— Он нахмурился. — Хотя, конечно, это одни догадки.
Госсейн давно пришел к выводу, что у него не могло быть двух тел. Он открыл рот, собираясь возразить, но вовремя спохватился. Глаза его сузились. Зачем они так упорно пытались заставить поверить его в нелепость? Внушали бессмыслицу? С ним произошла странная, непонятная история, но нельзя забывать, что он находился под постоянным наблюдением заговорщиков. Робоплан, заявивший, что является агентом Машины, мог лгать. И прежде чем лезть со своими мнениями, надо дождаться дальнейшего развития событий.
Он посмотрел на Харди и громко повторил:
— Да, одни догадки.
— Мой первый вопрос, — сказал Харди, — о человеке или группе людей, которые стоят за вами. Вы уже вступили в контакт?
— Определенно нет. Если вы говорите, что Машина ни при чем, я вообще ничего не понимаю.
Харди улыбнулся.
— Ваш ответ основан на отсутствии знаний, а следовательно — неверен. Вот видите, вы заставили меня высказать нуль-А утверждение. Кстати, не я один грешен. Даже планируя уничтожить нуль-А учение, мы применяем его логику. «Карта — не территория». Ваша уверенность, что вы ничего не знаете, всего лишь вывод из реальности, а не сама реальность.
Он замолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям, затем вновь заговорил.
— Вопрос второй. Чувствуете ли вы хоть в чем-нибудь свое отличие от других людей? — Он пожал плечами. — Должен признать: мною допущена семантическая ошибка. Наше с вами восприятие, безусловно, неодинаково. Каждый человек индивидуален. Тем не менее я не могу выразиться яснее. Итак?
Вопрос показался Госсейну не только приемлемым, но и крайне интересным. Это были его собственные мысли, высказанные вслух.
— Я не чувствую ничего особенного. Видимо, вы имеете в виду открытие, сделанное Торсоном. Что он нашел в моем мозгу?
Он наклонился вперед. Его бросало в жар и в холод. Он с трудом перевел дыхание, когда Харди ответил:
— Подождите. Мой третий вопрос. Я хочу знать, как вам удалось найти дом — тайник Крэнга.
— Я прилетел туда на робоплане, который заставил меня подняться на борт.
— Каком робоплане? — спросил Харди.
— Простите, сейчас моя очередь, — сказал Госсейн. — Может, нам лучше задавать по одному вопросу? Что он нашел в моем мозгу?
— Дополнительную мозговую ткань. Я ничего не знаю о ее природе. Торсон считает, что она не обладает особыми потенциальными возможностями.
Госсейн кивнул. Он готов был согласиться с Торсоном. С самого начала он не чувствовал никакой разницы между собой и остальными.
— Каком робоплане? — повторил Харди.
— У меня сложилось впечатление, что он агент Машины.
— Впечатление?
— Моя очередь, — ответил Госсейн.
Харди нахмурился.
— Вы отвечаете неполно. Он не представят вам никаких доказательств?
— Он сообщил факты, о которых могла знать только Машина, но он применил по отношению ко мне силу. Я считаю это подозрительным.
Харди задумался.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Но, к сожалению, ничего определенного сказать не могу. Крэнг очень близко сошелся с Торсоном и держит всех в неведении. Боюсь, — тут он печально усмехнулся, — что я попал в немилость.
Теперь становилось понятным, почему он пришел сюда и согласился разговаривать на равных. Внезапно Госсейн ясно представлял себе группу заговорщиков-землян, которые сейчас поняли, что ими управляют, как марионетками. Прежде чем он успел заговорить, Харди резко произнес:
— Я ни о чем не жалею. Машина отказала мне в праве дальнейшего продвижения, а я отказался смириться с подобным решением.
— Чем она могла мотивировать свой отказ?
— Она сказала, что видит во мне задатки потенциального диктатора. Ее создатели учли вероятность возникновения подобной ситуации и запрограммировали Машину надлежащим образом.
— И вы решили доказать, насколько она права?
— Мне предоставилась такая возможность, и я ею воспользовался. И сейчас поступил бы точно так же. В галактической иерархии для меня найдется место. Торсон просто страхуется. — Он перестал хмуриться и даже улыбнулся. — Мы несколько отвлеклись от темы, и…
Их прервали. В комнату вошел человек в форме и быстро закрыл за собой дверь.
— Сэр, — обратился он к Харди, — мистер Торсон поднимается по лестнице. Мне только что сообщили.
