Мне подумалось, не случалось ли и у Анны чего-то подобного со своими родителями.
Свет зажегся прежде, чем я достиг верха. Шагнув на площадку, я лишь успел заметить, как все трое огибают угол и исчезают в темноте.
Послышался голос Анны:
— Вы еще там?
Ускорив шаги, я крикнул в ответ:
— Да, да, иду.
Пол был из светлых некрашеных досок, тщательно обструганных и подогнанных одна к одной, что напомнило мне скандинавские дома. Никаких столов, стульев или сервантов, никаких картин на стенах. Казалось, у дома раздвоение личности: на верхнем этаже стерильная пустота, на нижнем кавардак и безумие. Обогнув угол, я увидел свет, льющийся из узкой двери. Никаких звуков — ни голоса, ни шума шагов. Я подошел к двери и ступил через порог, и тут же был разочарован. Комната в буквальном смысле пустовала — если не считать большого дубового бюро с откинутой крышкой и задвинутого под нее стула на колесиках. На крышке лежала зеленая книга записей и старый оранжевый «паркер» модели «лакки кёрв». И больше ничего.
— Здесь так пусто.
— Да, совсем не похоже на гостиную. Отец говорил, что, когда он работает, любая мелочь его отвлекает, и потому в своем кабинете сделал вот так.
Зазвонил притаившийся за дверью телефон, и Анна, извинившись, подошла снять трубку. Сакс приблизилась к бюро и провела рукой по крышке.
— Ослепла? В каком смысле ослепла? Это невозможно. Как это случилось?
Взглянув на Саксони, я понял, что мы оба подслушиваем. Лицо Анны было напряженным, взгляд направлен в пол. Она казалась скорее рассерженной, чем встревоженной.
— Ладно, ладно. Оставайтесь там, я подъеду, как только смогу. Что? Нет, оставайтесь там. — Повесив трубку, она провела рукой по лбу. — Извините, но одна моя хорошая знакомая только что попала в аварию. Мне нужно прямо сейчас ехать в больницу. Я подвезу вас домой.
— Мне очень жаль. Мы можем чем-нибудь помочь? Мы бы действительно были рады…
Анна покачала головой и выглянула в окно.
— Нет. Нет, ничем.
Она выключила свет и, не дожидаясь нас, поспешила к лестнице.
Глава 5
— Ты не спишь? — Она легонько тронула пальцем мое плечо.
Я перекатился лицом к ней. От маячившей за окном полной луны на волосы и светло-голубую ночную рубашку Саксони ложились длинными лоскутами яркие белые отсветы. Даже полусонному, этот цвет напомнил мне гостиную Франса прежде, чем Анна щелкнула выключателем.
— Сплю? Сакс, я не просто не сплю, а…
— Пожалуйста, не шути, Томас. Мне сейчас не до шуток, ладно? Пожалуйста!
Я плохо различал ее лицо, но по голосу представлял, какое оно сейчас. Глаза безучастные, а уголки губ опущены вниз, и скоро она начнет быстро моргать. Это значит, ей надо, чтобы ее обняли. Как только обнимешь ее, она сожмет тебя вдвое крепче, и в душе у тебя поселится печаль, и ты усомнишься, хватит ли в этот момент у тебя сил на вас двоих — а именно этого она требовала.
— Что с тобой, детка? — Я накрыл ее затылок ладонями и ощутил, какие чистые и гладкие у нее волосы.
— Ничего, но помолчи. Обними меня, пожалуйста, но ничего не говори.
Такое случалось и раньше. Иногда ночью она становилась маленькой испуганной девочкой, убежденной, что все хорошее вот-вот исчезнет из ее жизни и она не сможет этому помешать. Я называл это ее «ночными страхами». Она же первая признавала, что это глупость и чистый мазохизм с ее стороны, но ничего не могла поделать. По ее словам, хуже всего, что накатывало это на нее обычно либо когда она была совершенно счастлива, либо когда и так уже ввергнута в пучину депрессии.
Обнимая ее, я подумал, не моя ли тут на сей раз вина. За две секунды я снова прокрутил в памяти вечер у Анны. Ну-ка, ну-ка… Аннино явное пренебрежение. Паршивый ужин. Неопределенный ответ насчет биографии. Случайный флирт между Анной и мной. Ну и подлец же я! Прижав Саксони к себе, я стал покрывать ее темя поцелуями. От прикосновения, близости и чувства своей вины во мне возникло сильное желание. Я нежно перекатил ее на спину и тихонько задрал ее ночную рубашку.
Глава 6
На следующее утро солнце украдкой проникло в комнату и осветило кровать часов в семь. Ощутив на лице его тепло, я проснулся. Ненавижу вставать рано без особой необходимости, поэтому я попробовал перекатиться в тень. Но за ночь Саксони прилипла ко мне, как клейкая лента, и спрятаться оказалось не так просто.
