Линн, я чувствовал твою неуверенность… Видел, что тебя что-то пугает. Но если бы знал, настолько ты мне не доверяешь, я бы…-Хуан на мгновение умолк и сделал глубокий вдох. Его лицо сделалось вдруг усталым и каким-то отрешенным.-Я не могу любить женщину, которая мне не верит.
Он шагнул к Линн. Свет из коридора теперь падал ему на лицо. Щеки Хуана горели. Глаза сверкали лихорадочным блеском. Он походил на человека, который был уже не в состоянии держать себя в руках, человека, который способен на все, лишь бы дать выход ярости, клокочущей у него внутри.
Линн осознала, какую совершила ошибку, только теперь, когда было уже слишком поздно. Даже если она не верила в то, что Хуан действительно ее любит, ей бы следовало помнить, что он искренне любил и уважал ее отца. Как же болезненно она задела гордость Хуана! И ей еще предстоит расплатиться за всю ту боль, которую она причинила ему своим недоверием.
Она отвела глаза, не в силах выносить его взгляд, исполненный неподдельного страдания.
— Мне было невыносимо думать, что я тебе не нужна, что ты… не хочешь меня…-Ее голос сорвался.
Хуан издал сдавленный звук, похожий на угрожающее рычание хищника, готового броситься на добычу.
— Я хочу тебя, можешь не сомневаться. Пусть даже я презираю себя за это. Видишь, ты и в этом ошиблась, Линн,-добавил он с горечью и сделал еще один шаг по направлению к ней.
Линн невольно попятилась. Ей действительно стало страшно. Впечатление было такое, что ярость выжгла в нем все человеческое. Остался лишь зверь, дикий и свирепый. Линн еще никогда не видела Хуана таким.
— Я не собирался продавать виллу отцу Хосефины,-процедил он сквозь зубы.-Если бы ты тогда поговорила со мной, а не замкнулась в себе, точно маленькая трусиха, мы бы сразу все выяснили. Хосефина тебе солгала, моя дорогая.
— Она показала мне контракт,-упрямо проговорила Линн, защищаясь.-Там была твоя подпись.
— Моя подпись стоит на документе, который касается совершенно другого нашего совместного проекта. Ты хоть прочитала его?
Линн сердито тряхнула головой.
— Как я могла прочитать? Он был написан по-испански!
— Вот именно! — с торжеством в голосе воскликнул Хуан.
В спальне царил полумрак, но Линн все равно разглядела, как он весь подобрался, опять став похожим на хищника, неукротимого и опасного. Нет, даже опаснее. Потому что в отличие от зверя, которым движет лишь кровожадный инстинкт, Хуан был человеком разумным и рассчитывал каждое свое слово. каждое действие.
Линн вновь стало страшно. Последние слова Хуана засели занозой в ее сознании. На секунду она встретилась с ним взглядом и поспешно отвела глаза, чтобы он не заметил ее смятения. Она ведь знала, что все так и будет:
Хуан отыщет способ смутить ее и заставить ему поверить, сумеет сыграть на ее чувствах.
Только Линн и представить себе не могла, что он сделает это с помощью слов. Она ожидала, что Хуан попытается сломить ее, взяв на вооружение чувственные ласки. Ведь он знал, что стоит ему лишь прикоснуться к ней, как она вся загорается желанием.
Линн изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие.
— Выходит, Хосефина мне солгала? Но почему, Хуан? Зачем ей мне лгать?
Она невольно вздрогнула, увидев, какое у Хуана стало лицо.
— Потому что она меня ненавидит,-произнес он неожиданно будничным тоном.-Было время, когда Хосефина очень хотела выйти за меня замуж. Я тебе уже говорил, что в Испании весьма строгие представления о морали. А Хосефина ни от кого не скрывала, что меняет любовников как перчатки. Сначала ей нравилось шокировать окружающих и пренебрегать общественным мнением. Но потом ей захотелось, чтобы ее приняли в приличном обществе.
— И для этого ей нужно было стать твоей женой?
— Да. Она тебя обманула, Линн. Причем обманула с такой легкостью, как будто отобрала конфетку у маленького ребенка. Я мог бы привести сюда сеньора Фолгейру. Чтобы он перевел тебе тот так называемый договор о продаже виллы. Он мог бы тебе подтвердить, что это я предложил твоему отцу оставить виллу тебе… Только какой в этом смысл? Ты уже сделала свой выбор неделю назад-предпочла поверить Хосефине. Ты предпочла увидеть во мне чудовище, не допустив даже мысли о том, что тебя могут обманывать. А почему? Потому что в глубине души хотела поверить в плохое обо мне. Тебе нужен был предлог, чтобы уйти от меня.