Президент Харди встал. Он был явно недоволен, но не потерял самообладания и вел себя с достоинством.
— Что ж, пора. Думаю, я узнал все, что хотел. По крайней мере, я все больше убеждаюсь в том, что вы — не последний Госсейн. До свидания, и помните, что я вам сказал. Идите на компромисс, чтобы остаться в живых.
Вместе с охранником они вышли черед черный ход, которым пятнадцать минут тому назад воспользовалась Патриция. Не прошло и нескольких секунд, как раздался стук в дверь. У входа появился Торсон.
13
Он остановился на пороге, и Госсейн сразу узнал гиганта с широкими плечами, тяжелыми чертами лица и ястребиным носом. С самого начала положение его не вызывало сомнений: человек, которого все боятся, личный представитель Энро. Темные глаза сверкнули, лоб пересекли морщины.
— Вы еще не готовы! — резко сказал Торсон.
Он окинул комнату подозрительным взглядом. И внезапно Госсейн представил себя на его месте. Торсон прилетел со звезд в незнакомую и странную Солнечную систему. Здесь, на Земле, окруженный непонятными ему людьми, подчиняясь воле его пославших, он пытался выполнить приказ. Это требовало колоссального нервного напряжения, неимоверных усилий. Ни на секунду он не мог позволить себе расслабиться, поверить в преданность заговорщиков, с которыми поневоле приходилось сотрудничать.
Торсон осторожно повел носом.
— Какой странный запах у вашего одеколона, — заметил он.
— Не обращал внимания, — небрежно сказал Госсейн. Теперь он и сам почувствовал слабый аромат духов. Патриции следует быть осторожней в мелочах. Он окинул инопланетянина бесстрастным взглядом. — Что вам угодно?
Торсон не зашел в холл. Стоя у входа, он внимательно наблюдал за Госсейном.
— Решил посмотреть на вас, — сказал он. — Просто посмотреть. — Он пожал плечами. — Вот и все.
И, повернувшись, зашагал по коридору. Госсейн моргнул. Он внутренне собрался, приготовившись к неприятному разговору, и сейчас чувствовал себя обманутым. Недоумевая, зачем Торсону понадобилось заходить к нему, он продолжал одеваться. Неожиданно он вспомнил, что скоро должен появиться Крэнг, и тут же услышал, как входная дверь открылась.
— Уже иду! — крикнул он.
Ответа не последовало. Через минуту позади него мелькнула чья-та тень. Госсейн обернулся. В спальной стоял Джон Прескотт.
— У меня совсем нет времени, — сказал он.
Несмотря на удивление, вызванное появлением Прескотта, Госсейн вздохнул. Посетители не баловали его разнообразием: все куда-то торопились, и это становилось утомительным. Но он ничего не ответил и вопросительно поднял брови.
— Вы, должно быть, задумывались, кто я такой, — сказал Прескотт.
Госсейн перестал что-либо понимать. Прескотт начал говорить взахлеб, ничего не скрывая. Галактический агент. Тайный нуль-А последователь.
— Я просто обязан вам все рассказать, — продолжал он. — Когда вы напали на меня в то утро, я узнал вас по фотографиям, и, по правде говоря, доложил о вашем присутствии на Венере своему начальству. Разумеется, я нисколько не сомневался, что вам удастся бежать. Поверьте, я был просто поражен, когда увидел вас в доме Крэнга.
Он на мгновение остановился, переводя дыхание, и Госсейну едва удалось скрыть свое разочарование. Теперь он лишился единственного преимущества над заговорщиками, которые считали, что Прескотт вне подозрений. Глупо, конечно, рассчитывать на такую малость, но он так надеялся! Теперь остается выяснить, с какой стати Прескотт разоткровенничался и стал сыпать признаниями.
— Я боюсь Амелии, — взволнованно пояснил Прескотт. — Она невинна. Я согласился, чтобы меня связали, лишь бы она ничего не знала. Я думал, ее отпустят сразу после вторжения на Венеру. Но несколько минут тому назад Крэнг сказал, что «X» и Торсон хотят использовать ее, чтобы поймать вас в ловушку.
Он замолчал. Дрожащими пальцами он вынул небольшую металлическую коробочку и, сделав шаг вперед, открыл крышку. Госсейн с любопытством уставился на двенадцать белых таблеток.
— Возьмите одну, — сказал Прескотт.
Догадываясь, что последует дальше, Госсейн тем не менее послушно протянул руку.
