостный выпад, Летти тут же кинулась обороняться, и между ними возникла весьма оживленная перепалка, в ходе которой было произнесено несколько неприятных замечаний личного характера. Виконт вышел из этой стычки победителем, неблагородно воспользовавшись своим старшинством и сообщив ей с видом шестидесятилетнего старика, что подобная наглость в зеленых девчонках вроде нее столь же неуместна, как и неприлична. Не придумав никакого уничтожающего ответа, Летти выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.
– Как ты можешь, Дай! – с упреком воскликнула Нелл. – В жизни не слышала такой неучтивости! И если уж говорить о неприличии, то с твоей стороны было совсем неприлично так отругать Летти! Ты же ей не брат.
– Нет, и слава Богу! – ответил он. – Если она не будет следить за собой, то превратится в сварливую тетку, с которой нет никакого сладу.
– Но, Дай, почему ты так зол, в чем причина?
– Сейчас я тебе скажу! – произнес он угрожающе. – И не строй из себя невинность, моя милая, потому что меня не проведешь и не задобришь ангельскими глазками! Ты ведешь двойную игру и прекрасно знаешь об этом! Какого черта ты все-таки потащилась к Кингу, хотя я запретил тебе связываться с процентщиками!
Она слегка смутилась, но тут же нервно спросила:
– Это Феликс тебе рассказал? Вот уж не ожидала от него такой низости!
Виконт был сердит на мистера Хедерсетта, но в нескольких исчерпывающих словах объяснил сестре, что она должна быть ему весьма обязана. Затем он обрисовал ей ужасную судьбу тех, у кого хватало глупости попасть в лапы ростовщиков, весьма высокопарно порассуждал о бедах, которые влечет за собой расточительность, и потребовал от Нелл торжественного обещания, что она больше никогда не пойдет ни к еврею Кингу, ни к другому процентщику.
– А если ты думаешь, что это так смешно, – гневно заключил он, – то ты ошибаешься!
– Нет, нет, вовсе нет! – сказала Нелл, пытаясь вложить в свой голос всю серьезность и здравомыслие. – Но только я… я не могла не улыбнуться, когда ты так клеймил расточительность и небрежность, а сам… да ты же сам такой, Дай! – Она увидела, что это замечание не только не смягчило его, но и произвело обратный эффект, и поспешно добавила: – Я больше никогда не буду! Конечно, было бы совсем плохо, если бы мне пришлось продолжать занимать деньги, но ведь я не собиралась этого делать, я бы отдала все в конце квартала, вот и все!
– Не сомневаюсь! И не успела бы оглянуться, как снова оказалась бы в переделке! А то я не знаю! – с чувством возразил Дайзарт. – А какого черта тебе понадобилось вмешиваться, когда этим занимаюсь я, одному Господу Богу известно!
– Да, но я подумала, не лучше ли мне заняться этим самой, – откровенно сказала Нелл. – А то вдруг ты сделаешь что-нибудь ужасное!
– Ну да, конечно! Скажешь тоже, Нелл! Что же такого я мог сделать, скажи на милость?
– Честно говоря, – созналась она, – я боялась, что ты кого-нибудь ограбишь.
– Боялась, что я кого-нибудь ограблю? – ахнул Дайзарт. – Боже милостивый! Хорошего же ты обо мне мнения!
– Но ты же хотел ограбить меня! – заметила Нелл. – И если бы я тебя не узнала, ограбил бы – сам знаешь!
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – вскричал Дайзарт. – Ведь все, что я хотел сделать, – это продать твои проклятые безделушки для твоего же блага! Если ты думаешь, что я собирался на этом заработать, то глубоко ошибаешься, милая моя!
– Нет, конечно, но это такой отчаянный поступок, Дай, и я с тех пор не знаю покоя. Я теперь только и думаю, что еще ты можешь выкинуть, и страшно волнуюсь. Потому что…
– Чушь! – перебил Дайзарт. – Да я даже не собирался брать побрякушки Летти! И вообще, к чему эти разговоры? Ты бы и глазом не моргнула из-за того, что лишилась драгоценностей, – разве не так?
– Т-так, но…
– И была бы дьявольски благодарна, что не узнала меня, когда на следующий день я притащил бы тебе деньжата. И я уверен, – безжалостно продолжал виконт, – что у тебя хватило бы благоразумия не спрашивать меня, где я их взял!