Линн похолодела от ужаса. В словах Хуана была доля правды. И теперь она осознала, как была несправедлива к мужу. Ей хотелось сказать ему, что он не все понимает. Что она поверила Хосефине вовсе не потому, что считала его способным на подлость. Просто изначально не верила в то, что в нее может влюбиться такой мужчина, как Хуан. Что причина всего случившегося-в ее собственной неуверенности в себе, в чувстве незащищенности, в страхе, что когда-нибудь, когда будет уже слишком поздно, Хуан поймет, что на самом деле он ее не любит.
Она хотела сказать ему многое… Но стоило ей лишь взглянуть на его лицо, искаженное яростью, как она поняла, что не найдет нужных слов.
— Что произошло, Линн? Ты проснулась однажды утром и вдруг поняла, что не хочешь выходить за меня замуж? Что как любовник я тебе еще подхожу, но связывать со мной свою судьбу ты не намерена?
Глядя на мужа, Линн неожиданно подумала, что из ее жизни ушло какое-то светлое волшебство. Ушло безвозвратно. И что самое страшное-она сама, своими руками, разрушила чудесную сказку. Она могла бы сказать Хуан правду, но в этом уже не было смысла. Если он и любил ее раньше, она сама убила его любовь своим недоверием и неосознанной жестокостью.
Линн попыталась представить, как бы она себя чувствовала на месте Хуана. И ужас сковал ее сердце-она нанесла ему обиду, которую не прощают.
— Наверное, я с самого начала должен был предвидеть, что этим все и закончится,-с горечью проговорил Хуан.-Но мужчина не каждый день встречает женщину, которая воплощает в себе его мечты. А если такое случается, он просто теряет голову. Ты, Линн, была живым воплощением моих представлений об идеальной жене.
Он отвернулся, но Линн все же успела заметить, как горят его щеки, каким лихорадочным блеском сверкают его глаза, как напряжено его тело.
— Когда ты появилась в моей жизни, я действительно потерял голову. Благодаря тебе я испытал чувства, на которые раньше считал себя неспособным. Но это была лишь безумная фантазия. Женщины, которую я любил, просто не существовало. Я должен был сразу это понять. В твоем возрасте ни одна англичанка не останется девственницей, если только она не фригидна. И прежде всего-в смысле эмоциональном. Я бы не удивился если бы оказалось, что я не первый мужчина, которому ты сломала жизнь.
Линн слушала Хуана, и душу ее переполняло ощущение безвозвратной потери.
Бесполезно что-то ему доказывать. Он просто не станет слушать. Остается только одно:
дождаться, пока его ярость не поутихнет. Линн хотелось попросить у него прощения, объяснить, что ею двигало лишь чувство самоуничижения, которое бабушка вбила ей в голову еще в раннем детстве. Что она отвернулась от него только потому, что страшилась его потерять, и предпочла не затягивать агонию и пережить боль неминуемой, как ей казалось, потери как можно скорее.
Линн очень обидело замечание Хуана о ее эмоциональной фригидности. Тем более что он сказал это, намереваясь ее обидеть. Только это неправда. Вот и теперь стоило Линн лишь посмотреть на мужа, как все ее тело таяло в сладостной истоме и загоралось желанием.
Она отвернулась, чтобы не выдать своих чувств. Но Хуан шагнул к ней и развернул жену лицом к себе.
— Нет, смотри на меня, черт тебя побери!
Он с силой стиснул ее запястья. Линн застыла на мгновение, а потом резко дернулась, пытаясь вырваться. Ее охватил панический страх, страх женщины во власти мужчины, охваченного жгучей яростью. Но он держал ее крепко. И уже прижимал к себе, но это были отнюдь не страстные объятия. А потом Линн с ужасом поняла, что простыня, в которую она завернулась, когда поспешно подскочила к окну, медленно, но верно сползает вниз.
Линн испуганно замерла, не решаясь пошевелиться. Простыня еще держалась, но лишь потому, что Хуан притиснул ее к себе. Если он отпустит ее… если отступит хотя бы на шаг…
— Успокойся. Я тебя и пальцем не трону, — холодно проговорил Хуан, и в его голосе горечь смешалась с презрением. — Что бы ты там ни думала, Линн, я никогда не стану принуждать женщину. Прежде всего потому что женщина, которую нужно брать силой, не возбуждает во мне никакого желания.