— А теперь — глотайте.
Госсейн покачал головой. Постепенно в нем нарастало раздражение.
— Я не принимаю неизвестных лекарств.
— Ради вашей собственной безопасности. Клянусь вам. Противоядие.
— Я пока еще не отравлен, — терпеливо ответил Госсейн.
Прескотт с шумом захлопнул коробочку. Он сунул ее в карман, попятился, одновременно выхватывая бластер.
— Госсейн, — тихо произнес он, — я в безвыходном положении. Либо вы проглотите эту таблетку, либо я вас убью.
Он не испугался, опасность казалась нереальной. Посмотрев на таблетку, Госсейн перевел взгляд на Прескотта.
— В холле, — мягко сказал он, — стоит детектор лжи. Думаю, он поможет быстро разрешить существующие разногласия.
Он оказался прав. Прескотт заявил, взявшись за контакты:
— Лекарство является противоядием. Оно гарантирует безопасность Госсейна в том случае, если я буду вынужден пойти на крайние меры. Прошу твоего подтверждения, но не вдавайся в подробности.
— Это правда, — последовал незамедлительный ответ.
Госсейн проглотил таблетку и некоторое время молча стоял, ожидая, что будет дальше. Он не испытывал никаких ощущений и, глядя на Прескотта, медленно произнес:
— Надеюсь, с вашей женой ничего не произойдет.
— Спасибо, — только и ответил Прескотт.
Он быстро вышел парадным ходом и закрыл за собой дверь. Госсейн закончил одеваться и развалился в кресле, поджидая Крэнга. Он был встревожен куда больше, чем ему хотелось. Все его посетители преследовали каждый определенную цель, но сходились в одном: уверенности, что кризис неминуемо приближается.
На Венеру готовили нападение. Кто? Какая-нибудь галактическая военная сверхдержава? Вполне возможно — кому еще могло прийти в голову поработить человеческую расу, не вышедшую за пределы Солнечной системы? Загадочные агенты, психологическая обработка, инфильтрация и, наконец, мощный удар из ниоткуда. Туманные намеки на Галактическую Лигу, якобы способную противостоять вторжению, казались необоснованными на фоне действий Торсона и полного беззакония. Убийства. Предательства. Захват власти на Земле.
— И считается, что я могу предотвратить войну? — громко сказал Госсейн.
Он коротко рассмеялся, чувствуя нелепость подобных утверждений. К счастью, скоро проблема Гилберта Госсейна разрешится. Самым трудным и опасным для него был момент, когда его чуть не убедили в существовании второго тела. Только логика не позволила ему попасться на эту удочку. Им не удастся выбить его из колеи, он останется в здравом уме и постарается с пользой провести сегодняшний вечер. Громкий стук прервал его размышления. К своему облегчению, он увидел Крэнга.
— Готовы?
Госсейн кивнул.
— Что ж, пойдемте.
Они спустились по лестнице вниз на несколько этажей и по узкому коридору подошли к запертой двери, которую Крэнг отомкнул ключом. Взору Госсейна открылось просторное помещение с мраморным полом, заставленное шкафами, разнообразными приборами и прочим лабораторным оборудованием.
— Прошу, — сказал Крэнг. — Я останусь здесь, а вы осмотрите тело.
— Тело? — с любопытством спросил Госсейн. Внезапно он понял. ТЕЛО!
Он позабыл о Крэнге и сделал шаг вперед. В дальнем углу лаборатории на одном из многочисленных столов лежала неподвижная фигура человека, закрытая простыней. Много раз он слышал о своем втором теле и даже пытался представить его себе, но одно слышать, другое — видеть собственными глазами.
Несоответствие. Между мыслью и событием, словом и действием, жизнью и смертью; противоречие настолько страшное, что организм его заработал в ином ритме, а нервная система, не в состоянии справиться с обилием поступающих сигналов, отказала на какую-то долю секунды.
Комната закружилась, поплыла перед глазами. Он пошатнулся. Но приступ кончился так же быстро, как начался. Разум вернулся к нему мгновенно. Он ощутил пол под ногами, вдохнул в легкие сухой, прохладный воздух. Все еще испытывая последствие шока, не помня себя, он подошел к столу, протянул руку и, осторожно откинув простыню, бросил ее на пол.
14
Госсейн ожидал увидеть перед собой сожженный до неузнаваемости труп. Отчасти он оказался прав.