– О, Дай, боюсь, что это правда! – произнесла она с ошеломленным видом. – Это так ужасно!
– Вздор! – презрительно заявил виконт. – Слушай, Нелл, ну что ты сидишь мрачная как туча? Поверь мне, я не оставлю тебя в беде. У меня в голове есть парочка отличных мыслишек, но я не мог в мгновение ока раздобыть деньги, так что нет смысла дергаться, как рыба на сковородке, и каждый раз при встрече спрашивать, что мне удалось сделать! Дай мне неделю и увидишь, как я здорово все обтяпаю!
Она с сомнением посмотрела на него:
– А что это за идеи, Дай?
– Не твое дело! – ответил он решительным тоном. – Одна из них совершенно определенная: чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше!
Дурные предчувствия завладели ею еще больше. Она сказала:
– Не буду тебе надоедать, но мне все-таки хотелось бы знать!
– Не сомневаюсь, но только не надейся, что я тебе смогу помочь, если при каждой моей попытке ты будешь поднимать такой шум, – сказал виконт. – Но, похоже, именно так ты и будешь делать, потому что, сдается мне, ты совсем уже ошалела от страха!
– Мне очень жаль! – смиренно ответила она. – Я ведь стараюсь сохранять присутствие духа, но это так трудно, когда у тебя неприятности, Дай! Каждый раз, когда я слышу стук в дверь, мне кажется, а вдруг это Лаваль пришла требовать у Кардросса свои деньги, и тогда я сама не своя от беспокойства и тревоги!
– Не будь такой дурочкой, Нелл, – посоветовал виконт, обнимая ее за плечи и слегка прижимая к себе. – Она этого не сделает. По крайней мере, в ближайшие две недели. Будь уверена, она знает, что тебе нужно время, чтобы раздобыть наличные. Да-да, и если она не такая же простофиля, как ты, – а судя по всему, конечно нет, – она прекрасно знает, что ты ей заплатишь, – проницательно добавил он. – Она только хотела напугать тебя, чтобы ты это сделала поскорее. Она даст тебе еще как минимум неделю времени, а может быть, и больше. Когда Кардросс возвращается в город?
– Думаю, в понедельник. Я не уверена, но он сказал, что уезжает на неделю. – Нелл немного помолчала, а потом, отвернувшись, добавила: – Я до смерти боюсь его возвращения, и это повергает меня в жуткое отчаяние!
Вернувшаяся в комнату Летти избавила виконта от необходимости отвечать. На ней была шляпка и легкая шаль, грациозно наброшенная на плечи; она вошла лишь для того, чтобы попрощаться с Нелл и сообщить ей, что как только она доберется до дома своей тетушки, то сразу же отошлет экипаж домой на случай, если золовке понадобятся услуги кучера. Она демонстративно проигнорировала виконта, но очень нежно поцеловала Нелл в щеку и сказала ей, чтобы та не думала присылать за ней коляску на Брайнанстон-стрит, поскольку тетушка наверняка позаботится о том, чтобы отправить ее домой.
– Так расфуфыриться всего лишь для тетки? – спросил Дайзарт, оглядывая ее критическим взглядом. – Должен сказать, шляпка что надо!
Заметив его присутствие, Летти приподняла брови со всем высокомерием, на которое была способна, и молвила ледяным тоном:
– Вы очень любезны, сэр!
– Дурешка! – снисходительно сказал Дайзарт.
Летти сверкнула глазами, но прежде чем она снова успела скрестить шпаги со своим неисправимым мучителем, вмешалась Нелл.
– Ты выглядишь прелестно, – заверила она Летти, провожая ее до двери. – Я пойду с тобой, чтобы посадить тебя в коляску. Думаешь, ты не замерзнешь в одной шали?
– Наверняка замерзну, – простодушно ответила Летти, – но носить ротонду – это так вульгарно! – Задержавшись в холле, чтобы натянуть перчатки, она задумчиво произнесла: – Не хочу огорчать тебя, Нелл, но, по-моему, Дайзарт – самый невыносимый и невежливый человек на свете!
– Ты абсолютно права, – рассмеялась Нелл. – Ты и не можешь думать по-другому. Дело в том, что, поскольку мы с тобой родственники, он относится к тебе как к своей сестре.
– У моего брата масса недостатков, но даже он так не обращается со мной!
