Она ждала определенно не меня. Я попытался поймать ее взгляд, но она вдруг увидела что-то у меня за спиной, отчего все ее лицо оживилось до последней черточки. Кто-то сзади положил мне руку на плечо, и я почувствовал, как меня подталкивают вперед, к этой женщине.
– Николас!
– Привет! Они обнялись, и я наблюдал, как она сжимает его в медвежьих объятиях. И что? Эта женщина и была Марис Йорк. Иногда судьба вручает тебе хорошие чаевые.
– Я так рада тебя видеть.
– И я тоже, дружище. Марис, это мой друг Уокер Истерлинг.
Не отпуская его локтя, она пожала мне руку, и сделала это хорошо: сильно и с чувством.
– Рада познакомиться с вами, Уокер. Так мило с вашей стороны прийти сюда.
Меня удивил ее безмятежный и счастливый вид. Пару часов назад она подверглась нападению, а сейчас стояла здесь, как невозмутимая хозяйка на дипломатическом коктейле.
– Эй, что это? – Николас указал на темную отметину под ее правым ухом.
– На память от Люка. Наверное, завтра моя челюсть будет выглядеть ужасно. Как у проигравшего боксера.
– Минутку. Давай добудем немного вина, а потом поговорим обо всем.
Он отошел к стойке. Марис проводила его взглядом. Когда она повернулась ко мне, то одновременно плакала и улыбалась.
– Пожалуйста, извините меня, Уокер. Я просто… – Она приложила руку к глазам и резким движением смахнула слезы. – Так приятно видеть вас двоих. Когда Николас позвонил сегодня утром, я так обрадовалась. А потом надо же было случиться этой глупости. – Она снова вытерла глаза. – Я сегодня действительно не в себе. Я думала, мне конец.
– А теперь вам лучше?
– Хотелось бы, но пока еще не очень. Жаль, мы не встретились при других обстоятельствах.
Вернулся Николас с большой бутылкой белого вина и тремя бокалами.
– Ну, так полиция еще его не схватила? – Он протянул ей наполненный до краев бокал.
– Нет, и вряд ли схватит. Насколько я его знаю, он сейчас, наверное, уже на пути во Францию. У него уже бывали неприятности с полицией. Когда что-нибудь случается, Люк удирает в Париж. У него там семья. В душе он большой трусишка.
И это все решило. Оттого что человека (монстра?), недавно пытавшегося ее убить, она называла «трусишкой», я влюбился в нее. Поверьте, вот так просто и было.
Ключи, отпирающие сердце, сделаны из смешного материала: вылетевшая ни с того ни с сего, ниоткуда, обезоруживающая фраза; некая особенная походка, от которой у тебя кружится голова; то, как женщина напевает в одиночестве. Отец говорил, для него все решило то, как моя мать с ним танцевала.
Николас и Марис продолжали говорить, а я все смотрел на нее и пытался придумать, что же делать. Когда я снова переключился на их разговор, Николас спрашивал, что она собирается делать.
– Останусь у подруги. Я хочу поскорее убраться из города, потому что неизвестно, когда он вернется. Пока еще не знаю, куда уехать, так что сначала надо определиться с этим.
– Тебе нужны деньги? Она протянула руку и коснулась его щеки.
– Нет, но все равно спасибо за предложение. Дома я взяла всю свою наличность, чеки и паспорт, на всякий случай. Я не собираюсь туда возвращаться. Я позвоню своей подруге Хайди и попрошу ее перевезти мои вещи на склад или куда там еще. Где бы Люк ни был сейчас, он не оставит меня в покое. Я о многом тебе не рассказывала. Я привыкла думать, что он просто обидчивый и ранимый, но он действительно сумасшедший, Николас.
– А почему бы нам не отправиться вместе в Вену?
Это сказал я.
Оба взглянули на меня с одинаковым выражением: «А?»
Николас отхлебнул вина и посмотрел на часы.
– Он совершенно прав. Поехали, Марис. У нас сорок пять минут.
Она приложила руку к губам. О! Прошло десять лет, прежде чем она заговорила. Что бы, черт возьми, я сделал, если бы она сказала «нет»? Чем стала бы для меня ночь в Вене без нее? Она перевела взгляд с Николаса на меня, потом обратно на Николаса.
– Пожалуй, мне хочется так и сделать.
– Так сделай! Пошли. На ней было короткое черное пальто из какого-то шелковистого материала. Я смотрел, как она накинула его на плечи. Когда мы собрались уходить, Марис обернулась и взглянула на меня.