Лицо не пострадало. Должно быть, им категорически запретили стрелять в голову, чтобы не повредить мозг. Тело практически отсутствовало, разорванное пополам автоматными очередями. Из груди и живота торчали раздробленные кости и куски мяса, а от колен и выше страшное обгоревшее месиво ничем не напоминало человека. Лицо осталось нетронутым.
На нем застыло безмятежное выражение, как будто перед смертью Госсейн не испытывал ни боли, ни отчаяния, ни страха. На щеках проступал чуть заметный румянец. Несомненно, были приняты все меры предосторожности, чтобы предохранить мозг от разложения. Вглядевшись пристальней, он обратил внимание на аккуратный распил вдоль черепной коробки. Остался мозг внутри или его вынули для исследований, Госсейн на знал.
Позади него послышалось какое-то движение, и Госсейн медленно выпрямился. Состояние отрешенности, овладевшее им, постепенно проходило, и он начал воспринимать окружающее. Прошло несколько секунд, прежде чем ему удалось опознать непонятный звук. Шуршание резины по каменному полу. «X». Он оглянулся, чувствуя в себе уверенность, готовый к любым неожиданностям.
Бесстрастным взглядом окинул он гротескное чудовище, закованное в пластик. И только потом увидел вошедших вслед на ним в лабораторию людей. Красавчика Харди. Торсона, как всегда цинично улыбающегося. И наконец. Патрицию в сопровождении двух охранников, возбужденную и с вопросительным выражением на лице.
— Что ж, — громким басом, но без тени иронии в голосе произнес «X». — Мне кажется, Госсейн, вы понятия не имеете, как помешать нам отправить ваше второе тело туда же, куда и первое.
«Отнюдь не блестящее высказывание, — подумал Госсейн, — но обладающее одним неоспоримым достоинством: каждое его слово — правда». Ведь он не мог быть уверен, что в случае физического уничтожения вновь обретет себя в третьем теле.
«X» нетерпеливо помахал пластиковой рукой.
— Хватит болтовни. Приведите жену Прескотта и крепко держите Госсейна.
Четверо охранников взяли Госсейна под руки, в то время как еще трос ввели Амелию Прескотт. Ее затруднительное дыхание, растрепанные волосы, раскрасневшееся лицо и связанные за спиной руки говорили сами за себя. Увидев Госсейна, Амелия попыталась что-то сказать, беззвучно шевеля губами: видимо, ей заткнули рот прозрачным кляпом. Поняв бесплодность своих попыток, она пожала плечами и печально улыбнулась. Несмотря на довольно жалкий вид, держалась она с достоинством.
«X», сверкая пластиковым куполом головы, не отрываясь смотрел на Госсейна.
— Выслушайте меня внимательно, — сказал он. — Мы готовы начать войну, равной которой не знало человечество. В наше распоряжение представлены десять тысяч звездолетов, сорок миллионов солдат, гигантские заводы по выпуску боевой техники — и все это лишь крупицы сил самой могущественной империи во Вселенной. Госсейн, МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОИГРАТЬ! — Он перевел дыхание. — Тем не менее мы предпочитаем застраховаться. Мы бы хотели предложить вам, величине неизвестной, занять среди нас одно из самых высоких мест в иерархии, которая будет управлять Солнечной системой. — Он пожал плечами. — Но вы должны понять, что в нашей совместной деятельности нет никакого смысла, если вы не захотите реально оценить ситуацию. Мы должны убивать, Госсейн! Мы ДОЛЖНЫ быть жестокими. Ничто так не убеждает людей, как насилие.
На какое-то мгновение Госсейну показалось, что он говорит об Амелии Прескотт. Он почувствовал слабость в ногах и только потом понял, что «X» имел в виду совсем другое.
— Убивать? — спросил он. — Кого?
— Необходимо уничтожить примерно двадцать миллионов венериан, — ответил «X». Сидя в инвалидном кресле на колесах, он выглядел как навозный жук из пластика, которого не увидишь и в кошмарном сне. — Как вы знаете, — продолжал он, — единственная разница между уничтожением двадцати человеческих жизней и двадцати миллионов заключается лишь в реакции оставшихся в живых. С этим легко справится пропаганда.
Госсейну казалось, что он тонет в бездонном колодце.
— А что станет с остальными двумястами двадцатью миллионами жителей Венеры? — как бы издалека услышал он свой голос.