– Конечно, нет, но он же намного старше тебя. Если бы у тебя был брат твоего же возраста, у тебя бы хватило находчивости, чтобы отбрить Дайзарта, – с улыбкой сказала Нелл.
– Я просто счастлива, что у меня его нет, и уверяю тебя, Нелл, я сочувствую тебе!
– Спасибо! Это и вправду тяжелый случай, – сказала Нелл; глаза ее искрились весельем. – Что ты за несносное создание! Только не сердись и на меня тоже! До свидания. Пожалуйста, передай от меня тетушке все, что следует. Боюсь, что в твоем невнимании к ней она считает виноватой меня, но надеюсь, отдаст мне должное за то, что я предоставила ей тебя на сегодня.
Она говорила небрежным тоном, но прекрасно понимала, что миссис Торн вправе обижаться на нее из-за Летти. Кардросс, считавший, что причину недостатков Летти следует искать именно в доме этой самой дамы, возможно, и стремился держать Летти подальше от ее семейства. Но Нелл никогда не могла заставить себя помогать ему в осуществлении этих намерений. Более того, она не раз предлагала Летти поехать вместе и нанести утренний визит ее тетушке. И она без всякого удивления узнала, что миссис Торн считает, будто о ней совсем забыли; Нелл и сама думала, что Летти проявляет чересчур мало внимания к женщине, заменившей ей мать. Собственно, она была бы немало удивлена, узнав, что миссис Торн не только не упрашивала племянницу навестить ее в то утро, но и не имела ни малейшего представления о предстоящем визите и потому вместе со своей дочерью Фанни отправилась по магазинам посмотреть на шелка.
Но приезда Летти ожидала мисс Селина Торн. Едва увидев подъехавшую к дому коляску, она сбежала вниз по лестнице и приветствовала кузину, всячески выказывая свое удивление и восторг. Целуя ее, она, однако, с заговорщическим видом прошептала:
– Не бойся! Все спокойно! Затем – специально для горничной, которая впустила Летти в дом, – она произнесла:
– Как я рада, что не поехала с мамой и Фанни! Пойдем наверх, душенька, мне надо столько рассказать тебе!
Это была миловидная девушка чуть моложе Летти, но гораздо крупнее. Рядом со своей изысканной кузиной она казалась чересчур упитанной, немного неуклюжей, но это ничуть не портило ее настроения. Она была добродушна, как и ее мать, считала себя весьма разумной особой и имела столь романтический характер, что повседневная жизнь казалась ей до отвращения пресной. Селина воображала, что ей пришлось бы куда более по вкусу жить в обстановке одного из знаменитых романов миссис Рэдклифф. Приведя Летти наверх, в гостиную, она закрыла дверь и сказала, таинственно понизив голос:
– Душенька моя, ну и утро у меня было! Я думала, что все сорвется, потому что мама чуть ли не потребовала, чтобы я поехала с ней. Мне пришлось немного схитрить: сказала, что у меня болит голова, и все наконец обошлось, только я была до смерти напугана, потому что она так копалась, что казалось, они с Фанни так и не уйдут до твоего приезда! Как ты прелестно выглядишь! Мистер Эллендейл будет в восторге!
– Если только он не подведет! – сказала Летти. – Я очень просила его встретиться со мной здесь сегодня, но не знаю, сможет ли он. Если у него много работы, ему придется пробыть в министерстве иностранных дел весь день. Только неужели он не сможет предупредить меня?
Мисс Торн была твердо убеждена, что сила чувств мистера Эллендейла возьмет верх над всеми прочими обстоятельствами. Она увлекла Летти к окну, чтобы не пропустить его приезда, потому что собиралась сбежать вниз и открыть ему дверь прежде, чем он постучит и его увидит прислуга.
– Это будет просто ужасно, если мама узнает, что он здесь был! – щебетала Селина. – Если она что-то заподозрит, будь уверена, она тут же отправится к твоему брату, потому что ей ваши отношения нравятся не больше, чем ему. Не далее как вчера она заявила, что считает это исключительно неудачной партией и удивляется, как мистер Эллендейл может быть таким назойливым! Я опустила глаза и не дала выхода своим эмоциям, но можешь себе представить, что я почувствовала, услышав такие слова от человека, которого считала воплощением рассудительности! О, милая моя Летти, я дала себе обет, что если какое–нибудь вмешательство с моей стороны поможет спасти тебя от горестной судьбы быть принесенной в жертву богатству и положению, то я сделаю все, что надо!
