Стрелки остановились. За последние две недели они прикрывали отход более десяти раз – жало в хвосте армии. Если повезет, сегодня французы их не потревожат. А если не повезет, через час появится вражеский авангард – кавалерия на выбившихся из сил конях. Французы предпримут пробную атаку, стрелки дадут пару залпов, после чего все успокоится, поскольку ни у кого не будет явного преимущества. Французы позволят зеленым курткам тащиться дальше. Обычная на войне ситуация: скука, холод, отчаяние.
Стрелки заблокировали дорогу к западу от моста, лицом к востоку. Сержанты прохаживались за строем. Офицеры стояли перед ротами. Лошади их давно погибли от холода. Все молчали.
Назначенный на должность интенданта батальона лейтенант бесцельно прогуливался по каменному мосту, вглядываясь в промозглую пелену. Майор Уоррен Даннет усмотрел в этом очередной вызов.
– Только полюбуйся, где занял позицию чертов выскочка, – проворчал он, подойдя к капитану Мюррею.
– Не вижу в этом никакого вреда, – ответил с обычной мягкостью капитан.
– Он просто поднявшееся из грязи ничтожество!
Мюррей улыбнулся:
– Он отличный интендант, Уоррен. Вспомните, когда у ваших солдат было столько патронов?
– Он обязан обеспечить мне нормальный ночлег, а не шастать черт знает где в надежде доказать, что умеет драться. Ты только посмотри на него!
Даннет злобно уставился на молодого офицера. Майор сейчас походил на человека, которому никак не удавалось почесать зудящее место.
– До сих пор ведет себя как солдат. Как был крестьянином, так и остался. Ну зачем ему ружье?
– Вот уж не знаю.
Ружье было неуместной причудой. Считалось, что интенданту оружие вообще не нужно. Он должен иметь бумагу, чернила, перья и счетные палочки. Он должен уметь раздобыть еду и выбить ночлег в переполненном солдатами городишке. Ему нужен нос, чтобы вынюхивать прогнившее мясо, нужны весы, чтобы взвешивать порции, нужно упорство, чтобы противостоять наглости других интендантов. Оружие ему ни к чему. Тем не менее, новоиспеченный лейтенант постоянно таскал с собой ружье и еще саблю. Таким образом он недвусмысленно заявлял о своем намерении сражаться, а не заниматься интендантскими обязанностями. Зеленые куртки относились к оружию интенданта с насмешкой. Несмотря на прошлые подвиги, сейчас он воспринимался как стареющий лейтенант-неудачник.
Даннет притопывал замерзшими ногами.
– Первыми пойдут фланговые роты, Джонни. Ты прикроешь.
– Слушаюсь, сэр. Будем ждать конницу?
– Пропади она пропадом! – Даннет ненавидел кавалерию врожденной ненавистью пехотинца. – Ждем еще пять минут. Хватит, чтобы убрать с дороги проклятые пушки... Что-нибудь видите, интендант? – язвительно поинтересовался майор.
– Нет, сэр.
Лейтенант снял кивер и провел рукой по длинным, темным и грязным после похода волосам. Шинель его была расстегнута, ни шарфа, ни перчаток он не носил: либо не мог себе позволить, либо хвастался закалкой. Даннет изо всех сил желал, чтобы рвущегося в битву выскочку лейтенанта зарубили в первой же стычке.
Правда, рубить было некому. Скорее всего дождь, ветер и проклятый холод заставили французов остановиться в последней деревушке. А может, они соблазнились пьяными женщинами. Как бы то ни было, враг не показывался, лишь крепчающий ветер гнал по темному небу низкие тучи.
Майор Даннет нервно выругался. Четыре роты брошены среди бездорожья и холода! Четыре забытые роты на проигранной войне. Ждать дальше нет смысла.
– Снимаемся, – скомандовал Даннет.
Послышались свистки. Две фланговые роты развернулись и, как ожившие мертвецы, побрели по разбитой дороге. Две стоящие по центру роты под командованием капитана Мюррея остались на мосту.
Стрелки любили капитана Джона Мюррея. Он был настоящим джентльменом, обмануть его было трудно, зато на откровенность капитан отвечал откровенностью и относился к людям справедливо. У него были тонкие черты лица и живая улыбка. Капитан любил пошутить. Благодаря таким офицерам, как Мюррей, стрелки еще сохраняли дисциплину и подобие строевой выучки, обретенной на плацу Шорнклифа.