— Террор, — гудящим басом ответил «X». — Безжалостный террор по отношению к тем, кто осмелится оказать сопротивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Госсейн давно пришел к выводу, что у него не могло быть двух тел. Он открыл рот, собираясь возразить, но вовремя спохватился. Глаза его сузились. Зачем они так упорно пытались заставить поверить его в нелепость? Внушали бессмыслицу? С ним произошла странная, непонятная история, но нельзя забывать, что он находился под постоянным наблюдением заговорщиков. Робоплан, заявивший, что является агентом Машины, мог лгать. И прежде чем лезть со своими мнениями, надо дождаться дальнейшего развития событий.
Он посмотрел на Харди и громко повторил:
— Да, одни догадки.
— Мой первый вопрос, — сказал Харди, — о человеке или группе людей, которые стоят за вами. Вы уже вступили в контакт?
— Определенно нет. Если вы говорите, что Машина ни при чем, я вообще ничего не понимаю.
Харди улыбнулся.
— Ваш ответ основан на отсутствии знаний, а следовательно — неверен. Вот видите, вы заставили меня высказать нуль-А утверждение. Кстати, не я один грешен. Даже планируя уничтожить нуль-А учение, мы применяем его логику. «Карта — не территория». Ваша уверенность, что вы ничего не знаете, всего лишь вывод из реальности, а не сама реальность.
Он замолчал, улыбаясь каким-то своим мыслям, затем вновь заговорил.
— Вопрос второй. Чувствуете ли вы хоть в чем-нибудь свое отличие от других людей? — Он пожал плечами. — Должен признать: мною допущена семантическая ошибка. Наше с вами восприятие, безусловно, неодинаково. Каждый человек индивидуален. Тем не менее я не могу выразиться яснее. Итак?
Вопрос показался Госсейну не только приемлемым, но и крайне интересным. Это были его собственные мысли, высказанные вслух.
— Я не чувствую ничего особенного. Видимо, вы имеете в виду открытие, сделанное Торсоном. Что он нашел в моем мозгу?
Он наклонился вперед. Его бросало в жар и в холод. Он с трудом перевел дыхание, когда Харди ответил:
— Подождите. Мой третий вопрос. Я хочу знать, как вам удалось найти дом — тайник Крэнга.
— Я прилетел туда на робоплане, который заставил меня подняться на борт.
— Каком робоплане? — спросил Харди.
— Простите, сейчас моя очередь, — сказал Госсейн. — Может, нам лучше задавать по одному вопросу? Что он нашел в моем мозгу?
— Дополнительную мозговую ткань. Я ничего не знаю о ее природе. Торсон считает, что она не обладает особыми потенциальными возможностями.
Госсейн кивнул. Он готов был согласиться с Торсоном. С самого начала он не чувствовал никакой разницы между собой и остальными.
— Каком робоплане? — повторил Харди.
— У меня сложилось впечатление, что он агент Машины.
— Впечатление?
— Моя очередь, — ответил Госсейн.
Харди нахмурился.
— Вы отвечаете неполно. Он не представят вам никаких доказательств?
— Он сообщил факты, о которых могла знать только Машина, но он применил по отношению ко мне силу. Я считаю это подозрительным.
Харди задумался.
— Я понимаю, что вы имеете в виду. Но, к сожалению, ничего определенного сказать не могу. Крэнг очень близко сошелся с Торсоном и держит всех в неведении. Боюсь, — тут он печально усмехнулся, — что я попал в немилость.
Теперь становилось понятным, почему он пришел сюда и согласился разговаривать на равных. Внезапно Госсейн ясно представлял себе группу заговорщиков-землян, которые сейчас поняли, что ими управляют, как марионетками. Прежде чем он успел заговорить, Харди резко произнес:
— Я ни о чем не жалею. Машина отказала мне в праве дальнейшего продвижения, а я отказался смириться с подобным решением.
— Чем она могла мотивировать свой отказ?
— Она сказала, что видит во мне задатки потенциального диктатора. Ее создатели учли вероятность возникновения подобной ситуации и запрограммировали Машину надлежащим образом.
— И вы решили доказать, насколько она права?
— Мне предоставилась такая возможность, и я ею воспользовался. И сейчас поступил бы точно так же. В галактической иерархии для меня найдется место. Торсон просто страхуется. — Он перестал хмуриться и даже улыбнулся. — Мы несколько отвлеклись от темы, и…
Их прервали. В комнату вошел человек в форме и быстро закрыл за собой дверь.
— Сэр, — обратился он к Харди, — мистер Торсон поднимается по лестнице. Мне только что сообщили.