Летти поблагодарила ее, но тут же весьма разумно заметила, что, поскольку Кардросс едва ли прислушается к ее совету, она ничего не сможет сделать для достижения этой благородной цели. Мисс Торн, которая с таким восторгом взяла было на себя роль посредницы, несколько остыла. Подумав, она вынуждена была признать, что у семнадцатилетней девушки действительно мало возможностей помочь роковой любви. В тишине ее спальни легко было придумывать приятные романтические истории, в которых она играла главную и часто героическую роль. «Самая благородная из девушек. Мы абсолютно всем обязаны вам», – провозглашал мистер Эллендейл, которого накануне брака Летти с дворянином распутного нрава (выбранного ей в мужья братом) тайно венчает с ней священник, привезенный в дом под покровом ночи с помощью ее преданной кузины. В этих историях Селина преодолевала все трудности, просто не обращая на них внимания, но при холодном свете дня она не настолько предавалась мечтам, чтобы не осознавать: в скучной реальной жизни на ее пути стоят некоторые непреодолимые преграды, не последней из которых является сам мистер Эллендейл. Хотя Летти сразу оценила бы красоту этого венчания в полутемной комнате, освещаемой единственным подсвечником в руках у кузины, пылкого влюбленного, скорее всего, пришлось бы долго уговаривать, чтобы склонить к столь неподобающему действию. Что касается непременного духовного лица, то даже самый отчаянный оптимист не стал бы предполагать, что существует способ убедить преподобного Уильяма Такстеда, единственного священника, которого знала Селина, совершить то, что требовалось от него при данной церемонии.
Как ни были грустны эти соображения, они не могли надолго опечалить Селину. Пусть любовная история Летти не достигает высот истинной драмы, но все же она очень романтична; и ее утешала мысль о том, что без вмешательства своей кузины Летти вряд ли удалось бы устроить тайное свидание со своим возлюбленным. Для устройства браков старших сестер услуги Селины не понадобились; и ничего, по ее мнению, не могло быть более нелепого, чем брак Марии с мистером Тислтоном, – разве что помолвка Фанни с мистером Хамби – событие, имевшее место в прошлый вечер. Ни одна из девиц не оказала ни малейшего сопротивления, оба джентльмена обладали значительным состоянием и положением в обществе, благодаря которым считались завидными женихами. Пожалуй, с помолвкой Фанни еще можно было смириться, но вот с замужеством Марии… Мистер Хамби не был знаком семейству Торн, когда начал ухаживать за ней, и потому это было все-таки не так уныло, как брак Марии с Джоном Тислтоном, которого она знала всю свою жизнь; но мисс Селина считала, что будет жестоко обижена судьбой, если та не пошлет ей пламенного возлюбленного – столь «неподходящего», что ему будет обеспечено отчаянное сопротивление ее родителей, даже преследование; но она вынесет это с высочайшим героизмом, а закончится все побегом. Поскольку такой джентльмен пока еще не появился на горизонте, она всей душой отдалась делам Летти. Ей ничего не стоило наделить Кардросса всеми качествами тирана; а если благопристойность мистера Эллендейла поначалу заставляла думать, что его не удастся вовлечь в какие-либо отчаянные действия, то потом она решила, что это объясняется не врожденной респектабельностью, а весьма своеобразной сдержанностью чувств.
Она как раз рассказывала Летти о пошлых поздравлениях, полученных в связи с известием о помолвке Фанни, когда у дома показался мистер Эллендейл. Она тут же привела свой план в исполнение, так быстро сбежав с лестницы, что оказалась у двери гораздо раньше его, и потому обнаружила, что приглашает «входить и ничего не бояться» лишь пустое пространство. Мистер Эллендейл, однако, вскоре появился; уже отрепетировав (хотя и невольно) свою приветственную речь, она смогла усовершенствовать ее.
– Я знала, что вы придете! – заявила она. – Я сейчас провожу вас к ней. Не беспокойтесь, вам никто не помешает! Ни одна живая душа не знает о том, что вы здесь! Тсс!
Удивленный тем, что входную дверь открывает одна из дочерей хозяйки, мистер Эллендейл растерянно заморгал.
– Прошу прощения! – сказал он.
