А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Наконец-то ты хоть что-то понял. Это был один из немногих случаев, когда ты не побоялся воспользоваться своими новыми возможностями, чтобы остаться в живых. А ведь мог бы все время к ним обращаться. Но с тех пор, как вернулся, ты предпочитаешь, причем вполне осознанно, игнорировать свои новые знания, в надежде уклониться от того, ради чего тебя сюда вернули.
Она умолкла. Этрих тоже долго не произносил ни слова и лишь через несколько минут негромко пробормотал, не будучи вполне уверен, что она его услышит:
– Наверное, это потому, что работать в офисе куда легче, чем сражаться с богами.
– И затевать интрижки с продавщицами из магазинов дамского белья, – хихикнув, прибавила Коко.
– Вот именно, и это тоже.
Он чувствовал себя бесконечно слабым и опустошенным. Присел на корточки, набрал пригоршню песка и стал безучастно наблюдать, как тот сыпался вниз у него между пальцев. Впереди под ночным небом чернела необъятная гладь океана. С пляжа до него донесся женский смех. Быть может, это Джиджи? Интересно, удалось ли пареньку Винсенту заставить ее смеяться той ночью? Он этого не помнил, но от души надеялся, что так оно и было. Ему хотелось верить, что, позанимавшись любовью, они вволю посмеялись над чем-то веселым. Ему припомнилось, что некоторое время спустя он взял ее за руку и они оба бросились к берегу и прямо в одежде с разбега прыгнули в волны. Вода оказалась ледяной, холод пробрал его до костей, у него тотчас же замерзли яйца, но это было здорово! Улыбнувшись этим воспоминаниям, он снова набрал пригоршню песка.
Прошло несколько минут, и с той же стороны послышались звуки музыки. Этрих прислушался и, не удержавшись, стал негромко подпевать. Знакомая мелодия «Битлз» каким-то непостижимым образом сняла часть тяжести с его души. В голове у него прояснилось, на сердце стало легче. Он выпрямился, взглянул на вершину башни и жестом поманил к себе Коко.
– Что случилось?
– Спускайся.
Она стремительно сбежала вниз по ступеням, решив, что с Этрихом что-то стряслось. И была несказанно удивлена, обнаружив его пляшущим. Танцором он был скверным, но сейчас это не имело значения.
Коко усмехнулась и подошла к нему. И, преодолевая застенчивость, начала повторять незамысловатые па танца. У нее это выходило даже хуже, чем у Этриха. Но все же они оба старались вовсю, искренне огорчившись, когда песня смолкла. К счастью, почти тотчас же зазвучала другая.
Коко принялась кружиться на месте, вскидывая обе руки вверх, как вакханка. Этрих танцевал с солидной сдержанностью, не вынимая рук из карманов, – ни дать ни взять Фред Астер Фред Астер (Фредерик Аустерлиц, 1899–1987) – американский танцор и актер, прославившийся в комедийных мюзиклах, как бродвейских, так и голливудских; его частой партнершей была Джинджер Роджерс.

– и лишь поднимал и опускал плечи в такт музыке.
– Как здорово. Кто это поет? Мне нравится песня.
– Мейджор Лэнс. Песня называется «Время обезьян. Кажется, это был единственный его хит. «The Monkey Time» – песня Куртиса Мейфилда, ставшая в 1963 г. «биллбордовским» хитом (номер 2 в категории «черная» музыка, номер 8 в категории поп-музыка) в исполнении соул-певца Мейджора Лэнса (1941–1994), который имел еще один хит в верхней десятке «Биллборда» – «Um, Um, Urn, Um, Um, Um» (1964).


– Четкий ритм. Но почему мы танцуем, Винсент?
– Ницше говаривал, что, когда дела становятся хуже некуда, остается либо расхохотаться, либо сойти с ума, а мы выбрали танец.
Им обоим хотелось многое сказать друг другу, но обстоятельства к этому не располагали. И без того слишком много всего было уже сказано. И слишком многое успело случиться. Все это требовало осмысления.
Пес, удравший из своего двора, со всех ног бросился бежать к берегу моря. Никаких особых планов у него не было, торопиться было некуда. Он просто бесцельно несся вперед. Пляж был идеальным местом для такого забега – гладкий, ровный, покрытый мягким, приятным для лап песком. Псу было особенно по душе резвиться здесь ночью – берег становился пустынным, а те немногие из людей, кто оказывался поблизости в такую пору, не обращали на него внимания, не кричали на него и не пытались подманить. Они смотрели ему вслед и возвращались к своим делам. Разве что кто-нибудь, мимо кого он пробегал бодрой рысцой, протягивал руку и гладил его по спине. Словом, это было здорово – наслаждаться жизнью на пляже после наступления темноты.