– Сэр! – До сих пор не ушедший с моста интендант показал на возникшую из пелены дождя фигуру: – Один из наших.
Едва держащийся на ногах человек действительно оказался английским солдатом. Ни кивера, ни сапог на нем не было. Босые ноги оставляли на каменистой дороге кровавый след.
– Это ему послужит уроком, – сказал капитан Мюррей. – Видите, ребята, к чему приводит пьянство?
Незамысловатая шутка капитана развеселила стрелков. Капитан явно передразнивал священника, который как-то раз читал в батальоне проповедь о греховности спиртного. Обветренные, потрескавшиеся губы солдат с трудом складывались в улыбку, но это было лучше, чем мрачное отчаяние.
Очевидно, инстинкт самосохранения вывел этого солдата, одного из оставленных в деревушке пьяниц, на дорогу и погнал на запад. Он споткнулся о замерзший труп лошади и попытался бежать.
– Кавалерия! – крикнул вдруг лейтенант.
– Стрелки! – заорал капитан Мюррей. – К бою!
Онемевшими от холода руками солдаты выдергивали тряпки из ружейных замков. Замерзшие пальцы двигались быстро, ибо на дороге действительно показались зловещие очертания всадников. На фоне серого неба чернели ножны, плащи и карабины в седельных кобурах. Французские драгуны.
– Спокойно, ребята, спокойно, – уверенным голосом произнес капитан Мюррей. Новый лейтенант отбежал к левому флангу, где находился его мул.
Отставший солдат соскочил с дороги, перепрыгнул через канаву и завизжал, как свинья на бойне. Один из драгун настиг его и рассек лицо мечом от бровей до подбородка. Кровь хлынула на замерзшую землю. Второй драгун рубанул несчастного по голове. Солдат упал на колени и заплакал. Спустя мгновение его затоптали копытами.
Французский эскадрон скакал на перекрывшие дорогу роты. Доносились крики: «Serrez! Serrez!», что по-французски означало «стягиваться». Кавалеристы сбивались в плотный строй, прижимаясь друг к другу сапогами. Прежде чем капитан Мюррей скомандовал «огонь», лейтенант успел разглядеть обрамлявшие лица драгун косицы.
Грянуло около восьмидесяти ружей. У остальных отсырел порох, но восемьдесят пуль с расстояния менее сотни ярдов смешали вражеский эскадрон. Кони заметались, всадники полетели на землю, началась паника. Замерзающий день пронзило ржание смертельно раненной лошади.
– Заряжай!
Сержант Уильямс находился на правом фланге роты Мюррея. Он выхватил у солдата давшее осечку ружье, выскреб из замка сырую кашицу и засыпал сухого пороха из своего рожка.
– Прицельный огонь! Стрелять без команды!
Новый лейтенант вглядывался в черно-серый дым, стараясь разглядеть офицера, и увидел кричащего на других всадника. Он прицелился, от сильной отдачи занемело плечо. Ему показалось, что француз упал, но сказать наверняка было трудно. На дорогу вылетела лошадь без всадника. С седла капала кровь.
Прогремело еще несколько выстрелов. Стволы выплевывали пламя на два фута. Конница рассеялась. Туман и дождь более не позволяли вести прицельный огонь. Французы так и не выяснили, какие силы им противостоят.
Роты Даннета перестроились для прикрытия. Раздался свисток, означающий, что Мюррей может отвести своих людей. Драгуны открыли беспорядочный огонь из карабинов. Стреляли с седел, что делало попадание почти невозможным.
– Отходим! – скомандовал Мюррей.
Последние штуцера плюнули огнем в сторону противника, и солдаты отступили. Подгоняемые страхом люди забыли о холоде и голоде и побежали к перестроившимся ротам Даннета. Теперь замерзшей пехоте предстояло долго играть в кошки-мышки с усталой кавалерией.
Стрелок Купер тащил по дороге упирающегося мула. Мюррей легонько ткнул мула палашом, и животное подпрыгнуло.
– Почему вы его не отпустите? – крикнул он лейтенанту.
– Потому что он мне еще нужен.
Лейтенант приказал Куперу отвести мула на северный склон, где бы он не мешал ротам Даннета вести огонь по французам. Зеленые куртки были обучены обороняться разбросанной цепью, в которой каждый стрелок ведет прицельный огонь из своего укрытия. Сейчас они отступали плотными рядами и стреляли залпами, как обычные пехотинцы.
– Держать строй! – крикнул сержант Уильямс.