– Не говорите так громко! – предупредила она. – Слуги не должны знать, что вы здесь.
– Но почему? – спросил он. – Разве миссис Торн нет дома?
– Нет, нет, вам нечего бояться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
– Как ты можешь, Дай! – с упреком воскликнула Нелл. – В жизни не слышала такой неучтивости! И если уж говорить о неприличии, то с твоей стороны было совсем неприлично так отругать Летти! Ты же ей не брат.
– Нет, и слава Богу! – ответил он. – Если она не будет следить за собой, то превратится в сварливую тетку, с которой нет никакого сладу.
– Но, Дай, почему ты так зол, в чем причина?
– Сейчас я тебе скажу! – произнес он угрожающе. – И не строй из себя невинность, моя милая, потому что меня не проведешь и не задобришь ангельскими глазками! Ты ведешь двойную игру и прекрасно знаешь об этом! Какого черта ты все-таки потащилась к Кингу, хотя я запретил тебе связываться с процентщиками!
Она слегка смутилась, но тут же нервно спросила:
– Это Феликс тебе рассказал? Вот уж не ожидала от него такой низости!
Виконт был сердит на мистера Хедерсетта, но в нескольких исчерпывающих словах объяснил сестре, что она должна быть ему весьма обязана. Затем он обрисовал ей ужасную судьбу тех, у кого хватало глупости попасть в лапы ростовщиков, весьма высокопарно порассуждал о бедах, которые влечет за собой расточительность, и потребовал от Нелл торжественного обещания, что она больше никогда не пойдет ни к еврею Кингу, ни к другому процентщику.
– А если ты думаешь, что это так смешно, – гневно заключил он, – то ты ошибаешься!
– Нет, нет, вовсе нет! – сказала Нелл, пытаясь вложить в свой голос всю серьезность и здравомыслие. – Но только я… я не могла не улыбнуться, когда ты так клеймил расточительность и небрежность, а сам… да ты же сам такой, Дай! – Она увидела, что это замечание не только не смягчило его, но и произвело обратный эффект, и поспешно добавила: – Я больше никогда не буду! Конечно, было бы совсем плохо, если бы мне пришлось продолжать занимать деньги, но ведь я не собиралась этого делать, я бы отдала все в конце квартала, вот и все!
– Не сомневаюсь! И не успела бы оглянуться, как снова оказалась бы в переделке! А то я не знаю! – с чувством возразил Дайзарт. – А какого черта тебе понадобилось вмешиваться, когда этим занимаюсь я, одному Господу Богу известно!
– Да, но я подумала, не лучше ли мне заняться этим самой, – откровенно сказала Нелл. – А то вдруг ты сделаешь что-нибудь ужасное!
– Ну да, конечно! Скажешь тоже, Нелл! Что же такого я мог сделать, скажи на милость?
– Честно говоря, – созналась она, – я боялась, что ты кого-нибудь ограбишь.
– Боялась, что я кого-нибудь ограблю? – ахнул Дайзарт. – Боже милостивый! Хорошего же ты обо мне мнения!
– Но ты же хотел ограбить меня! – заметила Нелл. – И если бы я тебя не узнала, ограбил бы – сам знаешь!
– Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! – вскричал Дайзарт. – Ведь все, что я хотел сделать, – это продать твои проклятые безделушки для твоего же блага! Если ты думаешь, что я собирался на этом заработать, то глубоко ошибаешься, милая моя!
– Нет, конечно, но это такой отчаянный поступок, Дай, и я с тех пор не знаю покоя. Я теперь только и думаю, что еще ты можешь выкинуть, и страшно волнуюсь. Потому что…
– Чушь! – перебил Дайзарт. – Да я даже не собирался брать побрякушки Летти! И вообще, к чему эти разговоры? Ты бы и глазом не моргнула из-за того, что лишилась драгоценностей, – разве не так?
– Т-так, но…
– И была бы дьявольски благодарна, что не узнала меня, когда на следующий день я притащил бы тебе деньжата. И я уверен, – безжалостно продолжал виконт, – что у тебя хватило бы благоразумия не спрашивать меня, где я их взял!
– О, Дай, боюсь, что это правда! – произнесла она с ошеломленным видом. – Это так ужасно!