– Это безумие? Я должна?..
– Полагаю, это не безумнее всего прочего, что случилось сегодня, а? Люк знает, что вы друзья с Николасом?
– О да, но ему не придет в голову, что мы вот так, с бухты-барахты отправимся в Вену. Это не в моем духе, обычно я не очень реактивная.
– Тогда все в порядке.
Она глубоко вдохнула и кивнула, скорее себе, чем мне.
– Да, верно. Спасибо.
Николас взял ее за локоть, и они направились к лестнице. Я следовал сзади, размышляя, какую роль в этом сценарии сыграли Бог, или судьба, или удача. В сердце у меня еще таился страх: вдруг Марис остановится и скажет, что никак не может уехать? Возможно, сам того не думая, я шел за ними по пятам, чтобы схватить ее, если она начнет сомневаться или испугается громады предстоящего риска.
Несколько недель спустя я спросил Марис, о чем она думала в тот вечер, когда мы вышли из ресторана. Она дала странный ответ:
– Я думала об одной знакомой женщине, которая участвовала в конкурсе. Много лет она отрезала купоны и заполняла формы, делала все то, что делают для участия в конкурсе. Настоящая фанатичка. Ну и однажды выиграла. Выиграла первый приз. Трехдневное путешествие по Колорадо на воздушном шаре. Изысканные пикники, виды гор с высоты, все такое прочее. Мило, а? И в день отлета ей пришлось поехать к шару, который висел в чистом поле где-то на краю государственного лесного заповедника. Когда она прибыла, всюду были толпы фото– и телерепортеров, чтобы запечатлеть праздник. Она обожала все это, потому что в ней было что-то от актрисы. И теперь приз казался еще лучше, чем она надеялась. Сколько раз такое выпадает в жизни? Сначала выиграть конкурс, а потом еще и появиться в шестичасовых новостях. Все шло wunder- bar … На шаре должны были лететь четверо, и когда все разместились в корзине, он взлетел. Крутились телекамеры, все кричали и махали руками, пилот разбил бутылку шампанского… А потом шар загорелся. Не спрашивайте как. Все просто вдруг вспыхнуло – ж-ж-жих! Они были футах в двухстах над землей. Нет, это слишком, но все равно, по ее словам, они были очень высоко. Шар начал разваливаться, и на них стали падать горящие куски полотна.
Моя подруга и еще двое в панике прыгнули через край корзины. Те двое разбились насмерть, упав на землю, но моя подруга чудесным образом угодила на дерево, это замедлило падение и смягчило удар. Она не умерла, но следующие три года провела в больнице и теперь ходит с двумя палками.
– О господи, ну и история. Но какое она имеет отношение к тому вечеру, когда мы встретились?
– В тот вечер я думала, не окажется ли мое внезапное решение лететь в Вену похожим на ее прыжок с шара.
– Со сковородки да в огонь?
– Нет, потому что огонь и так уже был со всех сторон. Люк спалил тот день дотла. Я думала, что даже если разобьюсь, как яйцо от удара, в Вене, это будет лучше, чем медленно падать и гореть в Мюнхене.
Мы поехали в мюнхенский аэропорт на ее красной машине. Машина оказалась в точности такой, как описывал Николас, – черт-те что. Пепельницы переполнены, заднее сиденье пропорото на самом видном месте, повсюду разбросаны книги. Большую часть поездки я пытался в промельках света уличных фонарей прочесть их названия. Я гадал, во всем ли она такая неряха, но был так счастлив, что мне было все равно. Николас попросил Марис включить радио, но она сказала, что оно уже неделю как сломалось. Обернувшись, он подмигнул мне.
– Эй, Kleine , почему ты никак не купишь хорошую машину? Зарабатываешь ты достаточно. Эта штуковина напоминает что-то из «Безумного Макса».
Переключая скорость, Марис ткнула его под ребра.
– Ишь ты какой! Мне что, нужно уподобиться тебе и купить «порше»? К. С. Ж.?
Он снова обернулся ко мне.
– Что такое К. С. Ж.?
– Машина Кризиса Середины Жизни. На таких ездят или взявший ее у папочки сопляк, которому едва исполнился двадцать один год, или сорокалетний хмырь, желающий пофорсить напоследок, прежде чем признать, что со своей лысиной, золотым «ролексом» и подружкой, которой нет и двадцати, он выглядит по-дурацки.
– У меня нет лысины. И нет такой подружки. Она посмотрела на него, улыбнулась, но вопросительно приподняла бровь.