Пес пробежал мимо танцующей пары, потом немного дальше ему пришлось обогнуть костер, который почти уже догорел и у которого сидели на корточках несколько молодых людей. Из их приемника лилась музыка, звуки которой тонули в этом огромном пространстве между темным небом и черным морем, но пес с его тонким слухом уловил музыкальные ритмы давно, когда был за километр отсюда. Они потом долго его преследовали. Музыка словно подгоняла его. В этот поздний час далеко окрест только и слышалось, что шум волн, свист ветра, звуки музыки и топот собачьих лап по мягкому песку.
Этрих-старший заметил пса, пробегавшего мимо. Казалось, его манила песня, которая раздавалась с дальнего конца пляжа.
Этрих-младший сидел спиной к морю и собаку не видел. Он сосредоточенно глядел в костер и думал: «Наконец это случилось со мной на самом деле». Но он плохо себе представлял, как теперь с этим быть, и ему потребовалось немало времени, чтобы в его смятенном сознании все встало на свои места.
Пробежав еще с полкилометра, пес остановился, поднял голову, словно к чему-то прислушиваясь, и уверенно повернул в сторону города. Море осталось позади, и по мере того как пес от него удалялся, шум волн делался все тише и тише. Вдоль сонных улиц высились дома. В некоторых окнах горел свет. У одного из освещенных окон на верхнем этаже дома за столом сидела женщина в плаще и плакала. Перед ней горела единственная свеча. Собака промчалась мимо. Женщина протянула руку и сняла пальцами нагар с фитиля.
Пес мчался вперед. Он миновал город. Вот уже и Америка осталась позади. Он пронесся по поверхности Атлантического океана, по изрядной части Европы, пока не очутился в Вене. Следующим утром на восходе солнца он остановился под окном большого дома. Его розовый язык словно тряпица свисал из открытой пасти. Пес дышал тяжело и шумно, но вовсе не от усталости. В радостном возбуждении он уселся возле дома и не мигая уставился на дверь. Прошло не меньше десяти минут, и вот чья-то рука раздвинула занавески, кто-то выглянул наружу, заметил пса, улыбнулся. Ему помахали, но пес никак на это не отреагировал. Он сидел не шелохнувшись и чего-то ждал.
– Изабелла, подойди к окошку, я хочу кое-что тебе показать, – грустно произнесла старая женщина, обращаясь к внучке.
Они долго, несколько часов кряду, разговаривали, а потом заснули рядом, взявшись за руки, совсем как бывало в прежние времена.
Старушка, проспав всего несколько часов, встала свежей и отдохнувшей, готовой ко всему, что сулил ей новый день. Поднявшись с постели, она хотела было тотчас же разбудить внучку, чтобы еще хоть немного с ней поговорить. Но у Изабеллы даже во сне вид был утомленный и измученный. Так что бабушка принялась наводить порядок в комнате, поставила кое-какие вещи на место, включила электрический чайник. В буфете у нее хранились свежие пирожные из кондитерской «Аида», любимый завтрак Изабеллы. Она вынула их из белого пакета и положила на тарелку, которую поставила на середину стола. Придирчиво глядя на пирожные, она раза три передвинула тарелку, ей все время казалось, что на другом месте они будут смотреться лучше. Стол, накрытый для предстоявшего завтрака, должен был выглядеть безупречно. Ведь им с Изабеллой скоро суждено расстаться. Как скоро – этого она и сама не знала.
Вернувшись сюда из пространства смерти, она многое поняла яснее, многому дала более взвешенную оценку, но все это не заставило ее жалеть об истекшей жизни. Слишком та была непредсказуема, несправедлива и коварна, никогда не удосуживалась внятно объяснить, чего она от тебя ждет и что готова предложить взамен. Это был один из главных уроков, который старая женщина извлекла из своего смертного опыта, – жизни все время что-то от тебя нужно. И если ты не можешь ей этого дать, она корчит злую гримасу и попросту забывает о твоем существовании. Жизнь своенравна, пристрастна и лукава. Если бы кто-то смог спросить ее напрямую, в чем ее смысл, она не сумела бы дать ответ – смысл жизни меняется день ото дня и для каждого из живущих он свой. Старушке непременно нужно было сказать об этом Изабелле. Она хотела поведать своей любимице о многом, что стало ей известно после смерти. Разумеется, кроме того, о чем было запрещено говорить с живыми.