Французский авангард осторожно приближался к мосту: около сотни всадников на измученных лошадях. Применять кавалерию в горах при такой погоде было безумием, но император приказал догнать и уничтожить британскую армию. Это означало, что лошадей будут сечь до смерти. Копыта были замотаны в тряпки, чтобы кони меньше скользили.
– Стрелки! Примкнуть штыки! – скомандовал Даннет.
Солдаты вытащили из ножен длинные штыки и закрепили их на стволах заряженных винтовок. Команда была излишней, так как французы, похоже, не собирались больше атаковать. Тем не менее устав требовал вести бой с кавалерией при примкнутых штыках, и Даннет решил подстраховаться.
Капитан Мюррей вытер влагу с лезвия тяжелого кавалерийского палаша, который, как и ружье лейтенанта, считался причудой. Пехотным офицерам полагалась легкая изогнутая сабля, но Мюррей носил прямой палаш, одним весом способный проломить человеческий череп.
Драгуны спешились и выстроились в ломаную линию, протянувшуюся далеко по обе стороны моста.
– А они не шутят, – пробормотал капитан и нервно оглянулся, в надежде увидеть британскую кавалерию.
– Отступать поротно, – крикнул майор Даннет. – Джонни, отводи своих.
– Пятьдесят шагов, марш!
Две роты капитана Мюррея отошли на пятьдесят шагов и образовали новую линию обороны.
– Первому ряду приготовиться к стрельбе с колена! – приказал Мюррей.
– Все бежим, – проворчал стрелок Харпер. Гигант ирландец славился непокорным характером. У него было широкое, плоское лицо с песочного цвета бровями, сейчас покрытыми белой изморозью. – Нет чтобы передушить этих тварей. Представить только, сколько жратвы у них в ранцах! – Он тоже обернулся на запад. – Где, будь она проклята, наша кавалерия?
– Молчать! Смотреть вперед! – резко скомандовал лейтенант.
Харпер смерил его насмешливым и презрительным взглядом.
Вдали виднелись смутные очертания драгун. Время от времени с их стороны раздавались выстрелы, и ветер поднимал облачка серого дыма. Один из стрелков получил ранение в ногу и отчаянно клял французов.
Новоиспеченный лейтенант прикинул, что до полудня оставалось не более двух часов. Хорошо, если бой завершится к раннему вечеру. Ему еще предстояло найти овчарню или церковь, где стрелки смогли бы укрыться на ночь. Он молил Бога, чтобы подвезли муку. Ее смешивали с водой, поджаривали на огне и ели. Мешка хватало на ужин и на завтрак. Если повезет, будет и мясо убитой лошади. Наутро люди проснутся с судорогами в животе, построятся и побредут на запад, пока не прозвучит очередная команда развернуться и дать бой. Тем же самым драгунам, которые сегодня позволили им отойти.
– Не очень-то они рвутся в атаку, – проворчал лейтенант.
– И правильно, – задумчиво сказал Мюррей. – Их ждет курица с чесноком, хорошее красное вино и ядреная девка в постели. Кому захочется помирать в промозглой дыре, если все это под боком?
– Отступаем колоннами, по полуротам! – приказал Даннет, уверенный, что противник больше не рискнет ввязываться в бой. – Капитан Мюррей, прошу вперед!
Прежде чем Мюррей успел отдать приказ, новоиспеченный лейтенант громко крикнул:
– Кавалерия сзади!
– Это наши, олух! – Даннет не скрывал своего презрения к интенданту.
– О черт! – выругался Мюррей, посмотрев на дорогу. – Задняя шеренга, кругом! Майор Даннет! Это французы!
Один Бог знал, откуда за спиной у стрелков взялись три свежих вражеских эскадрона.
Сквозь распахнутые тужурки французов виднелись зеленые мундиры с розовым шитьем. Всадники уже обнажили палаши. Их вел егерь, что было довольно странно. Офицер был одет в красную накидку, малиновый ментик и черную меховую папаху императорской гвардии. Рядом с ним, на огромном чалом жеребце скакал человек в черной бурке и сверкающих белых сапогах.
Даннет растерянно уставился на неожиданно возникшего противника. Стрелки лихорадочно перезаряжали ружья. Интендант опустился на колено, набросил ремень на локоть и выстрелил в егеря. Пуля пролетела мимо, и стрелок Харпер презрительно хмыкнул.
Из вражеских рядов раздался горн. Его резкий звук предвещал смерть.