– Может быть, и нет, но как только тебе стукнуло сорок, ты купил подобную машину. Не забывай, Николас, я была там, когда ты покупал ее.
В их шутках слышался эротичный, дразнящий тон, заставивший меня всерьез усомниться в словах Николаса, что они не были любовниками. Прежде чем мы приехали, она наговорила ему много такого, на что он, услышь это от других, давно бы уже разозлился.
Машину она вела так же, как говорила: нервно, немножко чересчур быстро, но совершенно уверенно. Я почти забыл, что ей довелось пережить за этот день. Все выглядело так, будто мы втроем выехали на вечер за город, а не помогали ей сбежать от маньяка, гнавшегося за ней с ножницами.
– Из аэропорта я позвоню Уши узнать, нельзя ли тебе остановиться у нее.
Я быстро прокрутил в голове три-четыре предложения. «Она может остановиться у меня, Николас. Никаких проблем». «Эй, остановитесь у меня, Марис. Я лягу на кушетку, если вы не возражаете спать с котом». Прокрутив еще несколько, я мудро решил молчать в тряпочку.
В аэропорту она поставила машину на долгосрочную стоянку, и мы перебежками бросились между движущимися автомобилями к главному входу. Было девять вечера, и в здании маячило лишь несколько человек. Пока Марис покупала билет, Николас пошел искать телефон. Я встал подальше от билетной кассы, не уверенный, захочет ли Марис, чтобы я был рядом. Купив билет, она подошла.
– Я так долго никуда не летала. Всегда терпеть этого не могла. Жутко трушу. Я обычно принимаю пять таблеток успокоительного и за час до отлета впадаю в полный ступор. Так я справляюсь с этим. А на этот раз никакого успокоительного.
– Вы не похожи на человека, который боится летать.
– Только посмотрите на мои коленки на взлете.
– Есть выход! Вы сядете между нами, так что в случае чего у вас будут стереозажимы.
– Знаете, что так приятно во всем этом приключении, Уокер? Что из очень плохого может выйти нечто очень ободряющее и… человечное. Идя на встречу с Николасом, я думала, что пройдет час и мне станет чуть-чуть полегче. Не более того. Но потом опять вернутся испуг и неуверенность. А вы так чудесно избавили меня от необходимости решать. Вы просто сказали: «Мы позаботимся о вас», – и позаботились. Не могу выразить, как я вам благодарна за это. А ведь вы меня даже не знаете! Я еле нашел в себе силы посмотреть на нее.
– Надеюсь, еще узнаю.
Шел дождь, когда Николас в своем белом фургончике подрулил к сектору прибытия. Марис громко рассмеялась и захлопала в ладоши.
– Вот шутник! А где «порше», в кузове?
Я забыл, что у Николаса в машине всего два сиденья, так что Марис пришлось ехать в город у меня на коленях. Она постоянно спрашивала, не раздавит ли меня. Меня бы вполне устроило, если бы поездка продолжалась несколько дней.
Уши Хеллингер работала с Николасом много лет, костюмером на его фильмах. Она, наверное, была его лучшей подругой, и он часто вел себя с ней как с сестрой. Мне она нравилась по многим причинам, а особенно потому, что всегда была со мной совершенно откровенна, великодушна и своеобразна. Когда я вернулся в город после развода, Уши была в числе тех заботливых людей, кто приглядывал за мной.
Она жила в студии в Третьем округе и в ту ночь открыла дверь во фланелевой ночной рубашке, красной, как свежий мак. Я ничего не знал о ее знакомстве с Марис, но, увидев друг друга, обе радостно завопили и крепко обнялись. На стеклянном столике в углу стоял полный набор закусок. Все мы уже давно ничего не ели и потому следующие полчаса поглощали все, что там нашли, в то время как Уши выпытывала у нас, что случилось в Мюнхене.
Посреди «захерторта» Марис расплакалась. Она совершенно выдохлась, и прожитый день в конце концов навалился на нее. Я редко видел людей в таком смятении. Сгорбившись, закрыв лицо руками, она плакала так, что слезы просачивались у нее между пальцев и капали на пол. Уши встала и обняла ее; их головы склонились вместе, как в молитве или скорби.
Николас взглянул на меня и кивком подал знак – мол, пора уходить. Мы одновременно встали и пошли к выходу. Когда я обернулся и оглядел комнату, Уши подняла глаза, слегка улыбнулась и снова обратила все свое внимание на подругу.
3
На следующее утро я проснулся, не помня почти ничего из того, что случилось накануне. Только когда натянул штаны, воспоминания хлынули с таким полноцветным напором, что я мог лишь стоять и бессмысленно пялиться на стену.