Президент Харди встал. Он был явно недоволен, но не потерял самообладания и вел себя с достоинством.
— Что ж, пора. Думаю, я узнал все, что хотел. По крайней мере, я все больше убеждаюсь в том, что вы — не последний Госсейн. До свидания, и помните, что я вам сказал. Идите на компромисс, чтобы остаться в живых.
Вместе с охранником они вышли черед черный ход, которым пятнадцать минут тому назад воспользовалась Патриция. Не прошло и нескольких секунд, как раздался стук в дверь. У входа появился Торсон.
13
Он остановился на пороге, и Госсейн сразу узнал гиганта с широкими плечами, тяжелыми чертами лица и ястребиным носом. С самого начала положение его не вызывало сомнений: человек, которого все боятся, личный представитель Энро. Темные глаза сверкнули, лоб пересекли морщины.
— Вы еще не готовы! — резко сказал Торсон.
Он окинул комнату подозрительным взглядом. И внезапно Госсейн представил себя на его месте. Торсон прилетел со звезд в незнакомую и странную Солнечную систему. Здесь, на Земле, окруженный непонятными ему людьми, подчиняясь воле его пославших, он пытался выполнить приказ. Это требовало колоссального нервного напряжения, неимоверных усилий. Ни на секунду он не мог позволить себе расслабиться, поверить в преданность заговорщиков, с которыми поневоле приходилось сотрудничать.
Торсон осторожно повел носом.
— Какой странный запах у вашего одеколона, — заметил он.
— Не обращал внимания, — небрежно сказал Госсейн. Теперь он и сам почувствовал слабый аромат духов. Патриции следует быть осторожней в мелочах. Он окинул инопланетянина бесстрастным взглядом. — Что вам угодно?
Торсон не зашел в холл. Стоя у входа, он внимательно наблюдал за Госсейном.
— Решил посмотреть на вас, — сказал он. — Просто посмотреть. — Он пожал плечами. — Вот и все.
И, повернувшись, зашагал по коридору. Госсейн моргнул. Он внутренне собрался, приготовившись к неприятному разговору, и сейчас чувствовал себя обманутым. Недоумевая, зачем Торсону понадобилось заходить к нему, он продолжал одеваться. Неожиданно он вспомнил, что скоро должен появиться Крэнг, и тут же услышал, как входная дверь открылась.
— Уже иду! — крикнул он.
Ответа не последовало. Через минуту позади него мелькнула чья-та тень. Госсейн обернулся. В спальной стоял Джон Прескотт.
— У меня совсем нет времени, — сказал он.
Несмотря на удивление, вызванное появлением Прескотта, Госсейн вздохнул. Посетители не баловали его разнообразием: все куда-то торопились, и это становилось утомительным. Но он ничего не ответил и вопросительно поднял брови.
— Вы, должно быть, задумывались, кто я такой, — сказал Прескотт.
Госсейн перестал что-либо понимать. Прескотт начал говорить взахлеб, ничего не скрывая. Галактический агент. Тайный нуль-А последователь.
— Я просто обязан вам все рассказать, — продолжал он. — Когда вы напали на меня в то утро, я узнал вас по фотографиям, и, по правде говоря, доложил о вашем присутствии на Венере своему начальству. Разумеется, я нисколько не сомневался, что вам удастся бежать. Поверьте, я был просто поражен, когда увидел вас в доме Крэнга.
Он на мгновение остановился, переводя дыхание, и Госсейну едва удалось скрыть свое разочарование. Теперь он лишился единственного преимущества над заговорщиками, которые считали, что Прескотт вне подозрений. Глупо, конечно, рассчитывать на такую малость, но он так надеялся! Теперь остается выяснить, с какой стати Прескотт разоткровенничался и стал сыпать признаниями.
— Я боюсь Амелии, — взволнованно пояснил Прескотт. — Она невинна. Я согласился, чтобы меня связали, лишь бы она ничего не знала. Я думал, ее отпустят сразу после вторжения на Венеру. Но несколько минут тому назад Крэнг сказал, что «X» и Торсон хотят использовать ее, чтобы поймать вас в ловушку.
Он замолчал. Дрожащими пальцами он вынул небольшую металлическую коробочку и, сделав шаг вперед, открыл крышку. Госсейн с любопытством уставился на двенадцать белых таблеток.
— Возьмите одну, — сказал Прескотт.
Догадываясь, что последует дальше, Госсейн тем не менее послушно протянул руку.
— А теперь — глотайте.