Подойдя к окну, она выглянула на улицу. Новый день только занимался. Солнце уже взошло, его лучи ласково заливали все вокруг одинаково теплым золотистым сиянием. Она окинула взглядом улицу – деревья, асфальт, машины, голубоватый дымок, который струился из их выхлопных труб, – и лишь после этого обратила взор на маленький дворик у дома. Стоило ей увидеть собаку, которая сидела под самым окном и не мигая глядела на нее, как сердце ее болезненно сжалось. Зная, что это означает, она испустила долгий тоскливый вздох.
До чего же несправедливо с ней поступили! Ну что им стоило дать ей побольше времени? Всего-то одна ночь, разве этого могло быть довольно? Целой жизни и то не хватило бы, но, впрочем, данное соображение вряд ли соотносимо с тем, что происходит теперь. С их стороны было нечестно не предупредить, что ей отпущена всего одна ночь. Мол, как раз успеешь обсудить со своей внучкой все важные вопросы, и точка. Тогда она могла бы все как следует рассчитать. А вышло так, что они с Изабеллой провели отпущенное им время в беззаботной болтовне, вспоминая родственников и знакомых, прежние времена, какие-то мелочи, пусть приятные и милые сердцу, но совершенно бесполезные для ее внучки, которой предстояли тяжелые испытания.
Старая женщина помахала псу рукой. Тот никак на это не отреагировал – сидел под окном и смотрел на нее в упор. Ей было хорошо известно, чего он хотел; знала она и то, что ей нельзя больше терять времени – его совсем не оставалось. Выпустив из рук край занавески, она вернулась к столу. Дотронулась пальцем до одного из пирожных. Такие невинные радости, как долгие завтраки за этим столом, остались в прошлом. Ей сказали, что она может на некоторое время вернуться и встретиться с Изабеллой, но не поставили ее в известность, сколько времени продлится их разговор.
Она зашагала взад-вперед по своей маленькой комнате. Сунула руки в карманы халата и тотчас же нетерпеливым жестом вынула их. Ей хотелось снова раздвинуть занавески и посмотреть, там ли еще этот пес. В душе ее на миг вспыхнула безумная надежда, что, быть может, он убежал. Но нет, она слишком хорошо знала, что он на прежнем месте, под окном, что он ждет и что ей осталось только одно – разбудить Изабеллу и попрощаться.
– Но как же так, бабушка? Я ведь только вчера сюда попала.
– Тебя ждет Винсент. Ты ему нужна.
Стоя рядом с бабушкой, она выглянула в окно и увидела пса.
– Как его зовут? У него есть какое-нибудь имя?
– Хитцел.
Кличка была такой нелепой, что Изабелла прыснула со смеху.
– Хитцел? И кому только в голову пришло так его назвать?
– Не знаю, дорогая. Не задумывалась об этом.
Изабелла снова повторила кличку собаки вслух, рассчитывая, что таким образом сможет отыскать в ней какой-то смысл.
– Что за странное имя!
– Твоя правда. Как ты себя чувствуешь?
Младшая из женщин отпустила занавеску и повернулась к бабушке. Теперь они стояли плечом к плечу.
– Я никак себя не чувствую, по разве это имеет значение? Если нам пришло время расстаться, значит, я должна уйти, вот и все.
– Да, к сожалению, это не в моей власти. Но ведь ты знаешь, будь на то моя воля, ты смогла бы оставаться здесь сколько угодно. Я была так рада возможности снова повидать тебя. Мне казалось, у нас будет больше времени. – В ее голосе звучали такая печаль и раскаяние, что Изабелле, вмиг позабывшей о собственных страхах, захотелось ее утешить и ободрить.
– Раз они так быстро позвали меня назад, значит, Винсент узнал что-то важное и с ним теперь все будет в порядке. Он сумеет их одолеть.
Бабушка скрестила руки на груди и изо всех сил сжала ладонями плечи.
– Нет, это означает лишь, что тебе пора, потому что наше время истекло. Ты ему нужна, потому что в твоей любви он черпает силы, ты – его надежда. Они теперь привели в действие такие силы, что их надо во что бы то ни стало остановить, иначе будет поздно.
