И что они играют решающую роль в очень важном деле – не сравнить с какой-нибудь борьбой за мир и прочей ерундой. С Линусом все было не так. Полное отсутствие эгоцентризма совершенно обезоруживало и выгодно выделяло его среди напыщенной элиты Кремниевой Долины. Казалось, Линус выше всего этого. Выше адептов «Нового века». Выше миллиардеров компьютерной отрасли. Он походил не столько на северного оленя, ослепленного фарами международной известности, сколько на восхитительного пришельца, телепортированного на Землю, чтобы показать нам всю нелепость нашего эгоизма.
Мне показалось, что он почти нигде не бывает.
По словам Линуса, существенной частью ритуала посещения сауны служат последующие посиделки с пивом и разговорами о положении в мире. Поэтому мы заранее припасли в кустах несколько банок «Фостерса». С этими банками мы уселись в джакузи, чтобы расслабиться, пока фотограф будет делать снимки. Линус неожиданно оказался весьма подкован в истории американского бизнеса и в международной политике. По его мнению, для Соединенных Штатов было бы лучше, если бы американские корпорации и политические партии переняли у европейских политиков свойственный тем дружелюбный стиль. Линус сполоснул очки в джакузи, заметив, что вообще-то они ему не очень нужны, но он начал их носить еще подростком, надеясь зрительно уравновесить свой носище. В это время пришла одетая служительница и строго потребовала сдать наше пиво, недопустимое в этой свободной от алкоголя зоне.
Нам оставалось только принять душ, одеться и найти кафе, где можно было бы закончить разговор. Большинство обитателей Кремниевой Долины охвачены неким религиозным экстазом. Они настолько увлечены своим бизнесом, убойным приложением или ИТ-отраслъю, что для них ничего больше не существует. Бесконечный поток самовосхвалений, который заменяет им диалог, невозможно прервать. Мы же сидели на солнышке в маленькой пивоварне, потягивая отвратительный ячменный напиток, и Линус заливался канарейкой, признаваясь в любви к классическому року и Дину Кунтцу, обнаруживая свою слабость к дурацким комедиям положений и открывая семейные тайны.
У него нет особого желания вращаться среди богатых и могущественных. Я спросил Линуса, что бы он хотел сказать Биллу Гейтсу, но он не выразил ни малейшего желания вообще с ним встречаться. «Нам не о чем будет разговаривать, – пояснил Линус. – Меня совершенно не интересует та сфера, в которой он лучше всех в мире. А его не интересует то, в чем я, возможно, лучше всех. Я не могу ему ничего посоветовать в бизнесе, а он мне – в программировании».
На обратном пути через горы в Санта-Клару нас обогнал черный джип «Чероки». Его пассажир крикнул: «Привет, Линус!», и вытащил «мыльницу», чтобы заснять своего улыбавшегося на ветру кумира на заднем сиденье мустанга с открытым верхом.
Неделю спустя я пришел к нему в дом во время купания детей. Он как раз выудил из ванны свою белоголовую годовалую дочку и искал, куда ее пристроить, пока он будет вылавливать двухлетнюю блондинку. Линус вручил младшую мне, и она немедленно завопила. Из соседней комнаты прибежала на помощь его жена Туве. Она очень просто держится, приятна в общении, и на лодыжке у нее вытатуирован чертополох. Вскоре все мы уселись читать девочкам на ночь книжки на шведском и английском языках. Потом мы стояли в гараже среди нераспакованных вещей, и Торвалъдсы обсуждали невозможность покупки в Кремниевой Долине «настоящего дома с настоящим двором». Они говорили об этом без всякой горечи.
Самое поразительное, что они не чувствовали комизма ситуации.
Вскоре мы прихватили банки «Гиннесса» и уселись смотреть шоу Джея Лено. Вот тогда-то я и понял, что нужно писать книгу.
V
Следующие четыре года я провел за компьютером.