В довершение всего дверь со скрипом отворилась, в комнату трусцой вбежал Нагель и запрыгнул на кровать. Мне показалось, будто мы втроем на спасательном плоту посреди океана, так тесно сгрудились мы в центре кровати. Я еще не упоминал о своей клаустрофобии, но зажатый меж двух горячих тел, чувствуя, как солнце печет лоб, с опутанными простыней ногами… я решил, что пора вставать. Потрепав Нагеля по холке, я тихонько отпихнул его. Он зарычал. Решив, что это просто небольшое утреннее брюзжанье, я еще раз потрепал его и снова отпихнул. Он зарычал громче. Мы посмотрели друг на друга поверх тонкого розового одеяла-бруствера, но морды бультерьеров абсолютно ничего не выражают, так что не поймешь, в чем дело.
— Умница Нагель. Хороший мальчик.
— Почему он рычит на тебя? Что ты ему сделал? — Саксони прижалась ко мне чуть крепче, и я ощутил на шее ее теплое дыхание.
— Ничего я не делал. Только слегка отпихнул его, чтобы встать.
— Здорово! Думаешь, стоит попробовать еще раз?
— Откуда я знаю? А вдруг укусит? — Я покосился на нее, и она заморгала.
— Нет, Томас, это вряд ли, — со всей убедительностью проговорила она. — Он же тебя любит. Помнишь вчерашний день?
— Да? Ну а сегодня — это сегодня, и, кстати, это я рукой рискую, а не ты.
— Значит, так и собираешься все утро тут проваляться? — Она улыбнулась и потерла ладонью нос. Слава богу, с прошлой ночи она успела оклематься. — Томми-трусишка…
Я смотрел на Нагеля, а он — на меня. Тупик. Из-за его лапы торчал кончик лилово-черного носа.
— Миссис Флетчер!
— Ой, Томас, ну хватит. Не надо. А вдруг она еще спит?
— Тем хуже для нее. А я не хочу, чтобы меня покусали. У-у-мничка Нагель, хороший мальчик! Миссис Флетчер!
Послышались шаги, но за секунду до того, как старушка заглянула в комнату, Нагель соскочил с кровати и бросился к ней здороваться.
Саксони расхохоталась и спрятала голову под подушку.
— Что случилось? Доброе утро.
— Доброе утро. М-м-м, видите ли, Нагель забрался на кровать, и я его немного отпихнул, чтобы встать, а он, м-м-м, вроде как зарычал на меня. Я испугался, что он это серьезно.
— Кто, Нагель? Не-е-ет, никогда. Смотрите! — Он стоял рядом с ней, но продолжал следить за нами в постели. Миссис Флетчер подняла ногу и слегка отодвинула его в сторону. Не глядя на нее, он зарычал. В то же время не переставая вилять хвостом.
— Что желаете на завтрак? В первый день я решила вас побаловать. Держу пари, вы ничего не купили — правда, Саксони?
Я сел на кровати и взъерошил волосы:
— Спасибо, но не стоит труда. Мы и сами прекрасно…
— Сама знаю, что не стоит. Так чего вы бы хотели? Я готовлю хорошие блинчики и сосиски. Да, как насчет моих блинчиков с сосисками?
Мы решили поесть блинчиков и сосисок. Миссис Флетчер вышла, и Нагель снова запрыгнул на кровать. Он перелез через мои ноги и улегся на Саксони, чуть ли не поперек ее живота.
— Как ты теперь, — поинтересовался я, — пришла в себя?
— Да. Ночью на меня иногда накатывает. Начинает казаться, что все сейчас пойдет наперекосяк, или что ты возьмешь вдруг и сбежишь… ну и так далее. Со мной это давно. А сейчас, наверное, просто переутомилась. Обычно на следующее утро все проходит.
— Небольшое раздвоение сознания, да? — Я убрал прядь волос с ее глаз.
— Вот-вот. Когда это случается, я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать. — Она помедлила и взяла меня за руку. — Томас, ты думаешь, я сумасшедшая? Ты ненавидишь меня, когда такое случается?
— Сакс, не смеши. Ты ведь меня уже знаешь — если бы я тебя ненавидел, давно бы удочки смотал. Не думай так больше. — Я сжал ее руку и показал язык. Она спрятала голову под подушку, и Нагель попытался засунуть свою башку туда же.
Я выглянул в окно. Огород был залит солнцем и колыхался на ветерке. Кое-где кружили пчелы, а всего в трех футах от меня на перила веранды вспорхнула иволга.
