– Либо он появится где-нибудь поблизости и мы его поймаем, либо нет. Я собираюсь сесть здесь и сидеть, посмотрим, каким из двух вариантов дело кончится. И к черту все остальное. По крайней мере, передохну, пока есть возможность.
Я похлопал его по плечу, но не смог сказать ничего утешительного. Сидеть мне не хотелось, и я слонялся вокруг, то и дело бросая апатичные взгляды в сторону границы. И вдруг примерно в четверти мили от нас через узкую просеку, разделявшую две груды обломков, кто-то прошмыгнул. Двигался он поспешно и юрко, как ящерица, перебегающая от укрытия к укрытию. Я уже бежал, пригнувшись и петляя между кучами хлама, к тому месту, стараясь держаться позади обломков.
Я скорее летел, чем бежал. Откуда у меня взялись на это силы, не знаю и никогда не узнаю. Промчавшись половину пути до просеки, я вновь увидел нашего подопечного: он прятался за последней кучей хлама, впереди было только чистое поле. Уимфорт пригнулся, весь подобравшись для решительного броска. В ту минуту он напоминал молодого льва на первой в своей жизни охоте: отсутствие необходимой ловкости в тех же пропорциях сочеталось в нем с уморительной серьезностью. Строго говоря, мальчик уже перестал быть мальчиком. Он был смешон до невозможности и в то же время совершенно серьезно приготовился убивать. Из различных обломков он смастерил себе орудие: на обломок семифутового копья привязал с одной стороны боевой топор, с другой – половину лезвия отличного меча, широкого, с острым точно бритва концом. Середину древка он, чтобы удобнее было держать, обмотал кожаным ремнем. Судя по конструкции этого оружия, бросок не входил в его планы. Скорее, он собирался вспороть что-то острым концом, а топор прицепил на всякий случай, если вдруг придется защищаться.
Наблюдая за ним, я ни на мгновение не прекращал неслышного бега, моля, чтобы он простоял на месте еще несколько секунд, которых мне хватило бы, чтобы перехватить его, прежде чем он выскочит на поле и привлечет к нам внимание крылатых сторожей Эликсира. Четырех секунд мне хватило бы вполне, но, разумеется, их-то у меня и не было. Он увидел меня и без тени колебания выпрыгнул на израненную, источенную личинками равнину перед горой. Мы понеслись по пружинящей под ногами мясистой почве, траектории его и моего движения стремились к пересечению в одной точке, в каких-то трехстах шагах от меня, где вовсю шел процесс превращения третичного монстра из летучего гиганта в червя.
Увы! Уимфорту до него было всего двести пятьдесят шагов. Гибель наша уже была предрешена, я это видел, хотя и не мог ничего поделать с безумной настойчивостью, с которой мои ноги продолжали нести меня вперед. Мальчик забыл обо всем на свете. Мчась во весь опор, он поднял режущий конец своего копья. Впереди вооруженный жалом гигант, паривший футах в пятистах над равниной, уже навел на нас безжалостные черные полушария своих глаз, описал в воздухе широкий круг и начал снижаться.
Огромная, наполненная кровью задняя часть, на которую нацелился Уимфорт, уже высвободилась из материнского кокона и наполовину зарылась в почву. Личинка тяжеловесно покачивалась в воздухе, деловито проедая себе путь. Мальчик с криком восторга со всего размаха опустил на нее острие меча.
Краем глаза я заметил, как рассыпалось на части его импровизированное оружие, а сам он, не в силах вовремя затормозить, налетел на личинку и, потеряв равновесие, упал, – все это можно было предвидеть. Мое внимание было поглощено пикировавшим на мальчишку Собирателем, которого я еще надеялся остановить. Вот он завис прямо над ним, жало вытянулось вперед и вверх, готовое нанести удар. Я метнул копье, изогнувшись в прыжке, чтобы придать броску максимальное ускорение и мощь. У меня чуть глаза не выскочили, с таким напряжением я толкнул древко. Падая, я почти лениво наблюдал, как мое копье вошло глубоко в намеченное место и крылатый гигант камнем рухнул вниз, в то время как тело его конвульсивно сжалось и хвостовое жало пробило переполненное драгоценной жидкостью брюхо.
Сгруппировавшись, я ударился о землю и тут же перекатился на ноги. Груз Собирателя черной рекой разлился в воздухе, сам он, кувыркаясь, летел навстречу гибели. Я уже мчался к мальчишке, споткнувшись лишь однажды, когда земля под ногами вздрогнула от падения тяжелого тела.
