То есть тоже вел себя не самым естественным образом. Чем был очень похож на другого «странного» посетителя того же ресторана.Ну и, значит, в качестве первого шага в будущем расследовании можно выдвинуть рабочую версию о том, что гражданин России Корольков Илья Григорьевич по кличке Папа и гражданин Соединенных Штатов Америки Джон Пирке, являющийся вторым помощником атташе по культуре посольства США, не проводили свое свободное время в дружеском застолье, а имели конспиративную встречу в ресторане «Русский двор». И можно предположить, что гражданин Пирке имеет со всего этого какой-то свой интерес. Вполне вероятно, связанный с ослаблением обороноспособности России, которую призван в силу своих прямых служебных обязанностей защищать генерал Трофимов.А раз так, то это уже не злоупотребление служебным положением, не разбазаривание государственных средств на не относящиеся к приоритетным направлениям самодеятельные расследования, а прямое исполнение служебного долга, за которое надо не ругать, а поощрять проявивших инициативу работников.Вот так все оборачивается, когда в игру вступают вторые помощники атташе иностранных посольств. И пусть теперь начальство попробует объяснить ему, генералу Трофимову, что он не прав, когда сует нос в дела, которые относятся к компетенции Министерства внутренних дел. И пусть попробует убедить передать дело в чужие, не имеющие отношения к разведке руки.Не отдаст он теперь это дело. Как тот бультерьер найденную им сахарную кость. Глотку всякому приблизившемуся перервет — а не отдаст. Потому что истина генералу Трофимову важнее доброго к нему отношения высокого начальства. Потому что начальства много, а честь одна...— Выделите эпизод контакта гражданина России Королькова с гражданином Соединенных Штатов Америки Джоном Пирксом в отдельное дело, — распорядился генерал, — и представьте мне к завтрашнему дню свои соображения по поводу ведения оперативно-следственных мероприятий... Глава шестьдесят вторая Когда подручный Папы прибыл в коттедж, где содержался похищенный гражданин Иванов, братва уже добила весь первоначальный ликероводочный запас, сбегала еще, добила и собиралась в новую ходку.— Вы что это здесь?! — грозно спросил он.— А что такое? — напористо возмутилась пьяная и потому смелая братва.— А ну встать! — гаркнул помощник Папы. Братва, недовольно ворча, оторвалась от стаканов и банок с килькой.— Ты че это, Шустрый, борзым, что ли, стал? — с угрозой в голосе спросили они. — Ты такой же, как мы! Только ты при Папе. А мы при деле. И не хрен тут... Это мы, мы его сделали. Имеем право! — И, злобно зыркая глазами, посмотрели на перья, которыми только что резали хлеб и вскрывали банки, но которыми могли резать и вскрывать не только хлеб и банки.— Я такой же, как вы, — согласился подручный, быстро понимая, что вступать в долгие дискуссии с пьяной братвой по поводу того, кто главнее, безнадежно. Главнее всегда тот, кто больше выпил. Бесспорно главным был только один их общий знакомый. — Да, я такой же, — повторил он, — но Папа другой. Этот фраер нужен не мне. Этот фраер нужен Папе. И если вы его прохлопаете, вы будете иметь базар не со мной. Вы будете иметь базар с Папой. А Папин базар короткий...Братва погасила взоры и стала вставать. Авторитет Папы был непререкаем. Потому что держался не на пряниках и даже не на кнуте. Держался на пере в бок или пуле в голову.— Ладно, чего там, он такой же, как мы. Ему сказали — он делает. А если не сделает, его Папа на перо поставит. И нас тоже поставит...Братва встала, пусть не строем, но встала.— Давай, базарь за фраера.— Папа сказал за фраера, чтобы берегли его пуще жизни. Если что, за него он положит всех вас. Это не я сказал, это он сказал.Братва хмурилась, играла желваками, но вслух приказ Папы не комментировала. Дорого может обойтись сказанное против Папы слово.— Все убрать, поставить вокруг посты, и чтобы больше ни капли, — сказал Шустрый.— Давай шевелись, убирай бардак! — продублировали команду бригадиры, подгоняя рядовых «быков».Братва начала нехотя собирать пустые бутылки и банки.— А где этот, которого вы?..— Вон он лежит, — показал один из братанов на валяющийся на полу палас.— Вы что, все это время?..