Раннее утро в Галене, штат Миссури. Проехало несколько машин, и я зевнул. Потом появился маленький мальчик с трубочкой мороженого. Он шел вдоль забора миссис Флетчер и вел свободной рукой по верхней перекладине. Том Сойер с яркой фисташковой трубочкой. Я полусонно смотрел на него и не понимал, как можно есть мороженое в восемь часов утра.
Не глядя по сторонам, он стал переходить дорогу и тут же был сбит небольшим грузовичком. Машина ехала так быстро, что мальчика отбросило далеко за обрез окна. У края рамы, на границе видимости, он еще летел вверх.
— Черт возьми! — Схватив со стула брюки, я бросился к двери. Саксони что-то крикнула, но я не стал задерживаться с объяснениями. Уже второй раз я видел, как кого-нибудь сбивает машина. Первый раз это случилось в Нью-Йорке, и человек тогда приземлился прямо головой на асфальт. Я перепрыгивал через две ступеньки, а в голове у меня проносилось: какими все-таки нереальными кажутся эти чертовы инциденты. Вот человек еще здесь, беседует с приятелем или ест фисташковое мороженое — потом звук удара, и тело стремительно разрезает воздух.
Водитель уже вылез из машины и склонился над мальчиком. Первое, что я увидел, подбежав, — зеленое мороженое, присыпанное грязью и гравием и уже начавшее таять на черном асфальте.
Больше никого вокруг не было. Я приблизился к водителю и неуверенно заглянул ему через плечо. От него пахло потом и человеческим теплом. Мальчик лежал на боку в такой позе, словно бежит куда-то со всех ног и его сняли стоп-кадром. Изо рта его текла кровь, а глаза были широко распахнуты. Нет, только один глаз был широко распахнут; другой же — полуприкрыт дергающимся веком.
— Могу я что-то сделать? Я вызову «скорую», да? То есть постойте пока здесь, а я позвоню в «скорую».
Водитель повернулся, и я узнал его со вчерашнего барбекю. Один из поваров у гриля. Один из шутников.
— Все это неправильно. Ладно, я и так знал. Конечно, идите, зовите эту чертову «скорую». Ничего не могу пока сказать.
Его лицо было перекошено испуганной гримасой, а вот тон меня удивил. Голос его звучал полусердито-полужалобно. Страха же — ни капли. Равно как и раскаяния. Наверное, он был в шоке: ужасные события заставляют человека поступать черт-те как и говорить черт-те что. Бедняга, вероятно, понимал, что на остаток его жизни легла тень, как бы ни сложилась дальше судьба мальчика. Он виноват в том, что наехал на ребенка, и груз этой вины ему тащить еще полсотни лет. Боже, мне было его жалко.
— Джо Джордан! Это же не ты должен был быть!
У нас из-за спины появилась миссис Флетчер с розовым кухонным полотенцем.
— Я знаю, черт возьми! Сколько еще всего пойдет наперекосяк, прежде чем наведем наконец порядок? Слышали про прошлую ночь? Сколько уже таких случаев, четыре? Пять? Больше никто ничего не знает, ничего!
— Успокойся, Джо. Поживем — увидим. Вы хотели вызвать «скорую», мистер Эбби? Номер один-два-три-четыре-пять. Просто наберите первые пять цифр. Это служба спасения.
Мальчик начал издавать булькающие звуки, а его ноги непроизвольно задергались, как у лягушки от электрического щупа на уроке биологии. Я взглянул на Джордана, но он смотрел на мальчика и только качал головой:
— Говорю вам, Гузи, это должен был не я быть.
Повернувшись, чтобы бежать звонить, я услышал, как миссис Флетчер сказала:
— Да успокойся ты, подожди.
Шлепая босыми пятками по горячему асфальту, я краем глаза снова увидел тающее мороженое. Саксони стояла на верхней ступеньке крыльца, держа Нагеля за толстый кожаный ошейник.
— Он умер?
— Нет еще, но состояние тяжелое, — ответил я на бегу. — Нужно вызвать «скорую».
Когда приехала «скорая», вокруг успела собраться группа зевак. Посреди дороги виднелась белая патрульная машина с рядом синих мигалок на крыше.
Полицейское радио наполняло воздух отрывистым треском, эфирные голоса звучали непреклонно и в то же время раздражающе.
Мы наблюдали с веранды, как обмякшее тело осторожно положили на носилки и затолкали в заднюю дверь кареты «скорой помощи». Когда она уехала, Джо Джордан и патрульный задержались перед нашим домом. Они о чем-то говорили, Джордан то и дело потирал подбородок, а коп держал руки на широком черном ремне с кобурой.
Миссис Флетчер отделилась от зевак и подошла к Джо с полицейским. Они поговорили несколько минут, и полицейский вместе с Джорданом уехали на патрульной машине. Миссис Флетчер проводила их взглядом. Потом обернулась ко мне и поманила. Я спустился с крыльца и прошлепал по теплым плитам дорожки.