Жидкость, дождем хлынувшая из внутренностей Собирателя, промочила Уимфорта насквозь, но, когда я подбежал к нему, он уже почти высох. Не потому, что черная жижа стекла на землю, нет, она в него впиталась, проникнув в каждую пору его кожи, как вода проникает в сухой песок. Только волосы все еще оставались влажными, и потому, когда я схватил его за шиворот, чтобы поднять на ноги, моя левая рука коснулась вымокших кудрей, и кровь демона зашкворчала на моей ладони, как масло на сковородке.
Бросив мальчишку – он и так уже приходил в себя, – я заплясал вокруг него, тряся рукой, которую жгло, как огнем. Жидкость невозможно было стереть; но вскоре она сама собой высохла и превратилась в черный порошок, не вызывавший никаких ощущений. Его я просто сдул. Однако хочу засвидетельствовать, что результатом моего соприкосновения с Эликсиром стало противоестественное явление: с тех самых пор я могу то, чего не мог никогда раньше, – а именно одинаково хорошо пользоваться обеими руками, и если я все делаю в основном правой, то только в силу привычки.
Видя, что мальчик уже стоит на ногах, я схватил его за руку и поволок обратно, в лабиринт разлагающихся останков и обломков боевых машин. Он бежал резво и нисколько не сопротивлялся. Получив наконец то, к чему он так давно стремился, мальчишка думал теперь только об одном – как доставить драгоценную добычу домой в целости и сохранности – и потому готов был выполнять любые наши указания, которые могли этому поспособствовать. По меньшей мере два Собирателя уже направлялись к своему поверженному собрату, обшаривая взглядом землю в поисках врага. Я сказал Уимфорту, куда прятаться, и он тут же в точности исполнил мое распоряжение: нырнул под опрокинутую колесницу. Сам я распростерся на груде относительно антропоидной мертвечины и замер.
Нас не заметили: гиганты-жалоносцы патрулировали территорию целым отрядом, но, не зная, что именно следует искать, не догадались, по-видимому, что опасность может исходить от существ гораздо меньшего размера, нежели они сами. Да и в самом деле, часто ли киты погибают от блох? Как только вторая эскадрилья Собирателей довершила погребение нашей жертвы – то есть подобрала все до капли остатки Эликсира, – патрули убрались и вернулись на свои обычные места над кишащей личинками равниной.
Мы как раз собирались идти искать Барнара, когда он сам крадучись вышел на прогалину. С ним вместе мы повели нашего ставшего на удивление кротким подопечного подальше от неописуемого зрелища, которое представляла собой гора и окружающее ее пространство. Барнар видел все, что произошло, слова были не нужны. Забравшись поглубже в усеянные обломками недавних сражений джунгли, мы опустились на землю. Я принялся неспешно починять разорвавшийся ремешок сандалии. Мой друг полулежал, откинувшись на полуразбитый таран, и играл своим боевым топором, ставя его рукояткой на кончики вытянутых пальцев. Некоторое время он удерживал его в вертикальном положении, водя туда-сюда ладонью, потом ронял вперед так, что топор, перевернувшись в воздухе, вонзался в белую, точно недозрелый сыр, почву подземного мира, которой служила громадная шкура Сазмазма, жертвы коварного волшебника. Тогда он выдергивал топор, и все начиналось сначала.
Уимфорт некоторое время слонялся между кучами обломков, смакуя свой подвиг и наслаждаясь свершившимся переходом в пантеон героев. Он то напевал, то насвистывал, то принимался вполголоса разговаривать сам с собой, точно беззаботный ребенок, собирающий на пляже ракушки.
Но вскоре его начало прямо-таки пучить от восторга. В мечтах своих он уже вступил во владение всем, к чему давал доступ Эликсир, и сохранять спокойствие стало явно выше его сил. Он все яростнее тыкал найденной им в груде оружия булавой во что попало, бормотание его становилось все более и более лихорадочным. Откуда-то он достал замечательный образчик оружейного искусства – бронзовый щит с выгравированным на нем изображением земного колеса в окружении зодиакальных символов. Сначала я подумал, что он хочет взять его себе. Вместо этого он начал размеренно ударять по нему булавой. С каждым ударом из его груди вырывался ликующий крик, раз за разом все громче и громче. Вприскочку, словно демон, с гиканьем колотил он по щиту, пока отдельные удары не слились в беспрерывный гул, а искусная резьба не начала покрываться царапинами и шрамами. К тому времени, когда Барнар вырвал булаву у него из рук, он уже довел себя до состояния полного исступления. Ухмыляясь, невидящими глазами глядел он на нас, двоих из целой армии недоумков, которые смеялись над ним и ставили палки в колеса, мешая достижению великой цели. Но теперь-то мы убедились в его правоте, а вскоре такая же возможность представится и всем остальным.