Не знаю, отчего случился такой провал, но некоторое представление у меня возникло. Семь часов назад мой ум, как и тело, выпал из своих «одежд» на пол и устало заполз в постель. Перегруженный событиями день требовал воспринять их, или обдумать, или отвергнуть, или запомнить… мой мозг просто насытился этим, ему требовалось несколько пустых часов для себя. И как горький пьяница на следующее утро, он встал на призыв дня лишь потому, что пришлось.
Мои воспоминания о прошлых событиях прервал Орландо. Стоя в своем фиолетовом кошачьем доме, он громко объявил, что пора завтракать, поскольку свое утреннее умывание он уже закончил, и прочее, и прочее.
Я босиком прошел на кухню и открыл ему жестянку чего-то вкусного. Что хорошо в Орландо – он не привередлив в еде. Его излюбленными блюдами были авокадо и сырая печенка, но он охотно лопал почти все, что я клал ему в миску. Ел он всегда очень медленно, иногда делая паузу между кусками, дабы обдумать, что же он ест. Если сказать ему что-то, пока он жует, его рот переставал двигаться, и, прежде чем продолжать трапезу, кот, хоть и слепой, смотрел в твоем направлении и ждал, пока ты закончишь.
Готовя себе кофе и тосты, я прокрутил в голове вчерашний день: назад, вперед и со многими стоп-кадрами. Это напомнило мне спортсмена, просматривающего запись прошлой игры, чтобы отметить как собственные слабости, так и промахи своих противников.
Когда зазвонил телефон, я думал о словах, что Марис сказала мне в самолете на обратном пути: «Сегодня выдался один из таких деньков, которые утомляют на всю оставшуюся жизнь».
Телефон прозвонил четыре раза, пока я взял трубку.
– Уокер, ты ей еще не звонил?
– Нет. А надо?
– Конечно! Ты что, сам не понимаешь, как она напугана и как ей одиноко?
– Николас, еще девять часов утра! Не думаю, что она уже напугана и одинока. Послушай, мы говорили об этом, но я хочу спросить еще раз: тебе это действительно ничего, если я приглашу ее куда-нибудь?
– Абсолютно. Я знаю, что ты думаешь, но мы действительно не заходили далеко. Не становись параноиком раньше времени.
Прежде чем позвонить, я почистил зубы.
– Алло, Марис? Это Уокер Истерлинг.
– Привет! Я только что вернулась, пять минут назад. Выходила купить все нужное, чтобы разместиться здесь на неопределенный срок: зубную щетку, мыло и тушь для ресниц. Я даже зашла в магазин игрушек и купила пару наборов «Лего».
– «Лего»? И что вы с ним делаете?
– А что, Николас вам не говорил? Я с этим работаю. Я делаю конструкции из «Лего». Строю из них города. Из «Лего», бальзового дерева, иногда из папье-маше. Когда-нибудь я покажу вам. Я строю свои собственные города, чтобы заработать на жизнь, и люди действительно их покупают.
– Выставляетесь в галереях?
– О да. У меня была большая выставка в Бремене не так давно, продала почти все. Я так обрадовалась и так разленилась, что ничего не делала два месяца. Потом я обнаружила, что деньги кончились и пора снова браться за работу. К несчастью, это случилось как раз тогда, когда за меня взялся Люк.
– Марис, у вас сегодня есть время? Могу я пригласить вас на кофе или на обед?
– Я хотела то же самое спросить у вас.
– Правда? Тогда, может, устроим это прямо сейчас? Я не завтракал в надежде, что вы окажетесь голодны.
Через полчаса мы встретились на Грабене – одной из главных венских пешеходных улиц. Побывать там всегда приятно, здесь полно прогуливающихся, , кафе на открытом воздухе, шикарные магазины.
Я пришел раньше времени, и что-то толкнуло меня зайти в кондитерскую «Годива» и купить Марис два шоколадных мячика для гольфа.
Выходя оттуда, я увидел, как она пробирается по улице к собору Святого Стефана, где мы условились встретиться. Какое-то время я наблюдал за ней. Мне пришла в голову одна мысль, и я быстро двинулся наперехват. Оказавшись футах в десяти позади, я замедлил шаг, желая посмотреть реакцию людей на эту высокую женщину в красной шляпке.
И я не был разочарован. Мужчины наблюдали за ней с восхищением, женщины бросали два взгляда: первый, признающий достоинства, второй, быстро пробегавший с головы до ног, – оценивавший ее одежду и обращение с косметикой.