Егерь поднял палаш. Человек в бурке вытащил саблю. Всадники перешли на рысь, копыта застучали по замерзшей земле. Драгуны надвигались тремя эскадронами, каждый из которых отличался мастью лошадей. В первом эскадроне лошади были черными, во втором гнедыми, в третьем – светло-гнедыми. Подобное построение было обычным для парада, в бою масти быстро перемешивались за счет запасных лошадей. Трубачи и трое всадников с остроконечными флажками на пиках восседали на серых скакунах. Флажки ярко выделялись на фоне низкого серого неба. Кристаллами белого льда сверкали палаши драгун.
Майор Даннет понял, что стрелкам грозит уничтожение.
– Строиться в каре! В каре! Строиться!
Солдаты поспешно сгрудились в неровный квадрат. Попавшие в первые ряды опускались на колени и упирали приклады в землю, каре ощетинивалось штыками. Задние заряжали ружья, обдирая о штыки застывшие пальцы. Стрелок Купер и его мул оказались в середине каре.
Светло-гнедой эскадрон повытаскивал карабины и спешился. Два других эскадрона надвигались на стрелков. До каре оставалось не менее ста шагов, и драгуны не спешили переводить коней в галоп.
– Огонь! – скомандовал Даннет.
Успевшие перезарядить ружья выстрелили. С десяток лошадей потеряли седоков. Стрелки толкались и перестраивались, стараясь образовать правильный квадрат, из которого мог бы стрелять каждый. Теперь они стояли в три ряда.
– Огонь!
Новый залп принес врагу больший ущерб. Егерь дал команду рассеяться. Всадники разлетелись в стороны, дав возможность спешившимся драгунам открыть стрельбу из карабинов. С восточной стороны появились драгуны, ранее преследовавшие отступавших стрелков.
Каре представляло идеальную мишень для карабинов. Рассыпаться в цепь стрелки не могли, конница мгновенно изрубила бы их в куски. Полковник-егерь оказался смышленым типом, подумал лейтенант. Многим стрелкам придется отдать сегодня свои жизни.
Некоторые уже погибли. Центр каре превратился в кровавую кашу, звучали вопли раненых, проклятия и отчаянные молитвы. Дождь усилился, стрелкам приходилось сыпать на полку все больше пороха, чтобы выпустить в сторону почти невидимого врага очередную пулю.
Эскадроны на конях откатились на запад и перестроились. Теперь они ожидали своего часа по обеим сторонам дороги. Застывшая сталь палашей отливала смертельным блеском. Пока зеленые куртки сохраняли боевой порядок, и каре щетинилось бледными штыками, всадники были не страшны. Но огонь карабинов выкашивал стрелков, и рано или поздно каре должно было дрогнуть, после чего кавалерийская атака разметет его, как кучу сухих листьев.
Даннет это понимал и отчаянно искал спасения. Он увидел его в низком облачке, укутавшем склон в двухстах ярдах к северу. Если солдатам удастся подняться на гору, они спасены. Майор колебался. Пуля ударила сержанту в голову, и тот замертво рухнул на землю. Отчаянно завизжал раненный в живот стрелок. Еще один, с пробитой ступней, давился слезами, но упорно перезаряжал ружье.
Даннет вглядывался в клубящееся на вершине горы облачко и поглаживал мокрые от дождя короткие усы. Наконец он решился:
– Вверх! Марш! Держать ряды!
Каре поползло наверх. Стрелки подбирали кричащих от боли раненых. Пули французов с глухим стуком продолжали попадать в цель.
Ряды англичан расстраивались, то и дело приходилось останавливаться, чтобы поднять раненого или выстрелить в ответ. Каре двигалось убийственно медленно. Растрепанные нервы майора Даннета не выдержали.
– Разойдись! Бегом марш! Бегом марш!
– Нет! – крикнул лейтенант, но на него не обратили внимания. Стрелки обратились в бегство. Чтобы спастись, им надо было успеть взобраться на гору раньше кавалерии. Как оказалось, полковник-егерь безошибочно рассчитал дистанцию.
Солдаты бежали со всех ног, но хриплое их дыхание и топот сапог потонули в грохоте копыт.
Стрелок обернулся и увидел оскаленные зубы лошади. В следующее мгновение он услышал резкий звук горна и свист палаша. Несчастный завизжал.
Началась бойня.
Всадники размели солдат и крутились, выискивая жертвы.
1 2 3 4 5