– Ха! – заорал он. – Ха! Ну, кто теперь посмеется, а кто будет локти кусать, а? Как теперь будут обстоять дела? Я говорю о джабобо, друзья мои. Осмелятся ли теперь сопливые слизняки из Кайрнлоу Изначального оспаривать наше право на владение священными стадами предков? Хватит ли у них наглости указывать нам, кому принадлежат эти стада? Хватит ли у них нахальства теперь, когда я держу всю землю вот в этих десяти пальцах? Помяните мои слова, друзья мои: если я вернусь домой в Первый День Ярмарки, то уже на Второй День, когда они выйдут из своих домов и оглянутся кругом, пусть попробуют отыскать во всем Кайрнлоу Изначальном хоть одного джабобо, хоть одну травинку, хоть один грязный ручеек. Их владения превратятся в безводную пустыню. Ничего больше не будет. Да что это я, их и самих к утру не будет, ибо ночью их собственные мечи выскочат из висящих на стенах ножен и искромсают их на куски прямо в постелях, не пощадив ни старого, ни малого!
И так далее, и тому подобное. Хотя голос его вскоре утратил опасную громкость, выступление от этого не стало менее выразительным, и мы еще долго сидели, обмениваясь невыразимо тоскливыми взглядами под шквальным огнем его красноречия. Мы узнали о том, какое славное будущее ждет Кайн Газер, столицу края полноводных рек, привольных пастбищ и неисчислимых стад джабобо. Немало было сказано и о том, которые из младших братьев стольного града разделят, разумеется лишь частично, его судьбу, а кому придется искупать свои былые перед ним прегрешения чисткой отхожих мест и помоек. Затем на нас излился целый поток информации о том, какие города и народы со всего белого света когда-либо имели контакты с Поздним Кайрнлоу и каким образом их отношение к возлюбленной отчизне нашего героя должно было повлиять на их дальнейшую участь.
По мере того как на нас обрушивались все новые и новые сообщения, настроение наше становилось все мрачнее и мрачнее. Один и тот же невысказанный вопрос застыл в глазах у нас обоих, но ответа на него мы не находили.

XIX

Свобода! Заезженное, затасканное слово! Каким громким и пустым кажется оно до тех пор, пока какое-нибудь происшествие не напомнит нам о том, что это такое, и – о! каким ясным и определенным становится оно тогда, каким невыразимо приятным и всеобъемлющим! Однажды мне довелось идти к нему пешком, с каждым шагом все яснее постигая глубину и бесконечное разнообразие составляющих его смыслов. Я видел это слово воочию: оно имело вид крохотного ярко-синего лоскутка, к которому я шагал через каменную, вымощенную сталью темноту. Не в силах думать ни о чем другом, я смотрел на этот голубой клочок и бормотал, словно убеждая самого себя:
– Это – свобода.
Я продолжал шагать, и, по мере моего приближения к заветному слову, оно наполнялось жизнью. Вот на нем появилось крохотное черное пятнышко. Его форма подсказала мне, что это ястреб, а его размеры, по которым я смог определить, какое расстояние нас разделяет, напомнили мне о том, как глубока эта синева. Сердце сжалось у меня в груди при воспоминании об этой глубине.
– Это небо, – продолжая я втолковывать самому себе, прибавляя шагу. Выше ястреба, намного выше, парило легкое, полупрозрачное облачко. Расстояние между мной и свободой продолжало сокращаться. Далекие горы поднялись из-за нижней части обрамлявшей небо каменной рамы, затем и равнина покатилась на меня из-под них.
И вот наконец я стою на самом пороге свободы и гляжу ей прямо в лицо. Оно состоит из камня, песка и зеленых приземистых кустов, кряжистые серые горы, на вершинах которых никогда не тают сахарные шапки снега, обрамляют его. И надо всем этим – синева, такая глубокая и сочная, что кажется, будто она проникает в тебя, как холод, до самых костей. А между землей и небом – вольница ветров, заселенных сойками, воронами, ястребами и зябликами.