Я прикоснулся сзади к ее локтю. Не оборачиваясь, она дотронулась до моих пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Николас!
– Привет! Они обнялись, и я наблюдал, как она сжимает его в медвежьих объятиях. И что? Эта женщина и была Марис Йорк. Иногда судьба вручает тебе хорошие чаевые.
– Я так рада тебя видеть.
– И я тоже, дружище. Марис, это мой друг Уокер Истерлинг.
Не отпуская его локтя, она пожала мне руку, и сделала это хорошо: сильно и с чувством.
– Рада познакомиться с вами, Уокер. Так мило с вашей стороны прийти сюда.
Меня удивил ее безмятежный и счастливый вид. Пару часов назад она подверглась нападению, а сейчас стояла здесь, как невозмутимая хозяйка на дипломатическом коктейле.
– Эй, что это? – Николас указал на темную отметину под ее правым ухом.
– На память от Люка. Наверное, завтра моя челюсть будет выглядеть ужасно. Как у проигравшего боксера.
– Минутку. Давай добудем немного вина, а потом поговорим обо всем.
Он отошел к стойке. Марис проводила его взглядом. Когда она повернулась ко мне, то одновременно плакала и улыбалась.
– Пожалуйста, извините меня, Уокер. Я просто… – Она приложила руку к глазам и резким движением смахнула слезы. – Так приятно видеть вас двоих. Когда Николас позвонил сегодня утром, я так обрадовалась. А потом надо же было случиться этой глупости. – Она снова вытерла глаза. – Я сегодня действительно не в себе. Я думала, мне конец.
– А теперь вам лучше?
– Хотелось бы, но пока еще не очень. Жаль, мы не встретились при других обстоятельствах.
Вернулся Николас с большой бутылкой белого вина и тремя бокалами.
– Ну, так полиция еще его не схватила? – Он протянул ей наполненный до краев бокал.
– Нет, и вряд ли схватит. Насколько я его знаю, он сейчас, наверное, уже на пути во Францию. У него уже бывали неприятности с полицией. Когда что-нибудь случается, Люк удирает в Париж. У него там семья. В душе он большой трусишка.
И это все решило. Оттого что человека (монстра?), недавно пытавшегося ее убить, она называла «трусишкой», я влюбился в нее. Поверьте, вот так просто и было.
Ключи, отпирающие сердце, сделаны из смешного материала: вылетевшая ни с того ни с сего, ниоткуда, обезоруживающая фраза; некая особенная походка, от которой у тебя кружится голова; то, как женщина напевает в одиночестве. Отец говорил, для него все решило то, как моя мать с ним танцевала.
Николас и Марис продолжали говорить, а я все смотрел на нее и пытался придумать, что же делать. Когда я снова переключился на их разговор, Николас спрашивал, что она собирается делать.
– Останусь у подруги. Я хочу поскорее убраться из города, потому что неизвестно, когда он вернется. Пока еще не знаю, куда уехать, так что сначала надо определиться с этим.
– Тебе нужны деньги? Она протянула руку и коснулась его щеки.
– Нет, но все равно спасибо за предложение. Дома я взяла всю свою наличность, чеки и паспорт, на всякий случай. Я не собираюсь туда возвращаться. Я позвоню своей подруге Хайди и попрошу ее перевезти мои вещи на склад или куда там еще. Где бы Люк ни был сейчас, он не оставит меня в покое. Я о многом тебе не рассказывала. Я привыкла думать, что он просто обидчивый и ранимый, но он действительно сумасшедший, Николас.
– А почему бы нам не отправиться вместе в Вену?
Это сказал я.
Оба взглянули на меня с одинаковым выражением: «А?»
Николас отхлебнул вина и посмотрел на часы.
– Он совершенно прав. Поехали, Марис. У нас сорок пять минут.
Она приложила руку к губам. О! Прошло десять лет, прежде чем она заговорила. Что бы, черт возьми, я сделал, если бы она сказала «нет»? Чем стала бы для меня ночь в Вене без нее? Она перевела взгляд с Николаса на меня, потом обратно на Николаса.
– Пожалуй, мне хочется так и сделать.
– Так сделай! Пошли. На ней было короткое черное пальто из какого-то шелковистого материала. Я смотрел, как она накинула его на плечи. Когда мы собрались уходить, Марис обернулась и взглянула на меня.
– Это безумие? Я должна?..
– Полагаю, это не безумнее всего прочего, что случилось сегодня, а? Люк знает, что вы друзья с Николасом?