Нет, ну в школу-то я, конечно, ходил. В гимназию Норсен – самую центральную из пяти шведских школ Хельсинки. Она была ближе всего к моему дому. Математика и физика меня интересовали и поэтому давались легко. Но если требовалось механическое запоминание – я сразу терял интерес к предмету. Поэтому история вызывала тоску, если нужно было назвать год битвы при Гастингсе, но становилась интересной, когда обсуждались экономические факторы развития страны. То же и с географией. Ну кого волнует, сколько человек живет в Бангладеш? Конечно, если подумать, таких найдется немало. Но лично мне гораздо легче было не уходить в свои компьютерные грезы, когда мы изучали что-то поинтереснее сухих цифр. Муссоны, например, или почему они возникают.
Физкультура – это особая песня. Наверное, любому ясно, что я не был самым спортивным парнем страны. Кроме того, верьте – не верьте, я был в то время тощим. Для гимнастики это неплохо, но когда мы играли в футбол или хоккей, мне лучше было на урок не ходить.
Оценки у меня были соответствующие. В Финляндии можно получить от 4 до 10. Вот у меня и были десятки, а иногда девятки, по математике, физике, биологии и другим предметам, а по физкультуре – семерки. Однажды даже шестерка. И по столярному делу я как-то получил шесть. Там я тоже не блистал. Другие ребята хранят на память об уроках столярного дела красивые подставки для салфеток или табуретки. У меня же от них остались одни занозы. Здесь пора сказать, что замечательные качели на нашем заднем дворе, где дочки проводят столько счастливых часов, построил мой тесть.
Моя гимназия не была спецшколой для особо одаренных, каких полно в каждом американском городе. В Финляндии это не принято. В финских школах хороших учеников не отделяют от плохих. Зато у каждой школы есть своя специализация, какой-то особенный предмет, которого нет ни в одной другой. В гимназии Норсен это была латынь. Мне нравилось учить латынь. Больше, чем финский или английский.
Жаль только, что это мертвый язык. Вот было бы здорово на латыни рассказывать анекдоты или обсуждать проблемы создания операционки.
Еще мне нравилось сидеть в кофейне около школы. Там собиралась определенная компания, в основном те, кто не прятался за школой с сигаретами. Я шел туда, если прогуливал физкультуру или если между занятиями выдавалось «окно».
Кофейня служила приютом для ботаников со времен логарифмических линеек. Кроме того, только там ученикам отпускали в кредит. То есть ты делал заказ, а они вели список всего, что ты съел и выпил, а потом, когда у тебя были деньги, ты за все платил. Зная пристрастие финнов к техническим новшествам, не удивлюсь, если теперь все это вводится в базу данных.
Я заказывал всегда одно и то же: кока-колу и пончик. Сразу видно, что уже с юных лет я был фанатом здорового питания.
Учился я, вообще говоря, лучше своей сестры Сары, которая была более общительной, более миловидной, легче сходилась с людьми и которой, я должен добавить, заказали перевод этой книги на шведский. Но в итоге она меня обошла, потому что сдала больше экзаменов. У меня были более узкие интересы. Я был признанным математиком.
И девочек я приводил домой, только когда они хотели позаниматься. Это было не так уж часто, и я никогда не был инициатором, но отец питает иллюзии, что заниматься они хотели не только математикой. (По его мнению, они купились все на ту же формулу: значительный нос = значительный мужчина.) Если они рассчитывали на какие-то активные действия с моей стороны, то явно не на того напали. Я просто понятия не имел, на что они намекали, предлагая «поласкаться». Я много времени возился с соседским семикилограммовым котом, и больше меня никого ласкать особо не тянуло.
Я был чистой воды хакер. Без вопросов. Причем сексуальными хакеров стали считать позже. Точнее, не сексуальными, а прикольными. Я же был не просто хакером, но еще и застенчивым хакером. Или это уже тавтология?
Итак, я сидел за компьютером и был абсолютно счастлив.
На выпускной вечер в Финляндии надевают пушистую белую шапку с черной лентой. Всем торжественно вручают дипломы, а потом выпускники расходятся по домам, где их ждут родственники с шампанским, цветами и тортом. А еще весь класс собирается на вечер в местном ресторане. У нас все это было, и, наверное, мне было весело, но ничего особенного мне не запомнилось. А вот спросите меня о технических характеристиках моего компьютера с процессором 68008, и я их вам отбарабаню без запинки.