– Вздор! – презрительно заявил виконт. – Слушай, Нелл, ну что ты сидишь мрачная как туча? Поверь мне, я не оставлю тебя в беде. У меня в голове есть парочка отличных мыслишек, но я не мог в мгновение ока раздобыть деньги, так что нет смысла дергаться, как рыба на сковородке, и каждый раз при встрече спрашивать, что мне удалось сделать! Дай мне неделю и увидишь, как я здорово все обтяпаю!
Она с сомнением посмотрела на него:
– А что это за идеи, Дай?
– Не твое дело! – ответил он решительным тоном. – Одна из них совершенно определенная: чем меньше ты об этом знаешь, тем лучше!
Дурные предчувствия завладели ею еще больше. Она сказала:
– Не буду тебе надоедать, но мне все-таки хотелось бы знать!
– Не сомневаюсь, но только не надейся, что я тебе смогу помочь, если при каждой моей попытке ты будешь поднимать такой шум, – сказал виконт. – Но, похоже, именно так ты и будешь делать, потому что, сдается мне, ты совсем уже ошалела от страха!
– Мне очень жаль! – смиренно ответила она. – Я ведь стараюсь сохранять присутствие духа, но это так трудно, когда у тебя неприятности, Дай! Каждый раз, когда я слышу стук в дверь, мне кажется, а вдруг это Лаваль пришла требовать у Кардросса свои деньги, и тогда я сама не своя от беспокойства и тревоги!
– Не будь такой дурочкой, Нелл, – посоветовал виконт, обнимая ее за плечи и слегка прижимая к себе. – Она этого не сделает. По крайней мере, в ближайшие две недели. Будь уверена, она знает, что тебе нужно время, чтобы раздобыть наличные. Да-да, и если она не такая же простофиля, как ты, – а судя по всему, конечно нет, – она прекрасно знает, что ты ей заплатишь, – проницательно добавил он. – Она только хотела напугать тебя, чтобы ты это сделала поскорее. Она даст тебе еще как минимум неделю времени, а может быть, и больше. Когда Кардросс возвращается в город?
– Думаю, в понедельник. Я не уверена, но он сказал, что уезжает на неделю. – Нелл немного помолчала, а потом, отвернувшись, добавила: – Я до смерти боюсь его возвращения, и это повергает меня в жуткое отчаяние!
Вернувшаяся в комнату Летти избавила виконта от необходимости отвечать. На ней была шляпка и легкая шаль, грациозно наброшенная на плечи; она вошла лишь для того, чтобы попрощаться с Нелл и сообщить ей, что как только она доберется до дома своей тетушки, то сразу же отошлет экипаж домой на случай, если золовке понадобятся услуги кучера. Она демонстративно проигнорировала виконта, но очень нежно поцеловала Нелл в щеку и сказала ей, чтобы та не думала присылать за ней коляску на Брайнанстон-стрит, поскольку тетушка наверняка позаботится о том, чтобы отправить ее домой.
– Так расфуфыриться всего лишь для тетки? – спросил Дайзарт, оглядывая ее критическим взглядом. – Должен сказать, шляпка что надо!
Заметив его присутствие, Летти приподняла брови со всем высокомерием, на которое была способна, и молвила ледяным тоном:
– Вы очень любезны, сэр!
– Дурешка! – снисходительно сказал Дайзарт.
Летти сверкнула глазами, но прежде чем она снова успела скрестить шпаги со своим неисправимым мучителем, вмешалась Нелл.
– Ты выглядишь прелестно, – заверила она Летти, провожая ее до двери. – Я пойду с тобой, чтобы посадить тебя в коляску. Думаешь, ты не замерзнешь в одной шали?
– Наверняка замерзну, – простодушно ответила Летти, – но носить ротонду – это так вульгарно! – Задержавшись в холле, чтобы натянуть перчатки, она задумчиво произнесла: – Не хочу огорчать тебя, Нелл, но, по-моему, Дайзарт – самый невыносимый и невежливый человек на свете!
– Ты абсолютно права, – рассмеялась Нелл. – Ты и не можешь думать по-другому. Дело в том, что, поскольку мы с тобой родственники, он относится к тебе как к своей сестре.
– У моего брата масса недостатков, но даже он так не обращается со мной!
– Конечно, нет, но он же намного старше тебя. Если бы у тебя был брат твоего же возраста, у тебя бы хватило находчивости, чтобы отбрить Дайзарта, – с улыбкой сказала Нелл.