— Том, вы все видели, так?
— Да, к несчастью. Весь этот ужас.
Солнце стояло высоко и светило прямо у нее из-за плеча. Мне приходилось щуриться, глядя на нее.
— Мальчик смеялся, прежде чем его сбило?
— Смеялся? Не понимаю, о чем вы.
— Смеялся. Понимаете? Смеялся. Он ел это фисташковое мороженое, но он еще и смеялся?
Она говорила вполне серьезно. Что за дурацкий вопрос, черт возьми?
— Нет, такого не помню.
— Вы уверены? Вы уверены, что он не смеялся?
— Да, пожалуй. Я видел его до последнего момента, но смотрел не слишком внимательно. Хотя насчет смеха все-таки уверен. А почему это так важно?
— Но он трогал забор, верно?
— Да, забор он трогал. Вел свободной рукой по верхней перекладине.
Миссис Флетчер глядела на меня, и я смущался, чувствовал себя неуютно. Чтобы выбраться из-под рентгеновских лучей ее взгляда, я огляделся по сторонам. Все смотрели на меня тем же бесстрастным взглядом, что действовал мне на нервы еще накануне, на пикнике.
Какой-то старый фермер в ржаво-рыжем «корвейре», подросток с пакетом продуктов под мышкой, рыхлого вида женщина с розовыми бигудями и непривлекательно свисающей с губы сигаретой. Все уставились на меня…
Примерно через час миссис Флетчер и Саксони отправились за продуктами, сказав, что вернутся во второй половине дня. В глубине души я хотел составить им компанию, но меня не пригласили, а напрашиваться мне всегда как-то неловко. Вдобавок я подумал, что ненадолго разлучиться может быть даже полезно. Хотелось зафиксировать кое-какие мысли, кружившиеся в голове с тех пор, как мы приехали. Первые впечатления от Галена и т. д. Заодно было бы неплохо глянуть прихваченные с собой литературные биографии — надо же знать, как такие вещи пишутся.
Я надел вельветовые шорты, футболку и сандалии, налил себе на кухне еще одну чашку кофе. Нагель ходил за мной как привязанный, но это становилось привычным. Я уже почти решился: что бы там ни вышло в итоге с книгой, но как только вернусь в Коннектикут, куплю себе такого же чокнутого пса. А, может, и прямо здесь куплю, тогда у меня будет родственник одной из собак Маршалла Франса. Не получится с биографией — так хоть бультерьера привезу.
Я уселся в одно из кресел-качалок и поставил чашку на пол рядом. Нагель сунул было нос в кофейные пары и осторожно принюхался, но я дал ему тумака по башке, и он улегся. Я раскрыл книгу, но не прочел и полстраницы, как перед моим мысленным взором возник и прочно утвердился лежащий на улице мальчик. Я попытался думать о Саксони, о Саксони в постели, о том, что я успел секунду назад прочесть о Реймонде Чандлере, и какой сегодня погожий денек, и каково это было бы — переспать с Анной Франс… но сбитый мальчик упорно отказывался вылезать из моей головы. Я встал и подошел к перилам веранды посмотреть, разберу ли отсюда место, где его сбило. Посмотреть, осталась ли там кровь или еще какие-нибудь следы того, что час назад мы все стояли и глядели, как он умирает.
Мне вспомнилось, что, когда услышал о гибели отца, я тоже сидел на веранде. Вечер накануне я провел в гостиной у Эйми Фишер, на полу, и мы с Эйми смотрели отца в фильме «Мистер и миссис Время». Мне было интереснее раздевать Эйми, чем наблюдать его игру; эка невидаль. Так как родителей Эйми не было дома, она позволяла мне все, чего я хотел. По ходу дела за спиной постоянно слышался отцовский голос, и я даже хохотнул разок-другой, уж больно странное было ощущение — трахаться перед отцом. Переменчивые серо-белые блики скользили по нашим телам; а, закончив, мы лежали бок о бок и смотрели окончание фильма. На следующее утро Эйми решила, что нужно позавтракать на веранде. Мы вместе накрыли на стол, и она даже озаботилась музыкальным сопровождением — принесла транзистор. «Би джиз» исполняли «Массачусетс», а я валялся в гамаке, когда песню вдруг прервал экстренный выпуск новостей. Сообщали, что в Неваде разбился самолет Стивена Эбби; все, кто был на борту, погибли. Песня продолжилась, а я лежал как лежал. Из дома вышла Эйми с полной сковородкой омлета и канадского бекона и позвала меня есть. Она еще ничего не слышала, а, как я уже говорил, когда с тобой происходит что-нибудь ужасное, начинаешь вести себя странно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Свет зажегся прежде, чем я достиг верха. Шагнув на площадку, я лишь успел заметить, как все трое огибают угол и исчезают в темноте.