Ей вспомнилось, как в начале войны поляки предприняли попытку остановить немецкое наступление, послав навстречу танкам вермахта кавалерию. Донкихотство, конечно. Винсент Этрих будет не одинок в своем противостоянии Хаосу, но он отправится на эту битву верхом на коне, а его противник выступит на поле брани с целым арсеналом самого современного, самого мощного оружия. Сердце ее разрывалось на части от жалости к Изабелле и Винсенту, но она ничем не могла им помочь.
Разве что…
Она подошла к маленькому комоду кедрового дерева и открыла верхний ящик. Внутри ничего не было, за исключением ее сокровища – старой шариковой ручки «Фабер-Кастелл» в серебряном корпусе. Она вынула ее из ящика с такой осторожностью, словно ручка была сделана из тонкого хрупкого стекла. А потом подошла к столу, накрытому для завтрака, и столь же бережно положила ее возле тарелки.
– Изабелла, поди сюда. Я хочу подарить тебе кое-что.
Изабелла стояла у окна, глядя на пса.
– Не нужно ничего.
– Иди сюда, я сказала! Мне дела нет, нужно тебе это или не нужно.
Изабелла тотчас повернулась лицом к бабушке. Та никогда еще не говорила с ней таким резким, повелительным тоном.
– Что это, бабушка?
– Подойди, тогда увидишь.
Она все еще сердилась, и Изабелла снова почувствовала себя маленькой девочкой, которая пуще всего на свете боялась огорчить и расстроить свою бабушку. Это было бы непростительно. Она торопливо подошла к столу и присела на стул.
– Эта ручка – самое дорогое, что у меня осталось. После смерти каждому разрешается взять с собой один-единственный предмет, и я выбрала ее. Это подарок человека, которого я любила всем сердцем. Но не проси меня рассказать тебе о нем, я не стану этого делать.
Изабелле тотчас же неудержимо захотелось задать ей с десяток вопросов, но она, собрав всю свою волю, заставила себя промолчать. Лишь глаза, расширившиеся от любопытства, выдавали ее нетерпение.
– Я хочу отдать ее тебе. Береги ее, потому что в ней – моя смерть.
– Как ты сказала? Ничего не понимаю! – Рука Изабеллы, которую она было вытянула, чтобы прикоснуться к ручке, замерла в дюйме от нее и тотчас же отстранилась. – Что ты имеешь в виду?
– Весь мой посмертный опыт – то, где я очутилась сначала и куда попала, – все теперь заключено в этой ручке. Если ты окажешься в опасности и тебе нужно будет спрятаться, проверни верхнюю часть ручки, чтобы высунуть стержень. Ты попадешь в мою смерть, там тебя никто не тронет.
– Винсент то же самое обещал, когда привел меня сюда, – хмуро сказала Изабелла.
– И был прав, – кивнула бабушка. – Просто тебе пора уходить. Но ведь ничего страшного с тобой здесь не произошло, верно? Если ты попадешь в мою смерть, то сможешь там остаться сколько пожелаешь, потому что она уже свершилась. И, как любое прошлое событие, является неизменной.
На сей раз у Изабеллы хватило духу взять со стола ручку. Однако она проделала это едва ли не с большей осторожностью, чем сама старушка. Она подняла глаза на бабушку, но затем снова обратила взгляд на ручку.
– Помнишь, как ты любила смотреть ковбойские фильмы вместе с отцом, когда была маленькой? И всегда пугалась, когда на экране начинались драки или перестрелки, и бежала прятаться в ванную? Ну вот и считай эту ручку чем-то вроде убежища.
– Ты ведь со мной лукавишь, а, бабушка? – произнесла Изабелла. – Ты что-то недоговариваешь!
Старая женщина взглянула на нее в упор и солгала:
– Нет. Я все тебе сказала.
– Но что же будет с тобой, если я войду в твою смерть?
– Ничего, Изабелла. Ничего нового. Со мной все уже случилось.
Ее ложь повисла над столом и легла рядом с тарелкой с золотистыми пирожными. Она сверкала и переливалась, словно гигантский ограненный драгоценный камень. Старая женщина ее видела. Молодая – нет, но чувствовала, ощущала ее присутствие. Ведь недаром же она совершила путешествие в смерть и вызволила оттуда Винсента. Она нахмурилась, и взгляд ее остановился как раз там, где лежала ложь.
Заметив это, бабушка словно бы ненароком провела по этому месту ладонью, так, как будто стряхивала на пол соринку. Сверкающий камень упал на пол и закатился под кровать.
Правда же состояла в том, что стоило Изабелле проникнуть в смерть своей бабушки, и старая женщина оказалась бы навек заключена в этой комнате.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35