Якуты боятся мертвых, а полиция не очень любопытна. Они подготовлены к его смерти. Я сейчас закажу гроб. Похороны назначим на завтрашнее утро...
– Вы взяли на себя трудную и... неприятную задачу...
– Не бойтесь за меня, я все уже обдумала.
* * *
Только к обеду Вильмовский ушел из одинокого домика ссыльного. Овладев собой, он отправился в участок к уряднику.
XX
Гнев Бога огня и грома
Павлов сидел на обломке скалы. Он понуро следил глазами за великаном боцманом. Не было сомнений – заговорщики собирались в дорогу.
На рассвете предыдущего дня его разбудила суета в лагере. Через дырочку в брезенте палатки Павлов наблюдал за отъездом мнимого Броуна, которого он некогда знал в Варшаве как учителя географии, распространявшего нелегальную литературу. Сцена прощания и тихие предостережения, которые давал Смуга Броуну, заставили Павлова призадуматься. По-видимому, Броун с его документами отправился прямо в Алдан! Павлов заметил, что вечером Смуга тоже исчез из лагеря. Вернулся он лишь после полуночи, и бунтовщики долго совещались между собой. Павлов предположил, что Смуга где-то встретился с Броуном. Какие известия он привез?
Проснувшись на рассвете, Павлов, с трудом скрывая тревогу, внимательно следил за заговорщиками. Они сложили палатки, а необходимейшее лагерное имущество и запасы продовольствия разделили на шесть равных частей, запаковали во вьюки и приторочили к седлам. Таким образом, они освободили от груза двух вьючных лошадей.
Павлов терялся в догадках. В обратный путь они подготовили под седла лишние две лошади. Неужели, кроме Карского, они намерены освободить еще кого-нибудь? Павлов сидел на камне, внешне спокойный, но в его сердце кипела злоба. Нельзя было сомневаться в успехе экспедиции этих бунтовщиков. Когда уехал Броун, Павлов удовлетворенно наблюдал за беспокойством на лицах охотников, но после ночной поездки Смуги убедился, что им, видимо, удалось связаться с ссыльным. Об этом свидетельствовали красноречивые, радостные взгляды, тайные беседы и совсем явная подготовка к дальнейшему пути.
Павлов дрожал от гнева и страха. Какую судьбу уготовали ему заговорщики?! Неужели они опять потащат его по глухой тайге, а потом... нет, они не лишат его жизни. Ведь они могли это сделать значительно раньше. Однако Павлов заботился не только о своей жизни. Позор второго поражения мог весьма тяжело отразиться на его карьере. Что он скажет губернатору? Сможет ли признаться в том, что выпустил из рук грозных заговорщиков и позволил им безнаказанно уйти? Ко всему прочему, еще и служебные документы Павлова помогли заговорщикам в их действиях против царя!
В немом бешенстве Павлов скрежетал зубами, а тем временем великан-боцман седлал лошадей. Остальные два бунтовщика, при полном вооружении, исчезли из лагеря. Быть может, они прочесывали окрестности, желая убедиться в возможности безопасного отступления. Закончив седлать лошадей, боцман стал чистить оружие. Он зарядил два револьвера, спрятал их в кобуры, притороченные к одному из седел, потом спокойно уселся на землю. Не хуже опытного оружейника, он проверял действие затворов винтовок, заряжал их патронами. Погруженный в собственные мысли, боцман словно забыл о Павлове.
Агент не спускал глаз со своего преследователя. А боцман и в самом деле не обращал на него внимания. В голове шпика, видимо, зародилась какая-то идея, потому что он все время поглядывал то на оседланных лошадей, то на боцмана. На его землистом лице появился румянец. Павлов сжал высохшие губы и осторожно поднялся с камня. Боцман сидел вполоборота к Павлову, занятый винтовками. Павлов осторожно сделал шаг к лошадям. Потом, не отрывая взгляда от боцмана, сделал еще шаг и еще один – пошире.
Ржание испуганного коня оторвало боцмана от его дум. На его лице отразился гнев.
– Прочь от лошадей! – крикнул он, вскакивая на ноги.
В руках у него была винтовка. Застрелить Павлова ему ничего не стоило, но боцман боялся, что на выстрел появится кто-либо лишний. Поэтому он отбросил винтовку и подскочил к Павлову.
Полицейский агент боялся боцмана как огня. Панический страх заставил его броситься к лошади. Он уцепился за кобуру, висевшую у седла, и выхватил оттуда револьвер. Павлов выстрелил прямо в лицо боцману, который, раскинув руки, грохнулся оземь, но, падая, головой ударил Павлова в грудь.