Послышался голос Анны:
— Вы еще там?
Ускорив шаги, я крикнул в ответ:
— Да, да, иду.
Пол был из светлых некрашеных досок, тщательно обструганных и подогнанных одна к одной, что напомнило мне скандинавские дома. Никаких столов, стульев или сервантов, никаких картин на стенах. Казалось, у дома раздвоение личности: на верхнем этаже стерильная пустота, на нижнем кавардак и безумие. Обогнув угол, я увидел свет, льющийся из узкой двери. Никаких звуков — ни голоса, ни шума шагов. Я подошел к двери и ступил через порог, и тут же был разочарован. Комната в буквальном смысле пустовала — если не считать большого дубового бюро с откинутой крышкой и задвинутого под нее стула на колесиках. На крышке лежала зеленая книга записей и старый оранжевый «паркер» модели «лакки кёрв». И больше ничего.
— Здесь так пусто.
— Да, совсем не похоже на гостиную. Отец говорил, что, когда он работает, любая мелочь его отвлекает, и потому в своем кабинете сделал вот так.
Зазвонил притаившийся за дверью телефон, и Анна, извинившись, подошла снять трубку. Сакс приблизилась к бюро и провела рукой по крышке.
— Ослепла? В каком смысле ослепла? Это невозможно. Как это случилось?
Взглянув на Саксони, я понял, что мы оба подслушиваем. Лицо Анны было напряженным, взгляд направлен в пол. Она казалась скорее рассерженной, чем встревоженной.
— Ладно, ладно. Оставайтесь там, я подъеду, как только смогу. Что? Нет, оставайтесь там. — Повесив трубку, она провела рукой по лбу. — Извините, но одна моя хорошая знакомая только что попала в аварию. Мне нужно прямо сейчас ехать в больницу. Я подвезу вас домой.
— Мне очень жаль. Мы можем чем-нибудь помочь? Мы бы действительно были рады…
Анна покачала головой и выглянула в окно.
— Нет. Нет, ничем.
Она выключила свет и, не дожидаясь нас, поспешила к лестнице.
Глава 5
— Ты не спишь? — Она легонько тронула пальцем мое плечо.
Я перекатился лицом к ней. От маячившей за окном полной луны на волосы и светло-голубую ночную рубашку Саксони ложились длинными лоскутами яркие белые отсветы. Даже полусонному, этот цвет напомнил мне гостиную Франса прежде, чем Анна щелкнула выключателем.
— Сплю? Сакс, я не просто не сплю, а…
— Пожалуйста, не шути, Томас. Мне сейчас не до шуток, ладно? Пожалуйста!
Я плохо различал ее лицо, но по голосу представлял, какое оно сейчас. Глаза безучастные, а уголки губ опущены вниз, и скоро она начнет быстро моргать. Это значит, ей надо, чтобы ее обняли. Как только обнимешь ее, она сожмет тебя вдвое крепче, и в душе у тебя поселится печаль, и ты усомнишься, хватит ли в этот момент у тебя сил на вас двоих — а именно этого она требовала.
— Что с тобой, детка? — Я накрыл ее затылок ладонями и ощутил, какие чистые и гладкие у нее волосы.
— Ничего, но помолчи. Обними меня, пожалуйста, но ничего не говори.
Такое случалось и раньше. Иногда ночью она становилась маленькой испуганной девочкой, убежденной, что все хорошее вот-вот исчезнет из ее жизни и она не сможет этому помешать. Я называл это ее «ночными страхами». Она же первая признавала, что это глупость и чистый мазохизм с ее стороны, но ничего не могла поделать. По ее словам, хуже всего, что накатывало это на нее обычно либо когда она была совершенно счастлива, либо когда и так уже ввергнута в пучину депрессии.
Обнимая ее, я подумал, не моя ли тут на сей раз вина. За две секунды я снова прокрутил в памяти вечер у Анны. Ну-ка, ну-ка… Аннино явное пренебрежение. Паршивый ужин. Неопределенный ответ насчет биографии. Случайный флирт между Анной и мной. Ну и подлец же я! Прижав Саксони к себе, я стал покрывать ее темя поцелуями. От прикосновения, близости и чувства своей вины во мне возникло сильное желание. Я нежно перекатил ее на спину и тихонько задрал ее ночную рубашку.
Глава 6
На следующее утро солнце украдкой проникло в комнату и осветило кровать часов в семь. Ощутив на лице его тепло, я проснулся. Ненавижу вставать рано без особой необходимости, поэтому я попробовал перекатиться в тень. Но за ночь Саксони прилипла ко мне, как клейкая лента, и спрятаться оказалось не так просто.