– Я просто счастлива, что у меня его нет, и уверяю тебя, Нелл, я сочувствую тебе!
– Спасибо! Это и вправду тяжелый случай, – сказала Нелл; глаза ее искрились весельем. – Что ты за несносное создание! Только не сердись и на меня тоже! До свидания. Пожалуйста, передай от меня тетушке все, что следует. Боюсь, что в твоем невнимании к ней она считает виноватой меня, но надеюсь, отдаст мне должное за то, что я предоставила ей тебя на сегодня.
Она говорила небрежным тоном, но прекрасно понимала, что миссис Торн вправе обижаться на нее из-за Летти. Кардросс, считавший, что причину недостатков Летти следует искать именно в доме этой самой дамы, возможно, и стремился держать Летти подальше от ее семейства. Но Нелл никогда не могла заставить себя помогать ему в осуществлении этих намерений. Более того, она не раз предлагала Летти поехать вместе и нанести утренний визит ее тетушке. И она без всякого удивления узнала, что миссис Торн считает, будто о ней совсем забыли; Нелл и сама думала, что Летти проявляет чересчур мало внимания к женщине, заменившей ей мать. Собственно, она была бы немало удивлена, узнав, что миссис Торн не только не упрашивала племянницу навестить ее в то утро, но и не имела ни малейшего представления о предстоящем визите и потому вместе со своей дочерью Фанни отправилась по магазинам посмотреть на шелка.
Но приезда Летти ожидала мисс Селина Торн. Едва увидев подъехавшую к дому коляску, она сбежала вниз по лестнице и приветствовала кузину, всячески выказывая свое удивление и восторг. Целуя ее, она, однако, с заговорщическим видом прошептала:
– Не бойся! Все спокойно! Затем – специально для горничной, которая впустила Летти в дом, – она произнесла:
– Как я рада, что не поехала с мамой и Фанни! Пойдем наверх, душенька, мне надо столько рассказать тебе!
Это была миловидная девушка чуть моложе Летти, но гораздо крупнее. Рядом со своей изысканной кузиной она казалась чересчур упитанной, немного неуклюжей, но это ничуть не портило ее настроения. Она была добродушна, как и ее мать, считала себя весьма разумной особой и имела столь романтический характер, что повседневная жизнь казалась ей до отвращения пресной. Селина воображала, что ей пришлось бы куда более по вкусу жить в обстановке одного из знаменитых романов миссис Рэдклифф. Приведя Летти наверх, в гостиную, она закрыла дверь и сказала, таинственно понизив голос:
– Душенька моя, ну и утро у меня было! Я думала, что все сорвется, потому что мама чуть ли не потребовала, чтобы я поехала с ней. Мне пришлось немного схитрить: сказала, что у меня болит голова, и все наконец обошлось, только я была до смерти напугана, потому что она так копалась, что казалось, они с Фанни так и не уйдут до твоего приезда! Как ты прелестно выглядишь! Мистер Эллендейл будет в восторге!
– Если только он не подведет! – сказала Летти. – Я очень просила его встретиться со мной здесь сегодня, но не знаю, сможет ли он. Если у него много работы, ему придется пробыть в министерстве иностранных дел весь день. Только неужели он не сможет предупредить меня?
Мисс Торн была твердо убеждена, что сила чувств мистера Эллендейла возьмет верх над всеми прочими обстоятельствами. Она увлекла Летти к окну, чтобы не пропустить его приезда, потому что собиралась сбежать вниз и открыть ему дверь прежде, чем он постучит и его увидит прислуга.
– Это будет просто ужасно, если мама узнает, что он здесь был! – щебетала Селина. – Если она что-то заподозрит, будь уверена, она тут же отправится к твоему брату, потому что ей ваши отношения нравятся не больше, чем ему. Не далее как вчера она заявила, что считает это исключительно неудачной партией и удивляется, как мистер Эллендейл может быть таким назойливым! Я опустила глаза и не дала выхода своим эмоциям, но можешь себе представить, что я почувствовала, услышав такие слова от человека, которого считала воплощением рассудительности! О, милая моя Летти, я дала себе обет, что если какое–нибудь вмешательство с моей стороны поможет спасти тебя от горестной судьбы быть принесенной в жертву богатству и положению, то я сделаю все, что надо!