Госсейн покачал головой. Постепенно в нем нарастало раздражение.
— Я не принимаю неизвестных лекарств.
— Ради вашей собственной безопасности. Клянусь вам. Противоядие.
— Я пока еще не отравлен, — терпеливо ответил Госсейн.
Прескотт с шумом захлопнул коробочку. Он сунул ее в карман, попятился, одновременно выхватывая бластер.
— Госсейн, — тихо произнес он, — я в безвыходном положении. Либо вы проглотите эту таблетку, либо я вас убью.
Он не испугался, опасность казалась нереальной. Посмотрев на таблетку, Госсейн перевел взгляд на Прескотта.
— В холле, — мягко сказал он, — стоит детектор лжи. Думаю, он поможет быстро разрешить существующие разногласия.
Он оказался прав. Прескотт заявил, взявшись за контакты:
— Лекарство является противоядием. Оно гарантирует безопасность Госсейна в том случае, если я буду вынужден пойти на крайние меры. Прошу твоего подтверждения, но не вдавайся в подробности.
— Это правда, — последовал незамедлительный ответ.
Госсейн проглотил таблетку и некоторое время молча стоял, ожидая, что будет дальше. Он не испытывал никаких ощущений и, глядя на Прескотта, медленно произнес:
— Надеюсь, с вашей женой ничего не произойдет.
— Спасибо, — только и ответил Прескотт.
Он быстро вышел парадным ходом и закрыл за собой дверь. Госсейн закончил одеваться и развалился в кресле, поджидая Крэнга. Он был встревожен куда больше, чем ему хотелось. Все его посетители преследовали каждый определенную цель, но сходились в одном: уверенности, что кризис неминуемо приближается.
На Венеру готовили нападение. Кто? Какая-нибудь галактическая военная сверхдержава? Вполне возможно — кому еще могло прийти в голову поработить человеческую расу, не вышедшую за пределы Солнечной системы? Загадочные агенты, психологическая обработка, инфильтрация и, наконец, мощный удар из ниоткуда. Туманные намеки на Галактическую Лигу, якобы способную противостоять вторжению, казались необоснованными на фоне действий Торсона и полного беззакония. Убийства. Предательства. Захват власти на Земле.
— И считается, что я могу предотвратить войну? — громко сказал Госсейн.
Он коротко рассмеялся, чувствуя нелепость подобных утверждений. К счастью, скоро проблема Гилберта Госсейна разрешится. Самым трудным и опасным для него был момент, когда его чуть не убедили в существовании второго тела. Только логика не позволила ему попасться на эту удочку. Им не удастся выбить его из колеи, он останется в здравом уме и постарается с пользой провести сегодняшний вечер. Громкий стук прервал его размышления. К своему облегчению, он увидел Крэнга.
— Готовы?
Госсейн кивнул.
— Что ж, пойдемте.
Они спустились по лестнице вниз на несколько этажей и по узкому коридору подошли к запертой двери, которую Крэнг отомкнул ключом. Взору Госсейна открылось просторное помещение с мраморным полом, заставленное шкафами, разнообразными приборами и прочим лабораторным оборудованием.
— Прошу, — сказал Крэнг. — Я останусь здесь, а вы осмотрите тело.
— Тело? — с любопытством спросил Госсейн. Внезапно он понял. ТЕЛО!
Он позабыл о Крэнге и сделал шаг вперед. В дальнем углу лаборатории на одном из многочисленных столов лежала неподвижная фигура человека, закрытая простыней. Много раз он слышал о своем втором теле и даже пытался представить его себе, но одно слышать, другое — видеть собственными глазами.
Несоответствие. Между мыслью и событием, словом и действием, жизнью и смертью; противоречие настолько страшное, что организм его заработал в ином ритме, а нервная система, не в состоянии справиться с обилием поступающих сигналов, отказала на какую-то долю секунды.
Комната закружилась, поплыла перед глазами. Он пошатнулся. Но приступ кончился так же быстро, как начался. Разум вернулся к нему мгновенно. Он ощутил пол под ногами, вдохнул в легкие сухой, прохладный воздух. Все еще испытывая последствие шока, не помня себя, он подошел к столу, протянул руку и, осторожно откинув простыню, бросил ее на пол.
14
Госсейн ожидал увидеть перед собой сожженный до неузнаваемости труп. Отчасти он оказался прав.