В довершение всего дверь со скрипом отворилась, в комнату трусцой вбежал Нагель и запрыгнул на кровать. Мне показалось, будто мы втроем на спасательном плоту посреди океана, так тесно сгрудились мы в центре кровати. Я еще не упоминал о своей клаустрофобии, но зажатый меж двух горячих тел, чувствуя, как солнце печет лоб, с опутанными простыней ногами… я решил, что пора вставать. Потрепав Нагеля по холке, я тихонько отпихнул его. Он зарычал. Решив, что это просто небольшое утреннее брюзжанье, я еще раз потрепал его и снова отпихнул. Он зарычал громче. Мы посмотрели друг на друга поверх тонкого розового одеяла-бруствера, но морды бультерьеров абсолютно ничего не выражают, так что не поймешь, в чем дело.
— Умница Нагель. Хороший мальчик.
— Почему он рычит на тебя? Что ты ему сделал? — Саксони прижалась ко мне чуть крепче, и я ощутил на шее ее теплое дыхание.
— Ничего я не делал. Только слегка отпихнул его, чтобы встать.
— Здорово! Думаешь, стоит попробовать еще раз?
— Откуда я знаю? А вдруг укусит? — Я покосился на нее, и она заморгала.
— Нет, Томас, это вряд ли, — со всей убедительностью проговорила она. — Он же тебя любит. Помнишь вчерашний день?
— Да? Ну а сегодня — это сегодня, и, кстати, это я рукой рискую, а не ты.
— Значит, так и собираешься все утро тут проваляться? — Она улыбнулась и потерла ладонью нос. Слава богу, с прошлой ночи она успела оклематься. — Томми-трусишка…
Я смотрел на Нагеля, а он — на меня. Тупик. Из-за его лапы торчал кончик лилово-черного носа.
— Миссис Флетчер!
— Ой, Томас, ну хватит. Не надо. А вдруг она еще спит?
— Тем хуже для нее. А я не хочу, чтобы меня покусали. У-у-мничка Нагель, хороший мальчик! Миссис Флетчер!
Послышались шаги, но за секунду до того, как старушка заглянула в комнату, Нагель соскочил с кровати и бросился к ней здороваться.
Саксони расхохоталась и спрятала голову под подушку.
— Что случилось? Доброе утро.
— Доброе утро. М-м-м, видите ли, Нагель забрался на кровать, и я его немного отпихнул, чтобы встать, а он, м-м-м, вроде как зарычал на меня. Я испугался, что он это серьезно.
— Кто, Нагель? Не-е-ет, никогда. Смотрите! — Он стоял рядом с ней, но продолжал следить за нами в постели. Миссис Флетчер подняла ногу и слегка отодвинула его в сторону. Не глядя на нее, он зарычал. В то же время не переставая вилять хвостом.
— Что желаете на завтрак? В первый день я решила вас побаловать. Держу пари, вы ничего не купили — правда, Саксони?
Я сел на кровати и взъерошил волосы:
— Спасибо, но не стоит труда. Мы и сами прекрасно…
— Сама знаю, что не стоит. Так чего вы бы хотели? Я готовлю хорошие блинчики и сосиски. Да, как насчет моих блинчиков с сосисками?
Мы решили поесть блинчиков и сосисок. Миссис Флетчер вышла, и Нагель снова запрыгнул на кровать. Он перелез через мои ноги и улегся на Саксони, чуть ли не поперек ее живота.
— Как ты теперь, — поинтересовался я, — пришла в себя?
— Да. Ночью на меня иногда накатывает. Начинает казаться, что все сейчас пойдет наперекосяк, или что ты возьмешь вдруг и сбежишь… ну и так далее. Со мной это давно. А сейчас, наверное, просто переутомилась. Обычно на следующее утро все проходит.
— Небольшое раздвоение сознания, да? — Я убрал прядь волос с ее глаз.
— Вот-вот. Когда это случается, я все понимаю, но ничего не могу с собой поделать. — Она помедлила и взяла меня за руку. — Томас, ты думаешь, я сумасшедшая? Ты ненавидишь меня, когда такое случается?
— Сакс, не смеши. Ты ведь меня уже знаешь — если бы я тебя ненавидел, давно бы удочки смотал. Не думай так больше. — Я сжал ее руку и показал язык. Она спрятала голову под подушку, и Нагель попытался засунуть свою башку туда же.
Я выглянул в окно. Огород был залит солнцем и колыхался на ветерке. Кое-где кружили пчелы, а всего в трех футах от меня на перила веранды вспорхнула иволга.
