Абордаж выпадал на долю победителя. Десантники занимали посты по всему фрегату, на тот случай, если к захвату ставшей беспомощной «Рыси» приступят риксы. Будь все нормально, Зай для такого варианта развития событий отдал бы приказ выдать всем членам экипажа личное оружие. Однако после мятежа это было бы слишком рискованной демонстрацией доверия. Самым зловещим знаком для любого наблюдательного члена экипажа являлся тот факт, что генератор сингулярности, самое могущественное из средств самоуничтожения «Рыси», имевшихся в распоряжении Зая, уже был заряжен на полную мощность. Если бы «Рыси» удалось приблизиться к риксскому крейсеру достаточно близко, то оба корабля разделили бы трагическую гибель.
Короче говоря, «Рысь» уподобилась ослепшему от злобы пьянчуге, со стиснутыми зубами готовому вступить в кабацкую драку, для которого главное – побольше всего переломать, и при этом его нисколечко не заботит, будет ли ему самому больно или нет.
Зай думал о том, что это, пожалуй, и было единственным преимуществом «Рыси» в предстоящей схватке: отчаяние. Будут ли риксы пытаться защитить свою уязвимую антенну? Намерения врагов не оставляли сомнений: они хотели выйти на связь с гигантским разумом на Легисе. Но не могло ли случиться так, что установка на оборону антенны заставит командира риксского крейсера чем-то поступиться и совершить ошибку? Если так, то у «Рыси» появилась бы хоть какая-то надежда уцелеть в бою.
Зай вздохнул и сурово отбросил эту мысль. Надежда не была в числе его союзников. За последние десять дней он в этом четко убедился.
Он вернулся к воздушному экрану, на котором красовался подробный план внутренней структуры «Рыси».
Линии чертежа двигались, будто начинка восточной шкатулки-головоломки, по мере того как переборки и отсеки корабля приобретали боевую конфигурацию. Кают-компании и столовые исчезали, превращаясь в просторные артиллерийские отсеки, коридоры расширялись для облегчения передвижения аварийных ремонтных бригад. Койки в кубриках превращались в кровати для ожоговых пациентов. Расширилось помещение лазарета. Оно поглотило спортивные площадки и окружавшие их беговые дорожки. На стенках появились скобы, за которые можно было ухватиться при потере гравитации. Все, что только могло при резком наборе скорости сорваться и упасть, укрепляли, примагничивали, привинчивали или попросту отправляли в переработку.
Наконец перемещение линий на схеме прекратилось, план приобрел устойчивые очертания. Словно кто-то ровно, как по маслу, вкрутил последний винтик – и корабль подготовился к бою.
Прозвучал короткий звук, похожий на сигнал клаксона. Некоторые из работавших на мостике офицеров повернулись вполоборота и устремили взгляды на Зая. Их лица были полны ожидания и волнения. Эти люди были готовы вступить в бой, невзирая на то, какие шансы были у «Рыси». Более всего эти чувства отражались в глазах старшего помощника Хоббс. На Легисе-XV все они потерпели поражение, и вот теперь у них появилась возможность отомстить за проигрыш. Бунт на борту оказался недолгим, его быстро ликвидировали, но и он оставил после себя неприятный осадок. Они приготовились драться, и пусть к жажде крови примешивалось отчаяние – видеть эту жажду все равно было приятно.
«Может быть, – позволил себе подумать Лаурент Зай, – мы все-таки вернемся домой».
Капитан кивнул первому пилоту. Постепенно вернулось притяжение, начались перегрузки, и Зая прижало к спинке капитанского кресла. Фрегат несся навстречу битве.

1
КОСМИЧЕСКАЯ БИТВА

Первоначальные условия сражения – вот единственное, на что способен повлиять полководец. Но стоит пролиться крови – и всякое командование превращается в иллюзию.
