А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ее хорошо осмотрели, Эджи? – спросил Хулигэн.
– Она с доктором разве что не подралась.
– Хочешь сказать, она не испытывает благодарности за все, что мы для нее сделали?
– Положите руку на бумажник, да там и оставьте, – посоветовала Эджи.
– Я не воровка, – вспыхнула Му.
– Ну, тогда положу руку на хер, – усмехнулся Хулигэн.
– Слышала, что он сказал? – закричала, обратившись к сотруднице полиции, Му. – Слышала, как он похабничает? А я не подозреваемая. Я потерпевшая.
– Ты не главная потерпевшая. Главной потерпевшей стала твоя подружка, – подчеркнул Хулигэн.
Лицо Му сморщилось. Она закусила губу, чтобы не сорваться.
– Если хочется поплакать, то валяй, – сказал Канаан.
– Не хочет она плакать. Она крутая, – издевнулся Хулигэн, после чего Му начала выглядеть еще более жалко.
– Ради Бога, Хулигэн. Она же еще ребенок, – сказала Эджи, заразившись сочувствием от Канаана.
– Она на сто лет старше тебя, – возразил Хулигэн. – Ладно, Эджи, всего хорошего. Ты славно поработала. – После ухода сотрудницы Хулигэн, сунув руку под брючный ремень, просмотрел полученные бумаги. Время от времени он бросал на Му красноречивые взгляды. – Как все это выглядело? – в конце концов спросил он.
Она недоумевающе посмотрела на него. Точный смысл вопроса от нее ускользнул.
– Где вы подцепили этого ублюдка?
– На бульваре.
– На каком именно? На Сансет? На Голливудском?
– На бульваре Санта-Моника.
– Господи, да вы уже по всему городу расползлись, – пробормотал Хулигэн.
– Нам с Мими захотелось пройтись.
– Просто пройтись?
– Да.
– Просто пройтись вдвоем по городу, верно? И в котором же часу это было?
– В час ночи.
– В час ночи, вдвоем, на пустынном бульваре.
– Почему пустынном. Там были машины. И прохожие тоже.
– Да уж. Готов об заклад побиться, что в час ночи на бульваре Санта-Моника полно народу. А где конкретно на бульваре?
– Между Западной авеню и кладбищем.
Как раз в это время он поднял голову и посмотрел на нее, и как раз в это время она тоже подняла голову и посмотрела на него, и впервые за все время допроса в их взаимоотношениях промелькнуло нечто человеческое.
– Кладбище, – пробормотал Хулигэн.
Он посмотрел на Канаана, но тот отвернулся. На голливудском кладбище нашли истерзанное тело семилетней племянницы Канаана.
– Хочешь попить? – спросил Канаан у Му.
– Нет, спасибо.
Вяло улыбнувшись ему, она сложила руки на коленях, словно была маленькой девочкой, приглашенной в гости и получившей от родителей наказ хорошо себя вести.
– Как он подошел к вам?
– Он спросил, что две такие милашки делают на бульваре в столь поздний час, а мы ответили, что возвращаемся домой с работы.
– Хочешь сказать, что вы, наоборот, вышли на промысел? – спросил Хулигэн.
– Мы ни к кому не приставали. Канаан подался вперед.
– Послушай-ка меня хорошенько, Му. Никто не собирается предъявить тебе никакого обвинения. Нам все равно, приставала ты к мужчинам или нет. Нам надо схватить человека, который убил твою подружку.
– Я скажу, что приставала, и вы меня в приют упрячете.
– Нам, Му, так или иначе придется задержать тебя. С одной стороны, ты малолетняя. С другой, ты свидетельница по делу об убийстве, и нам не известно, не захочется ли убийце от такой свидетельницы избавиться. Поэтому мы просто не имеем права позволить тебе вернуться на панель. Это тебе ясно?
– И вы обеспечите мою безопасность тем, что упрячете меня в приют? – с издевкой спросила она.
– Будешь сотрудничать с нами, и я посмотрю, что я смогу для тебя сделать. Может быть, это будет гостиница или что-нибудь в таком роде. И я поговорю с судьей в твою пользу.
Котлета хотел было подсказать Му, чтобы она, чего доброго, не клюнула на крючок сладкоголосого следователя, но ему было никак не встретиться с ней взглядами. Она глазела на Канаана с таким изумлением и почтением, словно это был ее родной дедушка. И вот-вот была готова плюхнуться к дедушке на колени.
– Ну, так что же сказал этот мужчина? – спросил Канаан.