Лицо не пострадало. Должно быть, им категорически запретили стрелять в голову, чтобы не повредить мозг. Тело практически отсутствовало, разорванное пополам автоматными очередями. Из груди и живота торчали раздробленные кости и куски мяса, а от колен и выше страшное обгоревшее месиво ничем не напоминало человека. Лицо осталось нетронутым.
На нем застыло безмятежное выражение, как будто перед смертью Госсейн не испытывал ни боли, ни отчаяния, ни страха. На щеках проступал чуть заметный румянец. Несомненно, были приняты все меры предосторожности, чтобы предохранить мозг от разложения. Вглядевшись пристальней, он обратил внимание на аккуратный распил вдоль черепной коробки. Остался мозг внутри или его вынули для исследований, Госсейн на знал.
Позади него послышалось какое-то движение, и Госсейн медленно выпрямился. Состояние отрешенности, овладевшее им, постепенно проходило, и он начал воспринимать окружающее. Прошло несколько секунд, прежде чем ему удалось опознать непонятный звук. Шуршание резины по каменному полу. «X». Он оглянулся, чувствуя в себе уверенность, готовый к любым неожиданностям.
Бесстрастным взглядом окинул он гротескное чудовище, закованное в пластик. И только потом увидел вошедших вслед на ним в лабораторию людей. Красавчика Харди. Торсона, как всегда цинично улыбающегося. И наконец. Патрицию в сопровождении двух охранников, возбужденную и с вопросительным выражением на лице.
— Что ж, — громким басом, но без тени иронии в голосе произнес «X». — Мне кажется, Госсейн, вы понятия не имеете, как помешать нам отправить ваше второе тело туда же, куда и первое.
«Отнюдь не блестящее высказывание, — подумал Госсейн, — но обладающее одним неоспоримым достоинством: каждое его слово — правда». Ведь он не мог быть уверен, что в случае физического уничтожения вновь обретет себя в третьем теле.
«X» нетерпеливо помахал пластиковой рукой.
— Хватит болтовни. Приведите жену Прескотта и крепко держите Госсейна.
Четверо охранников взяли Госсейна под руки, в то время как еще трос ввели Амелию Прескотт. Ее затруднительное дыхание, растрепанные волосы, раскрасневшееся лицо и связанные за спиной руки говорили сами за себя. Увидев Госсейна, Амелия попыталась что-то сказать, беззвучно шевеля губами: видимо, ей заткнули рот прозрачным кляпом. Поняв бесплодность своих попыток, она пожала плечами и печально улыбнулась. Несмотря на довольно жалкий вид, держалась она с достоинством.
«X», сверкая пластиковым куполом головы, не отрываясь смотрел на Госсейна.
— Выслушайте меня внимательно, — сказал он. — Мы готовы начать войну, равной которой не знало человечество. В наше распоряжение представлены десять тысяч звездолетов, сорок миллионов солдат, гигантские заводы по выпуску боевой техники — и все это лишь крупицы сил самой могущественной империи во Вселенной. Госсейн, МЫ НЕ МОЖЕМ ПРОИГРАТЬ! — Он перевел дыхание. — Тем не менее мы предпочитаем застраховаться. Мы бы хотели предложить вам, величине неизвестной, занять среди нас одно из самых высоких мест в иерархии, которая будет управлять Солнечной системой. — Он пожал плечами. — Но вы должны понять, что в нашей совместной деятельности нет никакого смысла, если вы не захотите реально оценить ситуацию. Мы должны убивать, Госсейн! Мы ДОЛЖНЫ быть жестокими. Ничто так не убеждает людей, как насилие.
На какое-то мгновение Госсейну показалось, что он говорит об Амелии Прескотт. Он почувствовал слабость в ногах и только потом понял, что «X» имел в виду совсем другое.
— Убивать? — спросил он. — Кого?
— Необходимо уничтожить примерно двадцать миллионов венериан, — ответил «X». Сидя в инвалидном кресле на колесах, он выглядел как навозный жук из пластика, которого не увидишь и в кошмарном сне. — Как вы знаете, — продолжал он, — единственная разница между уничтожением двадцати человеческих жизней и двадцати миллионов заключается лишь в реакции оставшихся в живых. С этим легко справится пропаганда.
Госсейну казалось, что он тонет в бездонном колодце.
— А что станет с остальными двумястами двадцатью миллионами жителей Венеры? — как бы издалека услышал он свой голос.
— Террор, — гудящим басом ответил «X». — Безжалостный террор по отношению к тем, кто осмелится оказать сопротивление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21