– О да, но ему не придет в голову, что мы вот так, с бухты-барахты отправимся в Вену. Это не в моем духе, обычно я не очень реактивная.
– Тогда все в порядке.
Она глубоко вдохнула и кивнула, скорее себе, чем мне.
– Да, верно. Спасибо.
Николас взял ее за локоть, и они направились к лестнице. Я следовал сзади, размышляя, какую роль в этом сценарии сыграли Бог, или судьба, или удача. В сердце у меня еще таился страх: вдруг Марис остановится и скажет, что никак не может уехать? Возможно, сам того не думая, я шел за ними по пятам, чтобы схватить ее, если она начнет сомневаться или испугается громады предстоящего риска.
Несколько недель спустя я спросил Марис, о чем она думала в тот вечер, когда мы вышли из ресторана. Она дала странный ответ:
– Я думала об одной знакомой женщине, которая участвовала в конкурсе. Много лет она отрезала купоны и заполняла формы, делала все то, что делают для участия в конкурсе. Настоящая фанатичка. Ну и однажды выиграла. Выиграла первый приз. Трехдневное путешествие по Колорадо на воздушном шаре. Изысканные пикники, виды гор с высоты, все такое прочее. Мило, а? И в день отлета ей пришлось поехать к шару, который висел в чистом поле где-то на краю государственного лесного заповедника. Когда она прибыла, всюду были толпы фото– и телерепортеров, чтобы запечатлеть праздник. Она обожала все это, потому что в ней было что-то от актрисы. И теперь приз казался еще лучше, чем она надеялась. Сколько раз такое выпадает в жизни? Сначала выиграть конкурс, а потом еще и появиться в шестичасовых новостях. Все шло wunder- bar … На шаре должны были лететь четверо, и когда все разместились в корзине, он взлетел. Крутились телекамеры, все кричали и махали руками, пилот разбил бутылку шампанского… А потом шар загорелся. Не спрашивайте как. Все просто вдруг вспыхнуло – ж-ж-жих! Они были футах в двухстах над землей. Нет, это слишком, но все равно, по ее словам, они были очень высоко. Шар начал разваливаться, и на них стали падать горящие куски полотна.
Моя подруга и еще двое в панике прыгнули через край корзины. Те двое разбились насмерть, упав на землю, но моя подруга чудесным образом угодила на дерево, это замедлило падение и смягчило удар. Она не умерла, но следующие три года провела в больнице и теперь ходит с двумя палками.
– О господи, ну и история. Но какое она имеет отношение к тому вечеру, когда мы встретились?
– В тот вечер я думала, не окажется ли мое внезапное решение лететь в Вену похожим на ее прыжок с шара.
– Со сковородки да в огонь?
– Нет, потому что огонь и так уже был со всех сторон. Люк спалил тот день дотла. Я думала, что даже если разобьюсь, как яйцо от удара, в Вене, это будет лучше, чем медленно падать и гореть в Мюнхене.
Мы поехали в мюнхенский аэропорт на ее красной машине. Машина оказалась в точности такой, как описывал Николас, – черт-те что. Пепельницы переполнены, заднее сиденье пропорото на самом видном месте, повсюду разбросаны книги. Большую часть поездки я пытался в промельках света уличных фонарей прочесть их названия. Я гадал, во всем ли она такая неряха, но был так счастлив, что мне было все равно. Николас попросил Марис включить радио, но она сказала, что оно уже неделю как сломалось. Обернувшись, он подмигнул мне.
– Эй, Kleine , почему ты никак не купишь хорошую машину? Зарабатываешь ты достаточно. Эта штуковина напоминает что-то из «Безумного Макса».
Переключая скорость, Марис ткнула его под ребра.
– Ишь ты какой! Мне что, нужно уподобиться тебе и купить «порше»? К. С. Ж.?
Он снова обернулся ко мне.
– Что такое К. С. Ж.?
– Машина Кризиса Середины Жизни. На таких ездят или взявший ее у папочки сопляк, которому едва исполнился двадцать один год, или сорокалетний хмырь, желающий пофорсить напоследок, прежде чем признать, что со своей лысиной, золотым «ролексом» и подружкой, которой нет и двадцати, он выглядит по-дурацки.
– У меня нет лысины. И нет такой подружки. Она посмотрела на него, улыбнулась, но вопросительно приподняла бровь.
– Может быть, и нет, но как только тебе стукнуло сорок, ты купил подобную машину. Не забывай, Николас, я была там, когда ты покупал ее.