— Мы тут как-то забыли... Да ладно ты, ничего ему не сделается.— Развяжите его, — распорядился подручный Папы.Палас раскатали и вытащили на свет Божий похищенного из гостиницы гражданина Иванова Ивана Ивановича. Который после многочасового пребывания в синтетическом ковровом изделии был готов уже ко всему. И в первую очередь к смерти.Несмотря на легкий успех и на то, что все были пьяны, пленника все продолжали сильно уважать, что выражалось в том, что в каждую его руку вцепилось сразу по нескольку чужих рук.Шустрый вытащил из принесенной им с собой сумки пакет.— Это твое? — спросил он.— Мое, — ответил Иванов.— И это? — перевернул и вытряхнул содержимое пакета на стол Шустрый. — И пистолеты, и баксы, и эти, как их, дискеты?— Мое.Братва при виде толстых зеленых пачек присвистнула.— Откуда у тебя все это? Иванов неопределенно пожал плечами. Он не производил впечатление супермена, который может одновременно с двух рук в четыре головы. Он вообще никакого впечатления не производил. Он был такой же невыразительный, как палас, из которого его извлекли.Шустрый внимательно посмотрел на него и, не удержавшись, спросил:— Это ты был там, на Агрономической?— Я, — признался Иван Иванович.— А из этих шпалеров ты стрелял? — показал Шустрый на пистолеты.— Стрелял, — признался Иван Иванович.— И наших братанов положил...— Нет, я ни в кого не попал! — встрепенулся Иванов.Ну а кто бы сказал, что попал? И что убил? Задавать другие вопросы помощник Папы был не уполномочен. Все остальные вопросы должен был задавать сам Папа.Шустрый набрал его телефон.— Папа, он здесь. Он в полном порядке. Как братва? — Шустрый тяжелым взглядом огляделся по сторонам. Отчего все замерли, выпрямились и Даже как-то подтянулись. — Тоже в порядке. Что с ним делать?— Закрыть где-нибудь и поставить усиленную охрану! — распорядился Папа. — Я с ним сам лично поговорю. Позже.— Сделаем, Папа!— Как он себя ведет?— Никак не ведет. Стоит и глазами хлопает. И вообще какой-то он не такой. На вид — полный чухан. Не скажешь даже, что это он наших...— А ты кого ожидал увидеть?— Ну, такого...— "Такие" на парадах ходят. А остальные ничем не отличаются от нас с тобой. Или ты думал, у профессионалов особое клеймо на лбу проставлено?— Ну не клеймо, конечно.— Короче, как бы он ни выглядел и что бы ни делал, скажи, пусть с него глаз не спускают!— А я? Что мне делать?— Тебе — возвращаться. Впрочем, нет, погоди. Что он там, говоришь, делает?— Ничего не делает. Стоит.— А ты где стоишь?— Рядом.— Тогда выйди в другую комнату.— Зачем?— Тебе сказали — делай. Ну?— Вышел, Папа.— Тогда вот что, ты не спеши уезжать. Ты, прежде чем уезжать, пугни его маленько. Ты ведь, кажется, просил его у меня?— Просил, Папа! Он же наших братанов...— Ну так я тебе разрешаю. Возьми его! Он твой! Спроси, откуда он взял те дискеты, доллары и оружие. Только так спроси, чтобы не до смерти. Чтобы он после говорить мог; И чтобы все кости целы.— А как же ты...— Я потом приеду. На разборки. И за то, что вы с ним сделали, всех на его глазах урою.— Зачем?— Затем, чтобы он меня любил, а всех остальных боялся. Слыхал байки про доброго и злого следователей?— Не слыхал, видел! Когда еще по первой ходке шел.— Так вот я добрый. А ты злой. Пока я тебе это разрешаю.— А если я вдруг лишку?— А если лишку, то за эту лишку я спрошу с тебя. Втрое спрошу! Понял?!— Понял, Папа. Сделаю все как надо, Папа... Шустрый положил трубку на рычаги, злобно ощерился, вернулся в комнату, шагнул к пленнику и, не говоря ни слова и никак не предупреждая свои действия, ударил Ивана Ивановича кулаком в правую скулу. Тот пошатнулся, но не упал, удерживаемый десятком вцепившихся в него рук.— Ты что?! — возмутилась братва. — Нам велел его пальцем не трогать, а сам...— Он наших братанов! Там! И там! — сказал подручный Папы и с силой пнул врага в живот.Иван Иванович от боли согнулся в поясе. И ткнулся лбом в пол. Его уже никто не держал.— Вы чего его отпустили? — заорал Шустрый.— — Так он же того. Он уже готовый.— Все равно держите! Может, он только притворяется, что того.Ивана Ивановича подхватили под локти и поставили на ноги.Он открыл глаза, увидел перед своим лицом свирепую, злорадно оскаленную физиономию, увидел занесенный для удара кулак и понял, что был прав, что его начали убивать.