У Павлова потемнело в глазах. Деревья и вершины гор закружились, как в сумасшедшем танце. Он потерял сознание. Когда агент пришел в себя, то увидел лежащего рядом боцмана. Моряк лежал лицом к земле, широко раскинув руки. Павлов со стоном поднялся на ноги. Во рту он чувствовал солоноватый вкус крови. Ужасная боль разрывала ему грудь. С ненавистью и с почти суеверным страхом он глядел на боцмана.
Павлов стал медленно отступать назад. Он поднял с земли револьвер и только теперь повернулся к лошадям. Схватил одну из них под уздцы. С усилием взобрался в седло. Агент знал, что ему нельзя терять времени. На звук выстрела вот-вот могли показаться Смуга и Томек. Павлов наклонился в седле. Поехал в том же направлении, в котором вчера утром уехал Броун. Вскоре он очутился на узкой каменистой дороге. Повернул коня в сторону Алдана.
Павлов сплевывал кровь, выступавшую у него на губах. Боль в груди усилилась. Агент знал, что если он опять потеряет сознание, то погибнет наверняка. Страх перед возможной погоней прибавил ему сил. Он понукал коня, нервно оглядываясь назад. Павлов дрожал от одной мысли, что его может догнать Смуга. Этого обмануть не удалось бы никогда, и он не пожалел бы Павлова...
Вскоре агент увидел вдали крыши домов. Он наклонился к луке седла и пятками пришпорил коня. Якутская лошадка побежала галопом. Павлов крепко сжал руками луку седла. Копыта коня глухо стучали по дороге. Алдан приближался, вот уж показались первые домики пригорода. Словно услыхав лошадиный топот, из маленького домика выбежала девушка, одетая в короткий полушубок. Она увидела всадника, галопом мчавшегося в сторону города, и остановилась на краю дороги. Лошадь чуть-чуть не сбила ее с ног. Но она не обратила на это внимания. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы узнать бледное лицо всадника. Девушка вскрикнула и что было сил побежала следом за ним.
* * *
Вильмовский упаковывал вещи в подручный мешок. На его лицу показалась довольная улыбка. Фантастический, как первоначально думалось, план Наташи, оказался чрезвычайно простым и удался на славу. Урядник не удивился, услышав о смерти ссыльного. В присутствии Вильмовского он составил соответствующий рапорт в губернию, а на следующий день вместе с Вильмовским присутствовал на похоронах. Заявления чиновника для особых поручений о том, что ссыльной умер в его присутствии, оказалось вполне достаточно. Он нисколько не удивился присутствию на похоронах Бестужевой. Ведь она прибыла в Алдан для упорядочения дел фактории, в которой работал покойный.
Вильмовский только что вернулся с похорон. Минуту назад он сообщил хозяину гостиницы «Европейской» о своем отъезде. Не пройдет и часа, как он в обществе Збышека и Наташи будет на пути к лагерю. Вчера ночью Вильмовский встретился со Смугой в условленном месте вблизи города. Таким образом, его друзья уже знали об успехе дела и были готовы к отъезду.
Вильмовский завязал мешок. Перебросил его через плечо и сунул заряженный револьвер в карман полушубка. Вдруг на улице он услышал топот коня. Топот затих у гостиницы. Вильмовский подумал, что прибыл новый постоялец. Желая избегнуть лишних разговоров, он вышел в общую комнату. Когда он вручал хозяину плату за номер, с улыбкой принимая его благодарность за чаевые, входная дверь распахнулась настежь. Послышались быстрые шаги и кто-то крикнул:
– Где участок?
Вильмовский удивленно вздрогнул, услышав знакомый голос. Он сразу повернулся. Увидел Павлова! Сгорбленный Павлов левой рукой держался за грудь, а в правой сжимал револьвер. Спутанные волосы на голове, кровь на подбородке, гримаса боли на лице агента привели Вильмовского в ужас. Он сразу понял, что в лагере произошло что-то страшное.
Павлов тоже узнал Вильмовского. Не тратя времени, он направил на него револьвер:
– Руки вверх! – злорадно прошипел он.
Вильмовский медленно поднял руки. На лице Павлова отразился триумф. Один из бунтовщиков против царя уже лежит мертвый в лагере, а теперь судьба снова помогла. Перед ним, подняв вверх руки, стоит второй его враг! Что за великолепная месть за все неудачи! Несмотря на свое волнение, он заметил, что Вильмовский несколько опустил руки.