Раннее утро в Галене, штат Миссури. Проехало несколько машин, и я зевнул. Потом появился маленький мальчик с трубочкой мороженого. Он шел вдоль забора миссис Флетчер и вел свободной рукой по верхней перекладине. Том Сойер с яркой фисташковой трубочкой. Я полусонно смотрел на него и не понимал, как можно есть мороженое в восемь часов утра.
Не глядя по сторонам, он стал переходить дорогу и тут же был сбит небольшим грузовичком. Машина ехала так быстро, что мальчика отбросило далеко за обрез окна. У края рамы, на границе видимости, он еще летел вверх.
— Черт возьми! — Схватив со стула брюки, я бросился к двери. Саксони что-то крикнула, но я не стал задерживаться с объяснениями. Уже второй раз я видел, как кого-нибудь сбивает машина. Первый раз это случилось в Нью-Йорке, и человек тогда приземлился прямо головой на асфальт. Я перепрыгивал через две ступеньки, а в голове у меня проносилось: какими все-таки нереальными кажутся эти чертовы инциденты. Вот человек еще здесь, беседует с приятелем или ест фисташковое мороженое — потом звук удара, и тело стремительно разрезает воздух.
Водитель уже вылез из машины и склонился над мальчиком. Первое, что я увидел, подбежав, — зеленое мороженое, присыпанное грязью и гравием и уже начавшее таять на черном асфальте.
Больше никого вокруг не было. Я приблизился к водителю и неуверенно заглянул ему через плечо. От него пахло потом и человеческим теплом. Мальчик лежал на боку в такой позе, словно бежит куда-то со всех ног и его сняли стоп-кадром. Изо рта его текла кровь, а глаза были широко распахнуты. Нет, только один глаз был широко распахнут; другой же — полуприкрыт дергающимся веком.
— Могу я что-то сделать? Я вызову «скорую», да? То есть постойте пока здесь, а я позвоню в «скорую».
Водитель повернулся, и я узнал его со вчерашнего барбекю. Один из поваров у гриля. Один из шутников.
— Все это неправильно. Ладно, я и так знал. Конечно, идите, зовите эту чертову «скорую». Ничего не могу пока сказать.
Его лицо было перекошено испуганной гримасой, а вот тон меня удивил. Голос его звучал полусердито-полужалобно. Страха же — ни капли. Равно как и раскаяния. Наверное, он был в шоке: ужасные события заставляют человека поступать черт-те как и говорить черт-те что. Бедняга, вероятно, понимал, что на остаток его жизни легла тень, как бы ни сложилась дальше судьба мальчика. Он виноват в том, что наехал на ребенка, и груз этой вины ему тащить еще полсотни лет. Боже, мне было его жалко.
— Джо Джордан! Это же не ты должен был быть!
У нас из-за спины появилась миссис Флетчер с розовым кухонным полотенцем.
— Я знаю, черт возьми! Сколько еще всего пойдет наперекосяк, прежде чем наведем наконец порядок? Слышали про прошлую ночь? Сколько уже таких случаев, четыре? Пять? Больше никто ничего не знает, ничего!
— Успокойся, Джо. Поживем — увидим. Вы хотели вызвать «скорую», мистер Эбби? Номер один-два-три-четыре-пять. Просто наберите первые пять цифр. Это служба спасения.
Мальчик начал издавать булькающие звуки, а его ноги непроизвольно задергались, как у лягушки от электрического щупа на уроке биологии. Я взглянул на Джордана, но он смотрел на мальчика и только качал головой:
— Говорю вам, Гузи, это должен был не я быть.
Повернувшись, чтобы бежать звонить, я услышал, как миссис Флетчер сказала:
— Да успокойся ты, подожди.
Шлепая босыми пятками по горячему асфальту, я краем глаза снова увидел тающее мороженое. Саксони стояла на верхней ступеньке крыльца, держа Нагеля за толстый кожаный ошейник.
— Он умер?
— Нет еще, но состояние тяжелое, — ответил я на бегу. — Нужно вызвать «скорую».
Когда приехала «скорая», вокруг успела собраться группа зевак. Посреди дороги виднелась белая патрульная машина с рядом синих мигалок на крыше.
Полицейское радио наполняло воздух отрывистым треском, эфирные голоса звучали непреклонно и в то же время раздражающе.
Мы наблюдали с веранды, как обмякшее тело осторожно положили на носилки и затолкали в заднюю дверь кареты «скорой помощи». Когда она уехала, Джо Джордан и патрульный задержались перед нашим домом. Они о чем-то говорили, Джордан то и дело потирал подбородок, а коп держал руки на широком черном ремне с кобурой.
Миссис Флетчер отделилась от зевак и подошла к Джо с полицейским. Они поговорили несколько минут, и полицейский вместе с Джорданом уехали на патрульной машине. Миссис Флетчер проводила их взглядом. Потом обернулась ко мне и поманила. Я спустился с крыльца и прошлепал по теплым плитам дорожки.