Аноним 167


СОТРУДНИЦА МИЛИЦИИ

Инверсионный след сверхзвукового самолета едва белел в небе – так сух и разрежен был воздух. Рана Хартер представляла себе летящих в вышине пассажиров: они удобно устроились в креслах, принимающих форму тела и способных уберечь человека при аварии, дышали воздухом, приправленным каким-нибудь дезинфекционным аэрозолем с приятным запахом… Возможно, сейчас, на середине пути, им подавали легкие закуски. Если бы кто-то из пассажиров посмотрел в иллюминатор, закрытый прозрачным гиперуглеродом, то увидел бы инверсионные следы других самолетов. Над полюсом пролегали маршруты большинства дальних перелетов. Материки на Легисе были сосредоточены в северном полушарии, вдали от бурного экваториального моря и огромного безмолвного южного океана. Все транзитные авиатрассы сходились здесь, на полюсе, словно прочерченные на баскетбольном мяче линии. Безлюдная и суровая тундра – перекресток всех дорог, но все только пролетали над ним, никогда этих мест не посещая. Рана никогда не летала на самолете. Она могла лишь весьма смутно представить себе всю эту воздушную роскошь. Пустоты в ее воображении заполнялись звучанием музыки богатых людей: нежные струны играли и играли одну и ту же медленную музыкальную фразу.
Она следила за тем, как ветер гонит поземку по равнине, замечала направление движения и скорость редких рваных облаков. «Компьютер» в ее мозгу выстроил прогноз. Инверсионный след достиг определенной точки, и Рана произнесла:
– Да.
В это же мгновение инверсионный след внезапно изогнулся под острым углом. Несколько мелких обломков, вращаясь, блеснули в лучах солнца. Казалось, падают они совсем медленно, но это потому что самолет летел на большой высоте.
Самолет сразу же выправил курс.
Рана представила себе, как резко и неприятно тряхнуло кабину. Полетели в разные стороны бокалы с шампанским, рассыпались по полу подносы и ручная кладь, все предметы подпрыгнули к потолку – ведь самолет за несколько секунд потерял тысячу метров высоты. Неожиданное открытие люка грузового отсека мгновенно удвоило тормозной профиль, и машина подверглась сильнейшей встряске. Впрочем, скорее всего, «умные» кресла должны были удержать пассажиров. Ну, может быть, у кого-то кровь пошла из носа, кто-то вывихнул плечо. Кому-то из тех, кто находился на ногах, могло повезти меньше – в таком положении можно было и контузию получить. Но теперь самолет выправился, и провинившийся люк грузового отсека автоматически закрылся.
Рана Хартер обнаружила, что «компьютер» у нее в голове работал лучше, если она подключала фантазию. Стоило ей представить резкую встряску в вышине, а потом следить взглядом за тем, как, поблескивая в лучах солнца, вниз падают багаж и разные съестные и несъестные припасы, и она физически чувствовала, как «крутятся шестеренки» у нее в мозгу, как идут подсчеты координат и очертаний территории падения добычи. Резкие, четкие, математически точные линии траекторий падения и ветер пахли камфарой, звенели в ее ушах лишенными вибрации, точнейшими нотами нескольких флейт – по одной на каждую переменную.
И приходили ответы.
Рана обернулась и посмотрела на Херд. Та уже надела шубу с капюшоном. Соболья шуба была одним из первых трофеев, добытых с помощью Александра. Это он, гигантский разум, устраивал для своих подопечных сброс багажа из самолетов. Краска, которая прежде скрывала истинный цвет риксских глаз Херд, теперь выцвела, и ее глаза искрились фиолетовым светом и очень красиво смотрелись в обрамлении черного меха. Ворсинки шубы шелестели, шевелясь на морозном ветру, и это легкое движение заставляло Рану слышать, как звенят маленькие мерцающие бубенчики, прицепленные к лодыжкам свадебных танцоров.
Херд ждала ее инструкций и всегда уважительно молчала все то время, пока Рана пускала в ход свои уникальные способности (правда, в то мгновение, когда Рана произнесла «да», боевик-рикс сжала ее руку – будто именно это слово и увело самолет с курса).
– Семьдесят четыре километра в ту сторону, – сказала Рана и постаралась указать как можно точнее.
Взгляд фиолетовых глаз Херд устремился туда, куда указывала Рана. Рикс искала ориентиры. Затем она кивнула и обернулась к Ране, чтобы поцеловать ее на прощание.
Губы рикса теперь всегда были холодными – температура ее тела приспосабливалась к погодным условиям. В ее слюне чувствовался легкий привкус ржавчины, и из-за этого слюна казалась немножко похожей на кровь, только была слаще. Ее пот не содержал соли. Из-за своего минерального состава он по вкусу походил на воду в шахтерском поселке. Когда Херд стремительно зашагала к флаеру и полы ее широченной шубы взметнулись вверх, будто крылья, синестезический запах лимонной травы, исходивший от птичьих движений рикса, смешался с привкусом, оставшимся на губах у Раны. Она наблюдала за риксом с неослабевающей радостью.