– Руки вверх... или я стреляю! – предупредил Павлов еще раз. – Ты арестован по обвинению в организации заговора с целью осуществления побега ссыльного, а также за сопротивление власти и... присмотрись-ка лучше ко мне, ты, скотина!
В голове Вильмовского словно молнии метались мысли. Как удалось Павлову бежать? Что случилось с его друзьями в лагере? Он ни минуты не думал сдаваться живым! Поднял руки вверх, чтобы выиграть время.
Павлов выглядел ужасно. На его губах выступила кровавая пена. По всему было видно, что он недавно вышел из ужасной борьбы и серьезно ранен. Павлов подошел к Вильмовскому и бросил ему в лицо:
– Ты ускользнул от меня в Варшаве! Помнишь!? Теперь наконец я тебя поймал! Заплатишь за все; получишь петлю на шею! Твой сообщник лежит мертвый в лагере!
У Вильмовского побледнело лицо, потом покрылось кровавым румянцем гнева. Он уже знал, почему Павлов казался ему знакомым! Это был прямой виновник всей его трагедии! Это он лишил его дома и жены!
– Наконец-то мы встретились... – ответил Вильмовский прерывающимся голосом. – Ну что ж, жизнь за жизнь...
– Ты погибнешь! – крикнул агент, видя, что противник опускает руки.
Не обращая внимания на угрозу, Вильмовский уже протягивал руки, чтобы схватить Павлова... В этот момент кто-то вбежал в комнату. Вильмовский замер. Павлов заметил изумление в его глазах и через плечо взглянул на дверь.
На пороге стояла молодая девушка, та самая, которую он чуть-чуть не сбил копытами лошади. Теперь и он ее узнал. Это была ссыльная из Нерчинска. Она дружила со ссыльным Карским, отвергнув ухаживания влюбленного в нее штабс-капитана Голосова. Павлов сразу понял, кому заговорщики приготовили второго коня.
Вильмовский подскочил к агенту. Однако тот вовремя заметил это, отпрянул вбок и нажал спуск револьвера. Дым закрыл Вильмовскому лицо. Агент выстрелил еще раз. Промахнулся... Наташа вырвала из кармана полушубка небольшой пистолет. Она сделала пять выстрелов и пришла в себя только после того, когда вместо шестого выстрела раздался сухой щелчок курка. Кончились все патроны.
После каждого выстрела Павлов все больше склонялся к земле, пока не грохнулся мертвым на пол.
– Скорее отсюда, видимо, полиция уже все знает! – воскликнула Наташа.
Горящими глазами вглядывался Вильмовский в распростертого на полу агента. Не обращая внимания на предостережения Наташи, он медленно склонился к Павлову. Повернул его лицо вверх. Павлов был мертв.
– Хозяин бежал через черный ход, – говорила Наташа. – Еще немного, и нас здесь захватят!
Вильмовский спрятал револьвер Павлова в карман.
– Идем отсюда, – коротко сказал он, поднял свой дорожный мешок, забросил его на левое плечо, всадил правую руку в карман полушубка и сжал рукоятку револьвера.
– Идем! – повторил он.
Они выскочили на улицу. Рядом с лошадью Вильмовского стояла лошадь Павлова.
– Ты умеешь ездить верхом? – спросил Вильмовский.
– Да!
– Садись и скачи к Збышеку, – приказал он.
– А вы?!
– Садись, скорее! Я тебя догоню!
Не теряя времени, Наташа вскочила в седло. Выстрелы всполошили жителей соседних домов. Некоторые из них выглядывали из окон. Слышны были тревожные крики. Наташа поняла, что Вильмовский хочет задержать погоню. Она помчалась по улице, ведущей из города. Вильмовский лишь через некоторое время сел на своего коня. Не спеша, он поехал вслед за Наташей. Вскоре и он очутился за городом. Впереди него на дороге клубилось облачко пыли.
Вильмовский пришпорил лошадь и помчался галопом. Постепенно он стал догонять девушку. Вскоре они вместе углубились в тайгу. Медленно пробираясь сквозь чащу, они давали Збышеку условленный сигнал.
Збышек выбежал им навстречу. Они приостановились, дали ему возможность вскочить на лошадь за Наташей. Опять помчались дальше. Вильмовский все время понукал лошадей. Секунды казались ему часами. Он дрожал от одной мысли о том, что застанет в лагере. Бегство Павлова не предвещало ничего хорошего.