— Ты зачем наших братанов? Гнида! — заорал Шустрый и еще раз, наотмашь, ударил досадившего ему врага.— Ну-ка дай я тоже разок! — подбежал распаленный брызнувшей на пол кровью один из «быков».— Назад, — рявкнул Шустрый. — Он мой! Только мой! А ну говори, откуда взял пистолет и баксы?— Там взял, — ответил разбитыми губами Иван Иванович.— Где там?— В пиджаке. Который в шкафу висел. Там ключ был.— Ты что, чужие карманы шмонал?— Нет. Я его надел. Когда в шкафу сидел, — честно ответил Иван Иванович.— Зачем сидел?— Я прятался.— От кого прятался? От мусоров?— Я от любовника прятался. Который к моей знакомой пришел. У которой я был.Братва многозначительно захмыкала, косясь на помощника Папы.— Ты что, издеваешься надо мной! Анекдоты, гад, пересказываешь? — взревел Шустрый. И снова ударил растянутого в руках братвы, как на дыбе, Ивана Ивановича по лицу.— Я правду говорю! Я в шкафу сидел! Я голый сидел, когда он пришел. Я его пиджак надел... — испуганно заголосил Иван Иванович.— Какую правду? Про шкаф правду?— И про шкаф правду!Братва заржала в голос, уже не скрывая своего удовольствия от наблюдаемой сцены.Помощник Папы озверело замолотил по лицу, груди и животу издевающегося над ним в присутствии братвы врага, уже мало помня предупреждения своего пахана. Насчет того, чтобы не до смерти.После третьего удара Иван Иванович уронил голову на грудь и затих.Шустрый отскочил от обвисшего тела, потирая отбитые и окровавленные костяшки пальцев.— Чего вы ржете? И чего стоите? Вам что, делать нечего?— А что делать?— Не знаю, что делать! Ну хотя бы обыщите его. Вы его обыскивали?— Не успели.— Ну вот и займитесь. Все лучше, чем зубы скалить!«Быки» нехотя, двумя пальцами отогнули залитые кровью полы пиджака и полезли в карманы.— Есть, — сказали они.— Что есть?— Баксы есть. Рубли есть. Паспорт, — перечисляли шмонающие потерявшего сознание Иванова «быки». — И вот еще какая-то ксива.— Какая ксива?— Ну удостоверение. С красными корками.— Удостоверение? Ну-ка посмотрите. «Быки» развернули корочки. И присвистнули.— Слышь, Шустрый, это же ментовские корочки. Он же не просто так. Он же мент поганый! Он подполковник. Гадом буду!— Да ты что? — встрепенулся подручный Папы. — Покажи.— Ну вот же. Вот написано: «Подполковник Федеральной службы безопасности». И печать на портрете...На фотографии Иванова Ивана Ивановича действительно была печать. И корочки действительно были выданы подполковнику Федеральной службы безопасности. Но выданы не в Федеральной службе безопасности, а по случаю, в переходе, за наличный расчет. Ну чтобы можно было в трамвае бесплатно ездить...— Мать твою! Мусор!!! Ну я же знал! Я же говорил!Висящий в чужих руках Иван Иванович застонал и приоткрыл глаза.— А, очнулся! — радостно засуетился Шустрый и, чтобы видеть его глаза, даже слегка присел.— Видишь меня? — спросил он.Иван Иванович обессиленно кивнул головой.— А это видишь?! — поднес помощник Папы к самому его лицу развернутое удостоверение. — Видишь? Или нет?— Ви-жу, — одними губами ответил Иван Иванович.— Твое удостоверение?— Мое.— Так, значит, ты мусор!— Нет, — замотал головой Иван Иванович. — Я не му-сор. Нет.— А откуда же у тебя удостоверение? Вот это? С рожей твоей? А?— Это... я... у мужика... в переходе... купил... — еле-еле выдавил из себя Иван Иванович. Братва тихо заржала.— Удостоверение в переходе?!— Да.— А баксы и пушки в шкафу? Где ты голый сидел, когда к твоей бабе любовник пришел?!!— Да.— Так все-таки в шкафу?— В шка-фу...— Гад! Мразь! Козел! Мент поганый! — заорал, брызгая слюной и распаляя себя. Шустрый. — Я тебе покажу, как надо мной издеваться! Я тебе сейчас сделаю...— Ты его еще насчет штанов спроси, — подначивала, скалила зубы братва.А как еще будет скалить! И как еще будет перевирать и живописать этот допрос, где Шустрый тому по роже, а тот Шустрому анекдот про бабу, голого любовника и шкаф! И как все по этому поводу будут хохотать!..Помощник Папы представил, как именно над ним будут хохотать, и со злости и с досады изо всех сил пнул Иванова ногой в бок. Туда, где располагаются почки.Иванов дернулся, его отпустили, и он с мертвым стуком уткнулся лицом в пол... Глава шестьдесят третья — Все. Кончили! — сказал один из «слухачей», отодвигая наушник от уха.