– Начал обычный треп. Спросил, где мы работаем, а мы говорим: в коктейль-холле, спросил, что мы там делаем, а мы говорим: напитки подаем, сказал: как жаль, что он не любит коктейли, а пьет только пиво и, может, еще самую малость виски, когда ему грустно. И таблетки, когда совсем грустно. Он сказал: таблетки действуют быстрее, чем алкоголь.
– Он сказал слово «грустно» несколько нараспев, верно? Сказал: «Когда мне груустно», так? – спросил Канаан.
– Похоже.
– Выговор уроженца южных штатов. Техас или что-нибудь в этом роде?
– Может быть. Он говорил медленно. И говорил, все время улыбаясь, как будто одновременно что-то жевал. Понимаете?
– А когда вы отказались от игры в девочек из коктейль-холла, возвращающихся домой после работы? – спросил Хулигэн.
– Когда Мими решила, что он не из полиции нравов.
– И кто кому сделал предложение?
– Он сделал. Он спросил, не знаем ли мы, где чужак в этом городе может малость ухватить.
– Малость ухватить – что?
– Этого он не сказал. Просто: «малость».
– И вы сказали ему, что он обратился по верному адресу?
– Мы сказали ему, что если он пойдет с нами, то мы, может быть, приведем его туда, где он получит то, что ему нужно. Он сказал, что, на его вкус, ему как раз нас и нужно, а мы сказали: ладно, только мы этим в подъездах и на помойках не занимаемся. Вот он и пошел с нами.
– В дом, в котором вы устроили ночлежку?
– Да.
– А как он при этом – нервничал или нет? Он не оробел оттого, что две незнакомые девчушки заводят его в пустое здание?
– Он сказал, что все эти фокусы знает. Он сказал, что знает, как крутят динамо. Как девочки заманивают мужика в дом, а там поджидает котяра, и он уродует мужика и отбирает деньги.
– Так чего ради он решил заняться с вами втроем на крыше?
– Он сказал, что ему однажды попытались провернуть динамо в Вашингтоне, округ Колумбия. И он сломал коту обе ноги железной палкой, а девице размазал нос по лицу голыми руками.
– И это вас не насторожило?
– Да вы что, с Луны свалились? С тех пор как вы были молоды, все тут переменилось. Приходится идти на риск.
– А ты, потаскушка, не слышала, что все переменилось и с тех пор, как была молода ты? Не слышала, что от траханья теперь можно помереть?
Му посмотрела на Канаана, потом на Котлету, безмолвно прося их засвидетельствовать тот факт, что верзила-полицейский опять несет похабщину.
Котлета смотрел на нее разинув рот. Он просто не мог поверить, что глупая поблядушка, повсюду таскавшаяся за Мими, как собачонка, может выгородить себя с такой ловкостью и даже лихостью, причем на допросе у хитроумного ублюдка.
– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, – сказал Хулигэн. – После того, как он вас снял и самую малость очаровательно поболтал с вами, вы повели его на крышу, чтобы получше познакомиться?
– Это правда.
– Мне говорили, что это крайне рискованный подъем. Все равно что пройти по канату.
– А мы этим все равно занимаемся. И бояться там нечего.
– Вам, может, и нечего, а кто-нибудь другой может и испугаться. Может, вы надеялись, что этот мудак грохнется и сломает шею. И тогда вам достанется его бумажник – и никаких проблем.
– Я не воровка, – повторила Му.
– Или, может быть, вы решили заманить его на крышу, чтобы там на него набросилась стая волчат, с которым вы живете в этом доме.
Она промолчала, просто пристально уставилась на Хулигэна, а затем, когда он отвел взгляд и принялся просматривать бумаги, отвернулась и сама.
– Когда этот мужчина дал вам наркотики?
– Какие еще наркотики?
– Желтые малышки. Колеса. Неважно, как вы их называете. Только не ври, что этого не было.
– Мы приняли парочку.
– И заторчали?
Ее лицо расплылось – то ли ей хотелось рассмеяться, то ли расплакаться.
– Кого первую трахнул этот мудак? – спросил Хулигэн.
На мгновение Котлете показалось, будто Му набросится сейчас на этого вшивого легавого и покажет ему, где раки зимуют. Но тут стало ясно, что дело не в оскорбительном вопросе, а в его смысле. Она этого просто-напросто не помнила.
– Он сперва занялся сексом с твоей подругой? – мягко спросил Канаан, подавшись вперед, словно она беседовала с ним и только с ним без каких бы то ни было посторонних.
– Нет, по-моему, со мной.
– А потом с твоей подругой?
Она сперва кивнула, а потом покачала головой.
– Так все-таки да или нет?
– Он попробовал с Мими, но у него ничего не вышло.
– Значит, во второй раз у него не получилось?