Вскоре они выехали на опушку поредевшего леса. Вильмовский приподнялся на стременах, нетерпеливо высматривая лагерь. И вдруг вздох облегчения вырвался из его груди. Из-за каменных скал появились знакомые ему силуэты всадников. Два из них вели оседланных лошадей, третий – вьючного коня. Значит, Павлов солгал! Потому что великан-боцман и Томек выскочили вперед, ведя лошадей для беглецов. Правда, у боцмана была перевязана голова, но он бодро махал рукой, приветствуя Вильмовского и его спутников.
Они остановились. Встреча Томека со Збышеком растрогала всех присутствующих, но она продолжалась всего лишь минуту, потому что Смуга вернул всех к грозной действительности, кратко сообщив Вильмовскому:
– Андрей, наш Павлов бежал! Мы должны немедленно отправляться в путь, если, если не хотим...
– Павлов уже больше никому не причинит вреда, – перебил его Вильмовский, насупив брови. – Однако за нами, наверно, уже скачет погоня!
Боцман протяжно свистнул.
– Папа, что случилось в Алдане? Ты ранен? – спросил Томек.
– Не время сейчас для рассказов! По коням! Томек, веди нас по условленной дороге, – приказал Смуга, доставая рюкзак с перевязочными средствами.
Прежде чем Смуге удалось перевязать рану Вильмовского, остальные путешественники отъехали несколько сот метров.
– Пуля только царапнула тебя! Твое счастье, – облегченно сказал он. – Давай теперь скорее догонять наших!
Они вскочили на лошадей. Только через несколько часов быстрой езды путники остановились на короткий отдых. Ослабили подпруги у лошадей, пустили их пастись, а боцман занялся приготовлением обеда из сухого провианта. Поев, Смуга обратился к Вильмовскому:
– Андрей, расскажи нам о событиях в Алдане! Нам уже давно следует уточнить положение.
Вильмовский кратко рассказал все, что произошло в «Европейской». Услышав, в каком состоянии Павлов очутился в гостинице, боцман улыбнулся. Невольно коснулся рукой перевязки на голове.
– Плохо, что Павлову удалось бежать, – сказал Смуга, выслушав сообщение Вильмовского. – Мы недооценили его ум! Это была хитрая лиса!
– Меня бы надо было побить, – смущенно сказал боцман. – Я дал себя провести, и он обоим нам оставил метки на память.
– Ты даже не знаешь, что Павлов хотел свести с нами старые счеты, – вмешался Вильмовский.
– Какие счеты? – изумился боцман.
– Ведь это он выследил нас тогда, в Варшаве.
– Неужели? Что ты говоришь?
– Он сам мне это сказал!
Боцман замолчал, пораженный неожиданным известием. Потом смачно сплюнул и сказал:
– А я-то думал, почему его физиономия мне казалась такой знакомой!
– Ну да! Он нас узнал. Тогда он следил за нами довольно долго, а мы его видели лишь один короткий миг.
Боцман опечаленно сказал:
– Молодец, Наташа, однако жаль, что она меня подменила. Ба, если бы не она, то Павлов теперь спокойно издевался бы над нами!
Вильмовский опустил голову. Он стыдился признаться в том, что во время трагического события в Алдане готов был без сожаления застрелить Павлова.
– Когда Павлов бросил мне прямо в лицо злобные слова, я его узнал, – тихо сказал Вильмовский. – Память о печальной судьбе моей жены и о наших скитаниях по свету привела к тому, что я забыл о милосердии. Я готов был убить Павлова. Наташа спасла мне жизнь, потому что Павлов держал меня на мушке револьвера.
Томек с благодарностью взглянул на девушку.
Отдохнув около часа, путешественники опять сели на лошадей. Смуга принял все меры предосторожности, хотя ему казалось, что только случай мог открыть погоне место их пребывания в этой каменной пустыне. Он прежде всего построил караван соответственным образом. Сам выехал вперед, в нескольких десятках метров за ними ехал Вильмовский с Наташей и Збышеком; на некотором расстоянии за ними, в качестве арьергарда, ехали боцман и Томек. Теперь, когда над путешественниками нависла грозная опасность, хладнокровие и громадный опыт Смуги были заметны на каждом шагу. В обширной, безлюдной стране, он умел каким-то шестым чувством выбирать правильное направление. Караван шел вдоль каменных ущелий, чтобы конские копыта не оставляли следов. Смуга напоминал всем о необходимости быть бдительными.