Летти поблагодарила ее, но тут же весьма разумно заметила, что, поскольку Кардросс едва ли прислушается к ее совету, она ничего не сможет сделать для достижения этой благородной цели. Мисс Торн, которая с таким восторгом взяла было на себя роль посредницы, несколько остыла. Подумав, она вынуждена была признать, что у семнадцатилетней девушки действительно мало возможностей помочь роковой любви. В тишине ее спальни легко было придумывать приятные романтические истории, в которых она играла главную и часто героическую роль. «Самая благородная из девушек. Мы абсолютно всем обязаны вам», – провозглашал мистер Эллендейл, которого накануне брака Летти с дворянином распутного нрава (выбранного ей в мужья братом) тайно венчает с ней священник, привезенный в дом под покровом ночи с помощью ее преданной кузины. В этих историях Селина преодолевала все трудности, просто не обращая на них внимания, но при холодном свете дня она не настолько предавалась мечтам, чтобы не осознавать: в скучной реальной жизни на ее пути стоят некоторые непреодолимые преграды, не последней из которых является сам мистер Эллендейл. Хотя Летти сразу оценила бы красоту этого венчания в полутемной комнате, освещаемой единственным подсвечником в руках у кузины, пылкого влюбленного, скорее всего, пришлось бы долго уговаривать, чтобы склонить к столь неподобающему действию. Что касается непременного духовного лица, то даже самый отчаянный оптимист не стал бы предполагать, что существует способ убедить преподобного Уильяма Такстеда, единственного священника, которого знала Селина, совершить то, что требовалось от него при данной церемонии.
Как ни были грустны эти соображения, они не могли надолго опечалить Селину. Пусть любовная история Летти не достигает высот истинной драмы, но все же она очень романтична; и ее утешала мысль о том, что без вмешательства своей кузины Летти вряд ли удалось бы устроить тайное свидание со своим возлюбленным. Для устройства браков старших сестер услуги Селины не понадобились; и ничего, по ее мнению, не могло быть более нелепого, чем брак Марии с мистером Тислтоном, – разве что помолвка Фанни с мистером Хамби – событие, имевшее место в прошлый вечер. Ни одна из девиц не оказала ни малейшего сопротивления, оба джентльмена обладали значительным состоянием и положением в обществе, благодаря которым считались завидными женихами. Пожалуй, с помолвкой Фанни еще можно было смириться, но вот с замужеством Марии… Мистер Хамби не был знаком семейству Торн, когда начал ухаживать за ней, и потому это было все-таки не так уныло, как брак Марии с Джоном Тислтоном, которого она знала всю свою жизнь; но мисс Селина считала, что будет жестоко обижена судьбой, если та не пошлет ей пламенного возлюбленного – столь «неподходящего», что ему будет обеспечено отчаянное сопротивление ее родителей, даже преследование; но она вынесет это с высочайшим героизмом, а закончится все побегом. Поскольку такой джентльмен пока еще не появился на горизонте, она всей душой отдалась делам Летти. Ей ничего не стоило наделить Кардросса всеми качествами тирана; а если благопристойность мистера Эллендейла поначалу заставляла думать, что его не удастся вовлечь в какие-либо отчаянные действия, то потом она решила, что это объясняется не врожденной респектабельностью, а весьма своеобразной сдержанностью чувств.
Она как раз рассказывала Летти о пошлых поздравлениях, полученных в связи с известием о помолвке Фанни, когда у дома показался мистер Эллендейл. Она тут же привела свой план в исполнение, так быстро сбежав с лестницы, что оказалась у двери гораздо раньше его, и потому обнаружила, что приглашает «входить и ничего не бояться» лишь пустое пространство. Мистер Эллендейл, однако, вскоре появился; уже отрепетировав (хотя и невольно) свою приветственную речь, она смогла усовершенствовать ее.
– Я знала, что вы придете! – заявила она. – Я сейчас провожу вас к ней. Не беспокойтесь, вам никто не помешает! Ни одна живая душа не знает о том, что вы здесь! Тсс!
Удивленный тем, что входную дверь открывает одна из дочерей хозяйки, мистер Эллендейл растерянно заморгал.
– Прошу прощения! – сказал он.
– Не говорите так громко! – предупредила она. – Слуги не должны знать, что вы здесь.
– Но почему? – спросил он. – Разве миссис Торн нет дома?
– Нет, нет, вам нечего бояться!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28