– Вор! Долговязый! Он вернулся!
Весь гарнизон поднялся на крик, как один человек, и загудел, точно пчелиный рой. Я кивнул. Все правильно, худой вор вернулся, и толстый вместе с ним. Кажется, я улыбнулся им короткой, идиотски бессмысленной улыбкой, прежде чем снова вернуться к созерцанию свободы. Я наблюдал, как стадо гнуторогов медленно переходит ручей в долине далеко под нами. Я прислушивался к негромкому шелесту, с которым ветер пробирался сквозь заросли гвоздь-травы, покрывавшие склон под входом в Темный Путь. И, глядя, на солнце, клонящееся к западу, к невесомому неводу перистых облаков, предвкушал, как светило забьется в нем красно-золотой рыбой через каких-нибудь полчаса. Отмечая все это, я вдруг с удивлением обнаружил, что солдаты верхами с Чарналом и Камином во главе собрались в нескольких ярдах от входа в туннель, причем у Повелителя Кнута такой вид, будто он уже давно дожидается моего внимания. Сознание необходимости общения с этим человеком заставило меня глубоко вздохнуть. Я сделал это без всякой задней мысли, но тут же сообразил, что отец, напряженно ждущий вестей о судьбе своего сына, наверняка истолкует мой вздох неправильно. Мне стало смешно.
– Мы привели твоего сына, Повелитель.
Вероятно, он твердо решил держать язык за зубами, пока я не произнесу первого слова, ибо теперь мышцы его лица расслабились, а губы слегка приоткрылись. Но молчания он не нарушил.
– Здравствуй, Чарнал, – улыбнулся я. – Как жизнь, дружище?
Он рассеянно глядел прямо мне в глаза, не переставая тереть левой рукой лысину, словно надеялся таким образом заставить свой мозг уверовать в реальность моего возвращения.
– Мы знали, что вы уже близко, – проговорил он, едва шевеля губами. – Крючки Жизни сообщили мне об этом. – Вдруг он просиял. – Разве я не предсказывал? Разве у меня не было предчувствия, что все сложится хорошо? Вы нашли Пирата из Сордон-Хеда?
– Да, мы его нашли, Чарнал. Это редкостный человек. Великий человек.
– Да. Я знал, что он был таким – что он такой.
– Покажите мне моего сына! – раздался гневный рев. Мы посмотрели на Камина. Его мясистое лицо пылало от злости. Он был уверен, что мы специально мучим его, – будто во всем свете не было ничего, что могло бы занимать нас больше, чем его личная проблема. До чего же он походил в этом на своего сына! Но этот, по крайней мере, беспокоился о ком-то другом, не о себе.
– Сейчас я его тебе покажу, – спокойно ответил я. – Но не более того. Когда из нас извлекут Крючки Жизни, а ты уберешь отсюда своих людей и доставишь сюда то, что нам причитается, получишь его, но не раньше. – С этими словами я повернулся к нему спиной и крикнул в ствол шахты: – Барнар! Давай его сюда! – Потом снова обратился к Камину: – Подойдите сюда, ты и Чарнал. Если боишься, возьми двух человек для охраны, но не больше.
Ненужность последнего замечания рассмешила меня самого. Камину пришлось пустить в ход самую суровую гримасу из своего репертуара, прежде чем капитан отряда и еще один солдат сдвинулись с места. Я провел их в пещеру и спиной почувствовал, как они напряглись, когда из недр шахты донесся нарастающий гул. Сделав несколько шагов вглубь, я знаком приказал остановиться. Молча мы наблюдали, как навстречу нам из глотки Темного Пути поднимается трепещущий огонек, – это шел Барнар с факелом. Постепенно мы смогли его разглядеть: факел он держал в одной руке, а другую положил на перекинутую через плечо веревку. За его спиной маячил расплывчатый силуэт вагонетки, которую он тянул по некрутому склону наверх.
Неподалеку от нас он остановился, обмотал веревку вокруг торчавшей из стены металлической балки и радостно помахал Чарналу рукой. Камину он сказал:
– Вот твой сын, Повелитель. – Держа факел над вагонеткой, он запустил в нее другую руку, приподнял связанного по рукам и ногам мальчика, которого мы удобно устроили на подушке из мотков троса, и посадил его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20