«Слухач» сидел на дереве, уставив в ближайшее к нему окно коттеджа ствол микрофона направленного действия, фиксировавшего дребезжанье стекла, за которым Шустрый уже минут пять избивал объект. Стекло прекрасно улавливало колебания воздуха в помещении и, выгибаясь под микроударами децибел, сокращало или удлиняло тонкий лазерный луч, превращающий микроны изменившихся расстояний в электрические, а затем звуковые колебания.Лазерный луч одинаково точно реагировал на голоса, на топот ног, звонки телефона, смех, удары костяшек пальцев о лицо и падение того лица на пол. Лазерному лучу была безразлична природа звука. Лазерному лучу был важен сам звук.Минуту, две, три, пять наушники транслировали только шарканье ног по полу, болтовню и смех братвы и посторонние сильные звуки, доносившиеся с улицы.Отдельные доносившиеся до слуха наблюдателя звуки позволяли надеяться на благополучный исход драки.— Вроде дышит...— Воду надо. Водой его окатить, тогда очухается...Но в целом часы «объекта» были сочтены.— Третий, говорит Девятый. Переключи меня на Первого, — попросил «слухач».— Ты уверен?— Уверен.Всю имеющую особую ценность и особую спешность информацию приказано было передавать, минуя посредников, сразу Первому.— Первый слушает, — ответил на вызов майор Проскурин.— "Объект" в критическом положении, — доложил Девятый.— Что с ним?— Его бьют, — очень просто, без принятых в эфире намеков, недомолвок и оговорок сообщил Девятый.— Сильно бьют?— Насмерть.— Так, понятно. Звучала ли какая-нибудь информация о бывшем при «объекте» грузе?— Да. Они говорили о пистолетах, баксах и дискетах.— Это точно?— Точно.— Девятый, не отключайся, — приказал Первый и поднял трубку телефона внутренней связи. — Товарищ генерал, майор Проскурин.— Ну? Что у тебя?— Девятый докладывает, что груз на месте. Но...— Что «но»?— "Объект" находится в критическом положении. Возможен его уход.Утрата «объекта» не входила в планы генерала Трофимова, потому что на нем была завязана одна из разрабатываемых интриг. Не основная, но важная в общей концепции операции. И кроме того, был еще груз.«Объект» и груз надо было выручать.— Готовьте группу захвата, — распорядился генерал, лихорадочно прокручивая в голове варианты выхода из сложившегося, хочется надеяться, небезвыходного положения. — Быстро готовь!— Есть! — Майор Проскурин положил трубку и тут же набрал еще один телефон. — Портнов?— Я, товарищ майор.— Давай своих в ружье. На сборы пять минут. Транспорт я высылаю.— Что, война, что ли?— Для тебя всегда война. Понял?— Понял. От кого исходит приказ?— От генерала Трофимова.— Состав полный?— Полный.— Какое брать вооружение?— По второму номеру.По второму номеру означало брать все, кроме пулеметов, гранатометов и пластиковой взрывчатки.— Есть, товарищ майор! Взвод, в ружье!Двадцать мающихся от безделья бойцов разом бросили костяшки домино, газеты, журналы, невыключенный телевизор, недопитый кофе и короткой пробежкой добрались до оружейки. Без толкотни, препирательств и прочей сопровождающей всякое гражданское дело суеты, в считанные секунды разобрали оружейную пирамиду, подхватили с вешалок бронежилеты, каски, снаряженные запасными обоймами пистолеты и гранатами «жилетки» и выскочили на плац, к которому подошли два крытых брезентом бортовых грузовика.— По машинам!Ухватились за поручни, перебросили тела в кузов, расселись по скамьям, уставив автоматы дулами вверх. Хоть и разряженные, но все равно на всякий случай вверх.— Готовы!Брезент упал, скрывая от взоров случайных прохожих вооруженных автоматами, в касках и бронежилетах бойцов. Группы захвата в отличие от военнослужащих общевойсковых частей не ездят с открытыми пологами, чтобы иметь возможность глазеть по сторонам, скрашивая созерцанием окружающей гражданской жизни свой нелегкий ратный быт. И не ездят с мигалками и с поясняющими надписями на бортах, как это предписано милицейскому, заранее всех запугивающему своим приближением ОМОНу. Группы захвата ездят без дополнительной рекламы, потому что заинтересованы прибыть на место «работы» незамеченными и в полной мере использовать обеспечивающий половину успеха эффект неожиданности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36