Но Рана отвернулась к входу в пещеру еще до того, как взвыл оживший двигатель флаера. Каждая секунда пребывания на морозе что-то отнимала у нее.
Внутри температура все-таки была выше нуля.
На Ране Хартер были два слоя натурального шелка, лисья шапка и шуба из искусственной шиншиллы, крытая кожей синего кита, сородичи которого во множестве водились в южном океане. И все равно она мерзла.
Стены пещеры были завешаны старинными гобеленами, предназначавшимися для Музея древностей в Поллаксе. На ледяных полках, которые Херд вырезала в стенах, красовалась громадная коллекция косметики и одежды – сокровищ, извлеченных из упавшего багажа авиапассажиров. Рана и Херд спали на шкуре крупного зверя, похожего на медведя, но что это был за зверь – они не знали. Судя по фирменному ярлыку, шкуру вывезли с другой планеты. Пол был покрыт кусками мягкой подкладки, выпоротой из чемоданов и сумок, а под подкладкой находились горы белья.
Повсюду лежали и стояли маленькие, но удобные дорожные бытовые устройства. Электронные игры, кофеварки, фонарики, игрушки из секс-шопов. Все это Херд умудрялась разбирать и переделывать во что-то другое, более полезное. Питались Херд и Рана только деликатесами. Мясо молодых животных, фрукты – непростительно не по сезону, икра и экзотические орешки, засахаренные насекомые и съедобные цветы. Все эти продукты были уложены в миниатюрные упаковки, приспособленные для роскошного питания в самолете. Что-то было в консервных баночках, что-то снабжено устройством для самоподогрева, что-то подвергнуто глубокой заморозке, что-то лежало в пакетиках, а что-то – в коробках-термосах. Другие продукты следовало поливать жидкостью из пластиковых бутылочек – таких крошечных, что с ними ничего не случалось за время долгого падения. Рана и Херд наливали себе вино и воду в хрустальные бокалы. Бокалов было два, и кто-то настолько высоко ценил их, что упаковал в тридцатисантиметровый слой киберпены. Как ни странно, на коробке значилось, что в ней содержится кофе в зернах. То ли кто-то ошибся, то ли таким образом перевозил краденый антиквариат.
«И все эти сокровища – всего из трех багажных отсеков!» – восторгалась Рана. Прежде она никогда не видела подобной роскоши. Она подняла теннисную ракетку из киберпластика. Край ракетки был не шире натянутых на нее струн. Изящные, почти риксские линии спортивного снаряда вызвали у Раны восхищение.
Сегодняшний, четвертый по счету сброс багажа должен был стать последней добычей Херд и Раны. Предел возможных объяснений этих происшествий был значительно превышен. Александр всякий раз предлагал фальшивые версии причин внезапного открытия люка, но их запас истощился. Однако на данный момент у Раны и Херд было в наличии все необходимое, чтобы дождаться нового приказа гигантского разума.
До тех пор им предстояло жить в роскоши. У них была роскошь, и они были друг у друга.
Рана Хартер села и отдышалась после тяжелых для нее минут, проведенных на морозе. Она подняла руку, в которой держала маленький походный диагностический аппарат, и даже это усилие далось ей с трудом. Каждую ночь она спала все дольше, и ей снились яркие, но абстрактные сны из странных символов, содержавшихся в ее мозговом «компьютере». И все же счастью Раны не было конца. Об этом заботились лекарства – регуляторы выброса допамина.
Пулевое отверстие у нее в груди давно затянулось. Только в первую ночь после ранения Рана страдала от жара, но первая же ампула с нанопрепаратом из аптечки Херд принесла облегчение. А вот тяжесть в груди все не проходила. Наоборот, она становилась все сильнее и сильнее, и Ране с каждым днем было все труднее и труднее дышать.