– Да, похоже, у него были какие-то трудности. А тут она сделала глупость.
– Ты хочешь сказать, большую глупость, чем всегда? – спросил Хулигэн.
– Она сказала ему что-то насчет его штуки, – объяснила Му Канаану, сознательно игнорируя Хулигана.
– Только без девичьей стыдливости. – Хулигану не понравилось, что он выпадает из допроса. -Что же она сказала ему про его член?
– Сказала, что он неважно работает.
– Вот так, значит, и сказала? Со всею вежливостью? Мистер, сказала, ваш хер, он, знаете ли, не работает?
Хулигэн, как ему представилось, удачно спародировал интонацию.
– Она сказала, что у него болт никуда не годится. Он перед этим хвастался, какая у него здоровенная штуковина. И говорил, что это мы должны ему заплатить, а не он – нам.
– Ага, сама несешь похабщину!
– Ничего подобного. Просто повторяю его слова. Именно так он и выразился.
– И тут Мими совершила ошибку. Она пошутила. Прошлась по тому поводу, что он не может сделать то, чем хвастается, – заметил Канаан. – И из-за этого он взбесился?
Внезапно она растерялась. Посмотрела на Котлету, словно ожидая от него подсказки. Ее рот обмяк. Она решительно покачала головой.
– Не знаю, – сказала она. – Не помню.
– Он ее ударил? – спросил Канаан.
– Кажется, да.
– Один раз или несколько?
– Кажется, несколько.
– Он начал ее кусать?
– Начал что?
– Искусал ей груди и бедра.
Канаан невольно заморгал, словно ему было неловко вдаваться в такие детали с девушкой, практически еще девочкой, которая по возрасту годилась ему во внучки – или, если угодно, в племянницы.
Она покачала головой. Потом пожала плечами.
– А откуда у него взялась бутылка? Он что, приволок ее с собой на крышу? Или она там валялась? Он сам разбил ее или она уже была разбита?
– Не помню.
– Какого это хера ты не помнишь? – внезапно взорвался Хулигэн. Лицо его побагровело сильнее всегдашнего. Он подался к Му так, словно готов был перегрызть ей горло.
Канаан, вскочив на ноги, встал между Хулиганом и девушкой. Он взял ее за руки и заставил поглядеть себе в глаза.
Она начала выворачиваться, норовя посмотреть через его плечо на Котлету, как будто тот был в силах помочь ей, ее хорошенькое личико исказилось, как у ребенка, который старается что-то вспомнить, не может вспомнить и боится, что его за это накажут. Или боится еще чего-нибудь.
– Эй, послушай, – сказал Канаан. – Ты ведь знала, что в доме находятся и другие ребята? Котлета, да и все остальные.
Она кивнула.
– Так почему же ты не позвала их на помощь, когда он принялся избивать твою подружку?
– Я так и сделала. Когда он взбесился и заорал на Мими, я спустилась по лестнице и начала искать Хогана, да и всех остальных.
– Хогана?
– Он самый большой. Он у нас как глава семейства.
Котлета нахмурился.
– Если бы я не пошла за помощью, может, он бы ничего и не сделал. Может, я сама помогла бы Мими от него отвязаться.
– И ты нашла Хогана?
– Нет, он как сквозь землю провалился. Там была пара девочек, но они не захотели пойти со мной на крышу.
– Ну, а Котлета?
– Его я тоже найти не могла. Я вернулась туда одна, но мужик уже ушел, а Мими…
Она заплакала, ее затрясло.
– Ты уверена, что все оно так и было? Уверена, что отправилась за подмогой? Я хочу сказать, ты ведь была под дозой. Ты уверена, что на самом деле спустилась по опасной лестнице с крыши, а потом самостоятельно поднялась обратно?
Она наклонила голову, уперлась в грудь подбородком.
– Посмотри на меня, детка, – ласково сказал Канаан – именно тем тоном, которым успокаивал некогда маленькую племянницу, если она пугалась своего дядюшки Айзека. – Я не собираюсь кричать на тебя. Никто не собирается кричать на тебя. Я хочу сказать, нам необходимо всего лишь разобраться. Что конкретно ты помнишь?
– Я ничего не помню, – пробормотала она.
– Ты уверена, что этот мужчина ушел, пока ты ходила привести кого-нибудь на помощь?
Канаан провел рукой возле самой ее щеки, словно собираясь погладить, но Хулигэн сгреб его за плечо и оттащил в сторону, чтобы самому подобраться поближе. Он разинул рот, готовясь заорать на нее, терпение у него лопнуло.
Канаан, в свою очередь, извернулся и оттолкнул Хулигэна.
– Отвали от нее. Ее нельзя было выпускать из больницы. Надо было продержать там, как минимум, до утра.