— Том, вы все видели, так?
— Да, к несчастью. Весь этот ужас.
Солнце стояло высоко и светило прямо у нее из-за плеча. Мне приходилось щуриться, глядя на нее.
— Мальчик смеялся, прежде чем его сбило?
— Смеялся? Не понимаю, о чем вы.
— Смеялся. Понимаете? Смеялся. Он ел это фисташковое мороженое, но он еще и смеялся?
Она говорила вполне серьезно. Что за дурацкий вопрос, черт возьми?
— Нет, такого не помню.
— Вы уверены? Вы уверены, что он не смеялся?
— Да, пожалуй. Я видел его до последнего момента, но смотрел не слишком внимательно. Хотя насчет смеха все-таки уверен. А почему это так важно?
— Но он трогал забор, верно?
— Да, забор он трогал. Вел свободной рукой по верхней перекладине.
Миссис Флетчер глядела на меня, и я смущался, чувствовал себя неуютно. Чтобы выбраться из-под рентгеновских лучей ее взгляда, я огляделся по сторонам. Все смотрели на меня тем же бесстрастным взглядом, что действовал мне на нервы еще накануне, на пикнике.
Какой-то старый фермер в ржаво-рыжем «корвейре», подросток с пакетом продуктов под мышкой, рыхлого вида женщина с розовыми бигудями и непривлекательно свисающей с губы сигаретой. Все уставились на меня…
Примерно через час миссис Флетчер и Саксони отправились за продуктами, сказав, что вернутся во второй половине дня. В глубине души я хотел составить им компанию, но меня не пригласили, а напрашиваться мне всегда как-то неловко. Вдобавок я подумал, что ненадолго разлучиться может быть даже полезно. Хотелось зафиксировать кое-какие мысли, кружившиеся в голове с тех пор, как мы приехали. Первые впечатления от Галена и т. д. Заодно было бы неплохо глянуть прихваченные с собой литературные биографии — надо же знать, как такие вещи пишутся.
Я надел вельветовые шорты, футболку и сандалии, налил себе на кухне еще одну чашку кофе. Нагель ходил за мной как привязанный, но это становилось привычным. Я уже почти решился: что бы там ни вышло в итоге с книгой, но как только вернусь в Коннектикут, куплю себе такого же чокнутого пса. А, может, и прямо здесь куплю, тогда у меня будет родственник одной из собак Маршалла Франса. Не получится с биографией — так хоть бультерьера привезу.
Я уселся в одно из кресел-качалок и поставил чашку на пол рядом. Нагель сунул было нос в кофейные пары и осторожно принюхался, но я дал ему тумака по башке, и он улегся. Я раскрыл книгу, но не прочел и полстраницы, как перед моим мысленным взором возник и прочно утвердился лежащий на улице мальчик. Я попытался думать о Саксони, о Саксони в постели, о том, что я успел секунду назад прочесть о Реймонде Чандлере, и какой сегодня погожий денек, и каково это было бы — переспать с Анной Франс… но сбитый мальчик упорно отказывался вылезать из моей головы. Я встал и подошел к перилам веранды посмотреть, разберу ли отсюда место, где его сбило. Посмотреть, осталась ли там кровь или еще какие-нибудь следы того, что час назад мы все стояли и глядели, как он умирает.
Мне вспомнилось, что, когда услышал о гибели отца, я тоже сидел на веранде. Вечер накануне я провел в гостиной у Эйми Фишер, на полу, и мы с Эйми смотрели отца в фильме «Мистер и миссис Время». Мне было интереснее раздевать Эйми, чем наблюдать его игру; эка невидаль. Так как родителей Эйми не было дома, она позволяла мне все, чего я хотел. По ходу дела за спиной постоянно слышался отцовский голос, и я даже хохотнул разок-другой, уж больно странное было ощущение — трахаться перед отцом. Переменчивые серо-белые блики скользили по нашим телам; а, закончив, мы лежали бок о бок и смотрели окончание фильма. На следующее утро Эйми решила, что нужно позавтракать на веранде. Мы вместе накрыли на стол, и она даже озаботилась музыкальным сопровождением — принесла транзистор. «Би джиз» исполняли «Массачусетс», а я валялся в гамаке, когда песню вдруг прервал экстренный выпуск новостей. Сообщали, что в Неваде разбился самолет Стивена Эбби; все, кто был на борту, погибли. Песня продолжилась, а я лежал как лежал. Из дома вышла Эйми с полной сковородкой омлета и канадского бекона и позвала меня есть. Она еще ничего не слышала, а, как я уже говорил, когда с тобой происходит что-нибудь ужасное, начинаешь вести себя странно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26