Так прошло два дня. Они уже довольно далеко отъехали от Алдана. До сих пор Смуга вел караван прямо на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Вы взяли на себя трудную и... неприятную задачу...
– Не бойтесь за меня, я все уже обдумала.
* * *
Только к обеду Вильмовский ушел из одинокого домика ссыльного. Овладев собой, он отправился в участок к уряднику.
XX
Гнев Бога огня и грома
Павлов сидел на обломке скалы. Он понуро следил глазами за великаном боцманом. Не было сомнений – заговорщики собирались в дорогу.
На рассвете предыдущего дня его разбудила суета в лагере. Через дырочку в брезенте палатки Павлов наблюдал за отъездом мнимого Броуна, которого он некогда знал в Варшаве как учителя географии, распространявшего нелегальную литературу. Сцена прощания и тихие предостережения, которые давал Смуга Броуну, заставили Павлова призадуматься. По-видимому, Броун с его документами отправился прямо в Алдан! Павлов заметил, что вечером Смуга тоже исчез из лагеря. Вернулся он лишь после полуночи, и бунтовщики долго совещались между собой. Павлов предположил, что Смуга где-то встретился с Броуном. Какие известия он привез?
Проснувшись на рассвете, Павлов, с трудом скрывая тревогу, внимательно следил за заговорщиками. Они сложили палатки, а необходимейшее лагерное имущество и запасы продовольствия разделили на шесть равных частей, запаковали во вьюки и приторочили к седлам. Таким образом, они освободили от груза двух вьючных лошадей.
Павлов терялся в догадках. В обратный путь они подготовили под седла лишние две лошади. Неужели, кроме Карского, они намерены освободить еще кого-нибудь? Павлов сидел на камне, внешне спокойный, но в его сердце кипела злоба. Нельзя было сомневаться в успехе экспедиции этих бунтовщиков. Когда уехал Броун, Павлов удовлетворенно наблюдал за беспокойством на лицах охотников, но после ночной поездки Смуги убедился, что им, видимо, удалось связаться с ссыльным. Об этом свидетельствовали красноречивые, радостные взгляды, тайные беседы и совсем явная подготовка к дальнейшему пути.
Павлов дрожал от гнева и страха. Какую судьбу уготовали ему заговорщики?! Неужели они опять потащат его по глухой тайге, а потом... нет, они не лишат его жизни. Ведь они могли это сделать значительно раньше. Однако Павлов заботился не только о своей жизни. Позор второго поражения мог весьма тяжело отразиться на его карьере. Что он скажет губернатору? Сможет ли признаться в том, что выпустил из рук грозных заговорщиков и позволил им безнаказанно уйти? Ко всему прочему, еще и служебные документы Павлова помогли заговорщикам в их действиях против царя!
В немом бешенстве Павлов скрежетал зубами, а тем временем великан-боцман седлал лошадей. Остальные два бунтовщика, при полном вооружении, исчезли из лагеря. Быть может, они прочесывали окрестности, желая убедиться в возможности безопасного отступления. Закончив седлать лошадей, боцман стал чистить оружие. Он зарядил два револьвера, спрятал их в кобуры, притороченные к одному из седел, потом спокойно уселся на землю. Не хуже опытного оружейника, он проверял действие затворов винтовок, заряжал их патронами. Погруженный в собственные мысли, боцман словно забыл о Павлове.
Агент не спускал глаз со своего преследователя. А боцман и в самом деле не обращал на него внимания. В голове шпика, видимо, зародилась какая-то идея, потому что он все время поглядывал то на оседланных лошадей, то на боцмана. На его землистом лице появился румянец. Павлов сжал высохшие губы и осторожно поднялся с камня. Боцман сидел вполоборота к Павлову, занятый винтовками. Павлов осторожно сделал шаг к лошадям. Потом, не отрывая взгляда от боцмана, сделал еще шаг и еще один – пошире.
Ржание испуганного коня оторвало боцмана от его дум. На его лице отразился гнев.
– Прочь от лошадей! – крикнул он, вскакивая на ноги.
В руках у него была винтовка. Застрелить Павлова ему ничего не стоило, но боцман боялся, что на выстрел появится кто-либо лишний. Поэтому он отбросил винтовку и подскочил к Павлову.
Полицейский агент боялся боцмана как огня. Панический страх заставил его броситься к лошади. Он уцепился за кобуру, висевшую у седла, и выхватил оттуда револьвер. Павлов выстрелил прямо в лицо боцману, который, раскинув руки, грохнулся оземь, но, падая, головой ударил Павлова в грудь.