Но Линн уже ничего не думала. Ее тело, прижатое к телу Хуана, как будто само по себе вспомнило то наслаждение, которое познало в тот вечер, когда лишь неожиданное появление графини помешало им заняться любовью. Оно словно зажглось внутренним огнем, отзываясь на его прикосновение, пусть даже сейчас Хуан дотронулся до Линн вовсе не затем, чтобы приласкать.
Может быть, только теперь она поняла, как сильно его любит. Любит любовью, которая не оставляет места для страха и гордости.
Хуан чуть отстранился и отпустил руки Линн. Она растерянно подняла на него глаза, беспомощная перед всесокрушающей силой своего желания. И шагнула к нему. Простыня скользнула к ее ногам.
Сдавленный стон, исполненный пронзительной боли, расколол напряженную тишину.
Линн так и не поняла, кто это стонал-Хуан или она сама. Она рванулась к нему, но ее ноги запутались в простыне.
Хуан поддержал ее, не давая упасть, но так чтобы их тела не соприкоснулись. Как будто теперь ему было противно до нее дотрагиваться. Но даже при этом у Линн все перевернулось внутри. Она уже не могла сдерживать страсть, которая так настойчиво требовала удовлетворения.
— Люби меня, милый. Пожалуйста.
Линн сама не верила своим ушам: неужели она такое сказала?! И Хуан, кажется, тоже. Она почувствовала, как он мгновенно напрягся. Его пальцы буквально вонзились ей в плечи. Однако он не сделал попытки притянуть ее ближе к себе.
Отчаяние придало Линн смелости. Она резко подалась вперед и прижалась к Хуану всем телом, пока он не успел ей помешать. Он вздрогнул… а потом замер без движения.
— Что происходит, Линн? — Он произнес это с таким отчуждением, что сердце Линн упало. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Чего, интересно, она ожидала? Что муж воспылает к ней неудержимым желанием и сразу забудет обо всех обидах, которые она ему нанесла?
Пристыженная своим поведением, граничащим с распутством, Линн отпрянула, но Хуан сомкнул объятия.
— Нет уж, теперь ты не вырвешься.
Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.
— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.
Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.
Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.
— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.
— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.
Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.
— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.
Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.
— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!
Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.
Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.
Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.
Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.
Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.
— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?
Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.
Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.
Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.
Но он перехватил ее руки и вернул обратно.
— Да, да, именно так!
Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.
В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.
Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.
Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.
Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.
Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.
— Продолжай. Не останавливайся!
Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.
В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Он шагнул к Линн. Свет из коридора теперь падал ему на лицо. Щеки Хуана горели. Глаза сверкали лихорадочным блеском. Он походил на человека, который был уже не в состоянии держать себя в руках, человека, который способен на все, лишь бы дать выход ярости, клокочущей у него внутри.
Линн осознала, какую совершила ошибку, только теперь, когда было уже слишком поздно. Даже если она не верила в то, что Хуан действительно ее любит, ей бы следовало помнить, что он искренне любил и уважал ее отца. Как же болезненно она задела гордость Хуана! И ей еще предстоит расплатиться за всю ту боль, которую она причинила ему своим недоверием.
Она отвела глаза, не в силах выносить его взгляд, исполненный неподдельного страдания.
— Мне было невыносимо думать, что я тебе не нужна, что ты… не хочешь меня…-Ее голос сорвался.
Хуан издал сдавленный звук, похожий на угрожающее рычание хищника, готового броситься на добычу.
— Я хочу тебя, можешь не сомневаться. Пусть даже я презираю себя за это. Видишь, ты и в этом ошиблась, Линн,-добавил он с горечью и сделал еще один шаг по направлению к ней.
Линн невольно попятилась. Ей действительно стало страшно. Впечатление было такое, что ярость выжгла в нем все человеческое. Остался лишь зверь, дикий и свирепый. Линн еще никогда не видела Хуана таким.
— Я не собирался продавать виллу отцу Хосефины,-процедил он сквозь зубы.-Если бы ты тогда поговорила со мной, а не замкнулась в себе, точно маленькая трусиха, мы бы сразу все выяснили. Хосефина тебе солгала, моя дорогая.
— Она показала мне контракт,-упрямо проговорила Линн, защищаясь.-Там была твоя подпись.
— Моя подпись стоит на документе, который касается совершенно другого нашего совместного проекта. Ты хоть прочитала его?
Линн сердито тряхнула головой.
— Как я могла прочитать? Он был написан по-испански!
— Вот именно! — с торжеством в голосе воскликнул Хуан.