В их шутках слышался эротичный, дразнящий тон, заставивший меня всерьез усомниться в словах Николаса, что они не были любовниками. Прежде чем мы приехали, она наговорила ему много такого, на что он, услышь это от других, давно бы уже разозлился.
Машину она вела так же, как говорила: нервно, немножко чересчур быстро, но совершенно уверенно. Я почти забыл, что ей довелось пережить за этот день. Все выглядело так, будто мы втроем выехали на вечер за город, а не помогали ей сбежать от маньяка, гнавшегося за ней с ножницами.
– Из аэропорта я позвоню Уши узнать, нельзя ли тебе остановиться у нее.
Я быстро прокрутил в голове три-четыре предложения. «Она может остановиться у меня, Николас. Никаких проблем». «Эй, остановитесь у меня, Марис. Я лягу на кушетку, если вы не возражаете спать с котом». Прокрутив еще несколько, я мудро решил молчать в тряпочку.
В аэропорту она поставила машину на долгосрочную стоянку, и мы перебежками бросились между движущимися автомобилями к главному входу. Было девять вечера, и в здании маячило лишь несколько человек. Пока Марис покупала билет, Николас пошел искать телефон. Я встал подальше от билетной кассы, не уверенный, захочет ли Марис, чтобы я был рядом. Купив билет, она подошла.
– Я так долго никуда не летала. Всегда терпеть этого не могла. Жутко трушу. Я обычно принимаю пять таблеток успокоительного и за час до отлета впадаю в полный ступор. Так я справляюсь с этим. А на этот раз никакого успокоительного.
– Вы не похожи на человека, который боится летать.
– Только посмотрите на мои коленки на взлете.
– Есть выход! Вы сядете между нами, так что в случае чего у вас будут стереозажимы.
– Знаете, что так приятно во всем этом приключении, Уокер? Что из очень плохого может выйти нечто очень ободряющее и… человечное. Идя на встречу с Николасом, я думала, что пройдет час и мне станет чуть-чуть полегче. Не более того. Но потом опять вернутся испуг и неуверенность. А вы так чудесно избавили меня от необходимости решать. Вы просто сказали: «Мы позаботимся о вас», – и позаботились. Не могу выразить, как я вам благодарна за это. А ведь вы меня даже не знаете! Я еле нашел в себе силы посмотреть на нее.
– Надеюсь, еще узнаю.
Шел дождь, когда Николас в своем белом фургончике подрулил к сектору прибытия. Марис громко рассмеялась и захлопала в ладоши.
– Вот шутник! А где «порше», в кузове?
Я забыл, что у Николаса в машине всего два сиденья, так что Марис пришлось ехать в город у меня на коленях. Она постоянно спрашивала, не раздавит ли меня. Меня бы вполне устроило, если бы поездка продолжалась несколько дней.
Уши Хеллингер работала с Николасом много лет, костюмером на его фильмах. Она, наверное, была его лучшей подругой, и он часто вел себя с ней как с сестрой. Мне она нравилась по многим причинам, а особенно потому, что всегда была со мной совершенно откровенна, великодушна и своеобразна. Когда я вернулся в город после развода, Уши была в числе тех заботливых людей, кто приглядывал за мной.
Она жила в студии в Третьем округе и в ту ночь открыла дверь во фланелевой ночной рубашке, красной, как свежий мак. Я ничего не знал о ее знакомстве с Марис, но, увидев друг друга, обе радостно завопили и крепко обнялись. На стеклянном столике в углу стоял полный набор закусок. Все мы уже давно ничего не ели и потому следующие полчаса поглощали все, что там нашли, в то время как Уши выпытывала у нас, что случилось в Мюнхене.
Посреди «захерторта» Марис расплакалась. Она совершенно выдохлась, и прожитый день в конце концов навалился на нее. Я редко видел людей в таком смятении. Сгорбившись, закрыв лицо руками, она плакала так, что слезы просачивались у нее между пальцев и капали на пол. Уши встала и обняла ее; их головы склонились вместе, как в молитве или скорби.
Николас взглянул на меня и кивком подал знак – мол, пора уходить. Мы одновременно встали и пошли к выходу. Когда я обернулся и оглядел комнату, Уши подняла глаза, слегка улыбнулась и снова обратила все свое внимание на подругу.
3
На следующее утро я проснулся, не помня почти ничего из того, что случилось накануне. Только когда натянул штаны, воспоминания хлынули с таким полноцветным напором, что я мог лишь стоять и бессмысленно пялиться на стену.