У Павлова потемнело в глазах. Деревья и вершины гор закружились, как в сумасшедшем танце. Он потерял сознание. Когда агент пришел в себя, то увидел лежащего рядом боцмана. Моряк лежал лицом к земле, широко раскинув руки. Павлов со стоном поднялся на ноги. Во рту он чувствовал солоноватый вкус крови. Ужасная боль разрывала ему грудь. С ненавистью и с почти суеверным страхом он глядел на боцмана.
Павлов стал медленно отступать назад. Он поднял с земли револьвер и только теперь повернулся к лошадям. Схватил одну из них под уздцы. С усилием взобрался в седло. Агент знал, что ему нельзя терять времени. На звук выстрела вот-вот могли показаться Смуга и Томек. Павлов наклонился в седле. Поехал в том же направлении, в котором вчера утром уехал Броун. Вскоре он очутился на узкой каменистой дороге. Повернул коня в сторону Алдана.
Павлов сплевывал кровь, выступавшую у него на губах. Боль в груди усилилась. Агент знал, что если он опять потеряет сознание, то погибнет наверняка. Страх перед возможной погоней прибавил ему сил. Он понукал коня, нервно оглядываясь назад. Павлов дрожал от одной мысли, что его может догнать Смуга. Этого обмануть не удалось бы никогда, и он не пожалел бы Павлова...
Вскоре агент увидел вдали крыши домов. Он наклонился к луке седла и пятками пришпорил коня. Якутская лошадка побежала галопом. Павлов крепко сжал руками луку седла. Копыта коня глухо стучали по дороге. Алдан приближался, вот уж показались первые домики пригорода. Словно услыхав лошадиный топот, из маленького домика выбежала девушка, одетая в короткий полушубок. Она увидела всадника, галопом мчавшегося в сторону города, и остановилась на краю дороги. Лошадь чуть-чуть не сбила ее с ног. Но она не обратила на это внимания. Ей было достаточно одного взгляда, чтобы узнать бледное лицо всадника. Девушка вскрикнула и что было сил побежала следом за ним.
* * *
Вильмовский упаковывал вещи в подручный мешок. На его лицу показалась довольная улыбка. Фантастический, как первоначально думалось, план Наташи, оказался чрезвычайно простым и удался на славу. Урядник не удивился, услышав о смерти ссыльного. В присутствии Вильмовского он составил соответствующий рапорт в губернию, а на следующий день вместе с Вильмовским присутствовал на похоронах. Заявления чиновника для особых поручений о том, что ссыльной умер в его присутствии, оказалось вполне достаточно. Он нисколько не удивился присутствию на похоронах Бестужевой. Ведь она прибыла в Алдан для упорядочения дел фактории, в которой работал покойный.
Вильмовский только что вернулся с похорон. Минуту назад он сообщил хозяину гостиницы «Европейской» о своем отъезде. Не пройдет и часа, как он в обществе Збышека и Наташи будет на пути к лагерю. Вчера ночью Вильмовский встретился со Смугой в условленном месте вблизи города. Таким образом, его друзья уже знали об успехе дела и были готовы к отъезду.
Вильмовский завязал мешок. Перебросил его через плечо и сунул заряженный револьвер в карман полушубка. Вдруг на улице он услышал топот коня. Топот затих у гостиницы. Вильмовский подумал, что прибыл новый постоялец. Желая избегнуть лишних разговоров, он вышел в общую комнату. Когда он вручал хозяину плату за номер, с улыбкой принимая его благодарность за чаевые, входная дверь распахнулась настежь. Послышались быстрые шаги и кто-то крикнул:
– Где участок?
Вильмовский удивленно вздрогнул, услышав знакомый голос. Он сразу повернулся. Увидел Павлова! Сгорбленный Павлов левой рукой держался за грудь, а в правой сжимал револьвер. Спутанные волосы на голове, кровь на подбородке, гримаса боли на лице агента привели Вильмовского в ужас. Он сразу понял, что в лагере произошло что-то страшное.
Павлов тоже узнал Вильмовского. Не тратя времени, он направил на него револьвер:
– Руки вверх! – злорадно прошипел он.
Вильмовский медленно поднял руки. На лице Павлова отразился триумф. Один из бунтовщиков против царя уже лежит мертвый в лагере, а теперь судьба снова помогла. Перед ним, подняв вверх руки, стоит второй его враг! Что за великолепная месть за все неудачи! Несмотря на свое волнение, он заметил, что Вильмовский несколько опустил руки.