VI
Первый год моей учебы в университете прошел довольно успешно. Я умудрился набрать необходимое количество зачетов (в Финляндии это называется «учебными неделями»). Это был единственный такой год. То ли новая среда меня вдохновила, то ли возможность глубоко погрузиться в предметы. А может, мне просто больше нравилось учиться, чем участвовать в дружеских попойках, с ритуальной регулярностью обливая приятелей блевотиной. Одним словом, не знаю, почему этот первый год мне так удался, но будьте спокойны – больше это не повторилось. Моя университетская карьера быстро вошла в крутое пике.
В то время я еще не определился со специализацией. В конце концов в качестве главного предмета я выбрал компьютеры, а в дополнение взял математику и физику. С этим были проблемы, потому что, кроме меня, компьютерами во всем Университете Хельсинки занялся всего один шведскоговорящий студент – Ларе Вирцениус. Мы оба вступили в «Спектрум» – общество шведских студентов; и это оказалось очень интересно. Все члены клуба изучали точные науки (физику, химию). Расшифровываю: общество было чисто мужское.
Но мы делили помещение с таким же объединением биологов, психологов и студентов аналогичных специальностей. Это давало нам возможность общаться с женским полом, как бы неловко это ни выходило у некоторых из нас. А точнее – у всех.
«Спектрум» во многом следовал атрибутике американских студенческих обществ. Хотя жили мы врозь и не обязаны были общаться с теми, кого не интересовала наука. Каждую среду у нас были вечеринки – там я и научился отличать пльзенское пиво от эля. Изредка проводились соревнования по поглощению водки. Но все это скорее относится к более поздним годам моей университетской жизни. А жизнь эта была долгой: я проучился в университете целых восемь лет, закончив его всего лишь со степенью магистра. (Если не считать звания почетного доктора, которое университет присвоил мне в июне 2000 года.)
Но тот первый год – это нескончаемая череда трамвайных рейсов между учебными аудиториями и моей комнатой, в которой громоздились горы книг и компьютерных деталей. Я то читал фантастические боевики Дугласа Адамса, то бросал книгу на пол и брался за учебник физики. Потом скатывался с постели и садился за компьютер писать программу для новой игры. Кухня была под боком, и время от времени я брел туда за чашкой кофе или кукурузными хлопьями.
Сестра могла быть поблизости или выйти прогуляться с друзьями. А могла вообще жить в это время у отца. И мать то ли дома, то ли на работе, а может, тусуется со своими друзьями-журналистами. Иногда ко мне приходил приятель, и мы, уместившись в кухне перед телевизором, пили чашку за чашкой чай, смотрели передачи MTV про Бивиса и Батхеда на английском языке и все собирались пойти поиграть в снукер (разновидность бильярда.) – да холодно было выходить из дома.
И – ура! – никакой физкультуры.
Зато на следующий год физкультуры у меня было в избытке. Весь год. После призыва в финскую армию. Многие парни идут в армию сразу после школы. Мне же показалось разумнее вначале проучиться год в университете.
В Финляндии вам предоставляется выбор: восемь месяцев служить в армии или провести год на общественных работах. Если у вас есть уважительные религиозные или еще какие причины, то можно избежать и того и другого. У меня таких причин не было. И общественные работы меня не привлекали.
Я был бы не против помочь обществу, но боялся, что общественные работы еще скучнее, чем армия. Сам удивляюсь своей простоте. Но все говорят, что если заранее не подыскать себе местечко для общественных работ, то пошлют заниматься какой-нибудь ерундой. И я не смог бы отказаться по убеждениям. Хотя я с удовольствием увильнул бы от исполнения своего гражданского долга, совесть у меня все-таки есть. Когда дело доходит до горячего, у меня нет предубеждений против стрельбы и убийств.
Если выбрать военную службу, то здесь опять-таки две возможности. Можно стать на восемь месяцев рядовым, а можно пойти на офицерские курсы и прослужить одиннадцать месяцев офицером. Я подумал, что офицером быть чуть интереснее, несмотря на дополнительные 129 600 минут. А может оказаться и полезнее.
Вот таким образом ваш весивший тогда 54 килограмма герой стал вторым лейтенантом резерва финской армии. Моя задача состояла в управлении огнем. Не бог весть какая хитрость. Тебе дают координаты для тяжелой артиллерии. Смотришь по карте, где ты, а потом проводишь триангуляцию к тому месту, куда надо стрелять. Вычисляешь координаты и передаешь их по радио или по телефонному кабелю, который сам же и помог проложить. Указываешь артиллерии, куда стрелять.