Не знаю, отчего случился такой провал, но некоторое представление у меня возникло. Семь часов назад мой ум, как и тело, выпал из своих «одежд» на пол и устало заполз в постель. Перегруженный событиями день требовал воспринять их, или обдумать, или отвергнуть, или запомнить… мой мозг просто насытился этим, ему требовалось несколько пустых часов для себя. И как горький пьяница на следующее утро, он встал на призыв дня лишь потому, что пришлось.
Мои воспоминания о прошлых событиях прервал Орландо. Стоя в своем фиолетовом кошачьем доме, он громко объявил, что пора завтракать, поскольку свое утреннее умывание он уже закончил, и прочее, и прочее.
Я босиком прошел на кухню и открыл ему жестянку чего-то вкусного. Что хорошо в Орландо – он не привередлив в еде. Его излюбленными блюдами были авокадо и сырая печенка, но он охотно лопал почти все, что я клал ему в миску. Ел он всегда очень медленно, иногда делая паузу между кусками, дабы обдумать, что же он ест. Если сказать ему что-то, пока он жует, его рот переставал двигаться, и, прежде чем продолжать трапезу, кот, хоть и слепой, смотрел в твоем направлении и ждал, пока ты закончишь.
Готовя себе кофе и тосты, я прокрутил в голове вчерашний день: назад, вперед и со многими стоп-кадрами. Это напомнило мне спортсмена, просматривающего запись прошлой игры, чтобы отметить как собственные слабости, так и промахи своих противников.
Когда зазвонил телефон, я думал о словах, что Марис сказала мне в самолете на обратном пути: «Сегодня выдался один из таких деньков, которые утомляют на всю оставшуюся жизнь».
Телефон прозвонил четыре раза, пока я взял трубку.
– Уокер, ты ей еще не звонил?
– Нет. А надо?
– Конечно! Ты что, сам не понимаешь, как она напугана и как ей одиноко?
– Николас, еще девять часов утра! Не думаю, что она уже напугана и одинока. Послушай, мы говорили об этом, но я хочу спросить еще раз: тебе это действительно ничего, если я приглашу ее куда-нибудь?
– Абсолютно. Я знаю, что ты думаешь, но мы действительно не заходили далеко. Не становись параноиком раньше времени.
Прежде чем позвонить, я почистил зубы.
– Алло, Марис? Это Уокер Истерлинг.
– Привет! Я только что вернулась, пять минут назад. Выходила купить все нужное, чтобы разместиться здесь на неопределенный срок: зубную щетку, мыло и тушь для ресниц. Я даже зашла в магазин игрушек и купила пару наборов «Лего».
– «Лего»? И что вы с ним делаете?
– А что, Николас вам не говорил? Я с этим работаю. Я делаю конструкции из «Лего». Строю из них города. Из «Лего», бальзового дерева, иногда из папье-маше. Когда-нибудь я покажу вам. Я строю свои собственные города, чтобы заработать на жизнь, и люди действительно их покупают.
– Выставляетесь в галереях?
– О да. У меня была большая выставка в Бремене не так давно, продала почти все. Я так обрадовалась и так разленилась, что ничего не делала два месяца. Потом я обнаружила, что деньги кончились и пора снова браться за работу. К несчастью, это случилось как раз тогда, когда за меня взялся Люк.
– Марис, у вас сегодня есть время? Могу я пригласить вас на кофе или на обед?
– Я хотела то же самое спросить у вас.
– Правда? Тогда, может, устроим это прямо сейчас? Я не завтракал в надежде, что вы окажетесь голодны.
Через полчаса мы встретились на Грабене – одной из главных венских пешеходных улиц. Побывать там всегда приятно, здесь полно прогуливающихся, , кафе на открытом воздухе, шикарные магазины.
Я пришел раньше времени, и что-то толкнуло меня зайти в кондитерскую «Годива» и купить Марис два шоколадных мячика для гольфа.
Выходя оттуда, я увидел, как она пробирается по улице к собору Святого Стефана, где мы условились встретиться. Какое-то время я наблюдал за ней. Мне пришла в голову одна мысль, и я быстро двинулся наперехват. Оказавшись футах в десяти позади, я замедлил шаг, желая посмотреть реакцию людей на эту высокую женщину в красной шляпке.
И я не был разочарован. Мужчины наблюдали за ней с восхищением, женщины бросали два взгляда: первый, признающий достоинства, второй, быстро пробегавший с головы до ног, – оценивавший ее одежду и обращение с косметикой.
Я прикоснулся сзади к ее локтю. Не оборачиваясь, она дотронулась до моих пальцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29