– Руки вверх... или я стреляю! – предупредил Павлов еще раз. – Ты арестован по обвинению в организации заговора с целью осуществления побега ссыльного, а также за сопротивление власти и... присмотрись-ка лучше ко мне, ты, скотина!
В голове Вильмовского словно молнии метались мысли. Как удалось Павлову бежать? Что случилось с его друзьями в лагере? Он ни минуты не думал сдаваться живым! Поднял руки вверх, чтобы выиграть время.
Павлов выглядел ужасно. На его губах выступила кровавая пена. По всему было видно, что он недавно вышел из ужасной борьбы и серьезно ранен. Павлов подошел к Вильмовскому и бросил ему в лицо:
– Ты ускользнул от меня в Варшаве! Помнишь!? Теперь наконец я тебя поймал! Заплатишь за все; получишь петлю на шею! Твой сообщник лежит мертвый в лагере!
У Вильмовского побледнело лицо, потом покрылось кровавым румянцем гнева. Он уже знал, почему Павлов казался ему знакомым! Это был прямой виновник всей его трагедии! Это он лишил его дома и жены!
– Наконец-то мы встретились... – ответил Вильмовский прерывающимся голосом. – Ну что ж, жизнь за жизнь...
– Ты погибнешь! – крикнул агент, видя, что противник опускает руки.
Не обращая внимания на угрозу, Вильмовский уже протягивал руки, чтобы схватить Павлова... В этот момент кто-то вбежал в комнату. Вильмовский замер. Павлов заметил изумление в его глазах и через плечо взглянул на дверь.
На пороге стояла молодая девушка, та самая, которую он чуть-чуть не сбил копытами лошади. Теперь и он ее узнал. Это была ссыльная из Нерчинска. Она дружила со ссыльным Карским, отвергнув ухаживания влюбленного в нее штабс-капитана Голосова. Павлов сразу понял, кому заговорщики приготовили второго коня.
Вильмовский подскочил к агенту. Однако тот вовремя заметил это, отпрянул вбок и нажал спуск револьвера. Дым закрыл Вильмовскому лицо. Агент выстрелил еще раз. Промахнулся... Наташа вырвала из кармана полушубка небольшой пистолет. Она сделала пять выстрелов и пришла в себя только после того, когда вместо шестого выстрела раздался сухой щелчок курка. Кончились все патроны.
После каждого выстрела Павлов все больше склонялся к земле, пока не грохнулся мертвым на пол.
– Скорее отсюда, видимо, полиция уже все знает! – воскликнула Наташа.
Горящими глазами вглядывался Вильмовский в распростертого на полу агента. Не обращая внимания на предостережения Наташи, он медленно склонился к Павлову. Повернул его лицо вверх. Павлов был мертв.
– Хозяин бежал через черный ход, – говорила Наташа. – Еще немного, и нас здесь захватят!
Вильмовский спрятал револьвер Павлова в карман.
– Идем отсюда, – коротко сказал он, поднял свой дорожный мешок, забросил его на левое плечо, всадил правую руку в карман полушубка и сжал рукоятку револьвера.
– Идем! – повторил он.
Они выскочили на улицу. Рядом с лошадью Вильмовского стояла лошадь Павлова.
– Ты умеешь ездить верхом? – спросил Вильмовский.
– Да!
– Садись и скачи к Збышеку, – приказал он.
– А вы?!
– Садись, скорее! Я тебя догоню!
Не теряя времени, Наташа вскочила в седло. Выстрелы всполошили жителей соседних домов. Некоторые из них выглядывали из окон. Слышны были тревожные крики. Наташа поняла, что Вильмовский хочет задержать погоню. Она помчалась по улице, ведущей из города. Вильмовский лишь через некоторое время сел на своего коня. Не спеша, он поехал вслед за Наташей. Вскоре и он очутился за городом. Впереди него на дороге клубилось облачко пыли.
Вильмовский пришпорил лошадь и помчался галопом. Постепенно он стал догонять девушку. Вскоре они вместе углубились в тайгу. Медленно пробираясь сквозь чащу, они давали Збышеку условленный сигнал.
Збышек выбежал им навстречу. Они приостановились, дали ему возможность вскочить на лошадь за Наташей. Опять помчались дальше. Вильмовский все время понукал лошадей. Секунды казались ему часами. Он дрожал от одной мысли о том, что застанет в лагере. Бегство Павлова не предвещало ничего хорошего.