Помню, перед тем как пойти в армию, я очень нервничал – не знал, что меня там ждет. Некоторые могут спросить про армию у старшего брата или еще у кого-то, чтобы не мучиться неизвестностью. Мне же спросить было не у кого. Ясно, конечно, что ничего веселого в армии нет. Это общее мнение всех, кто там побывал. Но я не знал, как именно все будет, и это меня беспокоило. Примерно такое же чувство я испытываю, ожидая реакции читателей на эту книгу.
Для меня самым трудным в армии было ходить по лесам Лапландии с тоннами (как мне казалось) кабеля. Да что казалось – так оно и было! До начала офицерских курсов тебя заставляют бегать с огромным мотком кабеля на животе и двумя на спине. И бежать надо километров пятнадцать. А иногда просто стоишь и ждешь, что будет дальше.
Или долго-долго идешь на лыжах к месту, где надо разбить палатку. Вот когда я понял, что если бы бог планировал поставить нас на лыжи, то он/она/оно снабдил(а/о) бы нас удлиненными стеклопластиковыми пластинами вместо ступней. Отсюда вовсе не следует, что я верю в бога.
Чтобы поесть, надо сначала поставить палатку и разжечь костер. Холодно, голодно, ты устал – потому что не спал два дня. Я слышал, некоторые платят большие деньги за подобные приключения на свежем воздухе, чтобы «закалить волю». Им бы стоило просто пойти в финскую армию.
Конечно, такие марафоны проводились не часто, но они были. Я подсчитал, что за одиннадцать месяцев службы в армии провел в лесу больше ста дней. Финляндия полна лесов: ими покрыто 70 процентов территории страны. У меня было ощущение, что я побывал возле каждого дерева.
В качестве офицера я управлял огнем пятерки солдат. Это просто значит, что нужно быть в курсе происходящего и стараться представить ситуацию сложнее, чем она есть на самом деле. Но это не очень увлекательно, и я был скверным командиром. Особенно плохо мне давалась отдача приказов. Я хорошо подчинялся приказам – тут главное не принимать их на свой счет. Но я не считал целью своей жизни сделать все как можно лучше.
Не тот случай.
Я уже говорил, какая холодрыга в Лапландии?
Честно говоря, в тот момент я просто ненавидел армию. Но некоторым вещам стоит только закончиться, и они мгновенно превращаются в чудесные воспоминания. Армейская служба из их числа.
Кроме того, теперь мне до конца жизни есть о чем поговорить с любым финном. Некоторые даже считают, что это главная причина всеобщей воинской обязанности в стране: надо дать финнам неисчерпаемую тему для разговоров за пивом. Общее несчастье их объединяет. Служат они с отвращением, но потом с удовольствием об этом вспоминают.
VII
Раз уж об этом зашла речь, я хочу рассказать еще немного о Финляндии. У нас, наверное, больше северных оленей, чем в любом другом месте на Земле. Существенная доля алкоголиков и поклонников танго тоже наша. Каждый, кто провел в Финляндии зиму, поймет истоки повсеместного пьянства. Для любителей танго оправдания нет, но они, к счастью, сосредоточены в основном в маленьких городках, куда можно и не соваться.
Недавнее исследование показало, что финские мужчины самые плодовитые в Европе. Должно быть, это из-за обилия съеденной оленины или часов, проведенных в сауне. В этой стране саун больше, чем автомобилей. Никто не знает, как зародился этот культ, но по традиции во многих местах сауну строят прежде, чем дом. В многоквартирных домах сауна часто располагается на первом или последнем этаже, и каждой семье выделяется свое персональное время – например, в четверг с 7 до 8 вечера (четверг и пятница часто бывают банными днями). Так можно избежать риска встретить своих соседей в голом виде. Однажды я листал англоязычный путеводитель по Финляндии, в котором очень подробно разъяснялось, что финны никогда не занимаются в саунах сексом и что они будут потрясены до глубины души, если узнают, что кто-то совершил подобное святотатство или хотя бы помыслил о нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26