В спальне царил полумрак, но Линн все равно разглядела, как он весь подобрался, опять став похожим на хищника, неукротимого и опасного. Нет, даже опаснее. Потому что в отличие от зверя, которым движет лишь кровожадный инстинкт, Хуан был человеком разумным и рассчитывал каждое свое слово. каждое действие.
Линн вновь стало страшно. Последние слова Хуана засели занозой в ее сознании. На секунду она встретилась с ним взглядом и поспешно отвела глаза, чтобы он не заметил ее смятения. Она ведь знала, что все так и будет:
Хуан отыщет способ смутить ее и заставить ему поверить, сумеет сыграть на ее чувствах.
Только Линн и представить себе не могла, что он сделает это с помощью слов. Она ожидала, что Хуан попытается сломить ее, взяв на вооружение чувственные ласки. Ведь он знал, что стоит ему лишь прикоснуться к ней, как она вся загорается желанием.
Линн изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие.
— Выходит, Хосефина мне солгала? Но почему, Хуан? Зачем ей мне лгать?
Она невольно вздрогнула, увидев, какое у Хуана стало лицо.
— Потому что она меня ненавидит,-произнес он неожиданно будничным тоном.-Было время, когда Хосефина очень хотела выйти за меня замуж. Я тебе уже говорил, что в Испании весьма строгие представления о морали. А Хосефина ни от кого не скрывала, что меняет любовников как перчатки. Сначала ей нравилось шокировать окружающих и пренебрегать общественным мнением. Но потом ей захотелось, чтобы ее приняли в приличном обществе.
— И для этого ей нужно было стать твоей женой?
— Да. Она тебя обманула, Линн. Причем обманула с такой легкостью, как будто отобрала конфетку у маленького ребенка. Я мог бы привести сюда сеньора Фолгейру. Чтобы он перевел тебе тот так называемый договор о продаже виллы. Он мог бы тебе подтвердить, что это я предложил твоему отцу оставить виллу тебе… Только какой в этом смысл? Ты уже сделала свой выбор неделю назад-предпочла поверить Хосефине. Ты предпочла увидеть во мне чудовище, не допустив даже мысли о том, что тебя могут обманывать. А почему? Потому что в глубине души хотела поверить в плохое обо мне. Тебе нужен был предлог, чтобы уйти от меня.
Линн похолодела от ужаса. В словах Хуана была доля правды. И теперь она осознала, как была несправедлива к мужу. Ей хотелось сказать ему, что он не все понимает. Что она поверила Хосефине вовсе не потому, что считала его способным на подлость. Просто изначально не верила в то, что в нее может влюбиться такой мужчина, как Хуан. Что причина всего случившегося-в ее собственной неуверенности в себе, в чувстве незащищенности, в страхе, что когда-нибудь, когда будет уже слишком поздно, Хуан поймет, что на самом деле он ее не любит.
Она хотела сказать ему многое… Но стоило ей лишь взглянуть на его лицо, искаженное яростью, как она поняла, что не найдет нужных слов.
— Что произошло, Линн? Ты проснулась однажды утром и вдруг поняла, что не хочешь выходить за меня замуж? Что как любовник я тебе еще подхожу, но связывать со мной свою судьбу ты не намерена?
Глядя на мужа, Линн неожиданно подумала, что из ее жизни ушло какое-то светлое волшебство. Ушло безвозвратно. И что самое страшное-она сама, своими руками, разрушила чудесную сказку. Она могла бы сказать Хуан правду, но в этом уже не было смысла. Если он и любил ее раньше, она сама убила его любовь своим недоверием и неосознанной жестокостью.
Линн попыталась представить, как бы она себя чувствовала на месте Хуана. И ужас сковал ее сердце-она нанесла ему обиду, которую не прощают.
— Наверное, я с самого начала должен был предвидеть, что этим все и закончится,-с горечью проговорил Хуан.-Но мужчина не каждый день встречает женщину, которая воплощает в себе его мечты. А если такое случается, он просто теряет голову. Ты, Линн, была живым воплощением моих представлений об идеальной жене.
Он отвернулся, но Линн все же успела заметить, как горят его щеки, каким лихорадочным блеском сверкают его глаза, как напряжено его тело.
— Когда ты появилась в моей жизни, я действительно потерял голову. Благодаря тебе я испытал чувства, на которые раньше считал себя неспособным. Но это была лишь безумная фантазия. Женщины, которую я любил, просто не существовало. Я должен был сразу это понять. В твоем возрасте ни одна англичанка не останется девственницей, если только она не фригидна. И прежде всего-в смысле эмоциональном. Я бы не удивился если бы оказалось, что я не первый мужчина, которому ты сломала жизнь.