Она включила аппарат. Его экранчик засветился и показал всю медицинскую информацию. Рана выключила прибор. Она уже столько раз видела эти сведения и прекрасно знала, что ее единственное здоровое легкое с каждым днем сдает. Между грудной клеткой и легким медленно скапливалась жидкость, и из-за этого дыхание вырывалось из горла у Раны так, будто на грудь ей давили кулаком. Спасти могла только операция. Но как ни умна, как ни умела была ее возлюбленная, рикс, о хирургической операции здесь, в ледяной пещере, и речи быть не могло.
Тонким чувством юмора Рана не обладала никогда. Обстоятельства ее жизни были настолько незатейливы, что такое чувство и не требовалось. Однако она ощущала иронию нынешней ситуации: она была окружена всем, чего только когда-либо желала. Со всех сторон – роскошь, приметы богатства. Невидимое божество, в существование которого она всегда верила. Возможность беспрепятственно пользоваться собственным мозговым «компьютером» в надежном убежище буквально на краю света. И еще – возлюбленная, наделенная чужой, инопланетной красотой. Свирепая, жестокая защитница, чьи грация, странный ум и фиолетовые глаза открывали для Раны новые восхитительные миры.
И страшная реальность: всего через несколько дней Рана должна была умереть.
Она отворачивалась от этих мыслей. Так ребенок не обращает внимания на легкий дождик. Эти мысли не могли ослабить ее счастье. Что бы ни случилось, ей – одной-единственной из триллионов людей – так ослепительно повезло.
«Наверное, смерть нашла меня», – решила для себя Рана Хартер.
Она уже пребывала в раю.

СЕНАТОР

Нара Оксам крепко сжала поручень и только потом решилась вывести лекарство из своей кровеносной системы.
Прохладный ветер поздней ночи едва заметно раскачивал балкон. Его движение сдерживалось противовесами, которые перекатывались внутри деревянного помоста под босыми ступнями Нары. Под тихо поскрипывающими декоративными цепями была скрыта система полимерных волокон, каждое толщиной с палец. Эти волокна (согласно строительной рекламе) могли выдержать вес африканского слона даже во время одного из тех кориолисовых шквалов, которые порой налетали на столицу ближе к концу лета. Если бы сенатор Оксам оступилась и упала, ее бы сразу же окутала окружавшая все здание невидимая сеть, предназначенная для спасения самоубийц. Затем Нару доставили бы на ближайший обзорный уровень, пятью этажами ниже. Ну, а на самый крайний, самый непредвиденный случай балкон был укомплектован маленьким вакуумным дирижаблем, который хранился в сложенном состоянии под столиком. Раскрывшись полностью, дирижабль обладал достаточной подъемной силой для того, чтобы принять на борт сенатора и двадцать ее гостей и мягко опустить на землю.
Однако животные инстинкты у людей чрезвычайно сильны, и эмпатический дар Нары никогда не позволял ей забывать об этом. Обычных мер предосторожности не хватало для того, чтобы избавиться от головокружения, возникавшего, когда стоишь на двухкилометровой высоте. Костяшки пальцев у Нары побелели. Лекарство покидало ее организм.
Специальный противоэмпатический браслет издал привычное шипение. Устройство ввело в кровь Нары очищающий нанопрепарат. Через несколько минут от города повеяло первыми волнами эмоций. От жилых башен, возвышавшихся к северу от Алмазного Дворца, исходил мыслительный шум. В этих приземистых некрасивых сооружениях обитало множество людей. Каждое из них вмещало более сотни тысяч представителей самого многочисленного класса обитателей столицы – мелких чиновников-бюрократов, занимавшихся наблюдением за прохождением налогооблагающихся сделок. Каждый администратор из тех, что трудились на планетах восьмидесяти систем, входивших в состав Империи, имел здесь, в столице, на планете, называемой Родиной, своего дублера, еще одну пару глаз, которая бдительно следила за тем, чтобы Император и Сенат получили свою долю. Живя на Вастходде, Нара знала о существовании этой армии бюрократов, но информация носила абстрактный характер, и лишь теперь, понимая, что восемьдесят миров сконцентрировались здесь, в одном городе, она осознавала фантастические масштабы Империи. Громадные грузовые звездолеты каждый день стартовали со столичного космопорта. Они доставляли все необходимое для того, чтобы связь работала мгновенно и непрерывно. На это тратились огромные средства, но всеведение Императора подразумевалось само собой, как догмат Священного Писания.
1 2 3 4 5 6 7