Вскоре они выехали на опушку поредевшего леса. Вильмовский приподнялся на стременах, нетерпеливо высматривая лагерь. И вдруг вздох облегчения вырвался из его груди. Из-за каменных скал появились знакомые ему силуэты всадников. Два из них вели оседланных лошадей, третий – вьючного коня. Значит, Павлов солгал! Потому что великан-боцман и Томек выскочили вперед, ведя лошадей для беглецов. Правда, у боцмана была перевязана голова, но он бодро махал рукой, приветствуя Вильмовского и его спутников.
Они остановились. Встреча Томека со Збышеком растрогала всех присутствующих, но она продолжалась всего лишь минуту, потому что Смуга вернул всех к грозной действительности, кратко сообщив Вильмовскому:
– Андрей, наш Павлов бежал! Мы должны немедленно отправляться в путь, если, если не хотим...
– Павлов уже больше никому не причинит вреда, – перебил его Вильмовский, насупив брови. – Однако за нами, наверно, уже скачет погоня!
Боцман протяжно свистнул.
– Папа, что случилось в Алдане? Ты ранен? – спросил Томек.
– Не время сейчас для рассказов! По коням! Томек, веди нас по условленной дороге, – приказал Смуга, доставая рюкзак с перевязочными средствами.
Прежде чем Смуге удалось перевязать рану Вильмовского, остальные путешественники отъехали несколько сот метров.
– Пуля только царапнула тебя! Твое счастье, – облегченно сказал он. – Давай теперь скорее догонять наших!
Они вскочили на лошадей. Только через несколько часов быстрой езды путники остановились на короткий отдых. Ослабили подпруги у лошадей, пустили их пастись, а боцман занялся приготовлением обеда из сухого провианта. Поев, Смуга обратился к Вильмовскому:
– Андрей, расскажи нам о событиях в Алдане! Нам уже давно следует уточнить положение.
Вильмовский кратко рассказал все, что произошло в «Европейской». Услышав, в каком состоянии Павлов очутился в гостинице, боцман улыбнулся. Невольно коснулся рукой перевязки на голове.
– Плохо, что Павлову удалось бежать, – сказал Смуга, выслушав сообщение Вильмовского. – Мы недооценили его ум! Это была хитрая лиса!
– Меня бы надо было побить, – смущенно сказал боцман. – Я дал себя провести, и он обоим нам оставил метки на память.
– Ты даже не знаешь, что Павлов хотел свести с нами старые счеты, – вмешался Вильмовский.
– Какие счеты? – изумился боцман.
– Ведь это он выследил нас тогда, в Варшаве.
– Неужели? Что ты говоришь?
– Он сам мне это сказал!
Боцман замолчал, пораженный неожиданным известием. Потом смачно сплюнул и сказал:
– А я-то думал, почему его физиономия мне казалась такой знакомой!
– Ну да! Он нас узнал. Тогда он следил за нами довольно долго, а мы его видели лишь один короткий миг.
Боцман опечаленно сказал:
– Молодец, Наташа, однако жаль, что она меня подменила. Ба, если бы не она, то Павлов теперь спокойно издевался бы над нами!
Вильмовский опустил голову. Он стыдился признаться в том, что во время трагического события в Алдане готов был без сожаления застрелить Павлова.
– Когда Павлов бросил мне прямо в лицо злобные слова, я его узнал, – тихо сказал Вильмовский. – Память о печальной судьбе моей жены и о наших скитаниях по свету привела к тому, что я забыл о милосердии. Я готов был убить Павлова. Наташа спасла мне жизнь, потому что Павлов держал меня на мушке револьвера.
Томек с благодарностью взглянул на девушку.
Отдохнув около часа, путешественники опять сели на лошадей. Смуга принял все меры предосторожности, хотя ему казалось, что только случай мог открыть погоне место их пребывания в этой каменной пустыне. Он прежде всего построил караван соответственным образом. Сам выехал вперед, в нескольких десятках метров за ними ехал Вильмовский с Наташей и Збышеком; на некотором расстоянии за ними, в качестве арьергарда, ехали боцман и Томек. Теперь, когда над путешественниками нависла грозная опасность, хладнокровие и громадный опыт Смуги были заметны на каждом шагу. В обширной, безлюдной стране, он умел каким-то шестым чувством выбирать правильное направление. Караван шел вдоль каменных ущелий, чтобы конские копыта не оставляли следов. Смуга напоминал всем о необходимости быть бдительными.
Так прошло два дня. Они уже довольно далеко отъехали от Алдана. До сих пор Смуга вел караван прямо на восток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30