Линн слушала Хуана, и душу ее переполняло ощущение безвозвратной потери.
Бесполезно что-то ему доказывать. Он просто не станет слушать. Остается только одно:
дождаться, пока его ярость не поутихнет. Линн хотелось попросить у него прощения, объяснить, что ею двигало лишь чувство самоуничижения, которое бабушка вбила ей в голову еще в раннем детстве. Что она отвернулась от него только потому, что страшилась его потерять, и предпочла не затягивать агонию и пережить боль неминуемой, как ей казалось, потери как можно скорее.
Линн очень обидело замечание Хуана о ее эмоциональной фригидности. Тем более что он сказал это, намереваясь ее обидеть. Только это неправда. Вот и теперь стоило Линн лишь посмотреть на мужа, как все ее тело таяло в сладостной истоме и загоралось желанием.
Она отвернулась, чтобы не выдать своих чувств. Но Хуан шагнул к ней и развернул жену лицом к себе.
— Нет, смотри на меня, черт тебя побери!
Он с силой стиснул ее запястья. Линн застыла на мгновение, а потом резко дернулась, пытаясь вырваться. Ее охватил панический страх, страх женщины во власти мужчины, охваченного жгучей яростью. Но он держал ее крепко. И уже прижимал к себе, но это были отнюдь не страстные объятия. А потом Линн с ужасом поняла, что простыня, в которую она завернулась, когда поспешно подскочила к окну, медленно, но верно сползает вниз.
Линн испуганно замерла, не решаясь пошевелиться. Простыня еще держалась, но лишь потому, что Хуан притиснул ее к себе. Если он отпустит ее… если отступит хотя бы на шаг…
— Успокойся. Я тебя и пальцем не трону, — холодно проговорил Хуан, и в его голосе горечь смешалась с презрением. — Что бы ты там ни думала, Линн, я никогда не стану принуждать женщину. Прежде всего потому что женщина, которую нужно брать силой, не возбуждает во мне никакого желания.
Но Линн уже ничего не думала. Ее тело, прижатое к телу Хуана, как будто само по себе вспомнило то наслаждение, которое познало в тот вечер, когда лишь неожиданное появление графини помешало им заняться любовью. Оно словно зажглось внутренним огнем, отзываясь на его прикосновение, пусть даже сейчас Хуан дотронулся до Линн вовсе не затем, чтобы приласкать.
Может быть, только теперь она поняла, как сильно его любит. Любит любовью, которая не оставляет места для страха и гордости.
Хуан чуть отстранился и отпустил руки Линн. Она растерянно подняла на него глаза, беспомощная перед всесокрушающей силой своего желания. И шагнула к нему. Простыня скользнула к ее ногам.
Сдавленный стон, исполненный пронзительной боли, расколол напряженную тишину.
Линн так и не поняла, кто это стонал-Хуан или она сама. Она рванулась к нему, но ее ноги запутались в простыне.
Хуан поддержал ее, не давая упасть, но так чтобы их тела не соприкоснулись. Как будто теперь ему было противно до нее дотрагиваться. Но даже при этом у Линн все перевернулось внутри. Она уже не могла сдерживать страсть, которая так настойчиво требовала удовлетворения.
— Люби меня, милый. Пожалуйста.
Линн сама не верила своим ушам: неужели она такое сказала?! И Хуан, кажется, тоже. Она почувствовала, как он мгновенно напрягся. Его пальцы буквально вонзились ей в плечи. Однако он не сделал попытки притянуть ее ближе к себе.
Отчаяние придало Линн смелости. Она резко подалась вперед и прижалась к Хуану всем телом, пока он не успел ей помешать. Он вздрогнул… а потом замер без движения.
— Что происходит, Линн? — Он произнес это с таким отчуждением, что сердце Линн упало. На нее словно вылили ведро ледяной воды. Чего, интересно, она ожидала? Что муж воспылает к ней неудержимым желанием и сразу забудет обо всех обидах, которые она ему нанесла?
Пристыженная своим поведением, граничащим с распутством, Линн отпрянула, но Хуан сомкнул объятия.
— Нет уж, теперь ты не вырвешься.
Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.
— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.
Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.
Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.
— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.
— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.
Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.
— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.
Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.
— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!
Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.
Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.
Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.
Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.
Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.
— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?
Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.
Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.
Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.
Но он перехватил ее руки и вернул обратно.
— Да, да, именно так!
Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.
В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.
Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.
Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.
Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.
Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.
— Продолжай. Не останавливайся!
Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.
В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16