– Отвали, мудак, – сказал Хулигэн.
– Девочка в шоке, – ответил Канаан.
– Наплевать мне, в шоке она или нет.
Они стояли друг против друга, стояли вплотную.
– Она ничего не помнит.
– Она еще не оправилась от наркотика. Может быть, это был ЛСД. А может, и игла.
– Это не имеет значения. Ей надо отдохнуть. Хулигэн опустился в кресло, откинулся на спинку.
– Черт побери, Канаан, ты ведь даже не католик. Так какого хера ты разыгрываешь из себя святого?

Глава тридцать пятая

Кровотечение не останавливалось. Все знают, что рваная рана на лбу кровоточит сильнее и выглядит хуже, чем на самом деле оказывается опасна. Вот она и кровоточит. И, стоит ему убрать со лба носовой платок, кровь сразу же заливает глаза.
И болит она тоже сильно. Он ощупал карманы в поисках таблеток, которые подсунула ему дамочка на вечеринке у Хобби. Нет, ничего не осталось… Прошлой ночью он все роздал малолетним шлюшкам.
По Западной авеню – то есть по главной магистрали, на которой торгуют наркотиками, – ему в таком виде идти явно не следовало. С первой же патрульной машины заметят, что у него хлещет кровь, и заберут его в участок, потому что заняться им сейчас все равно нечем.
Конечно, все это останется позади, стоит ему найти травмопункт, который как он смутно припоминал, должен был быть где-то поблизости. Промоют рану, наложат пластырь, может быть, даже шов. Нельзя же разгуливать по городу, когда из головы у тебя хлещет кровь.
Он не услышал, как сзади к нему приблизилась, а затем и притормозила машина. Он понял, что что-то происходит, только услышав стук дверцы. Затем мимо него проехала патрульная машина и остановилась футах в двадцати спереди от него. Тогда он обернулся. Из той машины, что притормозила сзади, вылез водитель и тоже двинулся навстречу ему.
– Доброе утро, сэр. Вы, наверное, так порезались во время бритья?
– На меня напали в аллее.
– Вы гость города?
– С чего вы взяли?
– Мне показалось, у вас акцент. Вы, случаем, не из южных штатов?
– Из Кентукки.
– Что ж, нормально. И у нас проездом?
– Подумываю о том, не поселиться ли здесь.
– Надеюсь, этот прискорбный эпизод не отвратит вас от нашего чудесного города. Не будете ли так добры подойти к патрульной машине и положить руки на крышу?
– Не понимаю, чего ради. На человека напали, и вы его тут в Калифорнии так защищаете?
– Мы собираемся защитить вас, сэр. Так что не судите о нас неверно. А моя последняя просьба представляет собой элементарную предосторожность. И вы ведь сами это понимаете, не правда ли?
– Если я положу руки на крышу, мне все лицо зальет кровью.
– Запрокиньте голову, сэр, и мой напарник, офицер Шелли, позаботится о том, чтобы кровь не лилась, пока я проверю ваши документы.
Второй полицейский, опустив руку на плечо Нигеру, сказал:
– Пожалуйста, не пререкайтесь, сэр. Сделайте то, о чем вас попросил офицер Крамп. Это займет какую-то минуту, а потом мы отвезем вас куда-нибудь, где позаботятся о вашей травме.
Янгер подошел к патрульной машине и положил руки на крышу, запрокинув голову, чтобы кровь не хлынула ему в лицо. Второй полицейский достал чистый носовой платок из собственного кармана и приложил его ко лбу Янгера.
– А почему вы вообще остановились? – спросил Янгер. – Ведь сзади не видно, что я ранен.
– По вашей походке, сэр, было видно, что вы несколько не в себе.
– А это еще что такое, – воскликнул Крамп, извлекая из кармана у Янгера выщелкивающийся нож.
– Нож, – сказал Янгер.
– Сам вижу, что нож. Я спрошу иначе. А зачем он вам, собственно говоря?
– В моих родных местах все ходят с ножами.
– С какой стати?
– Веревку перерезать, шкурку с кролика спустить, свисток вырезать, ногти почистить. Мало ли что?
– И впрямь, мало ли что. Возможно, у вас там так действительно принято, но в нашем штате выщелкивающиеся ножи считаются запрещенным холодным оружием.
Янгер понимал, что их учтивость и изысканные выражения это всего лишь прикол. Никто так не предубежден против пришлых, как полицейские. И их можно понять: от чужаков, как правило, бывает больше неприятностей, чем от аборигенов. А поскольку Лос-Анджелес – это город иммигрантов, здешние полицейские ненавидят практически всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29